Английский сад. 2. Тернистая дорога

- Нет, - снова сказал он, - было время, когда я хотел этого! Но ты растоптала все мои чувства! Я ползал у тебя в ногах, я молил тебя о прощение, но ты не хотела даже слушать меня. И теперь ты чего-то хочешь от меня?! Но так даже радостнее у меня на душе, теперь ты захотела мира, и теперь я не хочу его!

- Виктор, но мы… когда-то…

- Страшно ошиблись, дорогая, - продолжил он за нее, - я бы женился на Мелани, и также бы ей изменял, а она бы занималась детьми. И я меньше бы испытывал чувства вины за свои измены. Но я, дурак, возомнил, что я не буду повторять ошибок своего отца, я, идиот, поверил женщине, что она может сделать меня счастливой! – Диана вжалась в диван, боясь, что Виктор подымет на нее руку в порыве гнева.

- Виктор, но наш брак, мы же… - она постоянно сбивалась, а он совершенно не давал ей закончить свою мысль.

- Любовь это иллюзия, я понял это слишком поздно, - Диана вздрогнула от этого признанья.

- Я любила тебя, - по ее щекам бежали слезы, оставляя на щеках черные следы от туши.

- Я тоже. Но все слишком быстро прошло! – крикнул он, Диана тяжело сглотнула слюну, - Мы, все такие Хомсы, не способные на любовь! С холодным сердцем! Ты должна была это знать, милая моя!

- Мне казалось, ради меня ты был готов на все, - Виктор обернулся к ней, в его глазах пылала ярость.

- Не жди меня, - он взял зонт, надел серое пальто, поскольку то лето было очень скверное, и ни день не обходился без дождей.

- Ты ведь к ней, - она приложила пальцы к дрожащим от слез губам.

- Только не строй из себя оскорбленную жену, ты ведь давно об этом знаешь, весь Лондон гудит, - в его голосе скользила усталость, он явно был не намерен продолжать этот пустой разговор.

После того, как за ним захлопнулась дверь, Диана ощутила внутреннюю боль. Конечно, знала, а кто не знал? Об этом судачил весь Лондон, а она, как всегда, как и любая жена, узнала об этой интрижке последней. Все можно было списать на его одиночество, отсутствия понимания и ласки с ее стороны. Вот он и нашел себе даму, которая ему ни в чем не откажет. Мужа ей уже никогда не вернуть. И зачем его привязывать к себе, в то время как их все устраивает и ему и так хорошо. Больше она не будет так много пить, чтобы никому не сказать ничего лишнего.

₪

Декабрь 1931

Страх медленно подступал к горлу, проникая во все. Он всегда этого боялся, и всегда думал, что его и его семью это все обойдет. Но реальность заявила раньше, чем он этого ждал. Долгие годы он бережно хранил в своем сознание эту тайну, боясь, что все вырвется наружу, что это окажется семейной болью. Он знал, что все это значит, как врач, знал, что ничего хорошего не сулит. За что эта беда настигла их? Почему не обошло стороной?

Урсула в тот день ездила кататься на лошадях, Артур купил их по дешевке, хозяин уже не мог содержать их, а Йорки вполне могли себе позволить их содержать, не смотря на кризис и некоторые финансовые трудности. Урсула вместе с детьми порой часами каталась по длинным рощицам, и порой ни сильный дождь, ни тяжелый снег не останавливал ее. Порой она напоминала ему упертого ребенка, который считается только со своими желаниями, но никак не думают, что есть и другие. Его жена после того, как поселилась загородом, стала больше времени проводить в делах, она все реже посещала лондонских дам, и все меньше ее интересовала жизнь в столице. С одной стороны Артур был очень рад этому, но с другой стороны ему хотелось вновь видеть светскую красавицу, о которой мечтали все мужчины. Но кроме стремления Урсулы к дому, была и еще одна причина, что все сильнее привязывала ее к дому. Она была уже на восьмом месяце беременности, конечно, он всячески отговаривал ее от этих поездок в плохую погоду, уговаривал оставаться дома, в тоже время не боясь, что дети заболеют. Урсула, словно откинув свои годы, так и осталась все той же упрямой девчонкой.

