Живущие дважды

Игра в «кто кого» захватила Луи и заставила забыть, что где-то за одним-двумя поворотами течёт «поезд», тщетно пытаясь наладить погоню за беглецами. А вспомнив, Луи в лицах представил себе, что творится сзади. Англичане и французы, выбираясь в головку, осаживают «поезд». Им выгодно тормозить: впереди у той и у другой команды идёт по гонщику. Зато бельгийцы и датчане с руганью лезут вперёд, стараясь взвинтить темп. Но слишком мало в этом заинтересованных! Наработавшись впереди во всю силу, они откатываются назад. И в эти секунды французы и англичане сводят на нет все усилия в раскачивании «поезда». Луи злорадно засмеялся, как бы увидев разъярённые лица бельгийцев, удивлённые прытью Луи лица товарищей по команде.

Сидя за спиной Ральфа, Луи не удержался и, привстав, посмотрел вперёд на ровную, как стрела, дорогу. В полукилометре шла полицейская машина, сиренами расчищая путь. С глухим стрекотанием проносились ярко оранжевые «маршалы» и словно вкопанные застывали на перекрёстках, блокируя боковые дороги, в то время как лидеры проскакивали мимо.

Директорская машина шла метрах в тридцати, чётко соблюдая дистанцию, будто оба гонщика и не пытались постоянно менять скорость. Директорская машина как недостижимая мечта — чем больше усилий ты затрачиваешь, догоняя её, чтобы укрыться за корпусом от встречного ветра, тем легче она, упиваясь мощью своих двухсот лошадиных сил, бушующих в двигателе, ускользает вперёд.

Сразу же за лидерами ползла машина главного хронометриста, а за ней виднелись машины обслуживания английской и французской команд. Присутствие «поезда» даже не ощущалось.

Луи невольно шарахнулся в сторону, когда, обогнав их, вдруг резко сбавил скорость один из «маршалов». На его спине висела чёрная грифельная лоска. Белыми буквами было выведено: «3,10». До Луи сначала не дошло значение этих цифр. И только после того, как Ральф обернулся и поднял большой палец правой руки, Луи понял, что «поезд» безнадёжно отстал. Пожалуй, даже попытки погони прекратятся надолго. Теперь «поезд» затаится. Он будет ждать, насколько хватит сил у тех, кто бросил дерзкий вызов. «Поезд» оставит лидеров на съедение километрам и встречному ветру, который крепчает с каждой минутой. «Поезд» будет ждать, пока лидеры сдадутся сами…

Луи не знал, что произошло у них за спиной. Когда они ушли на полкилометра, в пылу борьбы и не заметили, как проскочили железнодорожный переезд. Но когда к нему подошёл весь «поезд», автоматический шлагбаум, словно топором по буксирному тросу, отсёк двух лидеров. Всего сорок секунд был закрыт шлагбаум, пока вихрем пронёсся «Голубой экспресс», но, когда полосатая решётка поднялась вновь, прежнего пыла у «поезда» уже не было. Гонщики, освободившие ремешки на педалях, стали судорожно задёргивать их на ходу, стараясь не ударить колесом о колесо соперника. Потом «поезд» начал медленно, лениво раскачиваться, как будто только что дали старт.

Судьба подарила лидерам гандикап в сорок секунд и позволила уйти так далеко, что измор явился единственным оружием против тех, кто посмел нарушить целостность «поезда».

Первое опьянение свободой быстро прошло. И хотя они катились довольно легко, Луи показалось, что Веста удовлетворило бы больше, окажись на месте Луи кто-нибудь из порядочных гонщиков. Это чувствовалось не только в прохладном отношении к Луи, но и в двух едва заметных, как бы исподтишка, попытках оторваться от соперника. Но Луи готов был поклясться, что это лишь пробные, как бы испытывающие его рывки. Такой гонщик, как Ральф, не мог не понимать, что пройти одному весь предстоящий впереди путь, борясь со всё крепчавшим встречным ветром, безнадёжная затея. Измотавшись, он станет лёгкой добычей «поезда». И, как знать, проиграет не только две золотые минуты, но и десяток минут сверх того.

Луи даже показалось, что он распознал сильнейшее качество Ральфа как гонщика — умение быстро вживаться в ситуацию и в быстро меняющейся обстановке находить место, наиболее ему выгодное.

Ральф какой-то мягкой, поглощающей манерой умел подчинить другого своим задачам и заставить его полностью работать на себя.

