Фронт без тыла (Записки партизанского командира)

Конечно же, колхозники сразу сообщили об этом партизанам. Несколько женщин прибежали к Алексееву и рассказали о госте и о том, что он сейчас спит в одной из деревенских изб. Алексеев послал группу своих людей. Но захватить летчика в плен им не удалось: он заметил приближение партизан, открыл огонь из автомата, отстреливался, сколько позволял его боезапас, а последнюю пулю пустил себе в лоб.

Этот случай колхозники долго вспоминали. Ведь не приди летчик в деревню и почти наверняка он добрался бы до своих. Значит, надо быть внимательнее и в лесу, и в поле, надо зорче смотреть по сторонам. Кто знает, может быть, и еще кто-то скрывается поблизости. Вскоре в лесу колхозницы и впрямь обнаружили еще одного летчика. И летчик этот вполне мог погибнуть от рук партизан или точно так, как тот, первый, застрелиться. Но это была бы уже беда, потому что скрывался в лесу стрелок-радист из экипажа сгоревшего советского бомбардировщика.

А дело было так.

Поздним вечером 21 июля мы с Казаковым, Степановым, Валенцевым и Цветковым сидели около штабной избы. Когда выдавалась такая возможность, мы всегда собирались перед сном где-нибудь на завалинке и подолгу беседовали, курили, вспоминали прошлое, думали о будущем. Тот вечер я запомнил совершенно точно потому, что, во-первых, исполнялся ровно год и месяц с начала войны и об этом мы тоже говорили, а во-вторых, потому, что мы проводили в Зеленом Клине последние часы - назавтра штабу предстояло перебираться в другую деревню, Подлупленник.

Вечер был теплый и очень темный. С юго-запада надвинулись густые грозовые тучи, и по всему чувствовалось приближение грозы. В небе уже изредка ворчал далекий гром, полыхали зарницы. Мы решили дождаться начала ливня и тогда ложиться спать, а пока тихо разговаривали, поглядывая время от времени на небо и предвкушая облегчающее ощущение того момента, когда тяжелая предгрозовая атмосфера разрядится в грохоте, вспышках, потоках дождя.

Сначала тихо, а потом все более и более мощно где-то за облаками загудели авиационные моторы. Густой гул накатывался на нас волнами и уходил к западу. Судя по всему, это были наши дальние бомбардировщики- из газет мы знали, что советские летчики совершают ночами налеты на объекты в глубоком немецком тылу. Самолеты шли эшелонами; в густой темноте, за тучами их не было видно, но гул моторов свидетельствовал о том, что их много.

Вновь полыхнула молния и ударил близкий уже гром.

- Смотрите! - вскрикнул кто-то.

Но и без того все мы повернули уже головы в одну сторону: из черного брюха грозовой тучи вывалился огненный сгусток, катившийся, как по невидимому горному склону. От него отделялись щупальца пламени, образуя короткий, но широкий светящийся след.

Самолет упал, по нашим предположениям, где-то в районе Гнилиц. Оглушительный взрыв толкнул землю, выбросил в небо рваное облако огня, и все стихло. Слышался только угасавший постепенно звук моторов уходивших на запад машин.

К месту падения самолета поскакал связной. По обломкам машины удалось определить, что это действительно был советский бомбардировщик. Судя по всему, в момент удара о землю на борту оставался только один человек, но установить, кто именно, было невозможно: очень сильный взрыв. Остальные, вероятно, спаслись на парашютах.

А наутро колхозники нашли в поле тело летчика. Купол его парашюта сгорел в воздухе, это было видно по стропам, обуглившимся на концах. Стрелки часов, остановившихся в момент удара о землю, показывали последний час, минуту и секунду жизни погибшего. У него были при себе документы. Мы узнали, что это штурман, а фамилию его я тогда не запомнил и почему-то нигде не записал. Видимо, это сделал комиссар.

Уже все было готово к захоронению останков погибших летчиков, когда из отряда "Храбрый" поступили сведения, заставившие похороны отложить.

