Лёгкое приседание, за ним, напротив, полное распрямление. Взлёт, компенсирующий падение.
— Ну что вы, ваше высочество. — Опускаю глаза. — Для меня это большая честь.
— Я ещё не задал вам непременного вопроса местного жителя, — усмехнулся Рикардо. — Как вам нравится в Эсталии.
— О, чрезвычайно нравится, — заверила я.
— Непременный ответ гостя, — хмыкнул принц. — А как насчёт искреннего ответа?
'А как насчёт искреннего вопроса?' — чуть было не парировала я. Но — нет, с принцами так не разговаривают.
— Ваше высочество, можете не сомневаться, я говорила совершенно искренне. Мне действительно всё здесь нравится. От вида из окна и до партнёров по танцам.
— И вы совсем не скучаете по родине?
— Пока нет. Возможно, это прозвучит несколько бездушно, но такова правда. Думаю, при таком количестве новых впечатлений у меня ещё просто не было времени заскучать. У герцога такой прекрасный дворец. Великолепные произведения искусства, удивительный сад. А уж про бал я и вовсе молчу. Нет, ваше высочество, пока я не скучаю. Однако не сомневаюсь, что в будущем мне захочется навестить родину и встретиться с близкими людьми. Думаю, я буду уезжать туда время от времени. Муж уже сказал, что не станет возражать против таких поездок.
Отчего бы заблаговременно не подготовить почту для последующего исчезновения, уж коли мне выпадает сейчас такая возможность?
— Это весьма мудро с его стороны. У вас осталось в Листонии много родных?
Что это, просто светская беседа или стремление мягко выяснить мою подноготную? Так или иначе, ответы на подобные вопросы у меня готовы. В противном случае глупо было бы сюда соваться.
— Нет, ваше высочество. Мои родители умерли, семьи у меня в Листонии нет.
— Я очень сожалею. Простите, что поднял эту тему.
— Всё в порядке. — Я сдержанно улыбнулась. — Моя мать умерла, когда я была ещё совсем ребёнком. Отец, барон из листонийской провинции, отправил меня на воспитание в пансион для девочек при монастыре. Недавно он тоже скончался.
Про раннюю смерть матери и баронство отца — правда, хотя и случайное совпадение. Но мой отец и ныне здравствует — несколько это возможно для человека, пьющего в таких количествах, как он. Я с ним не общаюсь, так что в моей жизни он действительно отсутствует; тем не менее, тому, что он жив и здравствует, я рада.
На роль отца графини Ортэго я выбрала недавно скончавшегося барона, владевшего поместьем в одной из малопримечательных листонийских провинций. Его жена рано умерла. Случилось это ещё до того, как барон приобрёл данное поместье; к тому же он был человеком нелюдимым и мало общался соседями. В итоге вокруг его образа стали ходить всевозможные слухи — в частности про дочь, которая якобы была у барона, и которую он отчего‑то отослал из дома. Правды никто не знал; подозреваю, что и дочери‑то никакой не существовало. Зато проверить информацию на сегодняшний день было бы очень непросто, тем более что монастрыские пансионы традиционно не раскрывали информацию о своих ученицах. Так что если меня и возможно было уличить во лжи, то для этого потребовалось бы весьма продолжительное расследование, которое совсем непросто вести на территории другого государства. И заняло бы оно уж точно значительно дольше месяца.
— Так что близких родственников у меня в Листонии не осталось, — заключила я. — В основном друзья.
— Это тоже важно, — заметил принц.
— Безусловно.
Далее разговор прервался. Мы с Рикардо не разошлись, а, напротив, объединились с ещё одной парой и некоторое время танцевали вчетвером, сомкнув вытянутые руки.
— Вы позволите, ваше высочество? — послышалось спустя всего минуту после того, как четвёрки расформировались, и танцующие продолжили двигаться в парах.
— А, Рэм. Если дама не возражает, — откликнулся принц.
— А если дама возражает? — решила повредничать я.
— Если не ошибаюсь, вы обещали щадить мою тонкую душевную организацию, — усмехнулся Рэм, неспешно двигаясь рядом с нашей парой — но обыкновенной, даже небрежной, походкой, а не торжественным шагом полонеза.
— И в самом деле, — сокрушённо 'припомнила' я. — Мне следовало быть более осторожной в своих обещаниях.
Тяжко вздохнув, я виновато улыбнулась его высочеству. Рассмеявшись, принц выпустил мою руку.
— Надеюсь, вы оба получите от танца удовольствие.
Теперь рядом со мной вышагивал Рэм.
— Вы всегда танцуете с теми же женщинами, что и его высочество? — едко спросила я.
— Совсем наоборот, — ни капли не смутился миньон, — это его высочество танцует с теми же партнёршами, что и я. Он знает, что я хорошо разбираюсь в женщинах, и на мой вкус можно положиться.
— Неужели? Однако же со мной первым танцевал именно принц, а вовсе не вы, — указала я на логическую неувязку.