Так в окружении пяти служебных машин они довольно дружно петляли по узким зелёным улочкам городов. По боковым второстепенным шоссе, больше похожим на аллеи. Сиротливо крутили педали на широких автострадах, словно катились по полю аэродрома. Но на главных магистралях трасса долго не задерживалась, и они вновь ныряли в боковые дороги, покрытие которых было куда хуже, чем на автострадах, да и профиль напоминал сердцещипательную трассу скоростного аттракциона в каком-нибудь заштатном Луна-парке.

Главный подъём ещё лежал впереди — единственная и самая большая горная премия на этом этапе. Дорога мучительно долго тянулась вверх — график, показанный тренером, напоминал пик, прочерченный пером осциллографа при осмотре больного сердца. Да нет, пожалуй, острые зубцы графика напоминали скорее куски стекла на заборе, через который он так часто в детстве таскал яблоки.

Впрочем, какими бы страшными ни выглядели на графиках высот острые зубы пиков, дорога, ведущая в гору, будет — проверил на собственной шкуре — гораздо страшнее.

Перед самым подъёмом ещё раз проскочил «маршал» с доской, на которой стояло уже «6,30».

Впервые за всё время, что они шли вместе, Вест улыбнулся Луи и вновь показал большой палец, поднятый кверху. Луи пожал плечами — он не верил, что отрыв так велик. Потом Луи знал, что плохо ходит в горах и что на главном подъёме их тандем непременно развалится. Вест, конечно, уйдёт вперёд, а он останется один корчиться на дороге, пока его не поглотит «поезд». Он хотел сказать об этом Весту, но не знал английского языка, так же как и Вест — французского. Десяток интернациональных выражений — это было всё, что было в их языковом арсенале. Но Луи чувствовал, что таким словам сейчас не место. Здесь нужно не столько передать смысл, сколько дать почувствовать отношение одного к другому.

Он молча махнул рукой в сторону подъёма. Вест понимающе кивнул и тремя короткими жестами правой руки поманил его за собой. Он не дал Луи больше ничего «сказать» и решительно полез вверх. Луи решил держаться за ним, пока хватит сил, а потом… Потом уж лучше сойти.

Луи однажды видел, что происходит с предметом, когда его кладут под большой формовочный пресс. И ему всегда казалось, что подобное же происходит с гонщиком на подъёме: усталость давит так же беспощадно.

Когда они вышли на крутой поворот — это было где-то на второй трети подъёма, — Луи даже потерял способность реагировать на боль и расстояние. Он жалостливо обернулся. И вдруг на противоположном склоне увидел длинную цепочку гонщиков, словно застывших на фоне жухлой горной зелени.

«Так близко?! — испуганно подумал Луи. — Ну вот и всё. Это конец».

Он даже не попытался осмыслить, что расстояние, которое «поезду» ещё надлежало пройти, они уже оплатили самой дорогой ценой. Но мысль, что «поезд» здесь, за спиной, напрочь отняла последние силы. Он сразу же отвалился от Веста и завихлял по дороге, подобно зверьку, готовому вот-вот забраться в норку.

Луи с отчаянием посмотрел на удалявшуюся спину Веста и совсем перестал работать. И в эту минуту Вест оглянулся.

Не случись этого, Луи, несомненно бы, слез с велосипеда и рухнул на придорожный вал, на мягкую постель из мелких цветов и пригнутых ветром трав. Взгляд Веста буквально обжёг его. В нём был приговор — ничтожество! Собрав последние силы, Луи заработал вновь. Он встал с седла и, переваливаясь из стороны в сторону, начал толчками гнать машину вперёд уже не за счёт силы мышц, а за счёт веса собственного тела.

К своему изумлению, он заметил, что фигура Веста стала быстро расти.

«Вест почти остановился! — с ужасом подумал Луи. — Ну вот и ему конец».

Когда он поравнялся с Ральфом, тот пропустил его вперёд, и вдруг неожиданно Луи почувствовал сильный толчок в спину. Собственно, он не мог быть сильным. Но когда ты, кажется, только волей всевышнего движешься вперёд, даже толчок руки измученного соперника подобен реактивному двигателю.

Луи обернулся. И они встретились с Вестом взглядом. В нём не было усталости. В нём была смешинка. Он кивнул, будто отдал приказ: вперёд! И начал толкать Луи в спину и под седло. Луи пытался возразить, но Вест лишь издал какое-то непонятное, звериное рычание…

Так, подталкиваемый в спину, Луи и выбрался на вершину. Впереди спуск. И тут уж мало было равных Луи по мастерству скоростного кружения на спусках горных дорог.

Он глубоко вздохнул, с секунду покатился по инерции и вдруг припал к рулю, как к роднику. Взглянув под руку, он увидел Веста, который тоже позволил себе лишь мгновение отдыха.