В этот день ничто с утра не предвещало беды, она выклянчила у него разрешение на прогулку, и он легко ее отпустил, не опасаясь о том, какие беды может натворить упрямая Урсула. Артур остался дома, заполняя тетради, это уже вошло в привычку записывать все происходящие на операциях, так было проще исправить свою последующую ошибку, а вернее ее не допустить вновь. Все только и твердили: он хирург он Бога, у него было все, и неудивительно, что с годами он превратился из забитого юноши в сильного волевого мужчину. Он снова посмотрел в окно, снег с дождем шли плотной стеной. И какой черт, дернул Урсулу ехать кататься в такую ненастную погоду, дети промокнут до костей, а ей вообще в ее состояние нельзя болеть. Ах, Урсула беспечность твой враг, к несчастью.

- Милорд! – в полумрак вбежал Бруно, их молодой конюший, - милорд, - он тяжело дышал, грудная клетка вздымалась, как кузнецкие меха.

- Что случилось? - его тетрадь в кожаном переплете со стуком упала на пол.

- Миледи, она упала с лошади, - Артур ощутил какую-то внутреннею пустоту, и в голове звучал такой далекий голос отца, после которого ему пришлось морально стать взрослее.

- Как она?

- Она у себя, мы послали за хирургом в город, - ответил Бруно, Артур достиг его одним прыжком, хватая за рубашку, глядя в его серые глаза, отчасти спрятанные русыми волосами.

- А я кто, по-вашему? А? – он тряс его, с каждой минутой его все больше захлестывала волна гнева, он почувствовал, как ему не хватает воздуха, и отпустил юношу.

Белый как мел, но с глазами налитыми кровью, пнув ногой дверь спальни, Артур зашел к жене, вокруг нее суетилось множество людей. Он быстро отправил Чарльза в свою спальню, десятилетнему мальчику незачем смотреть на это. Артур посмотрел на дочь, та протягивала ему вымытые с мылом руки.

- Энди, ты должна выйти, - ласково он попросил дочь.

- Нет, папочка, - вдруг сказала она.

- Это зрелище не для девочки, - настаивал он.

- Папа, - он заглянул ей в глаза, - я знаю, как называются все твои инструменты, - это признание потрясло его. Чарльза никогда не интересовало, что он делает, что такое медицина, но Энди вечно его донимала расспросами, как ему казалось неподходящими для девочки. Урсула постоянно ругалась за сломанные куклы, в последствие оказалось, дочь их пыталась лечить.

- Хорошо, мне нужен ассистент, доктор из Лондона будет не скоро, - он не понимал сам себя, как мог пойти на поводу девчонки, которой еще и не исполнилось семи лет.

- Мой братик мертв, а мама без сознания, - и откуда в ней столько зрелости?

- А ты как определила?

- Слушала животик мамы твоим стетоскопом, - да она еще холоднокровнее его, в такой ситуации и смогла взять себя в руки не то, что он размазня.

- Энди, кости вроде целы, что ж будем извлекать плод. Ты справишься? – с опаской задал он вопрос.

- Да, - это короткое слово прозвучало так твердо, что у него не осталось сомнений, у него росла достойная смена.

Когда они извлекали мертвый плод, они не смогли сдержать слез. Энди плакала беззвучно, ей не хотелось, чтобы отец считал ее маленькой девочкой, малышкой. Она боялась, что отец выгонит ее, она опасалась оставить его одного. А вдруг у него дрогнет рука, и он не сможет зашить шов аккуратно? Покинув Урсулу, отец и дочь вышли из комнаты, он отвел ее в свой кабинет. Артур налил ей немного вишневой настойки, чтобы успокоить нервы. Они долго молчали, Артур собирался с силами, чтобы кое-что рассказать ей. Его мать прекрасная англичанка Венеция тоже имела столь скверный характер, она с детства имела привычку совершать сумасбродные поступки, и Тревор надеялся, что увезя ее в Антрим, избавит ее от тлетворного влияния Лондона. Но и это не смогло изменить ее, она бросалась во все авантюры в омут с головой, не думая о последствиях. Так она убила себя, подарив ему жизнь. И сейчас он боялся, что все повториться вновь, что Урсула оставит его одного с детьми, и когда с годами память об этой любви изрядно потускнеет, он найдет себя спутницу, и дай Бог, верную и честную, а не такую, как его мачеху.

Урсула осталась жить, но ее внутренний мир пошатнулся. Он знал, нужно много времени, чтобы все, это пережить, и он приложит все усилия для этого.

