Помоги проекту - поделись книгой:
Однако объяснить народу сочетание «гражданской свободы» и «право реквизиции» было проблематично. Народная армия была разбита советскими войсками на Алтае и отступила на запад к Иртышу. Крестьяне надеялись на поддержку сибирских казаков. Крестьянская первоначально по своему составу Народная армия вышла к Иртышу и 21—22 июля 1920 г. вошла в станицы Кривинскую, Подпускную и Лебяжью (родную станицу Д. Шишкина). Казаки данных станиц добровольно присоединились к шишкинцам практически поголовно.
22 июля повстанцы в районе Лебяжьей захватили пароход «Витязь», шедший по Иртышу из Семипалатинска в Павлодар. Шишкин разместил на нем свой штаб. Продвигаясь от Лебяжьей вниз по Иртышу, повстанцы вошли в Павлодарский уезд и заняли станицы Чернавскую (Черную) и, после боя с павлодарским заслоном, Ямышевскую. Во всех станицах повстанцы проводили мобилизации казаков и формирование из них станичных конных сотен. Именно на Иртыше отряды Шишкина превратились в «Крестьянско-казачью повстанческую армию». К 28 июля 1920 г. в ее составе было 6 вновь сформированных казачьих сотен: кривинская, подпускная, лебяжья, чернавская, ямышевская и сводная (из казаков других станиц). Общая численность повстанческой армии составляла в это время около 5 тыс. человек, в том числе до 3 тыс. казаков, остальные — крестьяне, а также добровольно присоединившиеся к повстанцам киргизы (казахи) {2}.
Слова воззвания штаба Крестьянско-казачьей повстанческой армии от 5 августа 1920 г. были созвучны настроениям народа: «За советскую власть против коммуны, против грабительской власти насильников — вот за что восстали мы, крестьяне и казаки Семипалатинской области. Довольно крови и насилия, довольно тюрем и расстрелов. За мир, за порядок, за справедливость поднялись мы и с оружием в руках решили или умереть или сбросить ненавистную… коммуну. Кто за то, чтобы русский народ сам правил свою власть, чтобы власть эта была действительно в народных руках, чтобы нашей жизнью и достоянием распоряжались свои, русские люди, выборные от народа — тот иди в наши ряды. С оружием в руках против коммуны за народную советскую власть» {1: 239—240}.
Советские части особого назначения под командованием Н.И. Корицкого, направленные советским командованием Сибири на ликвидацию восстания, захватили «Витязь» вместе со штабом повстанцев. Но сам Шишкин уцелел, поскольку в это время был с авангардом в Подстепной. Утром 28 июля красноармейцы заняли Лебяжью и Подпускную. Все мужское население казаков названных станиц ушло с повстанцами в сторону Павлодара поголовно — от четырнадцатилетних подростков до стариков {3}.
Командир отряда ЧОН Корицкий о борьбе с повстанцами докладывал лично помощнику главкома вооруженных сил Советской Республики по Сибири В.И. Шорину. В информации сообщалось: псевдоним Шишкина — Казаков — «черный, толстый, невысокого роста, с острой бородкой, средних лет». В захваченном штабе повстанцев находилось красное знамя с изображением трех пик с надписью: «Долой коммуну, долой всякое насилие. Да здравствует власть советов всех трудящихся» {4}.
Шишкин с ядром своей армии сумел пробиться из окружения и вернуться в крестьянский Марзагульско-Волчихинский район Алтая, откуда начиналось восстание. К 3 августа 1920 г. у него осталось не более 600 человек, в том числе до 200 сибирских казаков. Повстанцев непрерывно преследовали части двух красных дивизий — 13-й кавалерийской и 26-й стрелковой. 9 августа отступающие повстанцы с боем заняли Змеиногорск.
9 августа 1920 г. штаб повстанцев обратился к гражданам Змеино-горского уезда с воззванием: «Невыносимый гнет коммунистической власти заставил нас взяться за оружие. Мы встали за то, чтобы освободить от насилия и крови, чтобы дать нашей несчастной России мир, порядок и выборную для народа власть. Все, кто понимает, к какой гибели, к какой нищете и голоду и бесправию ведет русский народ нерусская коммунистическая власть, должны идти с нами, мы хотим только порядка, справедливости и русской народной власти. Чтобы каждый знал свое, знал, что его дом, его добро, его труд принадлежит только ему одному, чтобы каждый мог и имел право заниматься тем, к чему он годен и что он хочет, лишь бы это не было во вред народу. Когда будет сброшена коммуна, выборные от народа соберутся и сами определят, какой порядок, какая власть должна быть в России. Мы боремся только против коммуны, за народные права, завоеванные революцией. Мы хотим права и настоящей гражданской свободы слова, собраний и выборов. Русские люди, давайте же кончим разрушать Россию и начнем строить, давайте заживем настоящей гражданской свободной жизнью без плоти и крови. У нас, взявшихся за дело свержения коммуны, нет оружия, но с нами весь народ, а где народ, там и победа. Идите же, граждане, к нам, освобождайте себя, спасайте Россию» {1: 246}.
В Змеиногорске приказом Шишкина по Крестьянско-казачьей повстанческой армии от 9 августа 1920 г. объявлялась мобилизация всего мужского населения Змеиногорского уезда от 20 до 45-летнего возраста. Первая категория — от 20 до 35 лет — определялась в строевые части, вторая категория — от 35 до 45 лет — в части местной самоохраны. Первой категории мобилизованных предписывалось, организовавшись на местах в воинские единицы — роты и эскадроны, явиться на своих конях и подводах со своим оружием в штаб армии. Вторая категория должна была оставаться на местах для несения гарнизонной службы, организовавшись в роты. В каждом селении требовалось избрать начальника гарнизона, командира охраны и военный комитет из трех лиц. На последний возлагалось решение вопросов мобилизации, реквизиций. Начальник гарнизона являлся председателем военного комитета {1: 245—246}. Данный приказ повстанцы осуществить не смогли. Под натиском преследующих советских частей они покинули Змеиногорск, пробиваясь в направлении Горного Алтая. Выйдя на Бийскую линию Сибирского войска, повстанцы заняли станицу Верх-Алейскую. Отряд шишкинцев пополнился казаками: в середине августа 1920 г. силы повстанцев состояли из 4-х эскадронов кавалерии, 2-х сотен казаков и 4-х рот пехоты общей численностью до 700 человек при 2-х пулеметах {1: 247}. Отступление проходило по казачьей линии на северо-восток, через казачьи поселки Ключевский, Белорецкий, Андреевский, Тигирецкий, Ярове кий. Верх-Алейскую станицу и поселок Ключевский Шишкин сдавал с боем. Он обошел заслоны красных в поселке Тулатинском и станице Чарышской.
Вынужденно оставив Бийскую линию, Шишкин ушел в Горный Алтай, затем через горы — в Монголию, Китай. Примечателен факт, подтверждающий народный характер казачье-крестьянского отряда Шишкина: в Китае повстанцы отказались присоединиться к лагерю интернированных белых Оренбургской армии, рассыпались по заимкам. Они сохранили выборный командный состав, не носили погон. Поход Крестьянско-казачьей армии Шишкина с непрерывными боями по территории Сибири, затем передвижение по Монголии и Китаю составило в общей сложности более 2 тыс. км за три месяца! Воспетому в Белом движении Ледяному походу по данному показателю далеко до народных сибирских повстанцев!
