Помоги проекту - поделись книгой:
Очень важно уметь отделить проблемы цивилизационные (по религиозно-культурному принципу), как более глобальные, от проблем этнических, которые остаются в основном внутрицивилизационными[11]. Но в определенные исторические периоды и в определенных ситуациях религиозная идентичность заменяет национальную (от крестовых походов до казачьих войн), тем более тогда, когда «национальной» еще не было как таковой. А бывают ситуации, когда религия — составляющая национальной идентичности (сложно найти итальянца или поляка — не католика).
Социальная идентичность — сложнее и противоречивее в обыденной жизни, поскольку на одной территории «поселяет» чужих людей: более богатых и более бедных, живущих по-разному и вызывающих друг у друга смешанные чувства — зависти, боязни, опасности, неудовлетворенности, укор в неуспешности, неудачах или наоборот, демонстрацию превосходства и снобизма. То есть социальная идентичность чревата конфликтностью. Пролетариат, «осознав себя», скорей всего начнет конфликтовать с буржуазией, а выскочка, став из преступника власть предержащим, будет живым укором всем, кто живет честно.
Наша же психология склонна иметь для самосохранения и опоры комфортное поле некоего согласия и взаимной симпатии, общей разделяемой эмоции, чувства «братства» — т. е. солидарности. Самый простой пример — футбольный матч, объединяющий в одной эмоции представителей разных социальных слоев: от работяг до олигархов. (Национальные идентичности крепнут на матчах, в которых играет национальная сборная. Общая радость или общее разочарование разделяется очень большим количеством разных людей. Сборная объединяет чувства болельщиков конкурирующих в национальном чемпионате клубов. Они ощущают, что есть еще большая общность «наших».) Вот тогда этот коварный национальный вирус и вживляется в человеческий организм. А выше «нации» есть только «символическая сборная мира». Есть очень четкий «потолок» идентичностей. Выше нации «прыгнуть» некуда, разве что Евросоюз когда-нибудь покажет другой пример — правда, наверное, нескоро.
То есть, для сложной современной жизни состоявшаяся национальная идентичность чаще комфортней и предпочтительней, чем социальная, ставшая наибольшим источником ежедневных стрессов и неудовлетворенности жизнью. Социальная идентичность и стала почвой для великих социальных революций, повлекших за собой отнюдь не социальную гармонию. Это является одним из факторов популярности национальных идей как психологически стабилизирующих, психотерапевтических именно в эпоху модернизации ХІХ-ХХ вв. — период развития молодого капитализма с его материальной поляризацией. Раньше религия освящала неравенство («всякая власть — от Бога»), но плоды Просвещения избавили европейцев от такого оправдания бедности, поставили их перед лицом персональной ответственности за свою судьбу. А это, как и всякое право и необходимость выбора, очень сложно, а порой неприятно.
Когда общество интенсивно меняется, изменяются нормы поведения, «правила игры», нормы морали, разрушаются привычные общественные группы (как, например, у нас в 1990-е годы), — и к какой солидарности (и с кем) людям тянуться? С кем найти некую стабильность, единение, на чье плечо опереться? Именно такие условия в разных исторических ситуациях объединяли людей вокруг этнических и национальных идентичностей. Советская ностальгия «старых песен о главном» выражала тоску по былой солидарности и совместным достижениям, а также — воспоминания о счастливой и полной иллюзий молодости. Вспыхнувшая в Украине в 1990-х пламенная, надрывная и массовая любовь к братьям Кличко и успешному тогда киевскому «Динамо» тоже выражала эту потребность, поскольку это были немногие в то время значимые успехи хоть чего-то украинского, что повлекло за собой вспышку национальной спортивной солидарности. Это было попыткой ощутить что-то хорошее в настоящем[12]. Здесь мы видим характерный и для сегодняшней Украины живой конфликт двух разновекторных «единений» и, соответственно, двух идентичностей, ориентированных: одно — в известное (а потому надежное) советское прошлое, а другое — в неизвестное украинское будущее.
А ведь пока экономические реалии не уравняют большинство украинского постсоветского населения в обеспеченном «среднем классе», ежедневное наглядное неравенство будет интенсивно портить всем настроение. Это является одной из постоянных причин оживления национальных проявлений, которые людей уравнивают. Лозунг «свобода, равенство и братство» отнюдь не является антинационалистическим, это, к примеру, — политическая программа французской нации.
И тут резонно спросить: а как же проявления шовинизма, национального превосходства и исключительности? Они-то людей и не уравнивали, а как раз наоборот. Однако можно вспомнить Омара Хайяма. Отвечая на вопрос, почему Аллах позволяет есть виноград, но запрещает пить вино, Хайям сказал приблизительно следующее: «Посмотри, если в человека швырнуть глиной — ничего не с ним случится, а вот если из глины сделать кирпич, то результат будет совсем другим». Чувство меры в практической реализации — одно из самых труднодостижимых свойств для всех общественно-полезных идей. Поэтому любая идеология является палкой о двух (и более) концах. Строительство того же «советского рая» стоило десятков миллионов невинных жертв, а кому-то удалось построить социальное государство без рек крови. Очевидно, что национальное чувство невозможно без какого-то противопоставления «своих» и «чужих» — но без этого не могут существовать вообще любые социальные группы (как «мужчины» возможны лишь при существовании «женщин» и наоборот). Да и не припоминается что-то заметного количества людей, которые бы к «своим» относили все человечество. К сожалению, пропуском в когорту «граждан мира» является либо всеми признанная гениальность, либо очень большое количество денег. А похвастаться первым или вторым могут весьма немногие.
