Чортушка

Выходятъ изъ-за службъ: Муфтелъ – прямо идетъ къ Антипу – и Хлопоничъ – остановился, и бесѣдуетъ запанибрата съ Лаврентіемъ Ивановичемъ.

Муфтель. Ты зачѣмъ же къ намъ пожаловалъ, дѣдъ? Наскучило на волѣ?

Антипъ. На волѣ, сударь Карла Богданычъ, никому наскучить не можетъ. Но желательно успокоить свои кости въ родной землѣ.

Муфтель. Въ землѣ? Ишь, какой прыткій. Земля, дѣдъ, это – глядя по покойнику. Землю, дѣдъ, надо заслужить. Велитъ князь, попъ хоть медвѣдя отпоетъ съ церемоніей. Не велитъ, и святому не дастъ погребенія. Такъ и будешь валяться поверхъ земли, какъ падаль.

Антипъ. Люди не приберутъ Богъ приберетъ. Это все какъ вамъ будетъ угодно.

Муфтель. Не изъ робкихъ, однако. Князь тебѣ не страшенъ?

Антипъ. Что мнѣ можетъ сдѣлать хотя бы и князь? Живу осьмой десятокъ. Хуже смерти ничего не будетъ, a смерти я не боюсь. Даже очень ея желаю. Самое время, Карла Богданычъ. Зажился.

Муфтель. Смотри, старикъ: не пришлось бы готовить спину для расчески.

Антипъ. Да меня и драть-то не по чемъ. Пори, другъ, коли совѣсть не зазритъ. Хлопай плетью по костямъ! Все равно, что на муху съ обухомъ.

Муфтель. Жди, доложу… Что y насъ сегодня въ запискахъ? Господи Боже мой! Двадцатый годъ ежедневно хожу на рапортъ, a вѣрите ли, господинъ Хлопоничъ, не могу, чтобы руки не дрожали.

Хлопоничъ. Стало быть, въ дѣтствѣ куръ воровали, оттого.

Муфтель (смотритъ въ бумаги). Между прочимъ, господинъ Хлопоничъ, имѣю докладъ о потравъ вашимъ скотомъ нашего лужка.

Хлопоничъ. Хи-хи-хи? Какая же моя потрава? Ваши объѣдчики захватили мой скотъ на моей же землѣ.

Муфтель. На спорной-съ.

Хлопоничъ. Ну! Какая она спорная, Карлъ Богдановичъ? И дѣдъ мой владѣлъ, и прадѣдъ.

Муфтель. Ужъ это вы князю объясняйте, a мнѣ отъ него велѣно, что потрава ваша.

Хлопоничъ. А я спорить, что ли, буду?

Муфтель. Взыщемъ съ васъ штрафъ.

Хлопоничъ. А я заплачу. Хоть и не за что, a заплачу. Я противъ князя не спорщикъ. Угодно его сіятельству, чтобы я былъ виноватъ, виноватъ! Угодно, чтобы платилъ – плачу! Двадцатилѣтнимъ покровительствомъ удостоенъ и ни разу имъ словечкомъ единымъ не поперечилъ. Помните, какъ онъ, князинька нашъ, свояченицу мою увезъ, Ольгу Филаретовну?

Муфтель. Это – черномазенькую? На блоху была похожа?

Хлопоничъ. Ничего не на блоху. Имѣла бѣлокурую косу блондинъ и глаза синіе, какъ жандармскій мундиръ.

Муфтель. Мало ли ихъ y насъ перебывало? Запамятовалъ.

Хлопоничъ. Прямо изъ дома моего онъ ее выхватилъ, изъ-за имениннаго стола. Въ мою же медвѣжью шубу завернулъ, фюить! Поѣхали!.. Что же? Я развѣ протестовалъ? Бери! Шубу – такъ шубу! Свояченицу – такъ свояченицу! Твой есмь! взысканъ, благодарю!

Муфтель. Да, капиталецъ отъ князя собрали немалый.

Хлопоничъ. Не таю: собралъ. Потому что князь майской грозѣ подобенъ: накажетъ на грошъ, наградитъ на полтину.

Муфтель. Не очень на грошъ: ищемъ съ васъ семьдесятъ три рубля пятьдесятъ четыре копейки.

Хлопоничъ. Заплачу. Безъ малѣйшаго колебанія и разговора. Съ признательностью. Съ сильнымъ не борись, съ богатымъ не судись. Такъ-то, Карлъ Богдановичъ.

Князь Дмитрій въ припрыжку бѣжитъ съ подъѣзда; за нимъ бонна, нянька, Олимпіада и Серафима.

Хлопоничъ. Князенька нашъ молодой! Дому сему наслѣдникъ! Все ли въ добромъ здоровьицѣ? Солнышко наше красное! Ручку пожалуйте!

Нагибаясь къ князьку, становится почти на колѣни.

Муфтель (смотритъ въ бумагу). Расходъ къ утвержденію на перекрытіе садоваго павильона, ибо въ спальной княжны Зинаиды Александровны оказалась течь…

Страшно морщится и вздыхаетъ.