После подавления восстаний в Алтайской и Семипалатинской губерниях начались репрессии в отношении местного населения. В докладе члена Семипалатинского губревкома А.И. Большакова от 31 августа 1920 г. сообщалось: советскими воинскими частями производились реквизиции и конфискации имущества у населения. Однако представителя ревкома беспокоил не столько произвол в отношении местных жителей, сколько материальный ущерб, нанесенный советскому государству: «Конфискации производятся без всякого плана и, видимо, конфискуемое не сдается и не оберегается, а тратится безрассудно и расхищается, что далеко не в интересах республики. Ведь оставить население голым и имущественно разоренным и в то же время требовать от него выполнения тех или иных неотложных нарядов, естественно, невозможно, ибо население не имеет средств их выполнить, а все, что у населения взято вышеуказанным способом, для нужд республики, безусловно, сдано не будет» {1: 396}.
Аналогичная озабоченность властей высказывалась в информационной сводке Семипалатинского губревкома от 31 октября 1920 г. Констатировалось, что мужское население в станицах и поселках Больше-Нарымское, Мало-Нарымское, Воронье, Черемшанка, Катон-Карагай, Уруль, Мало-Красноярское и Чистоярское «совсем отсутствует, за исключением нескольких стариков и вернувшихся подростков». Все же остальные мужчины во время июльско-августовских восстаний присоединились к повстанцам, при ликвидации восстаний часть из них была уничтожена, остальные ушли в горы или за границу в Китай. Часть староверов из других селений бежали, побросав свои хозяйства, в том числе маралов, которые были распущены из специальных садов по киргизским волостям, в особенности по Чингистайской. Население этой волости наполовину сбежало за границу, угнав с собой скот {1: 399}.
2 ноября 1920 г. Бухтарминский уездный ревком докладывал в Наркомат внутренних дел: «Настроение населения неудовлетворительное, так как со дня установления советской власти население не получало никаких продуктов и товаров, между тем первая разверстка почти закончена, а население нуждается во всех необходимых продуктах, как-то: чае, спичках, мыле, не говоря уже о сахаре и масле, — и к тому же уже не имеет ни обуви, ни одежды. В настоящее время приступлено ко второй разверстке, этим вызывается враждебное отношение к советской власти: за первую разверстку было обещано ему и мануфактуры, и кожи, и др. продуктов. Но на самом деле со дня организации советской власти ничего не дано, за очень и очень немногим исключением селений, кои выполнили разверстку на 100%. Но удовлетворение населения материалом для одежды и обуви более чем необходимо, ибо теперь наступили зимние холода, а население большей частью голое и босое» {1: 399}.
Западно-Сибирское восстание 1921 г. также продемонстрировало народное движение против коммунистической власти, объединившее интересы казачества и крестьянства Сибири. В крупнейшем по численности и охвату территории восстании в России практически отсутствовало неприязненное отношение в повстанческой среде между крестьянами и казаками {5: 89—90}.
Доклад председателя Сибирского ревкома И.Н. Смирнова председателю совнаркома Ленину о перспективах на 1921 г. содержал тревожный прогноз: выполнить план хлебной продразверстки на Сибирь (110 млн. пудов), установленный советским правительством, по расчетам, возможно не более чем на 70% {1: 615}. Не помогло продление военного положения почти во всей Сибири: в конце 1920 г. военное положение было снято полностью лишь в одной губернии Сибири — Омской.
Руководитель Сибревкома, несомненно, учитывал реальное состояние сибирских регионов. Недовольство населения в Сибири осенью 1920 г. и зимой 1920—1921 гг. политикой Советского государства проявлялось повсеместно. Тревожное предсказание руководителя сибирских коммунистов оправдалось. С активным вступлением в восстание казаков связано начало главных сражений в период Западно-Сибирского восстания: 14 февраля — 23 марта 1921 г.[22]. Примечательно, что председатель Сибревкома Смирнов в телеграмме Ленину от 18 февраля назвал восстание в районе Ишима—Петропавловска «кулацко-казачьим» {6: 218}.
Помглавкома Советской Республики по Сибири В.И. Шорин 9 марта высказал мнение: движение протеста является серьезным, в него втянуто все казачество, до половины крестьянства {7}. Данное мнение основывалось на достоверной информации. Шорин имел к этому времени подготовленный для него специальный доклад советского военного командования от 6 марта, в котором утверждалось, что в Петропавловском, Ишимском и Кокчетавском районах казачество участвует почти целиком в повстанческом движении, крестьянство — в основном молодежь и по мобилизации {8}.
Наряду с крестьянством как основной силой Западно-Сибирского восстания, важную роль играли казаки. В Уктузском районе Ишимского уезда Тюменской губернии произошли восстания в станицах Казанской, Пресновской, Рождественской. В казачьих станицах создавались отряды, в которые шли все, кто способен носить оружие, не считаясь с возрастом. Сибирское казачество активно присоединилось к крестьянскому восстанию также в Петропавловском уезде Омской губернии по казачьей линии. Повстанцы освободили станицу Архангельскую и повели наступление на станицу Кривоозерную. В феврале произошли восстания в казачьих станицах Кокчетавского уезда Омской губернии — Челкарской, Имантовской, Келлеровке {9; 6:231, 248}.
В станице Архангельской сформировался 1-й казачий сибирский полк, в состав которого вошли казаки станиц Архангельской, Вознесенской, Боголюбовской и Надеждинской. Первый Сибирский казачий полк был сформирован бывшим вахмистром Зубковым. Второй Сибирский казачий полк формировался в станице Вознесенской, им командовал бывший подхорунжий Иван Винников. Полки были разбиты на две сотни численностью 170 человек каждая. На полк приходилось около 100 винтовок. Полки подчинялись штабу Народной армии, начдивом являлся Семен Токарев. Штаб дивизии и 1-го казачьего полка находились в Ново-Михайловке. По донесению командира 1-го казачьего полка от 16 февраля, 15 февраля казаками была взята станица Явленская, захвачены пулеметы, винтовки, наступление продолжалось на Покровское. Казаки вместе с крестьянами контролировали обширную территорию Петропавловского уезда: станицы Ново-Никольскую, Архангельскую, Вознесенскую, Надеждинскую, Боголюбовскую, Ново-Каменскую и Бишкульскую, Михайловскую волость, деревни Плоское, Петровское, Столыпино, Корнеевку и Полтавку. В донесении начальника Дубровинского штаба Народной армии от 17 февраля сообщалось, что в станице Дубровинской образован временный штаб Народной армии, который по вступлении в исполнение обязанностей принял меры по организации отрядов, которые выступили из хуторов и поселков станицы Дубровинской {10}.
Разведсводка штаба Приуральского военного округа от 23 февраля 1921 г. сообщала: «Район от Петропавловска до Новорыбинской станицы (100 верст юго-западнее Петропавловска), населенный казаками, охвачен восстанием. В районе Лопатинской волости (30 верст южнее станции Лебяжье) находится противник численностью до 300 пеших и 200 конных, который, наступая на станицу Пресногорьковская (70 верст южнее Лопатинского), привлек на свою сторону посредством агитации до 2000 повстанцев, вооружения у которых мало.