₪

Весна 1932

Пришла новая весна, с каждым годом все сильнее становилось предчувствие приближающейся беды. Ее будто приносил ветер из каких-то далеких миров, или сама искала себе новое пристанище, она мечтала принести всем хлопот. Маховик был запущен, его привели в действие много лет назад. Но что значат беды целой страны, по сравнению с несчастьем одной семьи. События эпохи лишь фон, на котором разворачиваются мелкие ничего не значившие драмы людей, они стираются, когда вперед выступает словосочетание – целый мир.

После происшествия с Урсулой, их семью настигла новая беда. Эта весна казалась, вдохнула новое дыхание, словно отвела от них все ненастья. В апреле пышным цветом цвели сады во всем Лондоне, нежная пелена напоминала белые облака, плывущие по чистому весеннему небу. Только недавно родилась изумрудная трава, и распустились тугие почки. Весна была, как всегда восхитительна и благоуханна. Только в это время приходило какое-то необъяснимое состояние души, когда тело и разум совсем не понимают друг друга. Когда душа просит покоя, а тело – бунта. Ветер приносит будоражащие нотки, чувственные звуки, опаляя своим еще не жарким дыханием, но уже обещающий многое. Уже почти не текут ручейки, от земли идет теплая волна, она жадно поглощает в себя тепло, а крестьяне спешат быстро засеять поля, чтобы получит от нее все, на что она способна. Стволы и ветки такие гибкие, будто готовы выдержат самую тяжелую ношу для них. Ночью еще отдает прохладцей в распахнутые окно, и слышно как поутру, купаясь в легких солнечных лучах, щебечут птицы о любви. Ах, весна…

- Бежим к нашему дереву? – крикнула на ходу Теа, поднимая выше колена саржевую пышную крестьянскую юбку.

- Быстрей, - смеясь, ответила Кесси.

Теа уже была взрослой, она давно выросла из детских платьиц. В свои шестнадцать Теа по-своему была восхитительна, не смотря на некоторую моральную несостоятельность, как казалось ее родителям. Им нравился ее артистизм, ее скромный талант актрисы, ангельский голос, но никто из них даже и не хотел, чтобы Теа занялась столь не серьезным ремеслом. С появлением Голливуда многое изменилось по отношению к актрисам, еще недавнем прошлом их считали ветряными и непостоянными, изменяющими и продажными, но эти ангелы, а иногда и демоны, с экрана, изменили представление о себе. Но все же профессия актрисы не для их дочери, и вряд ли оно станет таковым. Теа мечтала, она знала о своей обаятельности и привлекательности. Она часами перед занятиями в школе для девушек укладывала непослушные темно-русые локоны, подражая знаменитой Грете Гарбо, может из-за такой прически так маняще блестели ее стальные глаза. Ей вообще порой казалось, что на нее из зеркала смотрит настоящая кинозвезда, или, по крайней мере, восходящая звездочка Венди Барри, блиставшая в спектакле «Нити»[2]. Одни мечты, и станут ли они явью? Теа постоянно предавалась им, она садилась под их любимое дерево и пока Кесси лазила по ним, она живо представляла себя в роли похожей на Лолу[3] или похожую на Мэри Колверер[4]. Внешностью ей больше нравилась, Грета Гарбо, манерой поведения Марлен Дитрих. Она часто видела во снах, как стоит рядом с ними, как кто-то из них вручает ей Оскар, и она счастливая улыбается репортером.

- Теа, - позвала ее Кесси. Теа очнулась от своих мыслей и образов, поднимаясь на ноги, - смотри, что я умею!

Она, как обезьянка лазила по могучей раскидистой липе, залазив все выше и выше. Она легла на одну из широких веток, потом стала раскачиваться как на брусьях, Теа засмотрелась на золотистый закат, считая предполагаемые мили до встречи земли и неба. С одной стороны виднелся город тронутый легкой позолотой, с другой живописные рощицы опаленные, словно в пожаре. Теа залюбовалась, она уже представляла себя бегущей на встречу к закату, словно юному возлюбленному, уже воображала свои реплики, играя глазами и телом, и овации восторженной публики. Теа услышала какой-то странный вскрик, она не сразу ничего не поняла, в глубине сознания забилась паническая мысль. Она обернулась, и, подбежав к сестре, ее маленькое хрупкое тельце лежало на земле. Теа со страхом смотрела сквозь пальцы, даже боясь подумать о том, что только что произошло. «Нужно бежать за помощью», - решила она, судорожно вздохнув, она бросилась к дому. У дома был дядя Виктор и дядя Артур, в эту минуты в ней все смешалось от волнения, она даже не знала, как сказать.

