Там, где нас нет

– Ну, пока, – немного удивленно попрощался он.

Эту фразу я услышала в фильме «Фабрика пыли». Она мне так понравилась, что всегда хотелось ее произнести самой, но все никак не было подходящего случая. А тут такая удача! В мое окошко весело светило солнце, соглашаясь со мной.

Наша встреча состоялась в назначенное время. Пока я ехала в центр, я думала о том, как красив город зимой. Все покрыто белым снегом. Темно. Повсюду сияют гирлянды, огни, разные фонарики. Я почувствовала себя героиней одного из «Ночных рассказов» современного датского писателя. Мне захотелось попасть в сказку. Я решила, что мы не останемся здесь. Мы поедем в Суздаль.

– Привет, – поздоровалась я, подходя к Кириллу.

– Привет, – ответил он.

– У меня к тебе предложение. Поехали гулять в Суздаль. Бродить по улицам можно и там.

– Идея хорошая. Только на чем поедем? На автобусе?

– Нет, я на машине. Пойдем, покатаю, – сказала я и направилась к парковке.

Пока мы ехали, я рассказывала Кириллу о своей жизни после школы, полностью утаив, однако, информацию о Роме. В свою очередь он рассказывал мне о своей жизни. О личном не говорил, а я не спрашивала. Когда подъехали к Суздалю, у меня перехватило дыхание от представшей моим глазам картины. Я попала в сказку.

– Я люблю приезжать сюда, – сказала я Кириллу, когда мы прогуливались по одной из улиц города. – Мне нравится размеренная жизнь, которая протекает здесь. Вся суета остается где-то там. Если мне хочется сменить обстановку и отдохнуть, то просто сажусь в машину и еду в Суздаль. Гуляю по городу, захожу в церкви, фотографирую.

– Здорово. Я и не помню, когда последний раз был здесь. А город даже не изменился. Разве что больше частных гостиниц стало. Да, пожалуй, больше отреставрированных объектов. В целом все без изменений, – заметил Кирилл.

– Согласна. Я еще люблю приезжать сюда, потому что здесь нет этих уродливых новостроек, которые есть в других городах. Меня всегда удивляет тот факт, что заграницей весь новострой происходит в соответствии с архитектурными особенностями города. В некоторых городах даже нельзя строить дома выше трех или пяти этажей. Тогда исторический центр не теряется. И рекламных щитов-монстров у них тоже не встретишь. Зато у нас везде реклама и современные здания-уродцы. Все время вспоминаю ранних архитекторов, которые строили новые здания так, чтобы не нарушить общую гармонию более ранних построек. Даже парки строились гармонично, интересно. Ни один парк не был похож на другой. А сейчас все плоско. Все дома одинаковые. Никакой фантазии, – поделилась своими мыслями я.

– Верно. Я иногда думаю, кто эти здания проектирует? Куда и на что они смотрят? Все какое-то безликое, – отозвался он.

– Это ты хорошее слово подобрал. Именно, безликое. Посмотри на Суздаль. С какой стороны не глянь – красота, гармония и величие. Он словно замер в том веке, в котором был построен. У меня иногда такое ощущение, что даже время здесь течет иначе, по-другому. Медленно, неторопливо, размеренно. Я недавно прочитала у Эрланда Лу, что время в разных местах течет по-разному. Где-то быстрее, где-то медленнее. Наверху время отстает на несколько секунд от времени внизу. Представь, что здесь не двадцать четыре часа в сутках, а, скажем, тридцать шесть. А в Москве, например, всего шестнадцать. Едешь ты туда и даже не догадываешься, что едва-едва успеешь сделать все свои дела.

– Ну, это ты придумываешь.

– Про количество часов в сутках – да. А про то, что время в разных местах течет по-разному – нет. Лу об этом прочитал в какой-то умной ученой книжке. Я не помню автора и название.

– Интересный факт. Надо будет поискать материал на эту тему.