Настроение повстанцев воодушевленное, наступление ведут стройными колоннами, и большинство из них казаки. Отмечается распространение восстания среди казачьего населения к югу от линии железной дороги Петропавловск — Макушино, берутся на учет банды повстанцев в районе Лопатинского (среди которых в большинстве казаки) численность около 3000 человек». В разведсводке от 24 февраля говорилось о боях в районе станиц Вознесенской, Архангельской, Надеждинской, Боголюбовской, Ново-Никольской {11}.
Через неделю, 1 марта, в очередной разведсводке советского командования информировалось: «Противник группируется в 30 верстах юго-западнее Мамлютки и численностью до 1000 человек — в районе поселков Ново-Никольский и Новоявленный. В указанном районе со стороны повстанцев оперирует казачья дивизия под командой Токарева в составе трех полков. Кроме того, по заимкам в районе Вознесенской — Боголюбовской — Михайловской и Новоявленной станиц бродят отдельные шайки бандитов. Нахождение главных сил повстанцев с их штабом в Новоявленной и Михайловском, последний — в 18 верстах юго-западнее станицы Становая. Отношение населения (казаков) к Красной армии и советской власти — враждебно-злое» {12}.
Командный состав повстанческих казачьих частей формировался по выборному принципу. В этой связи примечательно решение совещания командного состава повстанцев Михайловского района Петропавловского уезда. В начале марта 1921 г. на нем было принято постановление: «Совещание командного состава штаба Народной армии Михайловского района совместно с командованием 1-й Сибирской казачьей дивизии, собравшись сего числа для более точной организации главного штаба Сибирской народной армии, согласно выраженного недоверия волей народа бывшему главному штабу в лице начальника штаба гр. Кудрявцева и его помощников, которые, выставляя самозванно чины полковников и другие без согласия на то воли народа, против которых в данное время протестуем, постановили: избрать главный штаб Сибирской народной армии из гражданского командного состава, которых сам народ выдвинул и доверяет ему. Тайным голосованием избраны следующие лица: начальником главного штаба южной Сибирской народной армии — т. Зубков, его помощником — т. Шевченко, начальником дивизии — т. Токарев» {13}.
Наряду с Петропавловским уездом стремительно развивалось казачье восстание в другом уезде Омской губернии — Кокчетавском.
Советские руководители, вероятно, не ожидали в данном районе столь быстрого развития событий: в свое время именно кокчетавские казаки первые выступили против Колчака. Уполномоченный Сибревкома Е.В. Полюдов в телеграмме председателю Сибревкома Смирнову и помглавкому по Сибири Шорину 8 марта описал следующую картину: из Кокчетава в поселок Челкарский был послан кокчетавской ревтройкой отряд, однако отряд бежал оттуда в панике, бросив два пулемета. Три дня город Кокчетав был фактически без власти, в нем царил грабеж. Потом пришло, как указывалось в тексте телеграммы,
27 февраля 1921 г. главный военный совет Народной повстанческой армии Кокчетавского уезда издал приказ: во всех волостях и станицах должны быть временно созданы, вместо исполкомов, военные советы в составе председателя, двух заместителей по военной и хозяйственной частям и секретаря, в прочих селениях и аулах — сельские и аульные военные советы в составе председателя, его заместителя и секретаря. Данным приказом устанавливался следующий порядок: «Волостные, станичные, сельские и аульные военные советы избираются в том же порядке, как волостные и сельские исполкомы, по законам советской республики, с той лишь разницей, что право избирать и быть избираемым имеют все граждане без различия пола, нации и вероисповедания, достигшие 18-летнего возраста, за исключением лишь опороченных по суду» {6: 302}.
Военный штаб повстанцев Кокчетавского уезда организовал формирование отрядов, при этом повстанцы придерживались принципа: основная часть участников восстания должна оставаться на местах в своих хозяйствах, они подлежали вызову по мере надобности для участия в операциях. Приказ главного военного штаба повстанцев Кокчетавского уезда от 2 марта 1921 г. объявил мобилизацию всех граждан уезда с 1895 по 1900 г. рождения {6: 283,339}.
В разведсводке Кокчетавской группы советских войск сообщалось о тяжелых и изнурительных боях с повстанцами в казачьих районах: «10 марта банда силой до 500 человек со стороны станицы Челкарская наступала на занимаемую 26-м кавполком деревню Еленинская. После трехчасового боя она была отбита и отступила к станице Челкарская, но, получив подкрепление со стороны станиц Антоновская, Челкарская и Лабановская в количестве до 500 человек, вторично перешла в наступление на деревню Еленинская. После вторичного четырехчасового боя банды отступили на станицы Челкарская и Антоновская» {14}.
Казачьи отряды оказывали ожесточенное сопротивление при защите своих станиц. Информационные сводки напоминали военные фронтовые операции: «Два батальона сводного полка 10 марта окружили станицу Щучинская. Противник оказывал сильное сопротивление: бросался в атаку и стрелял из окон, из-за углов домов, заборов. После продолжительного боя противник был выбит и отступил в сторону деревни Макинское, что в 50 верстах юго-восточнее станицы Щучинская, и в станицу Котуркульская, а также в направлении на поселок Черноярский, что в 30 верстах южнее станицы Щучинская. После занятия нашими частями станицы Щучинская сводным полком была занята станица Котуркульская, что в 20 верстах восточнее станицы Щучинская. 12 марта нами занята станица Боровская. Банды из этих районов бежали в сторону деревни Макинская и Кожербаевская, где, по всей вероятности, намерены организовать свои стратегические пункты» {15}.
11 марта советские войска заняли станицы Щучинскую, Котуркульскую, Сандыктавскую, поселки Еленинский, Павловский, Троицкий, Подгорный. 233-й полк 12 марта выступил на станицу Лабановская и вступил в бой с повстанцами. Оборонительной линии у станицы не было. Бой проходил на улицах станицы. В домах казаков были устроены засады, откуда они обстреливали наступающих. Казаки с вилами, пиками и топорами бросались из-за углов домов в атаку. Доклад командования Кокчетавской группы советских войск Шорину описал картину развертывания жестоких сражений: «Противник производил 12 марта целый ряд злостных, но безуспешных атак на станицу Лабановскую. Уличный бой в самой станице продолжался около двух часов. Пришлось с боем брать каждый дом, каждый сарай. И только тогда, когда станица была подожжена, она была очищена от банд. Такой же бой происходил 12 марта в станице Челкарской, советские части не смогли удержаться в пос. Челкарский. В боях под поселком Челкарский и станицей Лабановская 182-й полк и 233-й полк потеряли 75% комсостава» {16; 6: 401}.