8. Нация и национализм как вопрос о курице и яйце
Наиболее изношенная тема в вопросах исследования национализма: что возникло раньше — нация или национализм? Это — вполне и спор о возникновении идей вообще, об отношении духа и материи. Одни считают, что если бы не было нации, то националистическая идеология не смогла бы возникнуть. Другие (в научных кругах они доминируют) — что сначала возникла идеология, разработанная национальной интеллигенцией, а потом ею были охвачены широкие массы, которые в результате этого стали нацией. Последняя позиция наиболее ярко представлена Бенедиктом Андерсоном, который назвал нации «воображаемыми сообществами». То есть, он просто сформулировал то, что не желали сформулировать (хотя могли бы при желании) Вебер, Дюркгейм и Сорокин. То есть, согласно Андерсену, нация — это некий виртуальный «ежедневный плебисцит» Ренана, то есть ее нужно постоянно себе «воображать». А на самом деле ее не существует. Ничего страшного для националистов в этом подходе нет, поскольку он просто лишний раз напоминает об истинных корнях этой идеологии — эмоциях и вере обычных людей.
Такой («конструктивистский») подход считается новым, он является очень популярен последние лет пятнадцать и тешит гордость многих ученых тем, что наука наконец-то демифологизировала очередное чрезмерно политизированное понятие. Хочу заметить, что в практике националистических политиков истина о «воображаемости» наций жила последние двести лет, поскольку суть национальной политики всегда состояла в том, чтобы способствовать формированию «национального сознания», идентичности, то есть помочь как можно большему числу людей «вообразить» то же самое, что и «сознательные искренние патриоты». Только поскольку это была и есть политика, то никто не будет рассуждать о том, что «все в мире относительно, и моя идея — ничем не лучше других», — ведь в политике так никто не делает, хотя вся она состоит из того, чтобы заставить кого-то во что-то или кому-то поверить, «вообразить».
Стоит более внимательно присмотреться ко многим разумным многочисленным авторам, мыслящим национально, ведь можно было и сто лет назад увидеть все составляющие процесса этого «воображения», вполне искренне описанные. Поэтому сложно понять, что здесь открыто нового. Старая ситуация в науке — убить прорву времени на то, чтобы глубокомысленно доказать то, что и так давно очевидно для нормального скептичного человека. В том-то и проблема науки о нациях и национализме, что она расцвела почему-то с 1960-х, хотя ее объекты (нации и национализм) уже лет сто с лишним активно действовали. Просто все идеи уже были раньше, только их не стремились энергично использовать: — при тогдашнем состоянии наук об обществе и культуре этот вопрос не был столь актуален (а может, был неприятен); ведь упомянутая позиция классиков социологии, видимо, состояла в том, что они не считали нацию объектом науки, поскольку она была царством политики. Объективно ее нет — так чего из-за этого огород городить. Уместно еще уточнить, что все они были патриотами своих наций, то есть мыслили национально. А кто начал мыслить национально, тому уже все равно, «воображенное» его сообщество или нет. Да и какова ситуация была для Дюркгейма и Вебера: когда французы и немцы сошлись в мясорубке Первой мировой, какой бы самый объективный ученый француз или немец мог себе позволить сказать: «Ребята, ведь никакой французской (немецкой) нации нет, разойдитесь!» Очевидно, что понятия, за которые умирают, имеют силу конечной, последней реальности, максимальной для обычного живого человека. Поэтому патриоты могут успокоиться: постулирование современной наукой «воображенности» наций ничего плохого с ними не сделает, поскольку их (нации) пока еще очень интенсивно продолжают «воображать». Замечу, что все «общественные» понятия о больших коллективах людей, как и само слово «общество», — воображаемые, поскольку просто задают удобное для анализа условное поле исследования.
Но есть одна действительно важная проблема: может ли быть нация, если понятия этого в известном нам современном смысле (или в двух известных — этническом и гражданском) нет? Вынуждены признаться, что действительно, никак не может быть. И если нация у нас родилась усилиями Просвещения, Французской революции, войн народов против Наполеона, идеалистической философии, этнографии и романтизма, то до них наций не было. То есть, не было наций этнических. Были сословные, которые использовали это слово, но не в том смысле, как его использовал современный национализм. Поэтому будет откровенно неправильным говорить об «украинской нации» до ХІХ века. До этого существовал украинский этнос, который себя выражал и отстаивал в иных формах и понятиях, чем теперь, да и называл сам себя очень по-разному.