- Дядя Артур, - еле шевеля губами, произнесла Теа.

- Что случилось? – спросил Виктор, они всегда были близки с ней, но сейчас она стала взрослее, и порой Виктор не знал, как с ней общаться.

- Там Кесси упала с дерева…

- Что? – Артур бросился к Теа, - Что? А ты куда смотрела?

- Оставь ее, - отрезал Виктор, - пошли.

Они быстро добежали к дереву, Кесси так и лежала все в том же положение. Теа закрыла глаза, слыша лишь шаги и фразы дядей. Артур взял на руки девочку, тело ее было, как тряпичная кукла. Теа стояла, как вкопанная, очнулась, лишь услышав голос Виктора, ощутив его руки у себя на талии. Лицо у него было печальное, она итак не видела радости в последние годы, но от этого взгляда ей стало еще больнее.

- Дядя Виктор, - прошептала она, он уже прижимал ее к себе, что-то ласково шепча.

- Ш-ш-ш, - он убрал с ее лба волосы, - сейчас тебя во всем объявят, но знай, от случайностей никто не застрахован.

- Она умерла, да? – она подняла на него свои глаза.

- Да, - прошептала он.

- О, Боже…

- Крепись, девочка, - он повел ее в дом, где ей предстояло вынести ад.

Мать накинулась на нее, отец, что всегда во всем ее поддерживал, тоже был против нее. Тетки предпочли оказаться на стороне родителей, а другие друзья родителей просто не лезли в их семейные отношения. Они утешали Портси и в тоже время подбадривали Теа. Дед занял такую же позицию, только один человек поддержал ее. Виктор, после похорон он провел с ней всю ночь, она плакала на его плече долго и горько. Он что-то рассказывал из своего детства, прося ее не чувствовать вину. Жизнь превратилась в ад. Аманда кидала на дочь взгляды полные призрения, Сайман молчал, словно она была пустым местом. Их можно было понять, они так долго ждали этого ребенка, столько лет думали об этом, и все разрушилось в один день. Мать не находила себе места, отец с головой ушел в свою работу, а она тихо страдала. Как-то она шла по коридору, стараясь не попасться на глаза Аманде, щеки до сих пор горели, как у нее горели глаза, когда они с Виктором пришли вместе после несчастного случая. В кабинете отца кто-то говорил, она прислушалась к разговору.

- Я хочу сослать ее подальше отсюда, - услышала она голос матери.

- Это не выход, - ответил Виктор.

- Что, не выход? – воскликнула Диана, - это верно, пусть поймет, что в жизни не все так красиво, как на экране.

- Я перестаю тебя узнавать, моя дорогая! – Виктор слегка повысил голос, - где же твое доброе сердце, где же та сердечность, что я полюбил в тебе.

- Ее больше нет, - прошипела тетя, - Аманда права.

- Вы хотите, чтобы ее это мерзкое чувство преследовало всю жизнь! Я не хочу, чтобы Теа пережила то, что пережил я когда-то. Не хочу, чтобы каждый день ее награждали ненавистью, а потом она бежала отсюда навсегда, не послав даже открытки на день рожденье!

- Виктор, ты вообще здесь не причем, - возразил Сайман.

- Причем! Значит, вы все плохо меня знаете! Мне было четыре, когда по нашей с Марией вине умер мой дядя. Мать ненавидела нас, и я понял, что никто меня не любит, и все что осталось делать бежать из дому, - Теа закрыла рот рукой, вот почему они с ним были такими родными душами, - я забираю ее к себе.

- Я не разрешу! – закричала Диана, - не в нашу семью!

- Ее нет! Я буду делать то, что считаю нужным!

- Ты не можешь! – Диана стала кричать еще громче. Виктор подошел к двери, распахивая их, Теа не успела отойти.

- Теа, собирайся мы едем в Гарден-Дейлиас, папа и мама не против, - он прошел мимо девушки, спускаясь вниз, в сад.