О княжнѣ докладывать… О-хо-хо-хо-хо-хо… о княжнѣ…

Чешетъ переносицу карандашемъ и, отойдя къ Олимпіадѣ и Серафимѣ, горячо говоритъ съ ними.

Князь Дмитрій. Хлопоничъ! Я буду казакъ, a ты лошадь.

Хлопоничъ. Извѣстно, что лошадь, князинька, свѣтикъ мой золотой! Го-ги-ги-го! Во всѣхъ статьяхъ сущая лошадь.

Князь Дмитрій (взбирается ему на спину). Ты, Хлопоничъ, будешь сѣрая лошадь.

Хлопоничъ. Въ яблокахъ, ангельчикъ?

Князь Дмитрій, подумавъ. Въ яблокахъ. Пошелъ въ садъ!

Хлопоничъ. Ги-ги-ги-го!

Увозитъ князька. Бонна и нянька слѣдуютъ за ними.

Олимпіада. Нѣтъ, батюшка Карлъ Богдановичъ. Во всемъ другомъ рады служить съ великимъ удовольствіемъ, a въ этомъ – извините.

Серафима. Вамъ самимъ хорошо извѣстно, что князь звѣремъ становится, когда ему говорятъ о княжнѣ…

Олимпіада. Своя рубашка къ тѣлу ближе.

Серафима. Онъ спину-то подъ бархатъ отдѣлаетъ и съ разводами.

Муфтель. Пожалѣетъ красавицъ!

Олимпіада. Какъ же!

Серафима. Жалѣлъ волкъ кобылу, оставилъ хвостъ да гриву!

Олимпіада. Развѣ y него человѣческія чувства? Была бы дѣвка, a которая…

Серафима. Онъ насъ, поди, и по именамъ-то не знаетъ.

Муфтель. Врете! Врете! Обѣ врете, шельмочки! Вы y него – не какъ прежнія, большую силу забрали. Обворожили старика.

Олимпіада. Не знаю, на какой вы счетъ…

Муфтель. Вы мнѣ очковъ не втирайте, a лучше откройте хитрость вашу: какимъ способомъ вы показываете ему сатану?

Серафима. Ахъ, вы относительно сіянсовъ?

Олимпіада. О спиритическомъ пришествіи мертвецовъ?

Муфтель. Э, полно! развѣ я не понимаю, что все вы устраиваете?

Серафима. Ахъ, какъ много въ васъ ошибки!

Олимпіада. Смѣли бы мы шутить съ княземъ?

Муфтель. Стало быть, и въ самомъ дѣлѣ черти?

Олимпіада. Конечно, черти, Карлъ Богдановичъ.

Серафима. Черти!

Муфтель. И покойники?

Олимпіада. И покойники.

Серафима. Намъ съ Олимпіадой отъ этихъ сіянсовъ даже ужасно жутко.

Олимпіада. Хоть и не наша вина, a господскій приказъ, – но все же какого грѣха мы набираемся?..

Серафима. Вѣдь это волшебство! За него отвѣтъ на томъ свѣтѣ.

Олимпіада. Да и страшно, инда дрожимъ.

Муфтель. Ладно! Видѣлъ я, какъ вы дрожите. Щеки отъ смѣха лопнуть хотятъ. Палецъ вамъ покажи въ то время, обѣ прыснете. Вотъ возьму и покажу палецъ

Дѣвушки хохочутъ.

Олимпіада. Нѣтъ, Карлъ Богдановичъ, не показывайте!

Серафима. А то, и впрямь, неровенъ часъ.

Муфтель. Хорошо… Хорошо… Ну, a на счетъ княжны-то?

Олимпіада. Пожалѣйте, Карлъ Богдановичъ!

Серафима. Рыскъ невообразимый.

Муфтель (грозитъ пальцемъ). Ой, дѣвушки, не ссорьтесь съ Богданычемъ. Рука руку моетъ. Сейчасъ вы сильнѣе меня y князя, это что и говорить. Но вашей сестры y него сколько хочетъ, столько проситъ, a Муфтель одинъ. И сегодня Муфтелъ передъ тобою картузъ гнетъ, a завтра Муфтель тебѣ спину деретъ.

Князь Дмитрій (съ гикомъ выѣзжаетъ на Хлопоничѣ обратно, треплетъ его за волосы, бьетъ кулаченками по щекамъ). Но, Хлопоничъ! Но! Ну, скачи же, Хлопоничъ! Что же ты, Хлопоничъ, не ржешь?

Хлопоничъ. Ги-ги-ги-го!

Князь Дмитрій. Стой! Довольно!

Соскочилъ.

На верхъ, къ папѣ, пускай меня Муфтель везетъ.

Муфтель. Нѣтъ, князинька, Муфтель не повезетъ.

Князь Дмитрій. Отчего?

Муфтель. Оттого, что Муфтель солдатъ, a не лошадь.

Князь Дмитрій. А какъ же Хлопоничъ лошадь?

Муфтель. Ужъ такъ, видно, его Богъ превратилъ, поставилъ съ двухъ ногъ на четыре копыта.

Князь Дмитрій. Развѣ такъ бываетъ?