Важный нюанс: нация является коллективом равноправных людей, имеющих некое общее происхождение (или кровное, или территориальное). До эпохи Просвещения идея равенства не была принята в традиционных (досовременных) обществах, опирающихся на сословное деление, которое было жестче, чем этническое. Мы знаем, что аристократия всегда была космополитической. В Чехии правили Люксембурга, в Польше — литовец Ягайло, а в Испании — Габсбурги. В большинстве тогдашних европейских народов высшие слои видели свое происхождение отличным от происхождения народных масс: польская шляхта была «сарматами», казаки — «хазарами», а Рюриковичи обязательно должны были быть варягами, призванными к славянам из-за моря. Для человека главной считалась его сословная и династическая лояльность, верность малой группе и очень даже конкретному сюзерену, а не какому-либо массовому абстрактному национальному коллективу. У подавляющего большинства населения идентичность была сугубо и узко местническая (мы — местные). Обозначались чувства большей общности лишь в ситуации кризисов и войн, которые обостряли ксенофобию, конфессиональные и солидарно-«патриотические» чувства больших масс людей. Например, война шотландцев против Англии в начале XIV в., когда в защиту своего шотландского короля истово сражались кельты-горцы и германцы-англы с низин. Англы были верны своему сюзерену и по ряду причин очень не любили англичан, хотя часть последних была их прямыми родственниками. То есть средневековая монархия чем-то походила на позднейшую политическую нацию (но без общегражданских прав), где главное — верность, лояльность, а не происхождение. Говоря современным языком, часть английской «этнической нации» была частью шотландской «политической нации» и верна шотландскому королю. Характерно, что шотландцы и доселе отличаются по своему происхождению и утратили свои «языки», что, однако, не мешает им считать себя шотландцами и порой проявлять сепаратизм.
Такие проявления национализма до эпохи современных наций называют «протонационализмом»: его время уж точно приходит в эпоху Возрождения и Реформации, в век Макиавелли (зачинателя итальянского национализма) и Лютера (немецкого).
Еще один нюанс: политические проекты (а нация — это, несомненно, политический проект) до ХХ в. всегда были преимущественно делом элит — образованных, думающих о «высоких материях», знатных, имеющих статус и возможности, позволявшие заниматься политикой. Эти элиты и «производили» идентичности, лозунги и сверхзадачи для широкого использования. «Национальное самосознание появилось в тех слоях населения, которые имели европейский масштаб сознания» (немецкий исследователь Отто Данн). Для дальнейшей национализации им нужно было «уравнять» себя с социальными низами, что означало демократизацию, которая, в свою очередь, делала народные массы объектом все более интенсивной мобилизации или пропагандистской обработки. Нужно учитывать, что до середины ХІХ в. значительная часть европейцев была еще безграмотна, не владела «высокими понятиями», — а ее уже видели частью определенных наций. Демократия порождает «электорат», массовый политический ресурс, за который элите надо бороться. А если «нация» не имеет государства, то без «возбуждения» масс эту государственность не вернуть и не построить.
В общем, «нация» — определенно продукт ХІХ в. Она возникает в сознании интеллектуальной элиты, которая в результате этого обречена на вечный диалог с народом, узаконивающий своими культурными особенностями национальные претензии, но слабо ориентирующийся в тех вещах, которые делают его «нацией» в глазах элиты. Нация реализуется через национализм, то есть они — «близнецы-братья». Нация — коллектив, общность, национализм — его действия, жизнь, реализация. Сам же «народ» просто себе жил, работал и не знал, какие страсти бурлят в просвещенных умах эпохи. Как писал украинский национальный деятель Пантелеймон Кулиш в середине ХІХ века, тогдашние украинцы скорее назвали бы себя просто людьми, нежели украинцами. Правда, в ХХІ в. ситуация изменилась (пока только для 56 % граждан Украины), что и явилось результатом действия национализма.
Крайне упростив, можно сказать, что нация — это сообщество людей, считающих себя нацией. Но этот декларативный шаг накладывает определенные обязательства, а самое главное то, что данное сообщество берет ответственность за себя — исключительно на себя. И вступает этим в очень жесткую конкуренцию с другими такими же, а вакуума власти быть не может. Кто слаб — обычно страдает. А не посчитал бы себя отдельной нацией — жил бы себе спокойно. Меньше претензий — меньше разочарований. Ибо и человек, только родившись на свет, как раз и начинает сталкиваться с проблемами. Страсти житейские — плата за существование. Нации в этом весьма похожи на людей. «Вообразил» себя — готовься к борьбе за свое существование. «Либеральный» мир ХХІ в. в этом плане не стал добрее.
А что же за люди те, которые живут себе столетиями «просто так», а потом становятся нацией? Дело в том, что «вообразить» совсем уж искусственную вещь так, чтобы она полноценно «зажила», — очень сложно. Поэтому нации опираются в основном (не все, конечно) на свои этнические, то есть культурно-языковые, корни — на этнос. У последнего есть некое, пускай примитивное, самосознание, представление о своем «стандарте», позволяющее французам считать «своими» других французов, близость определенных параметров образа жизни, общей истории, переживаний, часто — религии и многих других моментов. Этнос тоже может считаться воображенным сообществом (поскольку этническое происхождение — это не медицинский диагноз и не отдельный биологический вид), но гораздо более укоренен, чем нация (берущая уже «взрослым» мировоззрением). Этнос начинает «работать» с человеком сразу — с его первых слов и материнской колыбельной, т. е. с языка и бытовой культуры, системы житейских представлений и ценностей. Этносы — одни из самых стабильных сообществ людей, хотя история ко многим из них часто была немилосердна. Но в этом смысле только геноцид, изгнание, рассеяние могут растворить этнос (правда, некоторые, например евреи и армяне, и это смогли пережить), да еще, может, современное общество, размывающее традиционные культуры в процессе индустриализации, модернизации, урбанизации, миграций.
Изначальная стадия отношений между этносом и нацией такова: первый обычно не знает, что он «нация», а в результате распространения национализма на все более широкие слои народа этой нацией становится. Даже если конца не видно — он очевиден и когда-то обязательно случится, поскольку национализм необратим при наличии определенных этнических ресурсов и благосклонности фортуны. Это не значит, что национальное развитие работает как механический будильник (завели, а потом он прозвенит), объективных факторов в его пользу, действительно, маловато, но субъективные факторы национального видения мира могут весьма сильно «завести». Исторический опыт свидетельствует, что уж если и не зазвенит в результате, то так испортит жизнь себе и окружающим, что пусть лучше звенит. Одни ирландцы, баски, палестинцы и курды чего стоят! Нереализованный, но «хотящий» национализм — часто большая проблема, чем реализованный.