– Поищи. А еще я думала о том, что, может быть, в сутках не двадцать четыре часа, а больше или меньше. И возможно, что в часах не шестьдесят минут. Как знать, вдруг мы все ошибаемся, и все совсем не так. И потом, что это за понятие такое – время? Кто его придумал? И откуда мы знаем, что в году триста шестьдесят пять дней и двенадцать месяцев? И почему в месяце должно быть обязательно тридцать или тридцать один день? Что, если тот ученый прав, и время действительно везде протекает по-разному? Например, здесь, в Суздале оно вообще остановилось. Когда возвращаюсь домой, у меня ощущение, что дома не была, по меньшей мере, месяц, – продолжала я делиться своими мыслями.

– Возможно. Я и не знал, что ты думаешь о таких вещах, – сказал Кирилл.

– Почему нет? – удивилась я.

– Не знаю, как объяснить.

– А ты попробуй, – предложила я.

– Образ твой внешний не вяжется с твоим внутренним миром. Понимаешь, на тебя посмотреть, так ничего особенного. Ты только не обижайся, пожалуйста. А как начнешь говорить, так диву даешься, как столько всего необычного умещается у тебя внутри, – Кирилл замолчал, ожидая моей реакции.

– То есть, с виду я пустышка. А на деле выходит, что ученый. Так, что ли? – подвела итог его объяснениям я.

– Почти. Только я не имел в виду, что ты пустышка. Просто непримечательная, – смутился он.

– А когда ты учился со мной в одном классе, ты такого за мной не замечал? – спросила я.

– Ты в школе другая была, о другом думала и говорила, – тихо ответил Кирилл.

– Примечательная, значит? Наполнение другое было? – пошутила я.

– Ну, не совсем так. Не рассуждала, просто болтала.

– Ерунду всякую, – снова не удержалась я.

– Не ерунду. Не знаю, как сказать. Темы другие для разговоров были, – все также тихо отвечал он.

– Понятно, – я решила больше не приставать со своими замечаниями к Кириллу, который не знал, куда себя деть, чувствуя неловкость. – Знаешь, Джорджо Армани сказал, что быть элегантным – это не значит бросаться в глаза. Это значит врезаться в память. Вот я и следую этому правилу. Каждый, кто со мной когда-либо общался, не может меня забыть. Прости за нескромность. Стало быть, не все у меня так плохо. И я очень даже элегантная, – сказала я и улыбнулась.

– Ты не обиделась?

– На что? Главное, что я сама себе нравлюсь и знаю, что я собой представляю на самом деле. А люди всегда будут что-нибудь говорить. Сколько мир будет стоять, столько и будут говорить. Так что мне, теперь всех слушать и на всех обижаться?

– Нет, конечно. Просто я, наверное, ляпнул, не подумавши, – Кирилл снова попытался реабилитироваться.

Я опять улыбнулась, но ничего не ответила. Чего я только о себе не наслушалась. Порой даже думаю, что уже все, больше нечего обо мне сказать. Да нет, постоянно узнаешь о себе что-то новое. Иногда даже начинаю гордиться собой: надо же, какая я неисчерпаемая и глубокая. Все время что-то новое с глубины всплывает. Сколько тем для разговора.

Мы вернулись в город ближе к полуночи, и я подвезла Кирилла до дома. Когда мы прощались, я почему-то решила пригласить его к себе домой. Приглашение прийти в гости он принял. Мы договорились встретиться на следующий день.

По дороге домой я вдруг поняла, что Рома ни разу не был у меня в гостях. Более того, он никогда не проявлял никакого желания зайти ко мне в гости. И я не помню, чтобы мне самой в голову приходила подобная мысль. Я почему-то просто не ассоциировала его со своей квартирой. Даже представить не могу, что я его приглашаю, а он приходит. Это что-то из области фантастики. Честно говоря, фантастику я не люблю.

– Привет, проходи, – приглашаю Кирилла войти в квартиру.

– Привет, – отвечает он и заходит в прихожую.

Именно в этот момент у меня звонит телефон.

