Николай Николаевич Дмитриев
Броненосец "Адмирал Ушаков" (Его путь и гибель)
КОРАБЛИ И СРАЖЕНИЯ ВЫПУСК VII
С.-Петербург 1997
Обложка:
на 1-й стр. “Адмирал Ушаков” в кильватерном строю. За ним идет броненосец “Император Александр III. 1902 г.;
на 2-й стр. корабли отряда контр- адмирала Н.И.Небогатова на якорной стоянке в Порт-Саиде:
на 3-й стр. броненосец “Адмирал Ушаков”;
на 4-й стр. “Пленных ведут в Сасебо*’ (с рисунка того времени).
Текст:
на стр.21 Броненосец береговой обороны “Апраксин”:
на стр.29 Броненосец береговой обороны “Сенявин”;
на стр. 63 Бр.крейсер. “Ивате”;
на стр. 67 Бр. крейсер-. “Якумо”.
Редактор В.В Арбузов
Лит. редактор Е.В.Владимирова
Корректор С.В.Субботина
Научно-популярное издание
От редактора
Судьба автора этих воспоминаний Николая Николаевича Дмитриева (1876- 1931гг.) сложилась довольно удачно, если это слово применимо к его поколению, которое прошло войны и революции, потрясшие Российскую империю в начале века.
Окончив в 1895 г. Морской кадетский корпус, Н.Н.Дмитриев получил звание мичмана. Спустя два года он проходит учебу в Морской стрелковой команде, а в 1903 г. оканчивает Артиллерийские классы. В период с 1902 по 1904гг. Николай Николаевич служит на канонерских лодках Черноморского флота, которые несли стационерную службу в портах Греции. Оставить эту весьма спокойную службу, насыщенную приемами и зваными обедами с именитыми царскими особами, его заставило чувство долга, и он добровольно идет служить на 3-ю тихоокеанскую эскадру, уходящую на войну к далеким берегам.
В должности старшего артиллерийского офицера на броненосце береговой обороны “Адмирал Ушаков” Н.Н.Дмитриев провел долгие месяцы опасного океанского плавания и стал свидетелем полного разгрома эскадры З.П.Рожественского в дневном бою 14 мая, последовавших затем ночных атак японских миноносцев и героического боя “Адмирале Ушакове” с двумя японскими броненосными крейсерами, значительно превосходившими его по своей боевой мощи.
Прочитав эти воспоминания, читатель узнает о малоизвестных фактах похода эскадры контр-адмирала Н.И.Небогатова.
Следует отметить, что Н.Н..Дмитриев является все же человеком своего времени. Описывая вереницу происходящих на эскадре событий, он почти не уделяет внимания тому, как проводилась артиллерийская подготовка на его корабле. а ведь это была главная его обязанность, так как в предстоящем сражении нанести значительный урон врагу можно было только в артиллерийском противоборстве двух эскадр. Поддержание боевой готовности артиллерийского оружия требует огромного напряжения сил у личного состава и проведения большого числа стрельб, коими в русском флоте так преступно пренебрегали даже на кораблях, идущих в бой. Но основная причине поражения осталась у главного артиллериста “Адмирала Ушакова” без детального рассмотрения.
Совсем другое отношение к этому вопросу мы можем увидеть, прочитав воспоминания старшего артиллериста линейного крейсера “Дерфлингер” капитана 2-го ранга Георга Хаазе (“Корабли и сражения” Вып.II Г.Хаазе "На “Дерфлингере” в Ютландском сражении. С.-Петербург, 1995г). Он пишет об артиллерии как о главнейшей части не только своего корабля, но и всей эскадры, показывая при этом непосвященному читателю все особенности артиллерийского сражения, в котором он принял участие. Ютландский бой стал апогеем его “творчества” как офицера-артиллериста. о чем Г.Хаазе подробно и рассказал своему читателю.
После русско-японской войны Н.Н.Дмитриев остался на флоте и проходил службу старшим офицером на линейных кораблях “Георгий Победоносец” и “Иоанн Златоуст”. Затем в 1909-1911гг. командовал посыльным судном “Казарский” и перед самой войной канонерской лодкой “Терец”.
В годы первой мировой войны Н.Н.Дмитриев флаг-капитан штаба транспортной флотилии Черного моря. После Октябрьской революции он, как и многие царские офицеры, эмигрировал во Францию, где и умер в Париже.
Путь на восток
Много времени уже прошло с того памятного вечера, когда, озаряемый мягкими лучами заходящего солнца, под ожесточенным расстрелом двух сильных неприятельских крейсеров одиноко погибал в Японском море маленький броненосец береговой обороны "Адмирал Ушаков".
Каждому моряку знакомо то чувство глубокой привязанности, испытываемое по отношению к кораблю, на котором приходится служить более или менее продолжительное время, равно как и острое ощущение грусти в момент расставания с ним, ставшим родным и близким, и с товарищами, с которыми приходилось делить и радости, и горести.