Выше говорилось, что до национализма не было наций. Однако было что-то похожее на гражданскую нацию в ее роли «суверена» и «правящего класса». До Просвещения уже использовалось слово «нация» в политическом смысле: — это была упомянутая «сословная нация» (дворянство и церковные иерархи; в науке используется еще термин «политический класс»). Самый яркий пример — шляхта Речи Посполитой. Она была правящей политической нацией разного этнического происхождения. Ее более широким аналогом является современная гражданская нация, которая включает в себя всех граждан национального государства, независимо от социального и этнического происхождения. Поэтому для наиболее везучих европейских государств эта «сословная нация» через этапы демократизации (революций и реформ, уравнения в правах) превратилась в гражданскую нацию, где гарантированы права и свободы каждого человека при общей опоре на культуру титульного этноса. Для восточноевропейских негосударственных (изначально или временно) наций перспективы образования из этнических наций гражданских затормозились консервативными многонациональными империями (Российской, Османской, Германской, Австрийской), и достижение желаемого уровня для некоторых настало лишь после 1989 года. «Сверхзадача» европейского национализма — национальное государство, объединенное на основе национальной идентичности, культурной и социальной интеграции, гражданских свобод. Логичен для национализма и дальнейший тщательный уход за возведенным строением.
И последние уточнения: до момента построения стабильного интегрированного национального государства все идейные и политические течения данной нации, которые ставят целью повышение статусов этой нации (политических, культурных, экономических), независимо от партийной принадлежности (левые, правые, центристы, радикалы, умеренные) могут считаться составляющими национализма. То есть, по сути, националистами являются и Тарас Шевченко, и Степан Бандера.
Потом, когда национальное государство построено и считается стабильным в смысле общей идентичности, националистами можно назвать ту часть политического спектра, которую особенно беспокоит национальная проблема, то есть обычно правых радикалов. Но, повторюсь, это все относится к устоявшимся государственным образованиям, а Украина пока в этом плане вызывает сомнения. Значит, пока что национализм для Украины актуален не как праворадикальное движение, а как весь комплекс идей, направленных на построение жизнеспособного украинского государства.
АТРИБУТИКА УКРАИНСКОГО НАЦИОНАЛИЗМА: территория, язык и символика
Прежде чем обратиться к украинской истории и тому, как возник и развился украинский национализм, имеет смысл охарактеризовать те основные «активы» и ресурсы, на которые он сегодня опирается, и символы, которыми пользуется. К очевидным ресурсам можно отнести украинский народ (этнонацию), проживающий как в Украине, так и вне ее, граждан Украины всех национальностей (украинскую гражданскую нацию), территорию современного украинского государства (как пространство реализации «национальной программы»), украинский язык как основной этнокультурный ресурс (позволивший, как основной культурный критерий, выделить в свое время отдельный украинский народ), национальную и государственную символику.
1. Украинская этнонация
По данным переписи населения 2001 г., в Украине проживало 37,5 млн этнических украинцев (77,8 % населения страны). Поскольку графа «национальность» в украинских паспортах отсутствует, то в число украинцев по переписи попали те люди, которые сами захотели так себя назвать. По сравнению с 1989 г. (последней советской переписью), доля украинцев в населении Украины увеличилась на 5,8 %, что вызвано не каким-то особым демографическим ростом украинцев, а тем, что с тех пор часть людей, ранее определявших себя как «русские», изменила свою идентичность.
Поскольку ныне все население Украины сокращается, то и количество украинцев с 2001 г. тоже должно было сократиться где-то до 34 млн.
За пределами украинского государства проживает, по официальным данным, около 7 млн украинцев (преимущественно в России, приграничных районах Словакии и Румынии, США, Канаде, Южной Америке), количество которых за последние два десятилетия сократилось (с 12 млн) вследствие ассимиляции.
2. Украинская гражданская нация
Поскольку на референдуме 1 декабря 1991 г. провозглашение независимости Украины поддержало 90 % населения (т. е. существенно больше, чем процент этнических украинцев), то украинцы являются не единственными «инициаторами» суверенной Украины. В частности, «за» проголосовало и 55 % русских, проживающих в Украине. Следовательно, мы можем вполне обоснованно говорить, что за судьбу украинского государства «отвечают» не одни лишь украинцы: она является общей ответственностью граждан всех национальностей. Всего неукраинцев в стране — 22,2 %, а 17,3 % составляют русские; соответственно, доля остальных этнических групп (числом до 130) — это 4,9 %. Единственный регион, где этническое меньшинство численно превалирует над украинцами, — Автономная Республика Крым.
3. Территория
Государственные образования, создаваемые в прошлом русинами- украинцами (или при их участии), до ХХ в. не носили названия «Украина» и не совпадали по размерам с Украиной нынешней. Это могла быть Русь или Русская земля, могли быть разные княжества (Киевское, Га- лицкое, Волынское, Черниговское и др.), Великое княжество Русское, Войско Запорожское и т. д. В XIX в. появление современного национализма определило границы существующих и будущих национальных государств по этно-лингвистическому принципу: там, где итальянцы, — Италия, где поляки — Польша, где чехи — Чехия. Когда русины-украинцы достигли соглашения между Львовом и Киевом о том, что они все-таки «украинцы», то это уже было чисто техническим вопросом: «украинское пространство» уже было очерчено этнографами и лингвистами лет за 50 до того.