– Извини, телефон звонит, – говорю я. – Ты раздевайся и проходи в комнату. Я отвечу и вернусь к тебе.

Пока я разговаривала по телефону, Кирилл изучал мои владения. Интересно было узнать, что он думает о моем месте обитания. Мы так давно не виделись, что его мнение – это своего рода познание моего внутреннего мира. Кто-то сказал, что наша квартира – это отражение нашей души. Пустить человека в свой дом – значит пустить его в свою душу.

Когда я зашла в комнату, то увидела, что Кирилл с увлечением разглядывает одну вещь, которая висела у меня на стене.

– Как тебе моя обстановка? – поинтересовалась я, подходя к нему.

– Как в музее, у тебя столько всего! – ответил он.

– Что, все такое же древнее?

– Нет, интересное, – пояснил Кирилл.

– Понятно. Спасибо, – сказала я.

– Слушай, Ника, я все смотрю на эту вещь и не могу понять, что это, – обратился ко мне парень.

– А это из Гороховца. Я там была с экскурсией. Знаешь, как интересно?! Наша экскурсия началась с окраины города – с Лысой горы. На ней долгое время не росли деревья, поэтому она так называется. Мы забрались на нее, и с того места открылся необыкновенной красоты вид на Клязьму. Сам город находится на правом берегу реки в Волжско – Окском междуречье. Потом мы проехали на Никольскую гору, где находится Никольский мужской монастырь. Там мы осмотрели территорию и поднялись на звонницу. Ты даже представить себе не можешь, насколько крутые ступеньки у лестницы и какое узкое расстояние между стенами. Подниматься очень сложно, но так интересно! А сверху открывается вид на город, на Клязьму. Представляешь, монастырь находится на самой вершине Пужаловой горы, и поэтому виден с разных концов города. После мы вышли за пределы одной из монастырских стен. Это место представляет собой отличную смотровую площадку, с которой видна часть города и другой берег Клязьмы. На противоположном берегу стоит женский монастырь. Он стоит изолированно, потому что моста через реку нет, переправа только на лодках. У него свое хозяйство, поэтому монастырь полностью обеспечивает себя сам.

В центре города на его центральной площади располагается Сретенский женский монастырь. Правда, он еще не так благоустроен, как мужской. Территория не полностью убрана, не все постройки восстановлены.

– Подожди, я не понимаю, при чем здесь эта вещь? – перебил меня Кирилл.

– Терпение, мой друг, терпение. Сейчас я плавно подведу свой рассказ к ней. Надо сохранять интригу до конца, ты же знаешь законы жанра, – пошутила я. – Так вот, неподалеку от монастыря находится музей, в котором интересные экспозиции, где представлены находки, сделанные во время археологических раскопок, а также предметы старины. Можно увидеть там и коллекцию русских самоваров. Пройдя дальше, попадаешь в музей-избу Ершова-Сапожникова. Это трехэтажный дворец купца Семена Ершова, который был частью его усадьбы. Позднее дом перешел к купцам Ширяевым, после к Сапожниковым. Так вот в этом самом доме купца Ершова-Сапожникова разыгрывается небольшое костюмированное театральное представление. Кроме того, что тебе таким необычным образом проводят экскурсию, так еще и показывают, как раньше наносили рисунок на ткань с помощью штампов. Работка, надо сказать, не из легких. После демонстрации можно попробовать сделать такой рисунок самим. Вот я и сделала. Представляешь, рисунок наносится в три этапа. Надо использовать три разных штампа с разной краской. При этом каждый последующий штамп должен накладываться на предыдущий определенным образом. Также необходимо строго определенное количество краски на самом штампе. Больше нельзя, меньше тоже. Видишь, у меня краска была нанесена на штамп неравномерно. По этой причине не все пропечаталось четко. Но мне все равно нравится результат. Я решила оформить его в багет и повесить на стену.

– Необычно, – заметил Кирилл. – Я же говорю, у тебя как в музее.