Казаки, отступившие из Лабановской в направлении станиц Аиртовская, Челкарская и Имантавская, перешли в контратаку, которая была отбита. Получив подкрепление из других станиц, повстанцы вновь предприняли наступление. После полуторачасового боя казаки отошли в сторону станицы Имантавская. В наступлении на Лабановскую участвовало 1300 человек пехоты, 700 всадников со стороны станиц Челкарской и Аиртовской, а также 800 человек пехоты, 400 всадников со стороны станицы Имантавской. По сводке советского командования, вооружение повстанцев при штурме станицы Лабановской в большинстве своем состояло из пик, вил и топоров, в меньшей степени — винтовок, всего лишь два пулемета. Вилами, пиками и просто палками были вооружены повстанцы в другом бою 12 марта — у Михайловской, где советская группа была встречена казаками в количестве 3 тыс. человек, из которых лишь каждый десятый имел винтовку. Бой длился до 12 часов, в результате которого станица была взята советскими войсками. В указанных выше тяжелых боях 12 марта потери с советской стороны оценивались в 40 человек убитых и до 90 раненых, в то время как потери противника определялись до 900 человек убитыми, количество раненых «не поддавалось учету» {17}. Конечно, победители в определенной степени приукрашивали собственные успехи, однако нельзя не учитывать, что в список потерь со стороны повстанцев включались также многочисленные потери среди местного населения в ходе штурмов и боев непосредственно в станицах. В результате примерное соотношение потерь 1:20 и более не вызывает удивления.
14 марта казаки предприняли ночную атаку, чтобы отбить станицу Котуркульскую, оставленную несколькими днями ранее. В станице Челкарской казаки укрепили позиции окопами и обложили боронами. 26-й кавполк повел наступление на Челкарскую, но после продолжительного боя был вынужден отступить. Бой был жестокий, доходивший до уличных схваток между советскими частями и засевшими в домах повстанцами. Выбыло до 70% комсостава советских войск {18}.
Перечисленные факты опровергают советский идеологический миф о повстанцах как бандитах и белогвардейских «бандах» казаков. Казаки, организованные в сотни, полки защищали свои родные станицы и хутора до последней капли крови. Повсеместно подростки, старики, женщины оказывали своим отцам, сыновьям, мужьям самоотверженную помощь.
Характер казачьего протеста выражен в воззваниях повстанцев. Вступив 23 февраля 1921 г. в Кокчетав, командование казачьих повстанческих отрядов обратилось к жителям города и уезда с воззванием, подписанным начальником штаба Главного военного совета Романовым: «Напуганные действиями наших высших офицеров и генералов, вы теперь тоже, вероятно, думаете, что казаки поднялись для восстановления колчаковского произвола. Нет, братья, нам не нужно того, что отброшено историей. Колчак пал потому, что не понял духа свободолюбивого сибирского крестьянина и казака. Нам, братья, как и вам, не нужны золотые погоны, нам их, простым казакам, не носить: мы дети одной с вами трудовой семьи…» {5: 88}.
В конце февраля руководство повстанцев Кокчетавского уезда обратилось с воззванием к красноармейцам и крестьянам: «Крестьяне и красноармейцы, мы знаем, что вы относитесь недоверчиво к движению, поднятому нами против наших общих врагов: коммунистов. Ваше горе горько и нам. Нам в Сибири с вами делить нечего. Земли у нас хватит на всех, и мы имеем общих врагов. Мы поднялись все, как один человек, против кучки наймитов, нагло именующих себя рабоче-крестьянской властью. Мы не хотим, чтобы нами командовала, нас обирала, нас гноила по разным чека да по тюрьмам, чтобы расстреливала тысячами, как в Омске, кучка коммунистов. Мы хотим, чтобы труд был свободным, чтобы каждый занимался тем, чем хочет, чтобы была свободная торговля, чтобы каждый мог продать, что имеет лишнего, а неимеющий мог купить. Мы требуем, чтобы не было разверсток, излишки наш брат хлебороб сам продаст. Мы стоим за советскую власть, но не за такую, какую представляют ее коммунисты; за власть всего народа, а не за кучки бывших острожников, и коммунистов. Советская власть — власть народа, а не должна быть властью коммунистов. Вставайте все как один: рабочий, крестьянин, казак, киргиз, — все народы против угнетателей!.. Да здравствует советская власть без узурпаторов — кровожадных коммунистов» {6: 317—318}.
В другом воззвании — Главного военного совета повстанцев Кокчетавского уезда — к широким народным массам — крестьянам, казакам, киргизам (конец февраля — начало марта) говорилось: «Коммунисты извратили задачи истинной народной власти. Они забыли, что благо народа, трудящихся есть основание народного благополучия. Они больше думали о себе, о своей партийной дисциплине, а не о нас — истинных хозяевах страны. Всем известная чека, ни с чем не сообразная разверстка на предметы нашего труда, бесконечная подводная повинность, постоянные страхи за лишнее сказанное слово, за лишний кусок хлеба, тряпку, лишнюю вещь, — все это жизнь нашу, и без того невеселую, обратило в ад, превратило нас в рабов случайных выскочек-мальчишек с сомнительным прошлым и настоящим. Неумелое хозяйничество нашим добром переполнило чашу терпения, и мы, зная, что нас ожидает, бросая дом, семью, объявили восстание и прогнали коммунистов. Изгоняя коммунистов и лжекоммунистов-предателей, мы боремся за истинно народную власть, за неприкосновенность личности и частной собственности, за свободу слова, печати, союзов, убеждений, не направленных во вред народного благосостояния наций. Мы боремся за свободный труд, за землю для тех, кто на ней трудится. Долой насилие над личностью. Мы не сторонники расстрелов: крови довольно, ее много пролито до нас. Мы просим всех воздерживаться от самосудов: пусть виновность устанавливает народный суд, который будет карать только сознательных врагов народа и его благополучия.
Красноармейцы, вы наши по духу, по убеждениям, вы поймете нас. Бросайте “говорунов”, идите в наши ряды. Здесь нет генералов, буржуев, царских офицеров, нет выскочек-болтунов. Вы встретите своих братьев, отцов с мозолистыми руками. Коммунисты, знайте, что народ не с вами. Ваше дело проиграно. Уходите от нас. От вас зависит прекратить новые потоки крови и приблизить время спокойного производительного труда нашей разоренной страны. Долой коммуны! Да здравствует народная власть советов и свободный труд» {6: 319}.
Западно-Сибирское восстание опровергает еще один идеологический миф — о противостоянии казачества и крестьянства. Примечателен следующий пример из истории восстания: 19 февраля 1921 г. штаб Народной повстанческой армии крестьянского Петуховского района Ишимского уезда Тюменской губернии затребовал от штаба Петропавловского уезда Омской губернии отряд казаков в 40—50 человек «для поднятия духа крестьянского населения, так как крестьяне мало уверены, что казаки восстали и работают совместно» {6: 228}.