Но друга принца не смутило и это.
— Его высочество просто проследил за моим взглядом. А я рассматривал вас с немалым интересом.
Можно подумать, я этого не заметила!
— Вы ведь несомненно в курсе, что вы — чрезвычайно красивая женщина, леди Аделина?
Риторический вопрос. Для того, чтобы мужчины воспринимали женщину как красавицу, она прежде всего должна считать себя таковой сама. Всё остальное приложится. Но не говорить же ему этого напрямик! Тем более, что, подозреваю, Рэм из тех мужчин, которые и сами отлично это знают.
— По — моему, вы забываетесь, граф. — Строгому тону противоречил лукавый взгляд. — Спешу напомнить, что я замужем.
— Ваш муж нисколько мне не мешает. А вам?
Однако. Этот наглец умеет формулировать вопросы. Если я отвечу 'да', получится, будто муж мне мешает. Если скажу 'нет', это фактически будет означать, что я готова на интрижку. Хороший приём, ничего не скажешь. Надо будет взять его на вооружение.
— А мне любопытно: откуда у вас столь отрицательное отношение к браку? Вы что же, боитесь женщин?
— Вообще‑то нет. Но вас начинаю побаиваться.
— И совершенно правильно делаете.
— Вы находите? А я‑то как раз вознамерился перебороть этот страх.
Рэм смотрит на меня с высоты своего роста, и в глазах плещется азарт, которого он и не думает скрывать. Азарт, увы, вещь заразная, и я понимаю, что мой собственный взгляд отвечает ему той же монетой.
— В самом деле? И как же вы намерены бороться с этим чувством?
— Для начала хочу узнать вас получше.
Мы разошлись, чтобы почти сразу же встретиться. Его правая рука тянется к моей, лёгкий поклон — и мы опять отдаляемся друг от друга, чтобы на сей раз сойтись в танце с чужими партнёрами. Затем он возвращается и подаёт мне руку.
— Итак, может быть, мы перестанем обсуждать мою персону? Давайте поговорим о вас, — предложил Рэм, когда мы продолжили танцевать в паре.
— О чём же именно? — полюбопытствовала я.
— О чём угодно, — беззаботно откликнулся он. — Ну, например, как вам нравится в Эсталии?
— Вы неоригинальны, граф, — откровенно поморщилась я.
— Неужели принц и тут меня опередил? — наигранно посетовал Рэм. — В таком случае, может быть, расскажете мне о Листонии? Например, откуда вы родом?
— Это небольшая провинция, навряд ли вы о ней слышали. Она называется Энкатта. Рассказывать о ней, признаться, особенно нечего.
— Но вы ведь не прожили в этой провинции всю жизнь?
— О нет, я немало ездила по стране.
— Отлично. В таком случае расскажите мне о других её достопримечательностях.
— А вы что же, сами там не бывали?
— Увы. Знакомство с заграничными городами у меня как‑то не сложилось.
— Вы что же, никогда не выезжали из Эсталии? — умилилась такой неискушённости я.
— Ну почему же, не совсем. Выезжал. Три года назад мы вместе с его высочеством посетили Эркландию. Очень хотели взглянуть на достопримечательности, даю вам слово джентльмена.
— И что же вам помешало?
— Всякая ерунда. Пушки, мушкеты, сабли и прочие глупости. Мы трижды пытались пробиться поближе к столице — и к достопримечательностям, — но нас отбрасывали к границе. Потом пришлось переместиться на нашу территорию, потом мы снова пробились в Эркландию… А когда дело, казалось, пошло на лад, правители вдруг взяли, да и подписали мирный договор. Так что до достопримечательностей мы всё‑таки не добрались. — Рэм тоскливо вздохнул. — Не повезло.
— Зато повезло достопримечательностям.
У него идеально выбрито лицо. Здоровая, гладкая, загорелая кожа. Наверное, очень удобно давать пощёчину: рука даже не оцарапается о щетину…
Зелёные глаза озорно блеснули.
— Вы считаете нас такими варварами?
— Нет, мне просто интересно, что мог делать на поле боя красивый избалованный папенькин сынок вроде вас. Вы хоть раз обнажили оружие? Или исключительно прятались за чужими спинами?
Я послала ему чарующую улыбку.
— Вы попали в точку. Я прятался за спиной у принца, — развеселился Рэм. — Знаете, я только для этого и взял его с собой в ту кампанию.
Я опустила глаза, невольно усмехнувшись. Даже визуально трудновато было представить себе эту картину: как‑никак Рэм значительно шире в плечах, чем его высочество. А учитывая славу одной из первых шпаг Эсталии — если, конечно, верить рассказу Армана…
— Вы в самом деле считаете меня папенькиным сынком? — осведомился он чуть погодя.
— Ну, дядиным племянником, какая разница? — просияла я.
— Вот как. Ну что ж. Как минимум вы находите меня красивым. Или тут слух мне изменил?