– Да. Еще мы спускались вниз потайной лестницей. Очень крутые ступеньки и такой узкий проход! Но мне безумно понравилось. Посмотрели погреб. Там очень холодно. А потом я подержала ключи, которые висели на поясе у ключницы. У нее было только три ключа, а такие тяжелые! А раньше их носили на себе все. Представь, потаскать такую тяжесть весь день, и снять нельзя, потому что ты – материально ответственное лицо. Если чего недосчитаются – спросят с тебя. После экскурсии нас в этом же купеческом доме поили травяным чаем из самовара и угощали очень-очень вкусными пирогами. Кстати, о чае, – спохватилась я. – Совсем тебя заговорила. Пойдем на кухню, угощу тебя чаем. Не таким вкусным, как в купеческом доме, но тоже неплохим.

Мы прошли на кухню, где я накрыла стол и поставила кипятиться чайник.

– Ой, совсем забыл, – воскликнул неожиданно Кирилл и пошел в прихожую. – Я к чаю купил пастилы.

– Пастилы, – повторила я и улыбнулась.

– Что-то не так? – спросил он.

– Нет, все нормально. Просто после поездки в Коломну у меня есть воспоминания, связанные с пастилой.

– Да? И какие это воспоминания? – поинтересовался Кирилл.

– Тебе, правда, интересны мои рассказы?

– Да, – подтвердил он.

– Хорошо, слушай, – начала я. – Ты, наверное, знаешь, что Коломна находится в Подмосковье. Там частично сохранился редкий памятник древнерусского оборонительного зодчества – Коломенский Кремль. Так вот, после небольшого осмотра территории Кремля и обзорной экскурсии по городу мы посетили музей пастилы. Музей частный и находится во флигеле старинной купеческой усадьбы Сурановых. Вот здесь и поселилась коломенская пастильница. В ее гостиной царит покой и порядок, нарушаемый только трелями канарейки и боем старинных часов. Приглашая гостей к чаю, хозяйка подает разные сорта пастилы, а также заводит неспешный разговор о преданиях старины. Она рассказывает о забавах в Коломенском посаде Ивана Грозного и о масонах, что тайно собирались в гостиной дома Сурановых, о древних садах Коломны и чудесных яблоках архиерея Никиты, о кладе, найденном в старинном буфете и, конечно, – о самой коломенской пастиле. Только представь, ты сидишь в купеческой гостиной. На столе, накрытом красивой скатертью, в старинной посуде тебе подан чай. На тарелочке перед тобой лежит пастила в таком порядке, что пробовать ты ее будешь точно в соответствии с ходом рассказа пастильницы. И никак иначе. Помимо всего прочего, она расскажет тебе о писателе Лажечникове, о языке мушек, научит веерной азбуке. А потом расскажет историю рождения пастилы. И все это костюмированное представление, которое проходит на одном дыхании.

– Необычно, а пастила вкусная?

– Ага. Во дворе усадьбы есть кафе, которое расположено на улице и представляет собой небольшой садик со столиками и стульями. Пока ждешь экскурсии или просто гуляешь, можно попить чаю с пирогами, съесть мороженого. Но это еще не все. Находится там и музейная фабрика. Это первый в России живой музей с открытым пастильным производством по старинным технологиям девятнадцатого века. Музейная фабрика находится в здании пастильного заведения купца Чуприкова. У пастильной фабрики свой сад, где выращиваются особые пастильные яблоки – кислые, с плотным мясом. Можно совершить экскурсию на музейную фабрику.

А раз есть реки, то какая же экскурсия без теплоходной прогулки? Всегда интересно увидеть город с воды.

– Ника, ты прямо целую экскурсию провела. Нет, целых две. Ты рассказываешь, а я представляю себя в Гороховце и в Коломне. Я даже вкус пастилы ощутил, – сказал Кирилл.

– Спасибо, я стараюсь. Кстати, о пастиле. Чайник вскипел, давай чай пить, – я встала со стула, чтобы поухаживать за гостем.

– Я смотрю, ты много путешествуешь, – заметил Кирилл, когда мы пили чай.