22 февраля 1921 г. представители крестьянства и казачества Ишимского, Ялуторовского уездов Тюменской губернии, Курганского уезда Челябинской губернии, Петропавловского уезда Омской губернии в селе Юдино провели собрание с целью координации общих усилий крестьянства и казачества. Председателем собрания был избран казак Яков Рогачев — представитель станицы Боголюбовской Петропавловского уезда, командир казачьего полка. Выслушав доклады с мест о текущих событиях, собрание постановило: «Вести борьбу с коммунизмом до окончательной победы или смерти. Объявить всему населению восставших местностей, что другого выхода нет: мы должны победить или умереть. Требовать от граждан всеми силами пособлять армии в борьбе с коммунизмом, распространять эту идею борьбы за свободу и жизнь народа, привлекать к ней большее и большее количество населения. Нет места малодушным и трусам в нашей среде. Нет пощады коммунистам». Рассматривая вопрос о введении военной дисциплины и единого объединенного командования, собрание приняло постановление: «Требовать от командиров отдельных частей подчиняться беспрекословно высшему командованию по рангу (не исключая командиров и рядовых) и лиц, не подчиняющихся приказам, немедленно устранять от должности и предавать жестокому наказанию. Требовать от командиров всех частей, прибывающих на фронт, немедленно поступать в распоряжение командира известного участка и общее командование сосредоточить в руках главного штаба, командующего фронтом борьбы. Лозунгом нашей борьбы будет: “Свободное право народа, выраженное волей свободно выбранными представителями народа”. Собрание объявило: “Пусть будет наш лозунг — объединение всех слоев населения и братское отношение между всеми. Крестьянство, казачество, служащие и рабочие под названием свободные граждане, свободный народ, объединенный в борьбе с коммунизмом”» {19}.
Созванное 26 февраля военное совещание из представителей казачества и крестьянства Ишимского, Курганского, Петропавловского и Ялуторовского уездов приняло специальное обращение к населению Сибири, в котором говорилось, что казачество и крестьянство восстало «для завоевания прав народа, насильственно захваченных коммунистами, с пиками, вилами и отчасти с голыми руками». На данном совещании решались вопросы единого командования с целью создания организованного движения. Совещание учредило выборный военный совет с полнотой военной власти и назначения командного состава. Было принято решение собрать на совещание 7 марта по одному выборному представителю от каждой волости, а также по одному представителю от войсковой части, имеющей не менее 500 человек {20}.
Воззваниям и призывам со стороны повстанцев советское и военное руководство Сибири противопоставило собственные обращения — борьба велась не только военными методами, но и идеологическими. В воззвании командования Петропавловской группы советских войск к крестьянству и казачеству от 21 февраля 1921 г. говорилось: «Не верьте, когда вам говорят, что мы расстреливаем пленных, не верьте злым наветам и провокаторам. Остановитесь, довольно крови! Возвратитесь к мирному труду и начните свою работу, в которой все мы так нуждаемся. Мы обещаем вам полную безопасность, мы сами давно стремимся к миру и трудовой организации» {6: 253}. Под данным обращением стояла подпись: командующий обороной Петропавловского района Н.И. Корицкий — тот же самый командир отряда чрезвычайного назначения, который занимался ликвидацией крупного казачьего и крестьянского восстания летом 1920 г. в Алтайской и Семипалатинской губерниях.
Однако жестокие методы подавления восстания перечеркивали пропагандистские усилия советской стороны. За несколько дней до указанного обращения, 16 февраля, в том же Петропавловске чрезвычайным полевым ревтрибуналом за участие в восстании были приговорены к высшей мере наказания 10 сибирских казаков: Кыжанов Иван из станицы Никольской, Сергеев Ефим, Федоров Петр, Соломонов Григорий, Прокопьев Трофим, Кузьмин Терентий, Филиппов Никита, Михайлов Иван из станицы Архангельской, Курченков Антон из станицы Бишкульской, Щеголев Иван из поселка Надеждинский. Приговор был приведен в исполнение ночью по приказу того же Корицкого, командующего войсками Петропавловской группы {21}.
Информация о жестокости карательных советских войск среди населения распространялась гораздо быстрее советских обещаний о помиловании. Показателен следующий пример. В донесении Челкарского военного совета в Главный военный штаб повстанцев Кок-четавского уезда сообщалось: казаки станицы Имантавской Кокчетавского уезда Василий Кунгурцев, 35 лет, и Никифор Миронов, 25 лет, были направлены в разведку, но были арестованы в селе Ново-Николаевское. Казаки вынесли нечеловеческие пытки. Сохраняя стилистику документа, процитируем выдержку из него: «У первого мученика, Василия Кунгурцева, сначала надели на шею веревку и стали давить, так как при освидетельствовании понятых на шее оказались два синие передава, а руки были связаны назад, потом стали наносить нечеловеческие ранения сначала с правой стороны пищевода, на затылке нанесена рана топором и голова отвалена совсем к плечу, на лице также от правого глаза до правого уха тоже рассечено и через рану видно, что мозг совсем выбит, далее спереди стали производить удары (как по освидетельствованию оказалось) в лоб прикладом так, что череп оказался спереди до половины головы назад сплющенным. У второго мученика, Никифора Миронова, были нанесены муки: надета на шею веревка и стали давить, чему свидетельствуют сильные передавы на шее, затем связали руки и стали колоть глаза так, что (по освидетельствованию) глаз правый совсем вышел из своего места и висит на правой щеке, а левый глаз тоже кололи ножом, в глазнице большая рана. Далее стали колоть в рот штыком, и рана вышла через мозг в затылок. Зубы все выбиты, в носу все исковырено ножом, правая рука выкручена из предплечья» {6: 238}.
Озабоченность советского руководства скорейшим подавлением восстания объяснялась следующим фактором: приближалась посевная кампания, от результатов которой зависел урожай 1921 г., соответственно — план выполнения продовольственной разверстки на год, установленный для губерний, охваченных восстанием, а также в целом для Сибири. Советское командование было также озабочено охраной железной дороги по линии Омск — Челябинск: нарушение повстанцами железнодорожного сообщения нанесло существенный ущерб экономике не только Сибири, но и всего Советского государства. С учетом изложенного становится понятной цель многочисленных обращений советского руководства к повстанцам.
В течение одного дня, 22 февраля 1921 г., появилось два обращения. В первом (подписи: уполномоченный Сибревкома Е.В. Полюдов, командующий Петропавловской группой войск Корицкий, председатель Петропавловского ревкома Барлебен) утверждалось: «Обманутые белогвардейцами, агентами Колчака, распространившими гнусные слухи о падении советской власти в центре, крестьяне и казаки примкнули к восстанию банд, испортивших железную дорогу, расстроивших вашу мирную жизнь. Советскими войсками восстание подавлено, железная дорога восстанавливается, приближается весна — время посева, время напряжения всех сил рабочих и крестьян. От имени Сибирского революционного комитета призываем всех крестьян и казаков вернуться в свои села и станицы и объявляем полную неприкосновенность всем обманутым, сдавшим добровольно оружие. Все, кто не вернется немедленно к своим станицам и селам, будут объявлены врагами советской республики и понесут тяжкое беспощадное наказание. Крестьяне и казаки! Пока не поздно — возвращайтесь к вашим домам и семьям, сдавайте оружие, принимайтесь за мирный труд!» {6: 265}.
