Однако в глубине души я знал, что это не так. Нечто другое вмешалось в ход событий, разрушив символ Нефритового льва.
Хотел этот кто-то помочь мне и Снежане? Знал ли он вообще о нашем существовании, или бросил горсть песка на чашу весов совершенно случайно, занимаясь иным и преследуя другие цели?
Ответ на эти вопросы был чрезвычайно важен — или же ничего не значил. Я выхватил из-за пояса явару и направил огненного феникса на стража кургана. Бесконечная свобода переливалась по моему телу, сладкая и пьянящая, как обещание жизни.
Полукруглое лезвие снесло голову чудовища, разбросав тысячи мелких трещин по его ледяному телу. Один за другим падали ледяные воины, осыпаясь в снег, — точно так же, как несколько мгновений назад рушился в вихрь символ Нефритового льва.
Вязкий дым поднимался над широкой пиалой.
Снежана сидела на большой вышитой подушке, скрестив стройные ноги, и положив перед собой багряный клинок. Мягкие волосы, цвета воронова крыла, падали на прекрасное лицо девушки.
Она молчала, и мне тоже не хотелось прерывать тишину — я знал, что там, в глубине души, она все еще стоит перед высоким курганом, не сводя глаз с призрака Ольгерда.
Люди вокруг говорили мало. Юрта трактирщика в Ледяной степи — это не караван-сарай в Харамистане, где громкие голоса сливаются со звоном золотых чаш, а веселому смеху вторят песни бродячего сказителя-гоблина.
Там, в прохладе оазиса, где яркое солнце сверкает в каплях росы на широких листьях сильфийской пальмы, душа человека распахивается миру. Он черпает силы отовсюду — из небесного света, из аромата тропического леса, и даже улыбка случайного путника наполняет сердце теплом.
Но здесь, в ледяной степи, природа так враждебна и человеку, и гоблину, что ты запахиваешься поглубже в теплую шубу, молчишь, настороженно оглядываясь исполдлобья, и видишь в каждом вокруг своего врага.
Холодный ветер, налетавший из промерзшей пустыни, бился в толстые стены юрты, заползал под них морозными пальцами, бросая на пол рассыпчатые белые горсти.
— Никогда не думала, что Ольгерд закончит вот так, — сказала Снежана. — Мне всегда казалось, будто я умру как-то героически, романтично, но я никогда не спрашивала себя, что будет потом. Навеки стать рабом кургана…
Она передернула плечами.
— Ты собираешься помочь Ольгерду? — спросил я.
Снежана сделала небольшой глоток из пиалы. Это был гоблинский чай — терпкий, с растворенными кусочками жира и дольками пещерных грибов, плавающих на поверхности, словно мертвые рыбы.
Я видел — напиток ей не нравится, но горло девушки вдруг свело судорогой, как бывает, когда хочешь заплакать. Она не знала, что это такое, или, по крайней мере, убедила себя в том, что не знает. И теперь ей надо было отпить, пусть даже этого жуткого гоблинского чая, чего угодно, лишь бы голосовые связки расслабились и перестали корчиться, выпустив на волю слова.
— Я должна, — амазонка коротко улыбнулась.
Нет ничего хуже таких улыбок.
— И как ты собираешься это сделать?
Она подумала, только для вида, — ответ был уже готов и ждал только вопроса.
— Ты говорил, что знаешь колдуна света?
— Да, — подтвердил я. — Его зовут Порфирий. Живет на острове Рюген, при храме Свентовида. Сама знаешь, эта школа волшебства не пользуется особой популярностью. Для боя не создана, да и денег не приносит. Он, скорее, монах, чем чародей.
Тяжелый полог распахнулся, пропуская в юрту серого гнолла. Свистящая вьюга влетела следом за ним, веером метнула на пол хрустящую крошку, лизнула холодным языком лица тех, кто сидел рядом с входом.
— Это то, что мне нужно, — сказала Снежана. — Думаешь, он согласится помочь?
— Порфирий никому не отказывает в помощи, — ответил я. — Возможно, потому, что его редко о чем-то просят. А что ты задумала?
Девушка обхватила пиалу обеими руками.
— Колдуны света — единственные, кто умеет заклинать призраки. Ты говорил, он очень силен?
— Он архимаг.
— Отлично. Пусть успокоит души рабов. Тогда они перестанут пытать Ольгерда. Знаю, это не каждому чародею по плечу, но надо попытаться.
Гнолл прошел мимо нас, устраиваясь возле котла с едой. Это место уступали тому, кто пришел последним — таков обычай Ледяной степи.
Юрта не топится; в основном, ее согревает тепло тех, кто собрался здесь.
Единственный огонь полыхает под начищенным казаном[3], в котором варится похлебка. Он мал, как звезда на далеком небе, — но тот, кто долгие часы брел по заснеженной пустыне, рад даже тихому потрескиванию дров, и слабому аромату чая.
— Ты хочешь, чтобы я сам попросил об этом Порфирия? — спросил я.