– Есть такое дело. Люблю ездить, да и профессия обязывает. И просто интересно. Столько всяких вещей узнаешь. С историей России знакомишься. И не только. Я за время экскурсионных поездок столько о нашем городе узнала! Вот и получается, что за границу рвемся, а о своем городе и рассказать ничего не можем – не знаем, что сказать. Я была очень удивлена, например, когда узнала, что губернатором нашего города был Воронцов – отец той самой Воронцовой-Дашковой, фаворитки Екатерины Второй. И что у них было имение в Андреевском, которое стояло по дороге на Москву. Или, например, что Танеев был не только композитором, но и царским советником. Исаак Левитан также останавливался в наших краях и рисовал. Он приезжал на отдых к историку Василию Ключевскому. У Левитана есть картина, на которой изображена Владимирка. Раньше во Владимире был Кремль, от которого сейчас остались только Золотые Ворота.

– Надо же, я этого тоже не знал.

– Про Суворова, надеюсь, знаешь? – спросила я.

– Про Суворова? Знаю. У него имение было Ундол в Собинском районе. Я еще и про Солоухина знаю. Он родился и жил в Ставровском районе, недалеко от музея Жуковского.

– Верно, молодец, – похвалила Кирилла я.

– А что тебе еще нравится в поездках? – поинтересовался он.

– За время путешествий я втянулась в одну игру. Игра простая: я слушаю, как экскурсовод рассказывает о происхождении названия города, а потом придумываю свои версии, – ответила я.

– Интересно и необычно. Расскажи про Гороховец и Коломну, – попросил Кирилл.

– Про Коломну есть следующие версии. Коломна окружена, то есть, окаймлена, реками Коломенка, Москва и Ока, откуда и происходит ее название. От рязанских слов коломень, коломенье – означающих границу, окрестность. От финно-угорского калма, означающего могилу, кладбище. От слова каменоломня – рядом с городом добывали, по-старинному, ломали камень, – поделилась своими знаниями я.

– Много вариантов. Интересно, а как на самом деле было?

– Не знаю, такой информации не сохранилось. Про Гороховец тоже много версий. Одни полагают, что название произошло от финно-угорского «Хорроховесь», что в широком толковании переводится как «Дремлющая в снегах деревня». Есть версия, что Горох – основатель рода, все члены которого собирательно именуются Гороховцы. Один из представителей рода – Гороховец. Также говорят, что здесь хорошо рос горох, который сажали жители. Отсюда и такое название.

– Слушай, оказывается, это так увлекательно – искать версии происхождения названий, – сказал Кирилл. – Давай придумывать свои версии, почему так назвали тот или иной город, – предложил он.

– Давай, – согласилась я. – С чего начнем?

…Вечером я стояла у окна и смотрела, как темнота вступила в свои права. На меня смотрели огни соседних домов, напоминая о домашнем тепле и уюте. А за каждым окном была спрятана чья-то жизнь.

Я вспомнила вчерашний разговор с Кириллом о времени. Что есть время? Нам всегда его не хватает. Сколько бы нам ни было отмерено прожить, нам всегда будет недостаточно. Всегда будет мало. И как понять: много его или мало? Что определяет размер времени? Или время не имеет размера?

Раньше мне казалось, что время от одной встречи с Романом до другой тянется бесконечно медленно. Я не могла дождаться, когда наступит тот момент, когда я его снова увижу. Когда мы стали встречаться, я постоянно ждала его звонков и сообщений. И мне казалось, что время остановилось и не движется. С нетерпением ждала наших встреч. Я перестала замечать скорость, с которой идет время, несколько месяцев спустя. Мне стало казаться, что все идет так, как должно идти. Ни быстрее, ни медленнее. Любое событие длится с нужной ему скоростью. Даже сейчас. Я вспоминаю, как раньше я не находила себе места, если Рома уезжал, и мы долго не виделись. Теперь он отсутствует несколько дней, наслаждаясь отдыхом на турбазе, а я не ощущаю той нехватки, которая была тогда. Я получаю удовольствие от каждой минуты своей жизни без него, занимаюсь своими делами, тем, что мне интересно. Я даже не хочу ему звонить. Мне хорошо.