В другом воззвании, к трудовому казачеству, командования Петропавловской группы советских войск (подпись Корицкого) говорилось: «Близка весна, скоро наступит тепло, придет время посева. Необходимо приступить к мирной земледельческой жизни, а жилища ваши разрушены, отцы, братья, сыновья убиты, искалечены или скрываются, как дикие звери в зарослях леса, среди сугробов снега, погибая от холода. Ведь так должно быть всем понятно, что борьба против нас бесплодна и бесцельна, бессмысленна и преступна. Сейчас трудовые массы всего мира простирают свои руки к советской России. Они ждут от нас помощи, желая и у себя сбросить власть помещиков и капитала. Мировой капитал отстаивает свои последние позиции, он еще пытается задушить Россию, часто пользуясь вашей темнотой и несознательностью. Орудием же их везде являются бывшие царские прихвостни, попы, офицеры и кулаки. И вот вы невольно помогаете им, расстраиваете наш тыл, заставляете лить часто ни в чем не повинную кровь и прибегать к насилиям. Товарищи! В ваших силах прекратить весь этот ужас и начать мирную, творческую работу. Бросайте оружие и выдавайте своих зачинщиков, пока не поздно. Советская власть и коммунистическая партия умеют прощать и забывать ошибки и промахи, но зато она жестоко и беспощадно наказывает всех идущих против нее! Итак, пока не поздно, опомнитесь и вернитесь к брошенным семьям своим и покинутым хозяйствам» {22}.
Однако реальная практика деятельности органов советского руководства нередко расходилась с призывами и обещаниями. Примечателен в этом отношении доклад председателя Кокчетавской революционной тройки Т.Ф. Розенбаха Омскому губкому РКП(б) от 1 марта 1921 г. Комиссар, напуганный казачьим восстанием, докладывал в партийный орган: «Казаки действуют целыми массами в несколько тысяч и нагоняют страх на наши маленькие отряды. По отношению казачьих станиц я проведу следующую политику. После самого беспощадного подавления восстания я в станицы переселю крестьян или переселенцев из России. Казачество кокчетавское надо раз и навсегда ликвидировать, иначе здесь спокойно не будет» {6: 327—328}.
Выездные сессии Реввоентрибунала Сибири регулярно выносили расстрельные приговоры. Так, 2 марта за участие в восстании к высшей мере наказания была приговорена группа казаков поселка Кривоозерный Архангельской волости Петропавловского уезда. В повседневную практику вошли массовые грабежи и насилие красноармейских частей среди местного населения. Местные жители жаловались: «Советы грабили, а Красная армия грабит и расстреливает» {23; 6: 335}.
Для подавления восстания были стянуты крупные группировки советских войск — регулярные части Красной армии, части особого назначения, войска внутренней охраны. Советские войска различного подчинения были сведены в группы войск с единым командованием, территория мятежных губерний была разделена на боевые участки (Петропавловский делился еще на отдельные боеучастки: левый, средний, правый). Тактика советских войск имела карательный характер, основанный на полном окружении казачьих станиц (Лабановской, Челкарской, Арык-Балыкской, Имантавской, Щукинской и др.).
Особое внимание военное командование уделяло казачьим повстанческим частям. 16 марта 1921 г. уполномоченный Сибревкома Полюдов (казак по происхождению) телеграфировал из Кокчетава председателю Сибревкома Смирнову: «Везде будет спокойно, как только ликвидируем банды в казачьих станицах. Завтра займем Имантавскую и дня в три-четыре ликвидируем банды в станицах Арык-Балыкской, Верхне-Бурлукской, Нижне-Бурлукской и Акан-Бурлукской. Двум эскадронам и двум ротам, отправленным мною на п. Кривоозерский, вчера дано задание, связавшись с крестьянами, поймать так называемый Главный сибирский штаб — всего около 30 человек. Главные силы бандитов в боях под Челкарским, Лабановским, Аиртовским нами уже разгромлены» {6: 424}.
В середине марта 1921 г. превосходящие советские войска начали решающее наступление. В сводке советского командования от 16 марта завершение главных сражений описано следующим образом: «Частями, действующими на правом боевом участке, заняты станица Антоновская, деревня Комаровская и станица Кривоозерная. Разбитые банды отступают, не оказывая сопротивления. Среди них наблюдается сильное разложение. На среднем боевом участке 15 марта 233-й полк после артиллерийского обстрела занял станицу Аиртовская. Банды отступили на станицу Орловская, что в 10 верстах западнее станицы Аиртовская. В тот же день банда силой 400 человек пехоты и 200 кавалерии повела наступление на занимаемую 233-м полком станицу Лабановская, но нашим контрнаступлением была отброшена, после чего те же части заняли станицу Имантавская. Банды бежали в станицу Арык-Балыкская, и 40 подвод уехало на деревню Ново-Ермаковская. 16 марта после перестрелки занята станица Якши-Янгызтавская. Банды отступили на станицу Аккан-Бурлукская и Нижне-Бурлукская. В станице Якши-Янгызтавская все казаки, принимавшие участие в выступлении, исключая главарей, остались. Убежали казаки и жители других станиц. Крестьяне отделились от казаков и разошлись по домам. Аналогичное явление наблюдается и среди казаков. Участники восстания поодиночке и группами возвращаются по домам». Боевая сводка от 22 марта 1921 г. подчеркивала массовое возвращение казаков по домам. Без боя были заняты станицы Нижне-Бурлукская, Аккан-Бурлукская {24}. Падение казачьих станиц к 23 марта 1921 г. символизировало окончание главных сражений Западно-Сибирского восстания. Восстание перешло в стадию арьергардных боев.
1. Сибирская Вандея. 1919—1920. Документы / Сост. В.И. Шишкин. Т. 1.М.,2000.
2. РГВА. Ф. 1317. Оп. 2. Д. 940. Л. 51, 54.
3. РГВА. Ф. 1318. Оп. 1. Д. 23. Л. 396.
4. РГВА. Ф. 16750. Оп. 1. Д. 5. Л. 40,44,45.
5.
6. Сибирская Вандея. Т. 2. М., 2001.
7. РГВА. Ф. 384. Оп. 1. Д. 16. Л. 17, 18.
8. РГВА. Ф. 1393. Оп. 1. Д. 72. Л. 23.
9. РГВА. Ф. 16. Оп. 3. Д. 75. Л. 159.
10. РГВА. Ф. 1393. Оп. 1. Д. 49. Л. 58; Д. 76. Л. 24—25.
11. РГВА. Ф. 1393. Оп. 1. Д. 49. Л. 23; Ф. 25892. Оп. 3. Д. 126. Л. 83.
12. РГВА. Ф. 1393. Оп. 1. Д. 49. Л. 36.
13. РГВА. Ф. 1393. Оп. 1. Д. 49. Л. 88.
14. РГВА. Ф. 384. Оп. 1.Д.21.Л. 10,13.
15. РГВА. Ф. 384. Оп. 1. Д. 21. Л. 10,15.
16. РГВА. Ф. 16. Оп. 3. Д. 75. Л. 478-481; Ф. 384. Оп. 1. Д. 21. Л. 18—19.
17. РГВА. Ф. 384. Оп. 1. Д. 21. Л. 18—19.
18. РГВА. Ф. 384. Оп. 1. Д. 21. Л. 9, 18—20.
19. РГВА. Ф. 7. Оп. 2. Д. 537. Л. 53—54.
20. РГВА. Ф. 7. Оп. 2. Д. 537. Л. 52, 53.
21. РГВА. Ф. 1393. Оп. 1. Д. 94. Л. 2.