Недолго, всего лишь два месяца и одну неделю, довелось мне провести на “Ушакове”, но и за это короткое время так много светлого и горького пришлось пережить и испытать, что у меня появилось желание записать и навсегда сохранить воспоминания о последних месяцах службы родному флоту этого славного корабля.
Заметки эти написаны мною в Японии, во время нахождения в плену и, заключая в себе мои впечатления о важных и в то же время несчастнейших событиях в истории русского флота, имеют целью дать краткое, но достаточно точное описание как плавания,. так и боев, в которых мне пришлось участвовать.
Теперь некоторые мелочи горестного для нас дня Тсу-Симской битвы, быть может, ускользают из памяти, но все, что мною сюда внесено, действительно было и отнюдь не грешит против истины. Большинство моих товарищей прочло черновик этих записок, и все их замечания и поправки приняты мною во внимание.
С начала июля 1904 года я находился в плавании на канонерской лодке "Черноморец", бывшей стационером при нашей миссии в Афинах.
Один за другим прошли через Средиземное море отряды кораблей, направляющихся на Мадагаскар и наконец появились слухи об изготовлении к походу третьей эскадры.
Трудно было в такое горячее время удовлетвориться безмятежной службой мирного стационера, но, несмотря на все мои стремления попасть на вооружающуюся в Либаве эскадру, мне это не удавалось из-за полного комплекта офицеров.
А между тем вооружение эскадры быстро продвигалось вперед, и 3-го февраля 1905 года1* отряд контр-адмирала Н.И.Небогатова вышел из Либавы с целью идти на соединение с эскадрой вице-адмирала З.П.Рожесгвенского, который в это время стоял в Носси-Бе на Мадагаскаре.
Несмотря на серьезный шторм, встреченный отрядом в Атлантическом океане, он поразительно быстро совершил переход вокруг Европы, причем малоизвестные до того времени наши броненосцы береговой обороны “Адмиралы”: "Ушаков", "Сенявин" и "Апраксин" выказали свои отличные морские качества и на огромной океанской зыби держались лучше и спокойнее, нежели старые испытанные корабли "Николай I" и "Владимир Мономах".
И не лишен интереса разговор, который как раз в это время пришлось вести мне в Пирее с одним офицером, только что приехавшим из Либавы.
Я очень интересовался состоянием отряда и особенно его маленькими "адмиралами".
– Да что же,- сказал мне мой собеседник,- сами по себе корабли эти ничего, ну а что касается перехода через Индийский океан, то там в муссоне они, очень вероятно, могут и перевернуться. Их ведь, собственно говоря, и послали-то только ради успокоения общественного мнения, взбудораженного газетными статьями.
Вот, значит, как думали даже моряки, когда отряд Небогатова уходил из России. Но "адмиралы" скоро доказали свои хорошие качества, а также и то, что их плохо знали в своем же флоте.
Погрузив уголь раз у Скагена и другой раз в Зафарине, Небогатов неожиданно для всех и даже для всеведущих поставщиков- греков 28-го февраля появился перед входом в Судскую бухту.
Стройно, в отличном порядке вошел и стал на рейде отряд, видом своим произведя самое хорошее впечатление не только на наши суда, бывшие в Суде, но и на иностранцев.
При отряде находились небольшой буксирный пароход "Свирь" и транспорты: “Курония", "Ливония", "Ксения" и "Герман Лерхе", а на Крите к ним еще присоединились огромный водоналивной пароход "Граф Строганов" и оборудованный в Одессе под госпиталь пароход Добровольного флота "Кострома”.
Королева Эллинов Ольга Константиновна, желая проститься с уходящими на войну моряками, прибыла на Крит и посетила все корабли, благословив каждый из них иконою.
В 1873 г. после окончания Морского училища получает звание мичмана и затем проходит службу на броненосцах “Чародейка
С 1881 по 1895 гг. в звании капитана 2 ранга служил старшим офицером броненосца “Двенадцать Апостолов”. В 1895 г. его назначают командиром канонерской лодки “Кубанец”. В 1898 г. получает звание капитана 1 ранга. Перед назначением на должность командира “Адмирала Ушакова” в 1901-1902 гг. командовал броненосцами береговой обороны “Не тронь меня” и “Первенец”.
Как уже упоминалось выше, в это время я плавал на “Черноморце” и находился с лодкой в Воло, когда совершенно неожиданно командиром была получена телеграмма Главного штаба с предложен нем немедленно доставить меня на эскадру Небогатова.
Через сутки в Пирее мы застали наш миноносец, на котором после самого сердечного прощания с "черноморской" семьей вечером 5-го марта я вышел к месту своего нового, полного загадочной будущности назначения. Придя утром 6-го марта в Суду, я к подъему флага явился на флагманский броненосец и после представления давно меня знавшему адмиралу туг же был назначен старшим артиллеристом броненосца "Адмирал Ушаков" вместо списанного в Зафарине по болезни лейтенанта Г-а.
Выслушав о своем назначении, я сначала был несколько огорчен икс. так как помнил пожелания своих сослуживцев по "Черноморцу": только не попасть под команду капитана 1 ранга В.Н Миклухи, который вообще слыл за человека с очень тяжелым и неприятным характером. Но как же теперь я благодарю и всю жизнь буду благодарить судьбу за это назначение, давшее мне возможность служить и сражаться под начальством именно такого доблестного командира, каким оказался покойный Владимир Николаевич.Больной, с сильно расшатанными нервами, он действительно бывал подчас довольно тяжел, но все же безусловно считался лучшим из всех командиров отряда.
Старшим офицером "Ушакова" был милейший А. А. Мусатов, являвший собою даже при самых критических обстоятельствах олицетворение спокойствия и невозмутимости. Первое впечатление, вынесенное мною по прибытии на эскадру, было самое благоприятное-настроение хорошее и бодрое замечалось как среди офицеров, так и в команде.
Собственно говоря, имея очень мало сообщений с другими судами, я мог судить об этом только по своему "Ушакову", на котором почти весь экипаж, начиная с командира, шел на войну по своему желанию. На других кораблях, как потом оказалось, дело обстояло несколько иначе, и поэтому сообразно достоинствам командиров и конечная участь судов оказалась различной.
В ночь на 8-е марта отряд вышел из Суды и на переходе до Порт-Саида, сопровождавшемся очень свежей погодой с громадной попутной зыбью, я имел случай лично убедиться в легкости и плавности качки нашего маленького броненосца.
Видно, что "Николай" качается несравненно тяжелее, а на "Мономах" даже жалко было смотреть-так немилосердно выматывало его из стороны в сторону.
Ознакомившись со своей артиллерией, я к своему полному удовольствию нашел ее в совершенной исправности. Установки 254- мм орудий перед уходом из Либавы капитально исправили на заводе, и все гидравлические приспособления башен действовали отлично. 120-мм пушки батареи были тоже хорошие, а две из них совершенно новые, только что присланные с завода.
Как у башенных, так и у батарейных орудий имелись оптические прицелы, на которые возлагали большие надежды.
При отсутствии мушки наводка орудия даже на качке, благодаря прицелу, весьма удобна и легка (конечно, для обученного человека), ясность же видимости такова, что, когда корабль на расстоянии 40-45 кабельтовых для простого глаза совершенно скрывается (сливается в один общий силуэт), в прицел можно свободно разобрать все его отдельные части.
Громадное удобство предоставляют также помещенные внутри прибора планки, дающие возможность делать как вертикальную, так и горизонтальную установку прицела не отрывая глаз.
Боевой запас на броненосце был тоже достаточный: по 75 выстрелов на каждое 254-мм орудие и по 160-на 120-мм пушку. Кроме того, много снарядов, патронов и пороху лежало в трюмах парохода "Ксения", который исполнял роль транспорта для "Ушакова". Там же помещалась большая отрядная мастерская.
Но, несмотря на огромную стоимость своего оборудования и большое количество возможных станков и инструментов, мастерская эта удовлетворяла нужды отряда лишь в самых мелочах.
Между мастеровыми не было никакой дисциплины, шло пьянство, и начальник их мастер Ж-в совсем не имел требуемого авторитета. Происходило это отчасти оттого, что сам Ж-в никакой карательной властью облечен не был, а на неоднократные свои обращения за содействием к капитану или прапорщику, заведовавшему на правах ротного командира военными матросами "Ксении", постоянно получал ответ, что мастеровые ни тому, ни другому не подчинены. Наш буксир "Свирь", хотя и шел под коммерческим флагом, но был весь укомплектован военным экипажем и состоял под командой прапорщика запаса Розенфельда.
Произведенный в минувшую войну опыт призыва прапорщиков на разных судах дал очень разнообразные результаты. Попадались прекрасные люди, знающие и дельные, каковым, например, зарекомендовал себя вышеназванный Розенфельд, поведение которого как во время похода, так и среди боя было превыше всяких похвал.
Не мало было и таких прапорщиков, особенно по машинной части, которые, нося офицерскую форму, будучи членами кают- компании и титулуемые "благородием", зачастую не только по воспитанию, но и по специальным знаниям бывали вынуждены стушеваться перед кондукторами и даже унтер-офицерами.
Совершенно непонятное явление представлял из себя на одном из транспортов второй эскадры прапорщик, еле умевший нацарапать свою фамилию и в то же время нанятый Главным штабом за огромное жалование, в три с половиной тысячи в год, жалование, на которое с радостью пошел бы человек с высшим образованием.