Луи ринулся вниз по узкой стёжке вслед за директорской машиной, стремившейся освободить гонщикам путь. Но, думая о том, что делается сейчас по другую сторону вершины, Луи набирал скорость, интуитивно рассчитывая виражи. Он почти плечом касался стен, выложенных из грубого горного камня. Правда, он не видел этих стен — они сливались в бесконечную пёструю завесу, отделявшую его от всего мира. Скорость, будто неосторожный мазок художника, уничтожила реальный рисунок мелькающих предметов: и дома, и скот на склонах, и людей, приветливо машущих с крыльца.

На одном из последних виражей, когда Луи показалось, что скорость уже падает, он ослабил внимание и чуть не поплатился за неосторожность. Оказавшаяся на дороге горсть песка подсекла переднее колесо, и он едва удержал равновесие. А испугался по-настоящему лишь выскочив на широкую ленту шоссе, стрелой уходящую по цветущей и тихой долине.

Но даже на испуг у него не оказалось времени. Ральф вылетел из-за спины, словно весь спуск шёл с ним колесо в колесо, и, подхватив Луи, стремительно повёл вперёд. Так, зачастив в смене лидеров, они начали утомительный спурт. Каждый понимал без слов, что «поезд» сделает то же самое. У того, кто выбрался наверх, хватит сил, отдохнув на спуске, попробовать переиграть ситуацию.

На бесконечной ровной дороге они потеряли ощущение времени. Луи даже не мог прикинуть, сколько проработали в этом бешеном темпе, сменяя друг друга. Ему казалось, что и отрыв, и страшный подъём — всё это было давным-давно. По крайней мере, не сегодня.

Луи с тупой яростью готов был ринуться в новую смену лидера, когда вдруг почувствовал, что Вест сел. Да-да, это было не тактическое соображение — снизить скорость. Это была обычная усталость. Усталость, сразу передавшаяся Луи. Усталость, усиленная чувством голода.

Он пошарил рукой в задних карманах майки и нашёл там лишь несколько завалящих зёрен сушёного изюма. Ухватив изюмины непослушными пальцами, он кинул их в рот, неестественно высоко запрокинув голову. И тут Луи увидел, как Вест тоже обшаривает карманы. Они пусты… Трясёт бидон — он пуст. Ральф остервенело выбрасывает его далеко в сторону от дороги и угрюмо продолжает путь. Луи понимает, что обоих сейчас мучает одно — голод. И это чувство будет расти с такой быстротой, что вскоре захватит целиком и будет невозможно думать ни о чём, кроме еды.

Машина с английским менажером догнала их внезапно. Из окна целиком вылез Бенджамино — седой, взъерошенный старик, которого многие в «поезде» считали давно выжившим из ума. Выпуклые, почти навыкате глаза и удивительная манера кричать именно в те минуты, когда следовало говорить тихо, делали его едва ли не самой эксцентричной фигурой гонки.

Бенджамино что-то прокричал Весту, тот кивнул и, в свою очередь, что-то крикнул менажеру. Луи не понимал слов, но понял, о чём идёт речь. Вест просил есть. Нет еды, нет сил, спазмы терзают желудок…

Но Бенджамино развёл руками и показал на следовавшую за ними машину главного судьи. Ни о какой еде не могло быть и речи: любая передача продуктов вне зоны питания — дисквалификация. Вместо питания английский менажер стал давать какие-то длинные и громкие указания, на которые Вест не обращал внимания. Он лишь изредка поворачивался к менажеру, словно спрашивая — ты ещё здесь? Наконец английская машина обслуживания отвалилась назад. И они вновь остались вдвоём.

Сквозь очередной маленький городок прокатились с триумфом. У дверей кафе и баров толпились весёлые, беззаботные люди, радостно приветствовавшие лидеров криками. Особенно своего земляка Веста. И в руках у многих были кружки прохладного пива, которые они поднимали высоко над головой, как бы провозглашая тосты в честь будущих победителей.

Чертовски приятная процедура!.. Но Луи думал о большом, в полбатона, сэндвиче, который держал в руках толстяк, стоявший на повороте у самой дороги. Луи пожалел, что заметил толстяка слишком поздно, иначе наверняка выхватил бы у него булку. Огромный сэндвич всё никак не шёл из головы, хотя городок давно остался позади.

Теперь Вест сидел за спиной и почти не шёл вперёд, Луи бесило, что Вест, прокатившись первым весь город и накрасовавшись досыта, теперь оставил ему самую чёрную и неблагодарную работу. И злость придавала Луи силы. Не меняясь местами с Вестом, он тащил его вперёд с такой скоростью, что боялся, как бы Вест вот-вот не отстал. На мгновение даже мелькнула шальная мысль бросить его. Но потом вспомнил, что произошло на подъёме, и невольно покраснел.