— Тебя он знает. И потом, я не хочу бросать Ольгерда одного. Вернусь к кургану, прочитаю несколько заклинаний. Магия огня призракам не страшна, но я немного училась на некромантку. Все лучше, чем ничего, да и ему будет приятно чувствовать, что я рядом.
Хозяин-гоблин прошел мимо нас, шлепая валенками по расстеленным на полу шкурам.
— Для того, чтобы попасть на Рюген, необходимо несколько месяцев, — предупредил я. — Остров защищает могущественная магия. Это столица Свентовида — туда нельзя перенестись с помощью колдовского портала.
— Я знаю, — сказала Снежана. — Потому и хочу остаться. Ольгерд должен знать, что я о нем не забыла. Если поедем вместе, он подумает, будто я его бросила.
Я откинулся на вышитую подушку.
— Думаешь, успеешь найти за это время? — спросил я.
Амазонка вскинула голову.
— Что?
— Череп Всеслава. Тот, что, согласно легенде, способен изгонять призраки. Я буду совершать долгие ритуалы очищения, — без которых нельзя ни попасть на остров, ни покинуть его. А ты тем временем примешься искать вещь, которую даже некроманты запретили упоминать в своих летописях — а уж им-то, казалось бы, не с чего бояться смерти.
Снежана стиснула зубы.
— У меня мысли на лбу написаны? — спросила она. — Если так, то вроде бы волосы длинные. Закрывать должны.
Я пожал плечами.
— Ты сама некромант, и знаешь — если маг Порфирий и согласится провести такой ритуал, то изгонит все души, в том числе и Ольгерда. После этого твой друг попадет в Нидгаард, откуда провалится в Геенну.
Не всегда приятно говорить о мертвецах правду, но порой это нужно сделать, чтобы живые не присоединились к ним.
— Только человек с чистым сердцем может выйти из Нидгаарда в Лимб, а оттуда вознестись в Элизиум. Рабов Ольгерда захоронили вместе с ним, заживо. Он знал, что это произойдет, а значит, виновен. Не думаю, будто ты хочешь такой судьбы для него. Значит, решила отправить меня поиграть в песочек, пока сама займешься чем-то очень опасным.
Девушка кивнула.
— Только череп Всеслава дает власть над мертвыми, — сказала она. — Какая ж я дура, что пыталась тебя обмануть. Надо было просто дать по затылку кастетом, заковать в цепи и запереть на время. В Диррахие есть дворец для таких целей…
Она отпила чая.
— Место хорошее. Сама проверяла. Там знатные дамы держат дорогих наложников. Если, скажем, драконов в пещере не хватило, и муж вернулся из похода пораньше. Игрушку надо куда-то спрятать, пока благоверный снова не отправится покорять мир, а евнухи Диррахия[4] позаботятся о нем за хорошую плату.
Снежана выудила кусочек гриба двумя пальцами, осторожно облизнула его и проглотила.
— Или если заездили бедняжку, и ему надо восстановить силы. Давно хотела тебя туда отправить — на отдых, да все не складывалось. А тут такая удача, и надо же, упустила момент.
Ведунья посерьезнела.
— Ты не должен ехать со мной. Сам же сказал, даже некромантов этот череп пугает. Тот поход у Всеслава с самого начала был неудачным. Воевода предупреждал, что нельзя плыть через пороги на ладьях.
— Печенеги отрезали ему дорогу, — подтвердил я. — Его дружине пришлось зимовать там. Наступил голод — такой, что за конскую голову давали полгривны. Когда пришла весна и лед спал, князь захотел прорваться через вражеские заслоны, — но измученная армия была обречена. Ему отрубили голову, а из черепа сделали чашу, оковав ее золотом.
— Никто не знает, как она приобрела власть над мертвыми, — продолжила за меня Снежана. — Хан передал его в дар оркскому кагану, и несколько лет кубок хранился в Кеграмском форте, на Камышовой реке. Затем его следы теряются.
— Говорят, орки испугались могущества чаши, — заметил я, — и поспешили избавиться от нее. Говорят, будто дух Всеслава преследует каждого, кто осмелится выпить из нее — но я полагаю, это просто легенда. Призрак князя скорее захотел бы отомстить печенегам, но этого не случилось.
Снежана бережно взяла меня за руку.
— Тебе незачем рисковать, — сказала она. — Ольгерд спас мою жизнь, а не твою. Я ему должна, а не ты. Найти голову Всеслава и свою сохранить — значит, слишком искушать удачу. Лучше уж с гоблинами в кости играть. А как найду — будет еще хуже. Для того, чтобы разбудить силу черепа, надо вызвать к жизни такие силы, что могут просто размазать.
Она скупо усмехнулась.
— Но и то хорошо — другим не придется меня хоронить, а мне — гнить в кургане, как делает это Ольгерд. Впрочем, амазонок сжигают.
— Прости, Снежа, — я покачал головой. — Но отпустить тебя одну не могу. Мне надо позаботиться о своих деньгах. Вспомни, сколько я тебе цветов подарил. Обеды в лучших тавернах. Наряды. Драгоценности. А ведь это все удовольствия дорогие. Я уже не говорю про время и силы. Нет, слишком много в тебя вложено, чтобы вот так все бросить.