— Отнюдь. Вы действительно красивы. — Я даже не думала опускать глаза или хотя бы деликатно покраснеть при таком утверждении. — Но вам совершенно нечем гордиться, — продолжила я, привнося в комплимент заранее подготовленную ложку дёгтя. — В этом нет ни капли вашей заслуги.
Шествовавшая перед нами пара, дойдя до конца зала, повернула направо. Мы, в свою очередь, повернули налево и продолжили движение в колонне.
— Я имею привычку пользоваться всеми своими преимуществами, — зачем‑то просветил Рэм. — В том числе и теми, в которых нет моих заслуг. К слову, это первое правило воина.
— А разве у нас идёт война? — захлопала ресницами я.
Длинными, густыми и пепельно — чёрными ресницами. И он определённо это оценил.
— Как знать? — загадочно откликнулся партнёр.
В этот момент к нам приблизился Арман, и Рэм незамедлительно уступил право со мной танцевать 'законному супругу'.
— Что они от тебя хотели? — поинтересовался он после того, как мы немного продвинулись, следуя за шествующей впереди парой.
— Ревнуешь? — не удержалась от шпильки я.
— Имею право, — хмыкнул Арман. — Как‑никак, я — твой законный супруг.
— Очень мило, что ты вспомнил о законности, — просияла я.
— Не отвлекайся. Так что же им было нужно?
— Не знаю, — честно ответила я, задумчиво нахмурив лоб. — Трудно так сразу сказать. Быть может, простой флирт. А может быть, они хотят раскусить незнакомого человека. Посмотрим, как пойдёт дальше. Месяц только начинается.
Сколь ни удивительно, но вскоре полонез подошёл к концу. За ним последовали менуэт и ригодон, которые я танцевала с Арманом. Как‑никак следовало поддерживать легенду о том, что мы — молодожёны. Затем я удалилась из зала, намереваясь найти поблизости тихую комнатку, по возможности — с зеркалом, где можно было бы немного привести себя в порядок. Поправить причёску, добавить пудры, расправить оборки на платье. Если зеркало в помещении не найдётся, не беда: маленькое зеркальце было у меня при себе, в небольшой сумочке, сшитой из того же материала, что и платье.
Приблизительно представляя себе, как обыкновенно обстоят дела в подобных местах, я вела себя осторожно. Устремив внимательный взгляд на ничем не примечательную стену, обогнула пару, страстно целующуюся в тени очередной статуи (надеюсь, они её не разобьют, поскольку, вероятнее всего, это очередное бесценное произведение искусства). Мимо первой комнаты прошла, даже не проверяя, но успела услышать горячие стоны, подтвердившие моё предположение. Громко кашлянула, приблизившись ко второй, дверь которой была приоткрыта. Резкий стук — видимо, внутри от неожиданности уронили какой‑то предмет, — известил меня о том, что и здесь тоже занято. Третья дверь была заперта изнутри. В четвёртую не в меру активная парочка проскочила перед самым моим носом. Кажется, мужчина был представлен мне как муж и отец семейства, а женщина отнюдь не являлась его супругой.
Не поймите меня неправильно, до моральных устоев эсталийского дворянства мне нет никакого дела. Но я искала комнату для спокойного времяпрепровождения на короткий срок — и никак не могла её найти!
— Однако же нравы здесь похуже, чем на Каштановой улице! — пробормотала я в сердцах. — Думаю, тамошние девочки были бы рады услышать, что это сравнение определённо в их пользу.
— Увы, целомудрие действительно не является сильной стороной современного эсталийского дворянства, — спокойно произнесли у меня за спиной.
Я вздрогнула и резко обернулась. Кардинал стоял совсем рядом, привычно сцепив перед собой пальцы рук. Как он сумел приблизиться настолько бесшумно? А также быстро: совсем недавно я оборачивалась, и тогда его ещё не было в поле моего зрения.
— Ваше высокопреосвященство.
Я склонилась перед кардиналом, и он на мгновение положил руку мне на голову в привычном жесте благословения. В моё декольте он — первым из имевших такую возможность мужчин — не заглянул.
— Полагаю, всё это не такой уж страшный грех, когда речь идёт о людях, не обременённых семейными узами, — осторожно произнесла я, распрямившись.
Моя интонация была скорее вопросительной, что выражало готовность безоговорочно уступить кардиналу в случае, если он вознамерится оспорить мои слова. Он, однако же, возражать не стал.
— Всё это верно. Однако же и люди, обременённые этими самыми узами, нередко бывают готовы пуститься в подобные приключения. В том числе и те, что присутствуют на сегодняшнем балу. Разве не так?
Пристальный проницательный взгляд, от которого чрезвычайно хочется бежать как можно дальше и без оглядки, не то докопается до того, что спрятано в самый потаённых глубинах сознания. Там, куда и самой‑то не хочется лишний раз заглядывать без нужды.
Но я не из тех, кто отступает, так что выдерживаю его взгляд — ровно столько, сколько это допустимо затем скромно опускаю глаза в пол.