Километрах в восьми от Гнилиц колхозницы, собирая ягоду, заметили человека, прятавшегося от них на болоте. Они прошли мимо, будто ничего не видели, но, вернувшись домой, сразу же рассказали о неизвестном командиру все того же партизанского отряда "Храбрый" Алексееву. Надо полагать, что свежесть воспоминаний о недавней встрече с немецким летчиком сыграла тут свою роль, потому что ни Алексеев, ни партизаны из посланной им группы захвата даже не подумали о том, что на болоте может скрываться кто-то из экипажа сгоревшего советского самолета. И шла по лесу цепь партизан, направляя изготовленные к стрельбе автоматы в ту сторону, где за большой кочкой лежал с пистолетом в руке бортстрелок Селезнев, а в нескольких шагах от него - командир экипажа Каинов, уже мертвый. Его пистолет тоже был у Селезнева. Бортстрелок готовился отдать свою жизнь подороже...

...В их самолет ударила молния, машина загорелась и резко пошла к земле. Что-то взорвалось в ней, и потерявшего на секунду сознание Селезнева выбросило из хвостового отсека наружу. Но он сразу пришел в себя, раскрыл парашют и тут же заметил неподалеку другой купол: это опускался кто-то из их экипажа. Подтянув стропы, Селезнев приблизился к товарищу и стал окликать его. Безуспешно. Он узнал своего командира Каинова. Но тот, по-видимому, был без сознания.

Приземлились они в болоте. Селезнев подбежал к командиру и увидел, что тот мертв. Из самолета он выбрасывался, вероятно, тяжело раненным, сумел раскрыть парашют, а потом потерял сознание и еще в воздухе умер. Селезнев собрал парашюты, замаскировал их в кочках, забросав мхом, и стал думать о том, что делать дальше. Незаметно он заснул. А когда открыл глаза, ярко светило солнце и неподалеку раздавались женские голоса. Ему показалось, что никто его не заметил, сам же он выйти к людям побоялся, зная, что самолет потерпел аварию над занятой врагом территорией.

Вскоре женщины ушли. Селезнев решил похоронить командира. Выбрал место для могилы, начал раскидывать мох. И, не успев довести работу до конца, заметил идущую по лесу цепь вооруженных людей.

Он не рассчитывал на встречу с партизанами, а те не предполагали, что перед ними может оказаться советский летчик. Даже услышав русскую речь, бортстрелок не опустил пистолета, полагая, что перед ним полицаи.

К счастью, все закончилось благополучно. Один из партизан сумел незаметно подобраться к Селезневу сзади почти вплотную и неожиданно бросился на него, уже прицелившегося в кого-то из цепи и готового нажать спуск. Огонь не был открыт...

...Погибших летчиков мы похоронили со всеми воинскими почестями 23 июля близ деревеньки Мартыниха. А Селезнев, пока не представилась возможность переправить его в советский тыл, находился при штабе полка. Они очень сдружились с Цветковым - один был бортстрелком, а второй, как я уже говорил, в прошлом техником по авиационному вооружению. Вскоре их стараниями заговорил снятый с погибшего самолета мощный и скорострельный авиационный пулемет. Селезнев с Цветковым привели его в образцовое состояние, научили пользоваться им одного из пулеметчиков отряда "Храбрый", и ожила частичка разбившегося бомбардировщика. А потом Селезнев улетел за линию фронта и снова занял привычное свое место в кабине боевого самолета. Каждый день на войне происходило что-то похожее. Гибли советские самолеты, танки, корабли, но, пока оставалась возможность, стреляли их пушки и пулеметы, а если кто-то из членов экипажей оставался жив, он возвращался в строй и продолжал биться с врагом. Советского солдата можно было убить, но не победить{45}.

* * *

Не только огнем из пушек и автоматов пытались гитлеровцы сломить партизан. Как и на фронте, они применяли против нас идеологическое оружие: продукция геббельсовского министерства пропаганды в виде листовок, брошюр, газет, а иногда и целых книг дождем сыпалась на нас с самолетов.