Политическая система континента еще опиралась на терминологию феодальных времен (где наций не существовало), но новый, национальный, принцип легитимности государственности уже прорывался в реальную политику. Узаконила новое устройство Первая мировая война.
Во второй половине ХІХ в. украинское национальное движение начало оперировать понятием «украинские земли», которое охватывало всю территорию расселения украинцев, — независимо от того, Австрийская это империя или Российская. В этом новом видении пространства уже не имели значения историко-правовые аргументы, например: «входила ли Слободская Украина в состав Гетманщины-Малороссии?», «имеют ли значение границы Речи Посполитой на 1772 год?». Уже нет. Модель национального государства, распространявшаяся по Европе, исключала старые договоры, давая новым нациям карт-бланш испытать себя.
Итак. Современное государство под названием «Украина» своими пределами опирается на ареал расселения украинцев. Ранее на этот ареал уже опиралось украинское государство в 1917–1918 гг. В нынешних административных пределах Украина существует с 1954 г. и повторяет контуры Украинской ССР, возникшей в 1919–1921 гг. в результате оккупации территории Украинской Народной Республики (УНР) войсками большевистской России. В принципе, «советская Украина» почти дублирует границы УНР, обозначенные ІІІ Универсалом Центральной Рады в 1917 г. Наибольшими (и «де-юре», и «де-факто») пределы Украины были в 1918 г. при гетмане Павле Скоропадском. Единственным добровольным воссоединением Западной и Восточной Украины был Акт воссоединения 22 января 1919 г., когда Западноукраинская Народная Республика вошла в состав УНР.
Границы УССР формировались Рижским договором с Польшей (1921), передачей части территории Донбасса РСФСР (1925), присоединением в результате Пакта Риббентропа-Молотова Западной Украины (1939), Северной Буковины и Южной Бессарабии (1940), передачей Молдавской АССР в состав Молдавской СССР (1940), присоединением Закарпатья (1945), передачей Крыма из состава РСФСР (1954). Современная Украина — унитарное государство, однако имеет в своем составе автономию — АР Крым (с 1992).
Украина, как и всякое государство, может подразделяться на части. Области, которых 24, тут не столь существенны. Украинские этнографы, историки и географы выделяют несколько (кто-то больше, кто-то меньше) историко-этнографических регионов. Западные и северные составляют ядро этнических земель украинского народа (как бы он когда себя не называл), заселенное еще в раннеславянские и древнерусские времена, вследствие чего пребывание украинского населения здесь не перерывалось. Другие регионы были заселены украинцами позднее — в XVII-ХІХ веках, уже в иных исторических условиях. Порою украинцы были не единственными поселенцами, мигрировавшими на новые земли.
Мы изложим субъективно «усредненный» список исторических регионов:
• Среднее Поднепровье, делящееся на Правобережье и Левобережье. Здесь — основное поле исторической активности украинского народа, тут с древнерусских времен возникает представление об «Украине» — пограничье, том месте рядом с центром Руси (на юг, запад и на восток от Киева), где происходят жизненно важные события. Этот регион был исторической «Русской землей» и центром государства Богдана Хмельницкого. Освобожден от татар в 1362 г. литовским князем Ольгердом. Левобережье-Гетманщина в качестве «Малороссии» как автономное образование находилось под протекторатом Московского государства с 1654 г. В 1760-1780-х годах утратила самоуправление. Правобережье было включено в состав Российской империи лишь в 1793 г. после второго раздела Речи Посполитой. Эти территории были частью Украинской Народной Республики (УНР) в 1917–1918 гг.
• Подолье охватывает основную часть Подольской возвышенности. Входило в состав Галицко-Волынского государства, после раздела которого было включено в Великое княжество Литовское как автономная земля; потом ее северо-западная часть вошла в состав Польши. В 1672–1699 гг. Западное Подолье было занято Турцией, а Восточное до 1676 г. входило в состав автономного государственного образования под правлением гетмана Петра Дорошенко, вассала Османской Порты. К Российской империи Подолье было присоединено в 1793 г. В 1917–1919 гг. — часть УНР.
• Галиция находится в украинском Прикарпатье. В 1199–1349 гг. (с перерывами) являлась частью Галицко-Волынского государства. В XII–XIV вв. этот край периодически подпадал под политическое влияние Венгрии и Польши, а с конца XIV в. перешел под власть Короны Польской. Этим землям досталось более всего западных европейских культурных, правовых и религиозных влияний. Нынче значительная часть украинского населения — греко-католики и католики. После первого раздела Польши (1772) эта земля вошла в состав Австрийской империи. Именно в этом регионе продолжительное время сохранялись архаические черты украинской культуры (самоназвание «русины»). С распадом Австро-Венгрии здесь была создана Западноукраинская Народная Республика, которая в 1919 г. воссоединилась с УНР. По условиям Рижского договора (1921 г.) территория Галиции вошла в состав Польши. В 1939 г. после начала Второй мировой войны была оккупирована Советским Союзом и присоединена к УССР.