Луи, откинувшись, посмотрел назад. Ральф ехал с бледным лицом, стиснув зубы, растирая грудь и живот то одной, то другой рукой. Луи понял, что Вест обречён. Он машинально повторил жест Ральфа и вдруг нащупал в нагрудном кармане какой-то плоский кусок. Луи подумал, что это грудная мышца, которую от боли и усталости он просто не ощущает. Тем не менее мокрой от пота перчаткой он залез в карман и вынул оттуда смешанный с хлебными крошками, раздавленной долькой апельсина большой ломоть белого куриного мяса. Луи не поверил своим глазам. Растёртое мясо казалось куском бумаги. Он поднёс его к носу, чтобы убедиться хотя бы по запаху, что это мясо. Но в нос ударил лишь запах пота.

Луи оторвал зубами несколько толстых волокон и разжевал. Он почувствовал, как ласковое тепло разлилось по всему организму, как спазмы, терзавшие желудок, сразу утихли. Судорожно глотнув несколько раз, он понял, что теперь сил хватит до самого финиша. И он не только дойдёт, но уже никто не остановит его на пути победе.

«Чьей победе?» — вдруг поймал себя на мысли Луи. И оглянулся. Вест, следивший за ним долгим взглядом и видевший, как тот рвал зубами кусок мяса, сглотнул слюну и опустил голову.

Они ехали так какое-то мгновение, словно в тревожном ожидании событий, которым суждено перевернуть мир. Луи с зажатым в мокрой перчатке куском курицы. И Ральф — Луи ощущал на затылке его взгляд — сзади, всё тяжелее оседая в седле.

Луи придержал машину. Они поравнялись и поехали рядом. Луи откинулся назад и, бросив руль, покатился как мальчишка на улице, щеголяющий своей смелостью. Он разорвал руками кусок курицы и большую — почти две трети — часть протянул Ральфу. Тот посмотрел на Луи внимательным взглядом. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Ни одной искры не вспыхнуло в глазах. Лишь когда он протянул руку за мясом, челюсти непроизвольно сделали глотательное движение.

Ральф медленно, волокно за волокном, жевал куриное мясо, стараясь то ли продлить удовольствие, то ли боясь, что пища, столь страстно желаемая, вызовет новые спазмы в желудке.

Так они и ехали с минуту под удивлёнными взглядами из судейской машины. Ехали, будто на короткой загородной прогулка, решив из озорства перекусить на ходу.

Потом Луи и Вест разом дружно припали к рулям и так же молча заработали вновь.

«Хоть бы поблагодарил, — как-то равнодушно подумал Луи. — Всё-таки я ему отдал самый большой кусок…»

Теперь Ральф напоминал гоночную машину, только что заправленную высокооктановым бензином. Не говоря Луи ни слова, он полез вперёд и, не давая себя подменять, начал наращивать скорость. «Маршал», проехавший с доской, ещё больше убедил обоих гонщиков, что решение Веста заработать в полную силу весьма своевременно. «Поезд» приблизился к ним на три с половиной минуты. Это известие подхлестнуло и Луи. Они неслись, экономно прижимаясь к заборам, длинным рядом зелёных декоративных кустов, к стенам домов, чтобы укрыться от встречно-бокового ветра и хоть на йоту, ещё на одну йоту увеличить и без того высокую скорость.

Лозунг «До финиша 20 миль» появился внезапно — зелёной лентой ом переметнулся над дорогой. Вест, не оборачиваясь, показал на него поднятой рукой. Луи ответил таким же жестом. Потом мелькнул следующий знак — «До финиша 10 миль». Потом — «До финиша 5 миль».

Когда пошла последняя миля и они каждый по-своему начали в лихорадке наращивать почти финишную скорость, Вест поравнялся с Луи. Показав растопыренные пять пальцев и проведя ладонью по горлу — «До финиша пятьсот метров» — понял Луи, — он согнул ладонь в крутую скобу. «Разворот перед финишем на 180 градусов, — расшифровал жест Луи. Затем Вест приложил к губам палец — «Надо быть осторожнее» — перевёл Луи. Он согласно кивнул головой.

Но когда они подлетели к крутому повороту — Вест впереди, оказалось, что Луи понял Ральфа не совсем точно. Ральф остановился и, балансируя на колёсах, жестом показал Луи, чтобы он первый выезжал на аллею городского парка, в трёхстах метрах по которой лежал финиш.

Аллея шла сквозь сплошной многорядный людской коридор. Луи ещё толком не понимал, что происходит. Как взведённая пружина, готовый к финишному спринту, он осторожно косил взглядом на Веста, ожидая от него коварного броска — вполне обычного явления на финише.