22. РГВА. Ф. 1393. Оп. 1. Д. 43. Л. 27.
23. РГВА. Ф. 16. Оп. 2. Д. 88. Л. 52.
24. РГВА. Ф. 384. Оп. 1. Д. 21. Л. 25; Ф. 1393. Оп. 1. Д. 94. Л. 29.
ТАМБОВСКАЯ ВАНДЕЯ:
АНТОНОВЩИНА
ПРИЧИНЫ И ФАКТОРЫ КРЕСТЬЯНСКИХ ВОЛНЕНИЙ В ТАМБОВСКОЙ ГУБЕРНИИ
Восстание крестьян в Тамбовской губернии, более известное под названием «антоновщина», явилось кульминацией крестьянского протеста против политики военного коммунизма. Это была настоящая война крестьян против коммунистического режима, длившаяся более года. У тамбовских крестьян были своя регулярная армия, созданная по образцу Красной армии, единое руководство и своя партия. Именно это восстание крестьян заставило В.И. Ленина отменить продразверстку и перейти к нэпу.
26 октября (8 ноября) 1917 г., на другой же день после Октябрьской революции, на II Всероссийском съезде Советов был принят ленинский Декрет о земле. Казалось бы, что вечная мечта крестьян о вольном труде на собственной земле осуществилась.
Что же в таком случае столкнуло тамбовских крестьян с новой революционной властью, именовавшей к тому же себя «рабоче-крестьянской»?
Продовольственный кризис в России не был создан большевистской революцией. Он возник в годы Первой мировой войны, обрушившей на широкие слои населения России неисчислимые бедствия, среди которых очень скоро стал доминировать голод. Лозунг «Хлеб голодным!» был одним из главных в русских революциях 1917 г. — и Февральской, и Октябрьской. Появление этого лозунга само по себе свидетельствовало о неудаче продовольственной политики и царского, и Временного правительств, хотя и то и другое принимали, казалось бы, необходимые меры.
Уже в августе 1915 г. были введены твердые цены на хлеб для правительственных закупок (на военные нужды). В декабре 1916 г. кризис правительственных заготовок заставил встать на путь хлебной разверстки, то есть распределения государственной потребности в хлебе между губерниями, селениями, хозяйствами в качестве обязательств на его поставку. Хлебными поставками обязывались даже не зерновые губернии — Вологодская, Новгородская, Костромская и др. В хлебопроизводящих же районах разверстка сразу оказалась непосильной для крестьянских хозяйств. Со всей определенностью об этом заявила Тамбовская губернская земская управа, потребовавшая снижения поставок: «Не считая себя вправе сознательно вести население к бунту и голоду, губернская управа не находит возможным производить разверстку в указанных министром земледелия размерах» {1: 480-490}.
И твердые цены, и продразверстка оказались малоэффективными из-за своей частичности, ограниченности закупками на военные нужды. Держатели хлебных запасов, имевших рыночное значение, предпочитали спекулировать, добиваясь стремительного роста цен, усугубляя продовольственные трудности для неимущих слоев населения, особенно в городах. Созданное Февральской революцией Временное правительство должно было начать именно с продовольственного вопроса — с введения хлебной монополии государства, что означало и установление твердых цен, и передачу всего хлебного запаса (кроме необходимого для продовольствия и хозяйственных нужд владельца) государству через посредство его продовольственных органов. Закон, подготовленный А.И. Шингаревым (не большевиком, а кадетом) и принятый 25 марта 1917 г., имел вполне большевистское название — «О передаче хлеба в распоряжение государства».
Хлебная монополия должна была опираться на широкую сеть продовольственных комитетов (общественных организаций, демократически возникших на всех уровнях управления — от волостного до общегосударственного) и на систему Министерства продовольствия, созданного 5 мая 1917 г. Имелась и «хлебармия», появившаяся еще в царское время. Однако слишком тесная связь с эгоистическими интересами крупных землевладельцев и торговцев, непоследовательность и нерешительность действий Временного правительства привели к тому, что хлебная монополия и передача хлеба в распоряжение государства на деле осуществлены не были. Провал заготовок из урожая 1917 г. стал очевидным сразу. Уже 20 августа Министерство продовольствия разослало на места директиву: «В случае нежелания сдавать хлеб должны быть применены меры принудительные, в том числе вооруженная сила». И сила эта применялась, когда хлеб сдавать отказывались крестьяне, особенно в прифронтовых губерниях.
К осени 1917 г. продовольственный кризис охватил практически всю территорию Европейской России, включая фронт. В бедственном положении оказались огромные массы населения. Голод стал реальным и все более значимым фактором развития событий по стране в целом. Поэтому, как бы ни оценивать продовольственную политику первых лет Советской власти, как бы ни относиться к ее интерпретации в качестве социалистической (или хотя бы «военно-коммунистической»), нельзя не видеть, что она вырастала из объективных обстоятельств времени, что ее основы и направления определились еще до Октября.
Тамбовская губерния — по составу своего населения наиболее крестьянская из всех губерний России: на 3,4 млн. сельского населения приходится всего 250 000 горожан (около 8%). Промышленность крайне слабо развита; выделяются только суконные фабрики Рассказова (рабочие — полуземледельцы), три свекло-сахарных завода, несколько заводов спирта да недавно оборудованный «пороховой завод» — (до 2000 человек) — основная опора «большевиков», некоторое значение имеет также ремонтный артиллерийский завод в Тамбове (несколько сот рабочих). Довольно сильно развиты кустарные промыслы (в северных лесных уездах — тележный, гонка дегтя, смолы и т.д., близ Рассказово — вязально-чулочный, в Усманском уезде — холстоткацкий и т.д.). Под помещиками земли было в 1917 г. до 600 000 десятин, из них до 107 000 лучших лугов (у крестьян в наделах до 150 000 десятин луговых угодий). Помещичьи имения в большинстве представляли высококультурные хозяйства. Крестьянские хозяйства велись обычным рутинным способом; но уже выделился сильный слой хозяйственных мужичков с крупными почвами.
К 1917 г. до 20% крестьянских хозяйств имели пахотной земли от 6 и более десятин на двор, а до 8% — более 10 десятин пашни. Губерния считалась производящей и вывозила в год до 60 млн. пудов продуктов сельского хозяйства, в том числе до 26 млн. пудов за границу. Тамбов, Рассказово, Козлов были крупными хлебными рынками, где творились многомиллионные обороты. Эта крестьянско-помещичья захолустная губерния была вместе с тем и давней вотчиной эсеров. Она долгое время представляла собой место административной ссылки; немалое число местных крестьян в разное время из нее угодили в более отдаленные места.
Революция внесла значительные изменения в положение тамбовского крестьянства. Крестьянство овладело большей частью помещичьих имений и их поделило. Пострадали и крупнокрестьянские хозяйства. Из бывшей помещичьей земли до 72 000 десятин отошли под совхозы, которых к 1920 г. налажено до 150, но ни один не поставлен сколько-нибудь сносно — все идут в убыток, все пользуются крестьянским трудом (с исполу), и очень немногие (Ивановский совхоз в Тамбовском узде) оказывают сколько-нибудь существенную помощь деревне. И отношение к совхозам (через них к Советской власти) почти повсеместно у крестьян враждебное. Столь же враждебное отношение встречают в большинстве случаев и усердно насаждавшиеся до последнего времени колхозы: по коллективизации Тамбовская губерния идет впереди других, но тяга к коллективному хозяйствованию, естественно, усилившаяся с истощением инвентаря и т.д., была через край поощряема различными льготами, премиями. Как в совхозах, так и в колхозах частенько оседали прежние помещики, управляющие или дворовые и т.п. люди.