По дороге к особняку, Диана старалась не смотреть на племянницу, Теа ощущала ее нервное напряжение, ее злость и гнев. Виктор вел машину, в зеркало следя, за женщинами. Он устроил Теа в комнате для гостей, стараясь уделять много внимания девушке. Теа понимала, она в этом доме была чужой, но и любви здесь тоже не было. После смерти Кесси Хомсы стали еще дальше друг от друга, Урсула и Артур снова сблизились, это было видно по их глазам. Урсула нашла нужные слово для Теа, в первые дни после трагедии ей было просто необходимо поддержать сестру, а Артур не хотел перечить жене. Но с каждым днем Теа ощущала, как летит в пропасть. Она влюблялась в своего дядю. Этой любви не было совсем места. Ей всего лишь пятнадцать, а ему уже тридцать шесть лет, она не может любить его, он муж ее тети, он стар для нее, он катал ее когда-то на своей шее, разве он посмеет прикоснуться к ней? Каждую ночь она плакала в подушку, исписав свой дневник до конца, ее любовь была безответна и безнадежна. Виктор никого не любил, не было той женщины рядом с ним, ради которой он был готов на все. Диана мало, что значила для него, а Ева была просто любовницей. Но от этого Теа не становилось лучше, она была готова разбиться, растворится в бездне, ибо сердцу не прикажешь не любить.

₪

Напряжение росло, после того случая стало как-то страшно от осознания, что во всем в этом мире основа деньги. Но кто мы без них, кто мы без этих шуршащих бумажек, пытающихся заменить в этом мире все, что можно. Иногда это фальшиво выглядит, но глаза выдают фальшь, они показывают все скрытое нами. С того дня, как неизвестные, двое прикасались к ней в каморке, прошло много времени, но иногда этот кошмар преследовал ее. Ночами она не могла спать, ночами ей становилось тяжело дышать. У нее появилась паранойя, никогда до этого Вера не позволяла себе следить за мужем, но теперь подозрительность проникла в ее голову, размножаясь быстро, как раковые клетки. Это вело к беде, это вело к грандиозной буре. Ночью Вера встала тихо с постели, бесшумно проходя в кабинет Фредерика, она подолгу искала долговые расписки, лишние деньги, о существование которых она не знала. А может он берет в долг, не только, чтобы содержать семью, а может у Фредерика появилась любовница. Ведь у Виктора Хомса она давно есть. Неужели, он исправился? Как она могла доверять ему, если он постоянно что-то скрывал от нее, если он не мог просто прийти и рассказать ей все, зачем ему лгать ей? Что он скрывает?

Уложив, Леночку спать, Вера поднялась снова в кабинет мужа. Он не пришел на ужин, прислав короткую записку о том, что ему нужно довести один опыт до ума. Его крысы дороже ему, чем она! А возможно эти крысы – шлюхи! Да, природа мужчин такова. Вера рыла бумаги, она изрядно выпила вина, и ее было уже не оставить. Ее возбуждала эта возможность – быть занятой за этим делом. Вся ревность, все накопленная обида под действием алкоголя стали громче кричать, закрывая рот гордости и сердцу. Пусть Федор знает, что она не простая серая мышка, какой он привык ее видеть теперь. Вера нашла у него в шкафу бутылку виски, откупорив пробку, налив полный бокал, она залпом выпила напиток, карамельная жидкость приятно обожгла горло, а по членам разлилось тепло. Она ощутила, как в ней проснулась ведьма, голубые глаза дьявольски вспыхнули, бесы вырвались наружу, она разбрасывала бумаги, при этом громко смеясь, она крушила все, что попадалось на нее пути, нисколько не заботясь, своими действиями навредить мужу. Эта бестия сейчас была готова на все. Она услышала скрип в коридоре, радостно хихикнула, опрокинув в рот еще один бокал виски.

- Вера, что ты здесь делаешь? – Фредерик удивленно смотрел, как его жена в свете луны, без включенного света, беснуется.

- Ищу твою шлюху, - тихо ответила она.

- Сколько ты выпила? – спросил он, заметив бокал на столе, потом его взгляд упал на пол, заметив полупустую бутылку виски, которую он припас на Рождество, не смотря на то, что до него было еще далеко.

- Тебе какое дело! – прорычала она. Вера подняла на него глаза, этот дьявольский отблеск пугал его. Раньше она пыталась казаться бесенком, но при этом всегда оставалась земным существом. Какие бы маски он не надевал на нее, это всегда были его заблуждения, это всегда были его ложные мысли о ней, но сейчас он видел то, что спало в ней все эти годы.