• Закарпатье (или Подкарпатская Русь). Расположено на южных склонах Восточных Карпат. Здесь живут украинцы, много венгров, а также немцев, румынов, словаков, в горных районах обитают субэтносы лемки и бойки. Вопреки распространенному мифу, Закарпатье никогда не входило в состав Древней Руси. Уже с Х-XI вв. эта территория, населенная потомками племени белых хорватов, была захвачена Венгрией, в составе которой она находилась до присоединения Северной Венгрии к Австрии в 1541 г. С восстановлением венгерской автономии в границах Австро-Венгерской империи в 1867 г. она вошла в ее состав, а после распада и передела Австро-Венгрии в 1919 г. отошла к Чехословакии. В 1938 г. была провозглашена Карпатская Украина, но ее тут же оккупировала Венгрия. Закарпатье было включено в состав УССР в 1945 г.
• Буковина — один из полиэтничных регионов Украины. Кроме украинцев, в частности — гуцулов, здесь живут румыны, молдаване, немцы, евреи, поляки, русские-раскольники (с XVIII в.). С XII в. входила в состав Галицкого, со временем Галицко-Волынского, княжества. В начале XIV в. была захвачена Венгрией, а с 1359 г. стала частью Молдавского княжества (затем под протекторатом Османской империи). В 1775 г. западная часть (кроме Хотинщины) была занята Австрией. Попытка присоединиться к независимой Украине была сорвана в 1919 г. румынской аннексией. В 1940 г. край был присоединен к УССР.
• Волынь охватывает Волынское Полесье, а также область Волынской возвышенности. Исконная территория славянского племени волынян и Волынского княжества. С середины XIV в. земли Волыни входят в Великое княжество Литовское как автономное княжество. С 1569 г. — в составе Речи Посполитой. В 1793–1795 гг. Волынь в результате разделов Речи Посполитой отошла к Российской империи. В 1918–1919 г. — в составе УНР. В 1921–1939 гг. большая часть Волыни входила в состав Польши. В 1939 г. оккупирована СССР, передана УССР. В 1942 г. — до начала 50-х гг. — один из основных регионов, где разворачивалось движение сопротивления УПА.
• Полесье включает в себя полосу вдоль северной границы страны. С середины XIV в. земли Полесья входят в Великое княжество Литовское. При Богдане Хмельницком они вошли в состав казацкого государства. После 1654 г. левобережная часть Полесья входит в состав Гетманщины под протекторатом московского царя (район Чернигова вошел в состав Московского государства еще в 1503–1619 гг., а западная часть Полесья — только с 1793 г.). В 1917–1918 гг. — в УНР.
• Северщина — регион, который соответствует области Новгород-Северского Полесья. Своеобразная переходная этнокультурная зона между Украиной и Россией. Северная часть ее (западная часть нынешней Брянской области) входит в состав России, население здесь русифицировано и в основном утратило украинскую идентичность. Со второй половины XIV в. Северщина входит в состав Великого княжества Литовского. В 1503–1619 гг. — в составе Московского царства, в 1619–1649 гг. — Речи Посполитой, с 1649 г. — в Гетманщине. В 19171919 гг. — в составе УНР.
Далее представлены земли, занятые украинцами уже после XV в.
• Запорожье охватывает основную часть степных земель Нижнего Поднепровья. С самого начала формирования украинского этноса и до конца XVIII в. было пограничьем с кочевыми народами. Земли Запорожья входили в состав Великого княжества Литовского в 1392–1430 гг. Их название в XV–XVI вв. — Дикое Поле. Но со временем началась новая волна колонизации, которая длилась вплоть до XVIII в. Она была связана с формированием и развитием здесь запорожского казачества. С началом Хмельнитчины Запорожье вошло в казацкое государство, а в 1667–1686 гг. находилось под двойным московско-польским протекторатом, с 1686–1711 гг. — под московским. В 1734–1775 — обширная территория вольностей Войска Запорожского. Лишь после окончательного включения региона в состав Российской империи в 30-50-х годах XVIII в. началось отторжение от Запорожья территорий и колонизация их сербами, молдаванами, болгарами, белорусами, греками. В 1709 г. и 1775 г. (окончательно) Сечь на Запорожье была ликвидирована российскими властями. В 1917–1918 гг. — в составе УНР.
• Слобожанщина (Слободская Украина) включает северо-восток Украины и близлежащие районы России. Эти земли также формировались на границе оседлого и кочевого населения. Продолжительное время Слобожанщина была частью Дикого Поля между Речью Посполитой, Россией и Крымским ханством. Заселение региона, территория которого с XV в. стала принадлежать Московскому государству, началось в последние годы XVI в. и продолжалось на протяжении XVII–XVIII вв. — сюда уходило население из Среднего Поднепровья от войн и опустошений времен Хмельнитчины и Руины (1650-1670-е гг.), при этом украинцы расселялись не только в пределах современной украинской части Слобожанщины, а и на территориях нынешних Курской, Белгородской, Воронежской, Тамбовской областей России. Параллельно происходило заселение региона и русскими поселенцами, в частности служилыми людьми и беглыми крестьянами, а со второй половины XVIII в. — и крепостными, переселенными на «слободные земли», на которых до 1765 г. сохранялось местное самоуправление по украинскому образцу (полки). В 1917–1918 гг. — в составе УНР. Поскольку границы между УССР и РСФСР проводились не по этническим границам, то Слобожанщина оказалась разделена в основном линией северной границы Харьковской губернии.