Когда до белой линии и клетчатого флага осталось с десяток метров, Луи не выдержал и рванулся в спринте, ещё не веря, что выигрывает этап. Он боялся, что именно сейчас, на последних метрах, может кто-то или что-то отнять у него победу.

Французский механик с помощью десятка восторженных зрителей уже снимал Луи с машины, когда тот оглянулся. Вест спокойно переезжал белую линию, улыбаясь во весь рот и скромно покачивая рукой в приветствии. И только он, Луи, знал, что этот жест адресован не зрителям, приветствующим своего кумира, — этот жест адресован только ему, Луи Гери, человеку, который поделился куском курицы.

ПОГОНЩИКИ ДВУНОГИХ МУЛОВ

(Очерк)

Поначалу толпа у экономического трона на велосипедном Олимпе кажется настолько пёстрой, что и не поддаётся классификации. Но присмотревшись внимательно и окунувшись с головой в атмосферу велосипедного бизнеса, даже непосвящённый легко обнаружит строгое деление всех жаждущих вкусить от жирного пирога на три группы.

Две из них почти всегда антагонистичны: это работодатели и работоискатели. С одной стороны, владельцы крупнейших фирм, содержащих команды, владельцы уже специализированных велосипедных предприятий, устроители больших туров и многодневных трековых гонок. С другой — гонщики, огромное пёстрое стадо мулов, которых гонит по дорогам и трекам призрак золотого тельца, нещадно корёжа физически и нравственно. Приласкав одного, он исхлёстывает до крови сотни и сотни рядовых гонщиков, похожих на солдат действующей армии, на то пушечное мясо, у которого есть только одно право — право рисковать всем, в том числе и жизнью.

Было бы наивным представлять себе дело так, будто в империи велосипедного бизнеса царит этакий натурообмен — ты мне победы и накатанные километры, а я тебе деньги. Обладая сложной и вполне современной системой организации, велосипедный бизнес использует в своём арсенале все известные формы и средства экономических отношений буржуазного общества. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, поскольку индустриальное предприятие — а собранием таковых и является мир профессионального велосипедного спорта, — если оно хочет выжить, должно соответствовать уровню и характеру развития производительных сил и производственных отношений.

В жизни профессионального велогонщика есть десятки самых различных аспектов деятельности, которые отнюдь не ограничиваются работой в седле велосипеда. На условиях работы гонщика сказываются экономические факторы. Они могут быть личными — количество гонорара, устанавливаемого за гонку. Могут быть и глобальными — жестокие катаклизмы время от времени сотрясают велосипедный мир.

Так, крупнейшая в мире профессиональная велогонка «Тур де Франс» пережила немало тяжких минут, которые попортили нервы не только устроителям, но и искорёжили судьбы многих выдающихся гонщиков. Со времени рождения «Тур де Франс» в гонке неизменно участвовали команды крупнейших концернов, заводов, смешанные команды двух и более предприятий. На заинтересованности большого бизнеса практически и жила эта популярнейшая гонка. Только с кризисом 1929 года, потрясшим весь деловой мир западных государств обоих полушарий, можно сравнить решение организаторов сделать «Тур де Франс» гонкой не промышленных, а национальных команд.

Приводилось немало серьёзных и смехотворных доводов в пользу такой реорганизации. Пока судьи, гонщики и журналисты дискутировали о национальной гордости и государственном престиже, владельцы некоторых крупнейших промышленных команд недвусмысленно дали понять, что они прекратят финансировать не только это состязание, но и вообще выйдут из велосипедного бизнеса, если гонщики пойдут под флагами своих стран. Не помогли громкие слова, что возрождению былого интереса к профессиональным состязаниям будет-де способствовать националистический ажиотаж, приток новых сил в лице лучших любителей.

Однако заправилы велосипедного мира, требуя реорганизации, преследовали не повышение интереса к велосипедным состязаниям. Их больше волновала заинтересованность определённых экономических кругов, которые хотели войти в велосипедный бизнес. Точнее, не войти, а ворваться в него на спинах дёшево купленных новичков-любителей.

Тот заряд паблисити, который неизменно несёт в себе золотая олимпийская медаль, медаль чемпиона мира в любительских состязаниях, должен быть использован и в профессиональном спорте — рассуждали они. Медали обернулись в наши дни волшебными ключиками к двери, за которой скрыта высокооплачиваемая профессиональная работа. Тем более что неопытный в сферах профессионального спорта любитель — товар недорогой и при умелой обработке вполне может принести солидные дивиденды на вложенный в них капитал.

Современного любителя, стоящего перед проблемой перехода в профессиональный спорт, мучает не страх лишиться любительского статуса, а боязнь продать его слишком дёшево. И многие первоклассные гонщики так и остались любителями, потому что не нашлось достойного покупателя.