Так что же есть время? Почему память об одних событиях время сглаживает, а о других, наоборот, делает острее? Почему одну боль время лечит, а другую делает только сильней? Почему мы жалеем о том времени, которое не использовали с толком, а иногда торопим его, чтобы максимально приблизить наступление какого-то события? Бывает и такое, что хочется оттянуть время, чтобы действие наступило как можно позднее. Например, каникулы. Помню, как в детстве я не любила август, потому что за ним наступал сентябрь и надо было идти в школу. А в декабре я зачеркивала дни, которые прошли, и считала те дни, которые оставались до прихода Нового года. Странно и то, что многие не умеют грамотно распоряжаться своим временем. Как-то один знакомый мне с увлечением рассказывал, сколько у него друзей в социальных сетях, в какие игры он там играет, какие приложения запустил. Я слушала его, не понимая, как это может быть интересным. Лично я выдерживаю не больше пяти минут. Потом мой мозг не выдерживает перегрузки от такого умственного напряжения и отказывается работать. Честное слово, я не преувеличиваю. Так вот, слушала я его, слушала, а потом спросила: «Тебе на самом деле все это интересно?» Ответ меня просто сразил наповал: «Да нет, это я так просто, чтобы убить время». Только вдуматься: «убить время». Тогда что же есть для него жизнь? Если ее нечем наполнить, то как определить, что есть время для него? Я, например, предпочитаю время не убивать, а использовать максимально полезно. Даже если считаешь минуты до встречи с любимым человеком и кажется, что время стоит на одном месте.

После новогодних праздников все вернулось на свои места. Рома вернулся с турбазы, я начала работать. Мы долго не виделись, поэтому я приехала к нему домой пожить несколько дней.

– Что ты делаешь? – спросил меня Рома одним вечером.

– Перевод, – ответила я.

– Какой перевод? Ты вроде фотограф, а не переводчик, – удивился он.

– Верно, – подтвердила я. – Просто у меня есть один знакомый фотограф, который в свободное время работает волонтером с людьми, у которых редкое заболевание кожи. Я его очень уважаю, уважаю то, что он делает. Понимаешь, у него хватает мужества ходить в больницы, в дома к этим людям, что-то делать им, помогать. А я не могу. Я не такая мужественная, как он. Я сразу начинаю плакать, потому что внутри все сжимается от увиденной картины. Мне всех становится очень жалко, я тяжело переживаю это эмоционально. Я могу помогать без слез только неодушевленным предметам. Он попросил меня перевести на английский язык кое-какие документы и обращение, которые потом разместит в Интернете, чтобы собрать денег на перевязочные материалы трехлетнему мальчику, больному этой редкой болезнью. Поэтому я иногда помогаю ему с переводом. Это все, что я в силах сделать. Вношу свою лепту, хоть и очень маленькую, – объяснила я.

– Благородно, – сказал Роман. – Тратить свое свободное время на проблемы чужих тебе людей.

– Это нормально, Рома. Только отзываясь на призыв о помощи других людей, мы сохраняем человечность и остаемся человеками, в самом прямом смысле этого слова. Не людьми, а именно человеками, – высказала свое мнение я. – Ты когда-нибудь кому-нибудь помогал просто так? – поинтересовалась я.

– Нет, не помогал. Своих проблем хватало. Будешь меня морали учить и на совесть давить?

– И не собиралась. Каждый делает свой собственный выбор сам, – ответила я. Немного помолчав, я спросила: – Рома, а почему ты никогда не был у меня дома?

– В каком смысле? У твоих родителей? – не понял он.

– Нет, в моей маленькой квартирке. Почему ты ни разу не пришел ко мне в гости? Даже не попросил тебя пригласить?

– А что, надо? Или тебе у меня плохо?