• Донбасс расположен в юго-восточной части Украины. Эти земли пережили несколько волн славянских миграций. Эта территория была промежуточной между землями Войска Запорожского и Войска Донского. Окончательная волна переселения XIX в. — колонизация региона украинцами и русскими. Потом край стал одним из центров индустриализации в России и СССР. В 1917–1918 г. — в составе УНР.
• Таврия — Нижнее Поднепровье и западное Приазовье, север Крыма — типичная степная территория, заселенная продолжительное время кочевыми племенами. Славяне сюда попадали эпизодически. До конца XVIII в. здесь кочевали ногайские едичкульская и джамбуйлуцкая орды. Вместе с тем, на территорию региона в XVII–XVIII вв. проникали казаки, которые устраивали здесь зимовники, а потом колонизировали Кинбурнскую косу. После конфликта с Петром І в 1709–1734 гг. здесь (на территории Крымского ханства) находилась Олешковская Сечь. Однако целенаправленная колонизация началась лишь с конца XVIII в. — в ней принимали участие наравне с украинцами из Среднего Поднепровья также русские (военные поселенцы, крестьяне и сектанты), сербы, болгары, албанцы, немцы, шведы, греки и т. п. Ногайцы в основном были изгнаны российскими властями в Прикавказье или Османскую империю. В 1917–1918 гг. — в УНР и Украиской Державе гетмана П. Скоропадского.
• Крым — геополитически хорошо изолированный регион, который включает степной Крым и Крым горный. Еще в конце VII в. до н. э. здесь возникли греческие города-колонии, которые просуществовали как самостоятельные полисы вплоть до их подчинения Римской империи в І в. н. э. Позднее южное побережье Крыма входило в состав Византийской империи. Здесь жили тавры, киммерийцы, скифы, греки, готы, гунны, хазары, печенеги, половцы, евреи, армяне, караимы, крымчаки. Также здесь жили и варяги, которые с 60-х гг. Х в. захватили территорию бывшего Боспорского царства (Тмутаракань — но это преимущественно территория Кубани). Русская колония просуществовала вплоть до татарского нашествия. Существование заметного славянского населения в Крыму в древнерусские времена — исторический (вернее политический) миф. В XV в. здесь существовали генуэзские колонии и независимое княжество Феодоро (одно из немногих государственных образований местного происхождения — православные готы и греки). Пришедшие татары ассимилировали значительную часть этого пестрого этнического субстрата, в результате чего образовался крымскотатарский этнос, имеющий древние местные корни. В 1433 г. образовалось Крымское ханство, которое включало в себя Крым и часть Нижнего Поднепровья, а также возглавлялось представителями династии Гиреев; оно просуществовало до 1783 г. (под протекторатом Османской империи в 1475–1774 гг.). В это время сюда переселялись греки, румыны, грузины. В 1783 г. ханство было присоединено к Российской империи. Последняя украинская колонизация Крыма началась в конце XVIII в. и охватила степные районы. Сюда переселялись также русские, белорусы, чуваши, мордвины, чехи, немцы, болгары, эстонцы; при этом крымско-татарское население под давлением русских властей частично было вынуждено эмигрировать в Османскую империю. В 1917–1921 гг. крымские татары провозгласили свой суверенитет в Крыму. В 1918 г. крымское краевое правительство признало власть гетмана П. Скоропадского. В 1921 г. была образована Крымская АССР в составе РСФСР, в пределах которой (1923–1933) существовала определенная территориальная автономия крымских татар и других народов Крыма (национальные районы). В 1944 г. Крымская АССР была ликвидирована, а крымские татары депортированы в Сибирь, Узбекистан и Казахстан. В 1954 г. Крымская область была передана УССР. После реабилитации крымских татар и ряда постановлений Президиума Верховного Совета СССР (1956, 1967, 1989 гг.) произошло возвращение крымских татар в Крым, которое в особенности активизировалось после 1989 г. Сейчас в Крыму по официальным данным большую часть населения составляют русские (в 2001 г. — 58,3 %, украинцы — 24,3 %, крымские татары — 12 %).
• Новороссия — территория Запорожья и Едисана, где кочевали ногайцы. Охватывает низовья Днепра и Буга, на запад к Днестру. В І-ІІ вв. побережье было периферийной частью Римской империи. В 1483–1791 гг. эта территория отходила то к Османской империи, то к ее вассалу Крымскому ханству. В 1790–1791 гг. во время очередной российско-турецкой войны здесь действовало Черноморское казацкое войско атамана Антона Головатого. Колонизация украинцами началась сразу после захвата региона Российской империей и изгнания ногайцев. Территория колонизировалась также русскими, евреями, болгарами, белорусами, молдаванами, не говоря уже о полиэтничной Одессе. В 1917–1918 гг. — в составе УНР и Украинской Державы гетмана П. Скоропадского. Отдельная страница в истории края — существование в 1924–1940 гг. на левобережье Днестра Молдавской АССР в составе УССР, которая была передана в 1940 г. Молдавской СССР, а в наше время является самопровозглашенной Приднестровской республикой.