От того, каков покупатель, во многом зависит, окажется ли гонщик на гребне славы или на долгие годы превратится в двуногого мула, этакого подёнщика, который самым тяжким трудом едва-едва зарабатывает себе на хлеб. Кроме обоймы имён, вокруг которой в причудливом хороводе крутится всё: деньги, слава, успех, есть тысячи безликих «перпетуум мобиле», которым никогда не суждено оседлать золотого тельца. За долгий и трудный сезон без особых побед и особых поражений они успевают лишь обеспечить себе годовой прожиточный минимум. Не больше. Так, многие рядовые английские гонщики-профессионалы живут в Голландии и Бельгии не потому, что предпочитают быть кумирами там, а не на дорогах своей родины, но потому, что прожиточный минимум в этих странах ниже, чем в Англии, почти на двадцать фунтов стерлингов… Об экономии в своё время думал даже такой знаменитый английский гонщик, как Том Симпсон.

Во многих странах существуют различные системы оплаты труда профессионалов. В основе всех, естественно, лежит профессиональный контракт. Но и в контрактной политике сказываются волчьи законы буржуазного общества. Контракт редко обеспечивает нормальную спокойную работу гонщика в течение длительного срока. В Англии, например, процветает система так называемых бонусов, которые составляют более солидную сумму, чем постоянный оклад. Но бонусы платятся лишь в случае успеха… Нет побед — нет денег. А это значит — вперёд, вперёд, вперёд…

Вперёд любыми средствами. Так в велоспорте родилось особое племя — гангстеров-спринтеров. Совершенно не заинтересованные в спортивной стороне гонки, они безликой массой тянутся до финиша, а там пытаются выиграть этап на последних пятистах метрах любыми дозволенными и недозволенными методами. После сумасшедшей почти семичасовой гонки они готовы на всё, лишь бы проделанная в «поезде» работа не пропала даром. По-человечески это явление можно понять, но назвать иначе чем бандитизм — невозможно.

Интересно, что гонщики, пострадавшие в результате гангстерского спринта, не протестуют. Они знают: возможно, завтра, когда у них не останется выбора средств для достижения победы, сами поступят так же. Попытки руководителей итальянского велоспорта дать бой таким гангстерам пока не увенчались успехом. Борьба эта, правда, ведётся тоже далеко не чистоплотными методами. В толпу зрителей, сгрудившихся на финише, запускаются специальные шпионы, которые следят за правильностью проведения финишного спринта со стороны наиболее возможных претендентов. Бельгийцам, например, удалось поймать с поличным во время первой же гонки сезона такого матёрого дорожного волка, каким является Рик ван Лой. Он пришёл к финишу вторым, в самую ответственную минуту дёрнув за рубашку своего основного конкурента так, что тот почти совсем вылетел из финиширующего «поезда». Такой спринт дорого стоил Рик ван Лою — в окончательном протоколе он вместо второго стоял на двадцать первом месте. И потери, разумеется, имели свой денежный эквивалент.

Подобные нравы — порождение системы бонусов. Ибо дельцы веломира считают, что лёгкие, выгодные гонщикам контракты размагничивают спортсменов и они, дескать, далеко не всегда оправдывают своей работой затраченные на их покупку средства. Владельцы команд убеждены, что от хорошей постоянной зарплаты многие гонщики становятся слишком мягкими, умиротворёнными и у обоих — и у гонщика, и у предпринимателя — наступают плохие времена. Вот почему многие даже известные гонщики сидят на маленькой зарплате, и только большие премии за громкие победы позволяют им жить прилично.

Здесь дело не столько в деньгах, сколько в морали самого общества, в уничтожении принципа спортивности в борьбе. Привычными становятся «грязные» победы. Однажды на финише этапа «Тур де Франс» известный французский гонщик победил только потому, что оттолкнул назад датчанина. Судейская коллегия ничего не успела заметить. Датчанин было подал официальный протест, но сразу же забрал его обратно. Когда спросили, почему он так поступил, тот ответил:

— Зачем я буду протестовать против Пулидора? Он — одна из самых сильных лошадок в игре. Я попробую выиграть в следующий раз, и, возможно, Пулидор мне поможет. А чего я добьюсь, если буду скандалить?

Деньги делают удивительные дела и обладают удивительной властью не только над душами людей, но и над таким святым, казалось бы, раз и навсегда устоявшимся понятием, как «родина».