После войны стал широко известен термин "большая ложь", которым фашистские пропагандисты цинично обозначали саму суть своей работы. Идея "большой лжи" принадлежит Гитлеру и в его формулировке выглядит примерно так:

Большой лжи всегда присуща определенная доля правдоподобия, потому что широкие массы народа... в своем примитивном простодушии скорее готовы пасть жертвами большой лжи, нежели лжи маленькой, поскольку они сами часто врут по мелочам, но устыдились бы прибегнуть к большой лжи. Им никогда не пришло бы в голову фабриковать колоссальные измышления, и они не могут даже подумать, что другие могут иметь наглость искажать истину столь бессовестно. И если даже им ясно доказать это на фактах, они все же будут сомневаться, колебаться и продолжать выискивать какие-то другие объяснения. Ибо от наглейшей лжи всегда что-то остается, даже после того, как она разоблачена,- это факт, известный всем лжецам на земле и всем конспираторам по части лжи{46}.

Сейчас, когда весь мир знает о преступлениях нацизма, о бесчинствах гитлеровских палачей на оккупированных территориях, абсурдом и чудовищной нелепостью, не способной никого ввести в заблуждение, кажутся пропагандистские трюки гитлеровцев. Но ведь сумели же они оболванить почти целый народ - свой! Многие немцы, например, позже свято верили в жестокость советских солдат, миф о которой был рожден в канцеляриях фашистского министерства пропаганды. "...Геббельс открыто заявлял на своих инструктажах, что здесь, допустимы любые преувеличения и фальсификации. Нормой стало появление фальшивых фотографий засеченных немецких женщин и детей, обезображенных трупов и т. п."{47}.

Нам, конечно, гитлеровцы об этом не рассказывали. Они забрасывали на нашу территорию листовки, в которых то угрожали применением против партизан отравляющих газов, то врали о своих блестящих успехах на фронте, то пытались доказать, будто войну развязала не Германия, а Советский Союз.

Лет уже тридцать назад, оказавшись после войны на несколько дней на Псковщине, я увидел в одном из деревенских сараев несколько пачек этой продукции. Хозяйка использовала листовки самым лучшим образом- для растопки печи. Я взял несколько штук и поэтому сейчас имею возможность не просто вспоминать, а цитировать.

Вот одна из них. На лицевой стороне рисунок. В верхней части колосящееся хлебное поле, уютный домик вдали. Цветущий мужчина с ребенком на руках и рядом пышущая здоровьем женщина, его жена. Коса и грабли на плечах - видимо, идут на работу. И все смеются, надо полагать, от счастья и благополучия.

Внизу нищий. Сидит на земле. Протез, костыли, протянутая рука, лохмотья. Крупно: "Стать хозяином или калекой? Что лучше? Выбирай!"

И текст на обороте, полный демагогии и лживых деклараций, которыми уже обманули к тому моменту тысячи людей в Германии, а теперь пытались обмануть нас:

"Бойцы и командиры!

Безысходная тоска и уныние царят в вашем тылу. Изнуренные, отупевшие от голода и усталости рабочие... обречены на гибель, на медленное умирание от голода, от истощения...

...Все думают лишь об одном - когда конец войне? А конца войны не видно...

Трудящимся не нужна война - им нужны мир и жизнь!

Война нужна Сталину, большевикам, английским и американским капиталистам; они полны решимости принести в жертву весь народ. Это поняли уже миллионы людей, находящихся здесь.

Поймите это и вы!

Спасайте себя и свой народ!

Переходите на сторону освободительных отрядов, борющихся против большевиков, за свои народы, за мир и свободу!.."

В конце каждой листовки призыв: "Переходите к нам! Мы хорошо обращаемся с пленными и особенно с перешедшими на нашу сторону добровольно!"

Для вящей убедительности - в рамочке пропуск на русском и немецком языках: "Пропуск действителен для неограниченного числа командиров, бойцов и политработников РККА, переходящих на сторону..." и т. д.

С педантичной предусмотрительностью ниже: "Переходить можно и без пропуска: достаточно поднять обе руки и крикнуть: "Сталин капут" или "Штыки в землю!".

И эмблемка с изображением воткнутой штыком в землю винтовки и с буквами "Ш. В. 3." - штыки в землю.

Нужны ли здесь комментарии! Агрессор, завоеватель печется о мире... Хладнокровный и расчетливый убийца выдавливает слезу над трупами собственных жертв... Чудовищный цинизм!

До конца войны было еще почти три года. И три с лишним года было до начала Нюрнбергского процесса - Международного военного трибунала, судом которого завершилась страшная история гитлеровского фашизма. После войны я читал документы, предъявленные трибуналу обвинением. Читал и вспоминал об этих листовках, призывавших советских солдат сдаваться в плен и обещавших им чуть ли не райские блага.

"Из приказа по 60-й немецкой мотопехотной дивизии за No 166/41:

...Русские солдаты и командиры очень храбры в бою. Даже отдельная маленькая часть всегда принимает атаку. В связи с этим нельзя допускать человеческого отношения к пленным. Уничтожение противника огнем или холодным оружием должно продолжаться до тех пор, пока противник не станет безопасным... Фанатизм и презрение к смерти делают русских противниками, уничтожение которых обязательно..."{48}

"Из приказа по 203-му немецкому пехотному полку от 2 ноября 1941 г. No 109:

...Верховный главнокомандующий армией генерал-фельдмаршал Рунштедт приказал, чтобы вне боевых действий, в целях сохранения германской крови, поиски мин и очистка минных полей производились русскими военнопленными. Это относится также и к германским минам"{49}

"Из указаний главнокомандующего войск группы армий "Юг" генерал-фельдмаршала фон Рейхенау "О поведении войск на востоке":

...Снабжение питанием мирных жителей и военнопленных является ненужной гуманностью..."{50}

Я читал и думал не только о чудовищной лживости гитлеровской пропаганды. Ведь не потому же не шли мы с поднятыми руками из леса, что противник скомпрометировал свою правдивость. В начале войны мы ничего не знали о зверствах фашистов в лагерях для военнопленных, не знали о лагерях смерти, не знали о том, что относительно партизан существовало уже указание, согласно которому любого из нас надлежало в случае пленения, как бандита, попросту уничтожить на месте - невзирая на звание, возраст и пол.

И все-таки не было среди нас желающих воспользоваться отпечатанным на листовках пропуском...

* * *

Конец июня - начало июля стали переломным периодом в действиях партизан 2-й бригады на железнодорожных коммуникациях, В начале года активность диверсионных действий всех партизан Ленинградской области была относительно невысокой. Это видно и на примере нашей бригады, совершившей за январь апрель только 4 диверсии. Однако в последующий период, выполняя распоряжение Ленинградского штаба партизанского движения, бригада заметно активизировалась. Итогом июля стала 21 диверсия на железных дорогах Дно - Старая Русса и Дно Новосокольники, причем из строя были выведены 16 паровозов и 481 вагон, из которых почти половина с живой силой, а четвертая часть - с вооружением и боеприпасами.

Требуя усиления диверсионных действий, штаб партизанского движения указывал, что враг в результате даже одного железнодорожного крушения теряет порой больше, чем в многодневных боях с партизанами. И это действительно было так. Выше я цитировал приказ об итогах боевых действий нашего полка в июле. Приведенные в нем цифры достаточно красноречивы: 878 гитлеровских солдат и офицеров уничтожено в результате четырех диверсий на железной дороге, а в результате всех остальных боевых операций - 312.

Успеху этих операций предшествовал длительный и упорный поиск наиболее благоприятных форм и методов их организации. В политдонесении Ленинградскому штабу партизанского движения за июнь, например, штаб нашей бригады сообщал:

"...Специально созданная при бригаде подрывная группа пустила под откос 5 поездов и взорвала 2 ж.-д. моста. Создание такой группы целиком себя оправдало. Ибо стало возможным централизовать руководство, планировать работу, обобщать опыт, воспитывать кадры, распределять участки между подрывниками. Когда это дело было в ведении полков, то был разнобой в работе, ходили на диверсии разные люди, на один участок выходили люди разных полков, мешали друг другу и работа в целом тормозилась..."{51}

Однако к июлю стало ясно, что одной диверсионной группы на всю бригаду явно недостаточно. Не нарушая централизации в руководстве диверсиями, Васильев принял решение о создании диверсионных отрядов и групп в каждом полку. На проведенном специально по этому поводу оперативном совещании комбриг, как всегда, четко, лаконично и предельно ясно поставил перед нами задачу. Вкратце она сводилась к следующему.

В каждом полку создавалось по одному специальному диверсионному отряду численностью от 80 до 100 (но не больше) человек. Эти отряды должны были иметь по 10-12 групп, специализирующихся на подрыве эшелонов, и до 10 групп, специализирующихся на уничтожении телеграфно-телефонных линий связи. Численность бойцов этих групп не должна была превышать пяти человек. В отряды следовало зачислять только добровольцев и только из числа лучших, отличившихся в стычках с врагом партизан. Весь личный состав диверсионных отрядов должен был пройти курс специального обучения по программе, которую всем нам выдали, Категорически запрещалось направление диверсионных отрядов на другие, не связанные с их прямым назначением задания.

Целью всей бригады было парализовать движение вражеских эшелонов по железным дорогам на участках Псков - Порхов - Старая Русса и Локня Дно-Сольцы. При этом за каждым полком были закреплены определенные зоны боевых действий: нам, например, отводился участок между станциями Локня и Плотовец.

Формирование отрядов и обучение диверсантов следовало завершить к 1 августа. В ночь с 3 на 4 августа диверсионным группам предстояло выйти в соответствии с графином в свои районы и начать активные действия. Интересно отметить, что ровно год спустя началась знаменитая "рельсовая война" массированная операция советских партизан, руководимая Центральным штабом партизанского движения, развернутая одновременно на всей оккупированной врагом советской территории и вошедшая в историю советского партизанского движения одной из ярчайших страниц.

* * *

28 июля диверсионный отряд в нашем полку был создан. Командиром его я назначил Василия Павловича Плохого, а комиссаром - Ивана Ананьевича Смекалова, о которых рассказывал уже выше. Это были люди, лучше которых справиться с организацией действий спецотряда вряд ли кто-либо мог. Однако у руководства оба они пробыл" меньше двух недель -трагическая и нелепая случайность оборвала жизнь Смекалова, а Плохой, получив тяжелейшее ранение, был эвакуирован в советский тыл, причем никто из нас не сомневался в том, что в строй вернуться ему никогда уже не удастся. Но об этом позже.

Неподалеку от штаба полка, в густом лесу рядом с Подлупленником, разместился временный лагерь диверсионного отряда, оборудованный специально для обучения партизан. Организацию занятий взял на себя Михаил Викторович Степанов, начальник штаба полка, в прошлом, как я уже говорил, военный инженер-железнодорожник. На одной из полян был оборудован целый учебный полигон - с макетами участков железнодорожного полотна в натуральную величину, стрелочного хозяйства, другими необходимыми приспособлениями. Оказалось, что Степанов обладает отличными преподавательскими способностями, а глубокие его знания и увлеченность, с которой проводил он занятия со своими подопечными, обеспечивали высокий уровень и теоретической, и практической подготовки бойцов. Дело быстро продвигалось.

А тем временем наступил день юбилея края.

1 августа в деревню Серболово были приглашены все командиры и комиссары полков, наиболее отличившиеся в боях партизаны, работники оргтроек, председатели сельских Советов, колхозники. Начальники полковых штабов, командиры или комиссары большинства отрядов оставались на своих местах, обеспечивая боевую готовность подразделений.

Для проведения торжеств было избрано весьма своеобразное помещение. В стороне от деревни на лугу лежала готовая крыша для большого коровника, строительство которого начали до войны, а закончить не успели. Кругом были разбросаны остатки дранки, бревна, обломки досок, все это потемнело уже от дождей и снега, а общий вид царящего беспорядка и запущенности не оставлял никаких сомнений в абсолютной безлюдности бывшей стройплощадки. Под этой-то крышей, как в громадном шалаше, и собрались представители партизан и населения на свой праздник.

Если бы в воздухе появились самолеты противника, никому из летчиков даже в голову не пришло бы атаковать такой "объект". Впрочем, воздушного нападения можно было и не бояться: в тот день погода была нелетной - сыпал мелкий беспрерывный дождь, сплошная пелена темно-серых облаков окутала землю, было сыро и холодно. Но мы ничего этого не замечали.

Под просторными сводами импровизированного "актового зала" царило оживление, сопутствующее каждому юбилею. Был длинный стол, сколоченный накануне из подвернувшихся под руку досок, а теперь заставленный, как и положено, угощением, произносились речи, звучали тосты. Нынче стало хорошим тоном стыдливо обходить острые углы застолья военной поры. Но партизанская бригада - не пионерский лагерь, и не бутылки лимонада стояли, конечно, на скатерти, сделанной из парашютных куполов. Война - безусловно не похожее ни на что время. Однако вряд ли есть необходимость прибавлять, рисуя его, нежно-розовую краску приторной монашеской трезвости: были в войну застолья, и ничуть не реже, чем в мирное время. Мы праздновали победы и поминали павших, а еще были знаменитые "наркомовские 100 граммов",- все было, не надо лукавить. Вот разве что тосты отличались от нынешних: в них обязательно звучали слова "за победу!", в них обязательно говорилось о прошедших и будущих боях.

Открывал праздник Николай Григорьевич Васильев. Затем выступал Орлов, а за ним - Алексей Алексеевич Тужиков, представитель Военного совета Северо-Западного фронта, прекрасно знавший нашу бригаду, часто посещавший Партизанский край. Он говорил о том, какое большое значение придает Военный совет фронта краю, как высоко оценивается деятельность 2-й ЛПБ, назвал бригаду ведущим партизанским соединением не только в полосе Северо-Западного фронта, но и во всей Ленинградской области.

Много добрых слов сказал Алексей Алексеевич о боевых делах отрядов и полков, в том числе отметил и наш 1-й.

Бригаде было чем гордиться. По самым скромным подсчетам, мы уничтожили около 9500 гитлеровских солдат и офицеров, причем был на нашем боевом счету и разгром целой немецкой дивизии-163-й пехотной, практически полностью уничтоженной в ходе второй и третьей карательных экспедиций. Нет, наверное, нужды вновь обращаться к цифрам, перечисляя количество пущенных под откос воинских эшелонов, подбитых и сожженных танков, самолетов, другой техники, захваченного оружия и боеприпасов. Мы вели очень строгий учет - в дневниках боевых действий отрядов, полков и бригад сохранены для истории сведения о каждой нашей операции, о каждом прожитом во вражеском тылу дне. Но не меньший интерес представляют сегодня и те итоги, которые подводил наш противник. Вот, например, что пишет бывший офицер вермахта, историк второй мировой войны Г. Теске, автор множества книг и статей по истории советского партизанского движения:

"...Первая битва, которую проиграл вермахт во второй мировой войне, была битва против советских партизан зимой 1941/42 года. Затем последовали дальнейшие поражения в этой борьбе... В основном они состояли в том, что с самого начала инициатива находилась у партизан и осталась у них до конца войны"{52}.

Но не только о победах говорилось на празднике. Мы знали, что уже почти полтора месяца гитлеровское командование готовит новую карательную экспедицию. Потрепанные партизанами воинские части и подразделения заменялись более боеспособными, к границам края стягивались все новые и новые силы, начала боев можно было ожидать со дня на день. Поэтому на юбилее говорили мы и о предстоящей схватке.

А в заключение была оглашена новость: большая группа партизан бригады, особо отличившихся в боях, награждена орденами и медалями. На днях состоится торжественное вручение наград.

* * *

Правительственные награды вручал Тужиков. День выдался солнечный, жаркий. Строй партизан застыл на небольшой поляне в молодом леске на берегу Полисти. Это было то самое памятное мне по 1941 году место, где располагался тогда лагерь отряда В. Б. Савченко.

Мне выпала честь нести бригадное знамя. Я сжимал в руках древко и вспоминал, как пришел на эту землю во главе потрепанного батальона, а точнее его остатков, едва насчитывавших четыре десятка человек. Сейчас в моем полку даже после ухода латышских отрядов более четырех сотен партизан. И рядом другие полки - тоже многочисленные и тоже хорошо вооруженные. Но не только в количестве дело. Мы сами стали другими, Ничто не прошло даром: ни победы, ни поражения. Из ошибок наших погибших товарищей, из собственных успехов и неудач, из просчетов и достижений тех, кто воевал в тылу врага плечом к плечу с нами, складывались тот самый опыт и та самая сила, которые накопили мы к нынешнему дню.

Между стволами двух деревьев был натянут кусок кумача с лозунгом: "Привет народным мстителям!" Столом, на котором раскладывают награды перед вручением, служила простая телега. Один за другим выходят вперед и встают перед строем партизаны:

- Служу Советскому Союзу!

- Смерть немецким оккупантам!

Среди награжденных - бойцы и командиры нашего полка: А. И. Казаков, А. И. Пушкин, разведчица Маша Дмитриева, политрук Б. Н. Титов, пулеметчик С. Я. Осипов, В, П. Плохой, Н. Н. Седов, другие партизаны. Мне в тот день был вручен орден Красного Знамени. Мой первый.

ЧЕТВЕРТАЯ КАРАТЕЛЬНАЯ. 1942 год, 8 августа - 7 сентября

"В ночь с 7 на 8 августа 1942 г. противник на участке Гористая, Перекрасная, Дровяная сосредоточия 16-й карательный отряд, части 218-й дивизии, придав им танки, артиллерию, авиацию, и 8.VIII 1942 года перешел в наступление. К исходу дня враг вышел на рубеж: Мосиха, Алексине, Шушелово, т. е. продвинулся на 8 км. Бой доходил до рукопашных схваток. Наши отряды предпринимали контратаки. За день боев противник потерял около 500 солдат и офицеров убитыми и ранеными, 3 танка, 1 самолет Х-126, 1 батальонный миномет, 2 пулемета"{53}.

Эти строки из политдонесения С. А. Орлова Ленинградскому штабу партизанского движения зафиксировали самое начало тяжелейшей и упорнейшей битвы, продолжавшейся более месяца. Она громыхала над Партизанским краем, то разгораясь, казалось, до предела, то затихая ненадолго, чтобы затем взорваться вновь. Сколько жизней она унесла! Скольких людей искалечила, скольких мирных жителей обездолила, лишила крова, заставила долгие месяцы скрываться в лесах и болотах... Это была четвертая карательная экспедиция гитлеровцев против Партизанского края.

Противник не считался с потерями. Он вводил в бой все новые и новые подразделения, не жалел ни своих солдат, ни техники, вгрызаясь в нашу территорию. На своем пути он уничтожал все живое, сжигал дотла деревни, глумился над мирными жителями.

Как выяснилось впоследствии, враг на этот раз бросил против партизан значительно больше сил, чем когда-либо. К экспедиции были привлечены 218-я пехотная дивизия, 4-й заградительный полк СС, 16-й карательный отряд, специальное бронетанковое подразделение 3-АА, различные части и подразделения, стянутые от Старой Руссы, Пскова, Дно, Великих Лук, Холма, а также части 8-й танковой дивизии, введенные в бой несколько позднее. По существу, гитлеровцы двинули против нас весь свой 39-й армейский корпус{54}.

К этому времени общая обстановка на фронтах Великой Отечественной войны вновь начала складываться не в пользу Красной Армии. Летом 1942 года на советско-германском фронте было сосредоточено 266 вражеских дивизий, из них 193 немецкие - почти в полтора раза больше, чем в 1941 году. Не решившись вести наступление на всем фронте, гитлеровское командование сосредоточило свои войска на южном крыле, создав здесь перевес сил. Пал Севастополь. Советские войска потерпели поражение под Харьковом. Обстановка на юге становилась угрожающей: противник овладел здесь инициативой, его ударные группировки рвались к Волге и Кавказу{55}.

Главной стратегической задачей, решение которой, по замыслу немецко-фашистского командования, должно было обеспечить разгром советских войск и победное завершение войны, для противника стало: "...на севере добиться падения Ленинграда; в дальнейшем намечалось нанести главный удар на юге, уничтожить советские войска западнее р. Дона, овладеть нефтяными районами Кавказа и перевалами через Кавказский хребет, а захватом Сталинграда перерезать советские коммуникации на Волге. Успешное проведение этих операций должно было создать условия для последующего удара на Москву"{56}.

Сегодня мы знаем, что советские войска завершили битву на юге блестящими победами под Сталинградом, на черноморском побережье, в горах Кавказа. Но должны были до этого пройти месяцы тяжелейших боев; не вдруг всеобщее ликование и победный звон литавр в стане врага сменились всеобщим же трауром, ознаменовавшим начало второго периода Великой Отечественной войны 1941-1945 годов.

К осени на всех фронтах разгорелась упорная, страшная, кровопролитная битва. Ведь активность советских войск на любом участке театра военных действий лишала гитлеровцев возможности свободного маневрирования силами, переброски их на направление главного удара.

Возвращаясь к боям, вспыхнувшим в это время на территории Партизанского края, я далек, конечно, от стремления сравнивать их с великой битвой, развернувшейся на юге. Наши масштабы по сравнению с ней были мизерны, рассматривать то и другое в одном ряду нелепо. Но приказ Верховного Главнокомандующего No 227 от 28 июля 1942 года прямо касался и каждого из нас. А суть этого приказа укладывалась в три железных слова: "Ни шагу назад!"

К началу боев в крае сосредоточились значительные партизанские силы: возвратились из рейдов под Псков и Порхов и с ходу вступили в бой 1-я и 4-я бригады, пришла 3-я бригада. Таким образом, вместе с нашей их стало четыре. Военный совет Северо-Западного фронта стремился регулярно снабжать нас оружием и боеприпасами. Но бои были так тяжелы, что доставленных из советского тыла 500 тысяч патронов хватило лишь на три дня, а заброска их в край с каждым днем усложнялась из-за того, что наши лесные аэродромы переходили постепенно в руки врага.

Надо сказать, что на участке моего полка довольно долгое время гитлеровцы даже не пытались начать боевые действия. Они напали на край суеверного направления, затем повели наступление с востока и, наконец, с юга. Но на нашем участке все было тихо. И это несмотря на активные действия наших диверсионных групп, полностью блокировавших железную дорогу на участке Локня - Дно и наносивших врагу ощутимый урон. Вот записи из "Журнала боевых действий полка":

...В ночь на 20.7 группа ком. взвода отр. "Храбрый" Волкова на участке ж.-д. Дедовичи - Дно взорвала в 5.00 воинский эшелон - 3 платформы с автомаш., остальные крытые вагоны. После взрыва большой пожар. Значит, было горючее...

...В ночь с 21 на 22.7 группа Смекалова (10 чел.) в р-не д. Межник, Смородовка, Клинок на участке ж.-д. Дедовичи - Чихачево взорвала в 14.00 эшелон в 50- 60 вагонов... Взрыв произвел Смекалов... Уничтожено: паровоз (16 кг взрывчатки), 6 вагонов пассажирских и теплушек, 316 солдат и офицеров. Повреждено ок. 30 ваг., 600 м полотна. Трое суток движения не было...

...30.7 Группа ком. взвода Цветаева из отряда "Отважный" (5 чел.) на ж.-д. Чихачево - Ашево (д. Канино) подорвала эшелон - 6 товарных вагонов. 5 платформ...

...8.8 ...Группа Титова... в 2-х км севернее д. Железна утром около 10.00 подорвала эшелон в сост. 1 пасс, вагона, 2-х платформ с танками, 11 товары, вагонов, шедший со стороны Ашево... Уничтожен паровоз, две платформы, 9 товарных вагонов, один пассажирский и до 45 солд. и офицеров...

...11.8 в 1 км южнее разъезда Лозовицы заложен фугас 16 кг группой спецотряда под команд. Евстратова... В 8.00 со стороны Сущево шел ремонтный поезд, состоявший из паровоза и двух платформ, на кот. находилось до 20 солдат. Взрывом уничтожены солдаты, выведен из строя паровоз...{57}

Кроме того, проводили мы в то время и другие боевые операции. 11 августа, например, отряд "Храбрый" разогнал двигавшееся от Подсобляева на Круглово подразделение гитлеровцев из шестидесяти человек, уничтожив около сорока. 16 августа 9 партизан из отряда "Отважный" во главе с командиром отряда Петровым произвели огневой налет на Городовик. Одним словом, полк не сидел сложа руки.