- Вера, ты пьяна, - он взял подмышки, рывком ставя на ноги, - пошли, тебе нужно проспаться!

- Никуда я не пойду! – крикнула она, - чертов изменник, - она плюнула ему в лицо.

- Вера, ты пьяна, - повторил он, стирая с лица ее плевок.

- Иди к черту! – она снова пыталась плюнуть ему в лицо. Терпение Фредерика лопнуло, она ощутила, как его тяжелая рука хлопнулась по ее щеке, - не прикасайся ко мне!

- Пошли, - он потянул ее за собой, - спуская вниз по лестнице, эта фурия сопротивлялась изо всех сил ему, но он оказался ее сильнее. Фредерик втолкнул ее в ванную комнату, ставя под холодный душ, - ничего, я выветрю из тебя эту дурь.

- Не смей, не смей! – он силком вытащил ее из ледяной воды, бросая на кровать. Ему ничего не оставалось делать, как показать ей грубую мужскую силу. Куда-то исчезла его прежняя нежность, сейчас ему хотелось наказать ее, как тогда, много лет назад. Фредерик стянул с себя галстук, привязывая руки Веры к кованому изголовью. Он стал быстро раздевать, совсем не замечая ее отчаянное сопротивление. Она осыпала его оскорблениями то на русском, то английском языке. Гнев закипал внутри него, уже не мог контролировать себя. Неужели, она не доверяла ему, неужели, она не хотела понять его. Что еще она там надумала? Какие шлюхи? Да, когда-то в начале брака он изменял ей, считая, она насильно женила его на себе, но уже много лет он не думал об этом. Он осуждал Виктора, и не хотел быть таким же.

- Ты пьяна, - разъяренно прошептал он ей на ухо, - ну, ничего ты получишь то, что заслуживаешь!

- Нет, - она укусила его за губу, но он дал ей пощечину.

- Нет, ничего омерзительней, чем спать с пьяной женщиной, - он встал с постели, собираясь уйти, - что ж, я пойду, а ты подумай о жизни и прочих вещах!

- Иди к черту! – он засмеялся.

- Я уже у него! – он хлопнул дверью и ушел.

Утром Вера проснулась, ощущая сухость во рту, яркий утренний свет бил в глаза, отдавая в голову неописуемой болью. Она не могла раскрыть глаз, а запястья, стянутые шелковым мужским галстуком, ныли, а порой чувствовала, что они стали ватными. Вера неловко пошевелилась, в комнате еще кто-то был, она ощущала – в комнате их было двое.

- Что успокоилась? – от резко тона Фредерика ей стало не по себе. Он стоял у окна, муж, облаченный в накрахмаленную белоснежную рубашку, светло-серый жилет и брюки, показался ей уж очень спокойным, но это не сулило ей ничего хорошо. Он подошел к ней, развязывая онемевшие руки. - Что, черт возьми, происходит? – его янтарные глаза стали непроницаемыми, полные бешенства, - я хочу знать, почему моя супруга напилась и устроила беспорядок в моем кабинете, а еще обвинила меня в блуде. Что, черт возьми, происходит?

- Это ты объясни мне! – облизнув пересохшие губы, ответила она, - Твои долговые расписки, ты влез в долги и даже не счел нужным сказать это мне!

- Я думаю о тебе и Леночке, и не все тебе следует знать! – отрезал он.

- Они приходили ко мне за деньгами! Они трогали меня, они угрожали мне! Они чуть не изнасиловали меня в моем же доме! И ты думаешь о нас!? Если бы не Каталина, то нас пустили бы по миру из-за тебя! – он больно схватил ее за плечи, нервно тряся ее.

- Хватит, хватит! Ты все равно не доверяешь мне! – его пальцы впились в ее кожу, оставляя на ней красные пятна.

- Я тебя ненавижу! – громко прошептала Вера.

- Это мы уже проходили! – его ладони легли на ее лицо, сжимая его, как чашу. Его губы впились в ее губы, Вера стало не хватать воздуха, она хотела его оттолкнуть, чтобы хоть как-то сохранить остатки своего достоинства, но Фредерик, как всегда заглушал ее разум, - что и требовалось доказать, - она ощутила себя разбитой и брошенной.