Гонщик, руководствующийся моралью окружающего его общества, ведёт себя под стать этому обществу. Руди Альтиг, например, однажды наотрез отказался выступать в составе национальной команды, сославшись на врача, советовавшего ему беречь больное колено. Однако болезнь ему не помешала принять в то же самое время несколько стартов в мелких, но денежных гонках и одержать в них победы. Деньги прежде всего, а национальные интересы подождут!

Увы, пренебрежительное отношение к национальным интересам прививается гонщику уже с порога профессиональной карьеры. Оно всячески поддерживается прессой. Журналисты слишком часто и слишком настойчиво ищут конфликты между национальными интересами и интересами самих спортсменов и почти всегда отдают предпочтение интересам личным. Они воспевают тип профессионала, который нещадно тренируется, ежедневно по много часов сидит в седле и всегда полностью оплачивает трудом деньги публики, приходящей на состязания.

Состояние борьбы, в котором постоянно находится гонщик, начинается задолго до того, как он возьмётся за руль велосипеда. Рик ван Лою пришлось выдержать двенадцатичасовой бой с предпринимателями, и только на тринадцатом часу Рик согласился подписать контракт. За шесть тысяч фунтов стерлингов в год он присоединился к одной из датских команд. Новые хозяева Рик ван Лоя сразу же заявили, что во время сезона не позволят ему выступать за национальную сборную.

Ну, а будет ли заботиться о национальном престиже, скажем, начинающий гонщик? Чтобы приобрести гоночную машину и минимум необходимого для выступлений, ему надо заплатить немалые деньги. Усиленно тренируясь и выступая, он постоянно находится под угрозой потерять работу — нередко спортивные занятия рабочего совершенно не интересуют владельца предприятия, на котором работает спортсмен. Потом надо найти кредитора, оплатившего бы расходы на поездку к месту состязаний и обратно. Найти тех, кто бы поддержал в трудную минуту.

И вот тогда-то появляется на арене новая фигура, рождается ещё одна деловая сфера, тесно связанная с велосипедным бизнесом.

Многие британские гонщики, отправляющиеся на континент в поисках славы и денег, проходят через «заботливые» руки Альберта Бьюрика и двери его пансионата «Анджела». У него когда-то останавливался и Том Симпсон.

Кафе при пансионате маленькое, и очень часто там висит доска «Свободных мест нет». После трагической смерти англичанина хозяин «Анджелы» не отказался от эксплуатации имени знаменитого гонщика — он срочно построил велоотель и назвал его «Том Симпсон».

Большие комнаты принимают по три-четыре гонщика. Их набирается в отеле человек пятьдесят. И ни в одной из комнат нет ни одной горизонтальной полочки. Сам хозяин с саркастической усмешкой объясняет:

— Полки нельзя делать, потому что неряхи сразу же наставят на них разных банок с техническим маслом и другой ерундой. Натирки проливаются. В комнатах невозможно спать. Да и расходы на уборку… — заботливым голосом заканчивает он свою воркотню.

Что же ждёт гонщика, нашедшего наконец себе хозяина и с той или иной мерой удачи продавшего свою рабочую силу?

Начинается гонка… Чтобы пройти один «Тур Италии», или, как его ещё называют, «Джиро», гонщикам кроме тысяч километров в седле предстоит проделать девять различных путешествий самолётом, поездом, автобусом и пароходом. Они переправляются даже на Сардинию, чтобы там пройти ещё один этап. И не потому, что устроителям трудно проложить интересную спортивную трассу по территории Центральной Италии. Законы коммерции заставляют организаторов вторгаться даже в географию. Каждую минуту от предстартовой лихорадки в полночном Милане до финиша на треке «Вигорелли» в том же городе будут командовать только деньги. Промышленники хотят, чтобы тур побывал в каждом уголке страны, куда не доходят другие формы рекламы. И тур компенсирует все расходы.

Десять последних миль каждого этапа полностью транслируются по телевидению, с подробностями и исполнительским мастерством, не уступающим первоклассному футбольному репортажу.

Раньше трасса первого этапа «Джиро» крутилась вокруг площади Дуамо. Теперь транспортный поток в центре настолько интенсивен, что невозможно остановить движение хотя бы на пару часов. Поэтому этап решили отменить. Но миланские предприниматели потребовали от муниципалитета обеспечить проведение хотя бы полуэтапа по городу — от площади Дуамо до трека «Вигорелли» и обратно.

Степень накала спортивной борьбы в такой гонке всегда диктуют размеры премиальных. На каждом этапном финише они составляют три тысячи фунтов стерлингов. Интересы фирм стоят таких денег. Шоколадная фирма, оплачивающая все расходы на содержание команды «Виллем-II», на финише каждого этапа держит «мисс Шоколад». Двести журналистов и двести работников телевидения убеждают миллионы итальянских и зарубежных зрителей и читателей, что нет на свете ничего важнее, чем победа в «Тур Италии».