Колхозы не менее совхозов стали убежищем для инвалидов и бездельников; лишь очень немногие из них являют хозяйственную ценность и успешно противостоят придирчивой критике единоличников. На землеустройство колхозов и совхозов было обращено приветливое внимание, но землеустройство крестьян единоличников едва лишь начато. Чересполосица, дальноземелье тяжко гнетут тамбовского крестьянина. Вопрос о расселении, пожалуй, самый больной вопрос в губернии.
Распределение земли резко изменилось за время от 1917 по 1919 г. В общем, число хозяйств лишь незначительно возросло. Но в то время как группа беспосевных, достигавшая до 6%, упала за два года до 1%, число хозяйств с посевами от б десятин уменьшилось с 18 до 6, 3%. Особенно сильно выразился этот процесс в наиболее хлебных уездах. Так, в Козловском число беспосевных хозяйств уменьшилось с 5,1 до 0,2%; число хозяйств, имеющих до 2 десятин пашни, увеличилось с 29,9 до 36%; группа хозяйств с 2, 1 до 6 десятин возросла с 46, 5 до 53, 2%, в то же время группа хозяйств с более чем 6 десятин пашни уменьшилась с 18,5 до 5,6%; причем совершенно исчезла группа крестьянских хозяйств с более чем 13 десятин пашни, а таких было в 1917 г. 2,8% (из них 0,1% имело от 35, 1 до 40 десятин). По Кирсановскому (родина «антоновщины») уезду данные еще более типичны: группа беспосевных уменьшилась с 9, 3 до 0, 9%; до 2-х десятин — также уменьшилась с 21,3 до 13, 8%, группа от 2,1 до 6 десятин увеличилась с 40 до
Причины крестьянской войны, когда она началась, объяснялись советскими властями очень просто: происками белогвардейцев и англо-французского империализма. 8 сентября 1921 г. «Правда» сообщила, что Антонов получал «директивы из-за границы от ЦК партии кадетов». ВЧК докладывала Совнаркому: «В Рязанской, Тульской, Калужской, Смоленской, Тамбовской, Тверской губерниях, как теперь выяснилось, были организованы мятежи по общему плану при содействии англо-французского капитала».
Однако знакомство с программами и лозунгами восставших крестьян позволяет немедленно отбросить мысль о «кадетском» или «англо-французском» заговоре.
Причины были более глубокими. Основная — состояла в том, что крестьяне хотели свободно обрабатывать землю, свободно пользоваться ее плодами. «Землю отдали, а хлеб до последнего зерна отбираете: да подавись ты сам такой землей! Мужику от земли один горизонт остается», — заявляет коммунисту Дванову мужик в завоеванной деревне. А в ответ на объяснение, что отбираемый хлеб нужен революции, крестьянин резонно возражает: «Дурень ты, народ ведь умирает — кому ж твоя революция останется».
Объектом кровавого спора крестьян с большевиками была не только продразверстка. Крестьяне верили, что революция принесла им свободу. Идея свободы, воспринятой как воля-вольная, всколыхнула крестьянскую Россию. Советы воспринимались как форма самоуправления, как ликвидация тяжкой, городской власти. Деревня хочет существовать без города. Город объявляет ей войну. Для сбора продразверстки создается продармия. Применяются жесточайшие меры для подавления недовольства. Чтобы сломить сопротивление кулачества, диктатура пролетариата применила чрезвычайные средства борьбы — отдачу под суд, ревтрибуналы, тюремное заключение, конфискацию имущества, заложничество и даже расстрел на месте в случае вооруженного сопротивления.
Каждое выступление против советской власти, каждое выражение недовольства политикой большевиков объявляется делом «кулаков», «сопротивлением кулачества». В августе 1918 г. Ленин определил число «кулацких хозяйств» в 2 миллиона, а в апреле 1920 г., на Девятом съезде, он говорил уже о миллионе хозяйств, зажимающихся в деревне «эксплуатацией чужого труда». Цифра эта была ничтожной в стране с населением (1920 г.) в 130,5 млн. человек, из которых в деревне жило 110,8 млн.
Поскольку формула «кулак — это враг» смысла не имела, ибо понятие оставалось неопределенным и даже официальная численность ничтожной, формула переворачивалась и звучала: «враг — это кулак».
В циркуляре председателя Тамбовского губисполкома М.Д. Чичканова волостным советам о реквизиции хлебных излишков от 2 июля 1919 г. говорилось: «Острая нужда в хлебе, прекращение сдачи хлебных излишков крестьянами добровольно заставляет Советскую власть принять самые строгие меры против держателей хлеба. Сейчас губпродком приступает к реквизиции хлебных излишков. Предписывается всем совдепам, исполкомам оказывать реквизотрядам, агентам всяческое содействие в деле реквизиции, обнаружении скрытых хлебных излишков.
Всякое должностное лицо, бездействием своим тормозящее дело реквизиции, будет рассматриваться как противник Советской власти, будет предан суду революционного трибунала. Граждане, уничтожающие хлебные излишки на самогон, объявляются врагами революции. Предписывается с ними вести самую беспощадную борьбу, арестовать, сопровождать в Тамбов для предания суду. Волисполкомам предлагается по требовании начальников отряда, работающих в данной волости, на время работы давать трех лошадей верховых для обслуживания отряда. Немедленно передайте этот приказ волисполкомам» {2}.
Характеристику деятельности губпродкома представляет следующий отчет: «Вся ссыпка этого г… получена почти исключительно с помощью отрядов. Отряды разбросаны сейчас во всех уездах, частью из отрядов ВОХР, частью отряды организованы местными силами. Руководство реквизицией сосредоточено в губреквизотделе, в котором непосредственное участие принимает губпродкомиссар — руководство в смысле переброски отрядов из уезда в уезд или из района в район. Сама техника работы, ее план в уезде разрабатывается упродкомом совместно с особоуполномоченным губпродкома. Несколько в особом положении были отряды, работавшие в Козловском, частью в Моршанском уездах, отчасти и в Лебедянском уезде. Эти уезды, гранича с голодной Рязанской губернией, давали возможность утекать здесь хлебу гужевым путем, почему отряды здесь работали по плану губпродкома: первая группа направлялась от станции Ст. Юрьево на Ламки, Козловский уезд; вторая—Сабурово—Бенкендорф-Сосновка (Моршанского уезда) — Ламки. Соединившись, обе группы фронтом продвигаются к югу. Как общее правило для всех уездов — отряды двигаются от периферии к центру, чтобы не дать возможности перебрасывать хлеб из уезда в уезд, и на всех дорогах выставляются заставы, чтобы прекратить возможность внутриуездных перебросок хлеба.
Поделиться книгой: