— Верочка, пожалуйста! Влада будет счастлива.
— А что, если им обоим станет от встречи только хуже?
Марина хлопала своими ресницами, в изумлении глядя на Лученко.
— Не может быть! Они же так любят друг друга. Его что, похитили? Удерживают силой, да? Давай скорее его найдем!
Вера прикрыла глаза. Бесполезно. Не слышит и не понимает ничего. А отказать коллеге нельзя.
— Это будет непросто, — сказала она. — Мне нужно время.
На самом деле такой поиск не просто труден, а чудовищно труден. Однажды Вера вот так, практически по «запаху мысли», нашла похищенного бандитами мальчика, сына коллеги из другой клиники, но тогда это потребовало огромного напряжения всех сил. Она ведь не волшебница, не может показать зрелищный фокус, совершить чудо щелчком пальцев. У человека всего пять чувств, хотя, конечно, на самом деле больше, только они так забиты и заглушены, что добраться до них порой невозможно. А когда доберешься, они тебе отомстят.
Нужно забыть себя, на время стать тем человеком, которого хочешь найти. Сознание сопротивляется… Нужно больше информации. Вера потребовала, кроме фотографии Максима, жениха Влады, принести какие-то его вещи.
— Вот все, что осталось, — извиняющимся тоном произнесла Марина, кладя перед Верой пакет. — Там спортивные журналы и бейсболка…
— Действительно мало, — покачала головой Вера. — Мне нужно поговорить о Максиме с твоей сестрой.
Но толку от Влады было маловато. Необщительная, печальная и бледная, она вся ушла в свое горе. Про любимого ничего интересного рассказать не смогла. Ну, такой, прикольный парнишка, классно катается на доске…
— На какой доске? — удивилась Вера.
— На скейтборде…
— Есть у него в городе любимые места? Друзья? Куда он предпочитал ездить в путешествия? Что читал, смотрел? — продолжала допытываться Лученко.
Влада почти ни на один вопрос не ответила. Пожимала плечами, сидя на диванчике в Верином кабинете, и только время от времени почесывала продетое в ноздрю колечко — видимо, недавно сделанный пирсинг. Вся она была какая-то неоформленная, недопроявленная, несозревшая. Оживилась только один раз.
— Вера Алексеевна, а вы правда сумеете найти Макса?
— Попробую.
— Пожалуйста, найдите! Я жить без него не могу.
Вера вздохнула. Сколько она таких перевидала у себя, которые «не могут жить без», — из них армию можно сформировать. В итоге часто оказывалось, что прекрасно могут жить без кого угодно.
— А как вы это делаете? Вы экстрасенс? Такой, как по телевизору, в этих битвах?
— Нет, у меня развитая интуиция.
— И все? — разочарованно протянула девушка. — У всех есть интуиция… Как вы находите, что делаете?
«Может, это ее отвлечет», — подумала Вера и принялась объяснять:
— В одной книге мне попалось описание китайских банкирских домов девятнадцатого века. Это сейчас, чтобы взять кредит, нужен десяток справок, а тогда дело решал гадальщик на палочках.
Влада словно проснулась, слушала с интересом о том, как гадальщик бросал палочки веером, смотрел на получившийся узор и по нему определял характер и благонадежность клиента. Конечно, это было только внешним эффектом, на самом деле «гадальщик» — опытный психолог и физиономист с сильной интуицией. Он смотрел на человека и отождествлял себя с ним, вживался в него настолько, что практически становился им. «Я — это он, он — это я. Вот с такими глазами, губами, веками — что я чувствую? С таким носом, щеками — о чем думаю? Как двигаюсь, как смотрю, как говорю… Говорю ли правду? Жулик я или нет?»
— То есть он входил в состояние, похожее на транс, и почти никогда не ошибался в характеристике человека, — сказала Вера.
Девушка смотрела на нее зачарованно.
— Вы тоже входите в транс?
— Обязательно. Поэтому мне и нужно узнать про Максима побольше.
Она все-таки расшевелила Владу, расспросила, узнала минимум из необходимого, начала смутно что-то ощущать. Как и в тот раз, у Веры разболелась голова.
— Я уже говорила твоей сестре и тебе скажу, Влада. Ты можешь пожалеть о том, что нашла своего парня. Если человек уходит и не подает о себе вестей, то это значит: он не хочет быть найденным.
— Вера Алексеевна! Как это не хочет?! Он так любит меня, что ни минуты без меня не может! Вы уже знаете, где он? Куда нужно ехать? Ну пожалуйста, не молчите!.. Что с вами?
Лученко положила руки на стол, а на них уронила голову. Тяжело. Она пожалела, что согласилась помочь коллеге. Лучше бы Марина на нее обиделась, чем влезать в неприятное…
Сквозь пульсирующую боль в висках и глазных яблоках проступали картинки.
— Такие деревянные прутики… — бормотала Вера. — Нет, бамбуковые, а по ним вьется виноградная лоза.
— Что вы говорите?!
— Целые густые заросли винограда, и посредине в них как будто дырка — окно с веранды в сад… В саду ничего нет, один желтый подсолнух, окруженный пожухлыми лопухами… Яркий среди тусклого… Я на него сейчас смотрю… — Вера выдохнула. — Влада, тебе это о чем-то говорит?
Девушка долго смотрела на Веру, моргая, потом сказала с удивлением:
— У подруги Таньки заросшая веранда… Она на Совских прудах живет, в частном домике. И, кажется, подсолнух есть точно. А что?
— Поезжай туда.
— Ой, поедемте вместе, пожа-а-алуйста! А зачем? Макс там?
Ну что ж, взялась за дело — доводи до конца. Пришлось Вере ехать на вызванном такси вместе с девчонкой, хотя предстоящее не вызывало у нее энтузиазма. Но она смирилась, заставила себя расслабиться перед неприятной неизбежностью — как, например, в кресле у стоматолога.
Они подъехали, подошли к калитке. Из-за забора послышался грозный лай, потом окрик: «Пальма, пошла вон!» Вышла девушка, удивленно посмотрела на Владу и ужасно смутилась.
— Ты?!
— Тань, мы к тебе. — Влада смотрела на нее с подозрением, но старалась быть приветливой. Она и не верила докторше, и не могла не заметить растерянности подруги. — Впустишь?
Девушка молчала. Отворилась дверь домика, и к ним подошел встрепанный юноша. Влада смотрела на него, открыв рот. Тогда девушка, вздохнув, сказала ему:
— Я же говорила тебе: лучше во всем признайся, спокойнее будет.
Максим смотрел себе под ноги и ничего не отвечал. У Веры уже раскалывалась голова, ломило не только виски, но и затылок. Что она здесь делает?
— Владочка, прости нас, — тихо сказала Татьяна, видя, что от Максима слов не дождаться. — Мы полюбили друг друга, так получилось, а тебя не хотели расстраивать…
Влада завизжала:
— Выыыыыыыы!!! Гады, твари мерзкие!!!
Лученко подошла к таксисту, уселась на заднее сиденье и сказала:
— Пожалуйста, поехали скорее отсюда.
Два дня ей пришлось проваляться дома с головной болью, ознобом, дрожью в руках и полной утратой сил. Взяла больничный. Звонила Марина, кричала в трубку что-то — Вера не слушала, отключалась. Бесполезно говорить, когда тебя не слышат. Да, есть такие люди: вместо того чтобы выслушать честные, хотя и неприятные объяснения, они прячутся от всех и сами от себя. Таким оказался этот женишок. Напоминать коллеге о том, что она предупреждала? Это как-то недостойно…
Влада впала в еще большую депрессию, а Марина перестала с Верой разговаривать.
— Получается, что вместо благодарности я получила от коллеги упреки за то, что жених оказался последней сволочью, — поделилась она с Андреем.
— Милая, — ласково ответил он, — чего же ты от них хотела? Это всего лишь живые люди…
— Я тоже живой человек! Мне надоело.
— Что именно?
— Быть «скорой помощью» для всех и каждого. Расплачиваться здоровьем за применение своих способностей. Такое ведь не в первый раз! Осенью, помнишь, с соседкой… Теперь не здоровается…
— Погоди, — перебил ее Двинятин. — Ты о своих предчувствиях? О вот этом самом «слуховидении», о чтении людей «с лица»? Ты хочешь сказать, что теперь не будешь…
— Да! Хочу сказать. От моей помощи становится только хуже! Смотри, я вроде сделала благое дело — нашла исчезнувшего человека. И что? Я умножила добро в этом мире? Наоборот, навлекла на себя недовольство, гнев, разочарование — то есть спровоцировала негативные эмоции.
Андрей отрицательно покачал головой.
— Твоей задачей вовсе не было умножение добра…
— Ты меня не слышишь? Пойми, я не об этом. Зачем вообще кому-то помогать? Для чего использовать свои способности? Ведь становится только хуже — и людям, и мне. Может, лучше, чтобы они, эти способности, сами атрофировались без применения? Ты же должен радоваться! Я не стану больше влезать в криминальные расследования, тебе не придется меня спасать, бояться за мою жизнь! Ну? Почему ты сидишь с кислой физиономией?
— Потому что не верю.
Она почувствовала волну раздражения. Не веришь, и не надо. Влез бы в мою шкуру, сразу бы поверил…
Природа в этом году сошла с ума: зима стояла теплая, а весной начались морозы, повалил снег. Шел он, точно дождь: непрерывным потоком, пеленой, так, словно закутывал каждого прохожего в белый саван. Ненадолго прекращаясь, снег открывал картину в штрихах, графику старого города. Деревья и кусты украсились толстыми шубами, ажурные кружева инея повисли на проводах. Среди белого спокойствия изредка посверкивали алые фонарики снегирей. А меж тем на дворе стоял март, горожане уже истомились по теплу, и эта зимняя сказка совсем не радовала душу — она лишь оттягивала приход долгожданной весны.
«Когда в природе все наоборот, то и люди начинают вести себя странно, иной раз убийственно странно… Может, потому и случилось в городе это дикое, невообразимое убийство?» — думал майор милиции Прудников. Он возвращался от начальства хмурый, злой и подавленный и уже готов был принять за рабочую версию любую чушь. Вот и состоялось еще одно совещание, «экстренное» и совершенно бесполезное. Одни слова! Указания, предупреждения, крики об ответственности — то есть видимость полезной деятельности. Первоначальные действия, отработка малейших зацепок пока ни к чему не привели. Возможно, потому, что убивал скорее всего маньяк, серийный убийца, — а с такими всегда непонятно, как быть и с чего начинать. Только абсолютно ненормальный, извращенец какой-то может человека лишить жизни, а потом переодеть, загримировать — так, чтобы труп выглядел как кукла. Как все эти современные «Dolls», у которых имеются этикетки со специальной графой, куда предполагаемый владелец куклы может вписать имя. Так делают изготовители кукол в разных странах…
Непостижимо, как такое могло прийти в голову, пусть даже затуманенную безумием. Человека убили, чтобы превратить его в куклу, навесить ярлык и выставить на всеобщее обозрение. Убийца намеренно оставил это «произведение» безумного цинизма в популярном общественном месте. Он просто-напросто издевался над теми, кто должен был охранять этот город.
Прудников вошел в кабинет с перекошенным лицом. На него сочувственно глянул капитан Ревенко.
— Что, Валя, влетело?
— Не то слово, Гриня, — вздохнул Прудников. — Ну что там эта уборщица, пришла? Дала показания?
— Ага. Но толку от нее никакого. Истеричка.
— Гриня, будь человеком, — строго сказал майор. — Не каждый день видишь трупы, да еще такие.
Гриша Ревенко пожал плечами. Ему было все равно. Тем более дело — стопроцентный висяк, сколько начальство ни бейся, закрыть не удастся. Это вам не бытовая кража, не разбой или бытовое убийство. Всегда есть хоть какие-то свидетели, мотивы. А тут…
Закончилось представление «Цирка Солнца». В зале — ни одного свободного места. Киевляне пришли получить новые впечатления, и их умело «впечатляли». А потом, когда отгремели заключительные аплодисменты и публика вышла из Дворца спорта, в фойе второго этажа обнаружили труп.
Выехавшая на происшествие группа попала в странную ситуацию. Их не пускали дальше фойе. Заместитель директора цирка внушительно объяснил:
— Сценическая площадка «Цирка Солнца» — это арена, вывернутая наизнанку. Зрители находятся ниже основной сцены. Артисты падают или спускаются сверху, появляются из запутанной системы лабиринтов и люков. Исполнив свою роль, незаметно растворяются в искусственном тумане или среди многочисленных декораций. Все это — огромное количество техники, специально устроенные механизмы для трюков! Мы не можем пускать посторонних и открывать свои секреты!
— На вашей территории произошло убийство! — пытался возражать капитан Ревенко. — И мы имеем право…
Из-за спины администратора вышел человек.
— Я адвокат, — сказал он. — И позвольте вам заметить, что мой клиент прав: у вас нет полномочий на доступ в святая святых…
Спор длился долго и ни к чему не привел. Будь это какая-нибудь обычная контора, менты давно сами вошли бы и всех на уши поставили. Но у цирка имелась своя охранная фирма, серьезные молчаливые ребята. Тут так просто не войдешь.
Тело увезли, дело открыли, начали следственные действия. Тут и поступило негласное указание сверху: никакого разглашения, о происшествии молчать, особенно при журналистах. Валентин Прудников сунулся было в цирк, отрабатывать версии. Самая первая была очевидной: клоуна убил кто-то из своих. Мотивов могло быть сколько угодно. Например, он своей карьерой кому-то перешел дорогу, не давал другим клоунам выступать столько, сколько им хотелось, а это ведь заработок. Но майора в «Цирк Солнца» не пустили. Опять явился этот адвокат и, мило улыбаясь, выразил готовность ответить на все вопросы. Убитого они не знают, и пусть следствие отрабатывает другие версии.
— Вы точно не можете его опознать? — хмуро допытывался Прудников.
— Нет.
— Не может быть. А мне кажется, он из ваших.
— Зачем мне вас обманывать, господин майор?…
— Вы можете ошибаться. Поспрашивайте у коллектива, а вдруг убитого кто-нибудь вспомнит. В конце концов, мы же должны от чего-то оттолкнуться!
Адвокат был невозмутим и непреклонен.
— В этом коллективе никто и никому не желает неприятностей. Очень трудная работа, знаете ли.
Прудников скрежетал зубами от ярости, но дело не продвигалось. Начальство, с одной стороны, требовало результатов, а с другой — не желало даже слышать, чтобы майор самовольно и грубо потревожил уважаемых людей. А как прикажете расследовать убийство, если не быть грубым?
— Что с тобой происходит, Верочка?
— Ничего, все нормально.
— Но я же вижу…
— Просто все надоело.
— Ты снова про Марину и ее сестрицу вспоминаешь? — удивился любимый. — Тебе ли не знать, что мы, люди, — существа неблагодарные, особенно по отношению к пророкам. Нам скажешь правду, а мы еще и недовольны, что она такая… неудобная. Мы желаем, чтобы нас ласкали, чесали за ушком…
В этот момент из-под дивана, царапая когтями по полу, выбрался Пай. Он все слышал и сразу согласился, чтобы его приласкали. Андрей, сидя на диване, задумчиво потрепал собачий загривок, и спаниель мгновенно оказался рядом с ним, положил морду в его ладонь и блаженно в нее засопел.