Из Милана «Джиро» идёт вдоль побережья до Неаполя. Затем бросок на Сицилию и целый этап по знойному бездорожью этого самого нищего района страны. Финиш этапа — на склоне вулкана Этна. Сицилийский — не единственный этап по склонам вулканов. Командная гонка на время идёт по склону Везувия. Это выматывающий этап, после которого наступает долгожданный день отдыха. Затем, подобно выходцам из ада — чёрные, с ввалившимися глазами, в крови и поту, — гонщики лезут в горные районы. За один день пройдена дорога до Кортина д'Ампеццо, одного из знаменитейших горнолыжных курортов Европы. А ведь лыжи — это не велосипед. Лыжника в гору тянет фуникулёр или кресло подвесной дороги, а гонщики, задыхаясь, карабкаются на вершину Стельвио за счёт силы собственных мышц. Вершина лежит ни много ни мало как на высоте 2700 метров над уровнем моря. На такой же примерно высоте другая, да ещё всегда заснеженная, вершина — Гавиа. И будто недостаточно испытания высотой — дорога к вершине покрыта даже не брусчаткой, а колючим щебнем. Холод такой, что под майку приходится подкладывать несколько газет. И даже на ходу растирать ноги: коченеют мышцы.

Джимонди как-то сказал:

— Я предпочитаю, чтобы трасса длиной 3766 километров стала ещё длиннее, только бы не пришлось идти эти головокружительные горные подъёмы!

А Мотта, один из победителей «Джиро», признался:

— Я просто боюсь. Это очень странная и опасная гонка!

Да, сколько чернил суждено выпить автоматическим ручкам, прежде чем их обладатели — журналисты опишут хотя бы жалкую часть тех трагедий, которые разыгрываются каждый год на этапах «Джиро»!

А команды? Собственно говоря, их даже нельзя назвать командами. Посудите сами. Вот названия: «Пежо», «БИК», «Телевизьер», «Ромео». Не смахивает ли гонка с их участием на совещание директоров крупнейших индустриальных компаний мира? Увы, да. И заветной мечтой таких директоров является Всеевропейская гонка, проходящая по столицам всех государств Старого Света.

Но до этого ещё очень далеко. Совсем не все федерации, даже профессионального спорта, имеют достаточно средств. Алекс Тейлор, главный менажер английской команды, заявил в печати:

— Я не люблю критиковать. Это претит моей натуре. Я больше люблю улыбаться и смотреть в улыбающиеся лица. Но, когда речь идёт о нашем велоспорте, мне не до улыбок. Я утверждал и утверждаю, что нет никаких оснований считать континентальных гонщиков более талантливыми, чем английские. Просто у нас нет денег. Мы не можем посылать своих спортсменов на такое количество состязаний, чтобы они обеспечивали необходимый уровень мастерства!

В Англии гонки не «мягче» континентальных. Вот история одной из них. Она стартовала в Кингстоун-парке в 6.30 утра, когда солнце едва выглянуло из-за вершины Голубой горы. И тем не менее жара была почти тридцать градусов в тени, когда сорок три гонщика отправились в путь. В местах, где солнце начало обжигать дорогу, маслянистый асфальт стал убийственно мягким и вязким. В первом же завале оказались пятнадцать гонщиков. Девять из них нуждались в медицинской помощи… Потом последовали катастрофа за катастрофой. Через полмили ещё четверо попали в завал. Затем ещё трое. После пятнадцати миль только пятнадцать гонщиков продолжали состязание, потерявшее всякий спортивный интерес.

И подобная картина — не исключение. Вот какой ценой доставался «хлеб» в одной из гонок англичанину Чарли Кроссу. На первом этапе он засиделся на финише, на втором — прокололся, на следующем — попал в завал, на четвёртом — в ещё более серьёзный завал, на пятом — поранился, на шестом, девятом и десятом — прокалывался и, наконец, на последнем этапе у него отказал переключатель, и он тридцать миль по горам шёл на одной передаче. Его номер, между прочим, был тринадцатым…

Трудности дорожные приучают профессиональных гонщиков вести и гонку за выгодными контрактами, невзирая на уготованные им самой судьбой капризы. Их сотни тысяч таких ловцов счастья, загипнотизированных астрономическими цифрами доходов велосипедных звёзд. Только во Франции за период с 1959 по 1966 год выдача профессиональных лицензий подросла с одиннадцати до тридцати пяти тысяч. Далеко не всем из их обладателей фирма «Фаема» предлагает трёхлетний контракт с астрономической суммой в 12 тысяч фунтов стерлингов ежегодного дохода и правом комплектовать себе команду.