Какое-то время девушка разглядывала меня.
— И отговорить тебя не удастся? — спросила она.
— А если попробуешь сбежать, или еще что выкинешь — все равно поймаю, — предупредил я.
Девушка фыркнула и смерила меня взглядом.
— А что потом? Перекинешь через колено и отшлепаешь?
— Ни в коем случае, Снежа — а вдруг тебе понравится. Я просто найду череп раньше тебя, и разбужу его силу сам.
Снежана медленно выдохнула. Она не смирилась с поражением, но поняла, что настало время отступить.
— И ведь найдешь же, — пробормотала она.
Потом глухо зарычала, встряхнув пушистыми волосами. Редкая девушка может сделать так и выглядеть прекрасной, а не как взбесившийся орк.
— Почему ты всегда выигрываешь у меня в спорах? — спросила она.
— Зато удар справа у тебя лучше выходит, — утешил я.
— Нам надо остаться наедине, — сказал я.
Гоблин настороженно поднял голову от братины, где побулькивал чай. Хозяин только что нарезал туда свежей капусты, которую выращивал под снегом. Несколько простых заклинаний бывают очень полезны, если держишь огород в Ледяной пустыне.
Я понял, разговор начался не с той ноты. Трактирщик испугался, что именно ему я предлагаю побыть вторым. Если человек несколько недель, один, бредет по снежной пустыне — что ж, у него могут возникнуть и более безумные идеи, чем романтическое свидание с пожилым гоблином-садоводом.
Он уже хотел открыть рот, чтобы излить на меня оскорбленную невинность, но тут взгляд его темно-серых, с карими прожилками глаз коснулся Снежаны. Девушка уже сбросила с плеч легкую шубку, и осталась в черном доспехе из кожы вивверны, с золотыми заклепками.
Возрадовавшись тому, что не придется отбиваться от изголодавшегося по общению постояльца, гоблин с важным видом помешал чай, бросил в него два рубленых гриба, и сообщил:
— А что вам, под шкурами неудобно? У меня только две юрты. В одной едят, в другой спят, потому как…
Он явно хотел добавить, что во время сна происходит нечто, способное испортить аппетит окружающим, но тут же вспомнил, — вокруг гости, которые вот-вот захотят еще по чашечке чаю. Поэтому быстро выровнял полет разговора:
— Отапливать нечем. Хотите — в спальную отведу. Только там…
Гоблин вытер нос.
— Несподручно будет.
Я собирался с достоинством возразить срамнику, что вовсе не намерен черпнуть любовных утех под его гостеприимной, но кишащей радужными блохами крышей.
Уединение было нужно нам по совсем иной причине — для того, чтобы создать магический портал, и с его помощью перенестись на несколько тысяч верст, к Камышовой реке, — туда, где, согласно легенде, люди в последний раз видели череп Всеслава.
Конечно, раскрыть волшебную дверь можно в любых условиях. Любой школьник знает, что в битве при Эзенроте чародей Селебзир распахнул врата, через которые прошла византийская конница, несколько баллист и отряд дендроидов.
Однако подобное колдовство требует больших затрат энергии. Совершив заклинание, Селебзир погрузился в хрустальный сон, и провел в этом состоянии шесть с половиной лет, просыпаясь лишь раз в неделю, чтобы поесть и прочитать молитву.
На ближайшие годы, у меня имелись другие планы, поэтому я должен был совершить заклинание в тишине и покое, как предписывает Драконья книга магов. Все это я собирался объяснить трактирщику, однако же не успел.
Снежана тут же прищелкнула языком и подмигнула гоблину с самым бесстыжим видом — так ведет себя девочка-подросток, когда, сказав маме, будто идет поиграть с подружками в куклы, сама гуляет с парнем из колледжа магов, и очень хочет показать всем вокруг, что уже взрослая.
— Но сам-то ты спишь не там, — сказала она, умудрившись вложить в эти простые слова столько подтекста, что проходи мимо смиренные монашки, собирающие пожертвования на приют для сироток, — всех бы хватил удар.
А окажись поблизости монастырь — тут же бы рухнул.
Гоблин икнул, подвергнув серьезной опасности чай, в который едва не натекли слюни. Да, если бы Снежана пригласила его побыть наедине — он бы не колебался.
Этот мир дает женщинам гораздо больше возможностей, чем мужчинам — но, к счастью или к беде, почти ни одна из них не умеет ими воспользоваться. А вот если девушка знает, с какой стороны хлеб намазан белужьей икрой — только держись.
Держаться было непросто. Сразу же захотелось призвать Снежану к порядку, напомнив, что она не в борделе для амазонок, да и вообще, рядом могут оказаться знакомые.
Однако делать этого я не стал. Если хочешь общаться с людьми, и получать плюшки хоть немного чаще, чем тумаки, — прежде всего надо научиться, когда вмешаться, а когда промолчать в тряпочку.
К слову, Снежана как раз-таки этого не умеет.