Упомянув выше о "Свири", я хотел сказать о тех обязанностях, которые пароход во время пути нес при отряде. Он развозил приказания адмирала, обходил по вечерам эскадру, наблюдая, чтобы нигде не было видно ни одного огонька, буксировал артиллерийские щиты во время стрельб и даже, когда требовалось, вел на буксире и корабли. Так, например, когда на переходе Индийским океаном на "Ушакове" случилось повреждение в левой машине, мы почти двое суток шли, работая одной правой, и, буксируемые "Свирью", могли иметь 8 узлов эскадренного хода и удерживать свое место в строю.
На рассвете 11 марта мы подошли к Порт-Саиду, где и ошвартовались против города по указанию лоцманов. Едва наши суда заняли свои места, как тотчас же около каждого появилась охрана от Египетского правительства. Сидящие на шлюпках чернокожие солдаты-негры крайне добросовестно исполняли свои обязанности, никого не подпуская к кораблям без особого билета из русского консульства. Команду в Порт-Саиде на берег не отпускали, офицерам же разрешили съезд до десяти часов вечера.
Державшаяся последнее время в Средиземном море холодная погода сразу сменилась страшной жарой, не перестававшей затем мучить нас непрерывно два месяца вплоть до Китайского моря.
12-го марта с рассветом началось движение отряда по Суэцкому каналу. Корабли пускались по очереди и на довольно значительном друг от друга расстоянии. Правили наши рулевые, но под непосредственным руководством местных лоцманов. Это по большей части уже очень пожилые люди, всю свою жизнь занимавшиеся проводкой судов из конца в конец по каналу и до тонкости знакомые с каждым его уголком. Ход держать приходилось около 8 узлов постоянно, изменяя его по требованию лоцмана.
Путь по каналу представляет интерес только лишь первое время, потом же полное однообразие картины, унылые пески пустыни да фигуры негров на берегах-все это скоро утомляет взор, и хочется скорее вырваться из этих раскаленных и знойных стен, на простор моря.
Около 2 часов дня мы проходили мимо Измаилии, летней резиденции египетского хедива. На правом высоком берегу ко времени нашего прохода собралось большое количество публики, встречавшей нас маханием платками и провожавшей пожеланиями счастливого пути и успеха.
Грустно вспоминать все эти выражавшиеся на разных языках приветствия и пожелания,- вспоминать теперь, когда наш долгий путь завершен столь печальным образом, когда одушевлявшие и окрылявшие нас в то время мечты и надежды погребены на дне Корейского пролива, когда некоторые наши малодушные товарищи сменили родной Андреевский крест на вражеский флаг Восходящего солнца!
Красив и в высшей степени оригинален становится путь по каналу лишь ночью, когда с наступлением темноты открывают свое освещение большие, сильные прожекторы, устанавливаемые администрацией канала на носу каждого идущего судна.Яркий луч низко помещенного прожектора, заливая своим ослепительным светом некоторое пространство зеленой воды, захватывает и белеющие полоски берегов и, оставляя все остальное во мраке ночи, дает в общем причудливую фантастическую картину. На рейд Суэца мы пришли около 9 часов вечера, а к полуночи туда стянулись и остальные суда отряда.
Таким образом, отряд со своими транспортами занимал канал около восемнадцати часов и то лишь потому, что мы шли непрерывно, так как встречные пароходы задерживались администрацией.
После съезда с "Николая" нашего дипломатического агента в Египте П.В.Максимова, совершавшего с адмиралом весь переход по каналу, в 2 часа дня 13 марта эскадра снялась с якоря и, сопровождаемая двумя маленькими египетскими крейсерами, тронулась на юг по Суэцкому заливу. Жара и духота стояла невыносимая, и хотя адмиралом была объявлена летняя форма одежды, но и она не давала облегчения. Переход Красным морем длился семь суток и, несмотря на то что совершался при сравнительно благоприятных условиях, все же не обошелся без жертв.
На "Апраксине" умер от теплового удара матрос, и тело его для вскрытия было передано на "Кострому", а ночью погребено в море. Условия тропического плавания оказались очень тяжелы, особенно на таких кораблях, как наши маленькие броненосцы, приспособленные лишь для непродолжительных прибрежных плаваний в умеренном климате.Крайне недостаточная вентиляция нижних жилых помещений, в которых температура подымалась до 50 градусов С, отсутствие льда и рефрижераторов-все это сильно давало о себе знать.
В каютах, расположенных вдоль черных раскаленных и за ночь не остывающих бортов, жить не было никакой возможности, и все офицеры спали на верхней палубе. А когда бывало нужно днем работать в каюте, то приходилось, оставшись в легком костюме, садиться вплотную к работающему полным ходом вентилятору, целую партию которых, по счастью, приобрели офицеры во время стоянки в Порт-Саиде.