• Южная Бессарабия (Буджак). На рубеже VII и VI вв. до н. э. здесь была основана греческая колония Тира. В І-ІІ вв. н. э. регион был частью Римской империи. В конце VII в. в Нижнюю Бессарабию переселились тюрки-протоболгары, и она в конце VII в. и до начала VIII в. входила в Болгарское царство. Постепенно славянское население под давлением степных кочевников отошло на север. На Нижнем Дунае в древнерусские времена упоминаются бродники и берладники — предположительно славянское население, ведущее «казацкий» образ жизни. Контроль над Южной Бессарабией и Нижним Дунаем Руси или Галицкого княжества (что отражалось на советских исторических картах) — один из исторических (политических) мифов. Средоточием полиэтничного населения оставался Белгород, расположенный на Днестровском лимане. Этот город имел и итальянское, и молдавское, и венгерское названия. С середины XIV в. территория Бессарабии входила в Молдавское княжество. В 1484–1538 гг. нижняя часть Бессарабии была отвоевана у Молдавии Османской империей и стала известной под названием Буджак, а город Белгород — как Аккерман. Здесь в XVI в. поселились и кочевали ногайцы. В 1812 г. вся Бессарабия отошла к Российской империи. В 1828–1856 гг. здесь находилось Дунайское казачье войско (1856–1868 — Новороссийское казачье войско), которому было предоставлено самоуправление. На протяжении 1918–1940 гг. Бессарабия входила в состав Румынии. В 1940 г. после присоединения к СССР Нижняя Бессарабия, населенная украинцами, болгарами, гагаузами, русскими, чехами, молдаванами, албанцами, была передана УССР.
4. Язык
Процесс возникновения украинского языка достаточно трудно проследить по той причине, что древнейшие письменные памятники восточных славян долгое время писались на книжном древнерусском (церковнославянском/староболгарском) языке. Какой язык был разговорным в Древней Руси, тем более в отдельных ее частях, — сказать сложно. Известно, что было киевское «койне»[13], галицкое «койне», а язык Церкви и летописей существенно отличался от языка князей, дружинников и торговых людей. (Хотя мне, как киевлянину, приятно, что мои земляки называли себя «кыянами» и тысячу лет тому назад, и сейчас.)
Если брать «проукраинскую версию» историков языка, то, по их мнению, исследования древних письменных памятников, свидетельства исторической диалектологии говорят о том, что «протоукраинский диалектный массив», «праукраинский язык» сформировался, начиная со второй половины ХІІ в., то есть еще до монголо-татарского нашествия. Для «протоукраинского диалекта» были характерны тесные языковые взаимодействия с западно- и южнославянскими диалектными зонами; «проторусскому» были свойственны контакты с финно-угорскими и балтийскими языками. К концу ХІІІ в. глубокие фонетические изменения имеют уже не общевосточнославянский характер, а «ограниченную сферу распространения», что является показателем существования отдельного украинского языка[14]. Заметим здесь, что исторические языковые вопросы — из наиболее политизированных, и к ним мы вернемся в следующей главе. В любом случае, диалекты украинского (как диалекты любого европейского языка) гораздо старше, чем литературный, официальный и стандартизированный украинский язык. Каждый из них состоял из живой речи живых людей со времен формирования славянских племен и локальных стабильных украинского групп населения до современности.
До XVIII в. существовали различные формы «староукраинского книжного языка», которые то популяризовались, то уходили в тень польского, а впоследствии были вытеснены бюрократическим и литературным русским. В литературную сферу бытовой разговорный украинский язык постепенно входит с XVII в. (поэзия), но окончательно закрепляется в первой половине XIX в., после выхода в свет «Энеиды» Ивана Котляревского (1798), творчества Тараса Шевченко и западноукраинских просветителей (издания «Русалки Днестровой», 1837). С середины XIX в. украинский язык подвергся в Российской империи ряду запретов, особенно в прикладном и образовательном его использовании. В австрийской Галиции таких запретов не было, хотя и случались подобные нереализованные проекты. К концу ХІХ в. украинский стандартный язык[15] более-менее сформировался и стал стилистически обогащаться, занимая и формируя необходимые ниши художественного, публицистического, научного, официально-делового, эпистолярного стилей. В период украинского культурного возрождения 1920-х годов разрабатывалась научная и техническая терминология, было стандартизировано правописание.
В последующий период украинский язык целенаправленно лексически обеднялся путем замены в словаре все большего числа украинских слов русскими соответствиями (кальками) и сокращением числа украинских школ и изданий на украинском языке. Его алфавит подгонялся под русский путем устранения «непохожих» букв, например звонкой «ґ». Это было составляющей процесса растворения украинцев в новой общности «советского народа». После провозглашения независимости 1991 г. украинский постепенно начал восстанавливать себя в правах в Украине, став ее государственным языком. Он вполне спокойно обслуживает все сферы жизни украиноязычных регионов Украины. Он может удовлетворять все коммуникативные потребности общества. Вне официальной сферы украинский редко используется в русскоязычных регионах Украины, за что никого не обижают.
Есть еще смешанный украинско-русский язык «суржик», кроме просторечья используемый лишь в современной литературе (Богдан Жолдак или Лесь Подервянский). Суржик в исполнении Верки Сердючки многими в России может по незнанию приниматься за украинский язык, но на самом деле они сильно отличаются. Продвигаясь вверх по культурной лестнице, носитель «суржика» обычно перерастает, в зависимости от среды, в человека, говорящего нормально по- украински или по-русски. Объективно в Украине существует ситуативный билингвизм: люди используют один из языков в зависимости от конкретных обстоятельств, и зависит это во многом от региональной специфики. Такая фактическая ситуация делает излишним вопрос о дискриминации русского языка в Украине: здесь ситуация обычного бардака, т. е. каждый в вопросе языка делает, что хочет, и говорит так, как хочет. Ущемления в употреблении русского языка нет. Возможно, это свобода, возможно — беспорядок. Тут каждый понимает в силу своих убеждений.
Поделиться книгой: