Я сделаю с тобой все, что захочу

Сара Раттаро

Я сделаю с тобой все, что захочу

Над шрамом шутит тот, кто не был ранен.[…] Но тише! Что за свет блеснул в окне?О, там восток! Джульетта – это солнце.Встань, солнце ясное, убей луну —Завистницу: она и без тогоСовсем больна, бледна от огорченья,Что, ей служа, ты все ж ее прекрасней.Не будь служанкою луны ревнивой!Цвет девственных одежд зелено-бледныйОдни шуты лишь носят: брось его.О, вот моя любовь, моя царица!Ах, знай она, что это так!Она заговорила? Нет, молчит.Взор говорит. Я на него отвечу!Я слишком дерзок: эта речь – не мне.Прекраснейшие в небе две звезды,Принуждены на время отлучиться,Глазам ее свое моленье шлют —Сиять за них, пока они вернутся.Но будь ее глаза на небесах,А звезды на ее лице останься, —Затмил бы звезды блеск ее ланит,Как свет дневной лампаду затмевает;Глаза ж ее с небес струили б в воздухТакие лучезарные потоки,Что птицы бы запели, в ночь не веря[1].

Sara Rattaro

Un uso qualunque di te

Издание подготовлено при содействии Silvia Meucci Agenzia Lettemria, и литературного агентства Andrew Nurnberg

© Sara Rattaro, 2012 Translated by arrangements with Silvia Meucci Literary Agency – Milan

Перевод с итальянского Анны Вадимовны Лентовской

Тем вечером

Мой телефон звонил раз десять, не меньше. Ты дождался, когда гудки сменятся приветствием автоответчика, и сдавленным голосом надиктовал довольно невнятное сообщение. Твой звонок прервал мой мирный сон вдалеке от нашего дома.

Было два часа ночи. Я будто наяву представила себе, как ты ответил «немедленно выезжаю», услышав бесстрастный голос, сообщивший о случившемся. Интересно, что ты подумал, когда, по привычке протянув в темноте руку, не обнаружил меня рядом? Моя половина кровати была пуста. Ты позвонил мне – безрезультатно. Потом натянул брюки, брошенные на кресло, и снова позвонил.

Опять ничего. Тогда ты надел свитер, обулся и рванул к входной двери, сжимая в руке ключи от машины. Пока несся вниз, еще дважды набирал мой номер – на шестом и на третьем этаже. Никакого ответа. Потом, уже в машине, давя на педаль газа, ты мчался по нашему городку и в бешенстве кричал: «Да где же ты, черт побери?!» Ты нуждался во мне, и не только ты, но я не отвечала. На парковке у больницы ты попробовал позвонить еще раз, не понимая, как я могу тебя не слышать. Пересек сквер, прижимая телефон к уху и все еще надеясь, что твое собственное отчаяние вкупе с мрачной энергетикой этого печального места помогут найти меня. Но все оказалось напрасно.

Ты сдался, когда увидел медсестру и продиктовал автоответчику: «Я в больнице. Приезжай, как только сможешь». Затем тоскливо взглянул на телефон и коротко нажал на красную кнопку, оборвав связь со мной.

Когда в человека воткнули нож, он, наверное, испытывает нечто подобное. Впрочем, вряд ли кто-нибудь, получив тяжелую рану и истекая кровью, вздумает смотреть на себя со стороны. Я судорожно вздохнула, прослушав твое сообщение, и сообразила, что на этот раз мне долго придется объяснять свое отсутствие. Телефон разрядился прямо у меня в руке. Почему ты не сказал, в какую больницу ехать? Что теперь делать? Я накинула на себя первую попавшуюся одежду и выскользнула из чужого дома как воровка. Все свои вещи я прихватила с собой, все до самой последней мелочи, вместе с угрызениями совести и страхом. Нормально одеться я могла и в машине – все равно меня никто здесь не знает.

Я вставила ключ в замок зажигания, завела мотор и вдруг осознала, что понятия не имею, куда ехать. Ощущение было такое, будто мне четырнадцать лет, я запуталась в собственной лжи и теперь не знаю, как справиться с последствиями.

Можно было отправиться домой – вдруг ты оставил для меня записку? – или по очереди объехать все больницы, пока не повезет.

Поразмыслив, я направилась туда, где надеялась тебя найти. Оживить телефон удалось ненадолго: он на миг включился, однако второй его сдавленный писк стал прощальным. Я осмотрелась в поисках таксофона, но вспомнила, что у меня нет карточки. На третьем перекрестке с мигающим светофором я едва сдержалась, чтобы не разрыдаться. Сама того не замечая, я ехала туда, где действительно могла тебя найти.

Было все еще темно и очень холодно.

Спящий город обволакивал меня, дорогу, угрызения совести, страх, растекающийся по коже.

Как ты там оказался? Твой голос непрестанно звучал у меня в ушах: «Я в больнице. Приезжай, как только сможешь». Ты что угодно мог подумать, пока пытался до меня дозвониться. Ты никогда не теряешь самообладания – это я неадекватна. Ты – скала, а я – мятущийся огонек.

Я знала, что нашла тебя. Просто знала, и все: инстинкт, интуиция, капля рассудка привели меня в нужное место. Я в этом не сомневалась.

Перед шлагбаумом на въезде в больничный двор я притормозила, пропуская машину «скорой помощи» с ревущей сиреной, и поехала за ней следом. Тут же что-то знакомое бросилось мне в глаза: перед входом был припаркован твой автомобиль. Он занимал сразу два места – очевидно, ты очень спешил, и это заставило меня насторожиться.

Если ты приехал на своей машине, с тобой не могло случиться ничего серьезного.

Я назвала медсестре свое имя, потом твое, рассчитывая, что она сразу же укажет мне, куда идти.

Она попросила меня посидеть в коридоре. Взглянув на нее, я на секунду представила себе, как бы было хорошо, если бы это ожидание длилось вечно. Одернув жакет, я пристроилась на краешке стула.

Мигающая лампочка на автомате предупреждала, что кофе без кофеина закончился. Из переполненной мусорной корзины вываливались смятые салфетки и грязные стаканчики. Я начинала нервничать: от неизвестности в моей голове возникали тревожные картины. От любого звяканья металла, звонка телефона или произнесенного кем-нибудь слова я подскакивала, как на пружинах. Мимо меня провезли на каталке юношу с покалеченной ногой, и я стала гадать, сколько ему лет. Похоже, он ровесник моей Луче… Не усидела и вскочила со стула.

Меня колотило. Внутри меня вибрировали кости, кровь, все клетки организма. Казалось, тело мое так же непрочно, как карточный домик. Сколько еще мне удастся продержаться на ногах?

Я уставилась в пол, потом посмотрела на дверь. Надо ждать и сохранять спокойствие. Ты так и не появился, но я знала, что ты где-то здесь, в одном из отсеков этой бетонной коробки, и с ужасом ожидала того момента, когда придется посмотреть на тебя. Все изменится: нас с тобой уже больше не будет, останемся только я и ты по отдельности.

По-другому никак.

Через эту воронку двоим не проскочить: либо ты, либо я.

Ко мне быстрым шагом подошел врач, который, судя по всему, знал, кто я такая. Я на мгновение задержала дыхание, и он назвал имя Луче.

Меня как будто схватили за горло. Напряжение пронзило меня, как боль от удара ножом или молнии.

Я попыталась собраться. В больницу я приехала за Карло, а не за Луче. Вспомнилось сообщение: «Я в больнице. Приезжай, как только сможешь». Луче здесь совершенно ни при чем. Врач посмотрел на меня с любопытством и замолчал – очевидно, я вела себя странно.

– Синьора, вы мама Луче? – спросил он спустя пару мгновений.

– Да, это я… А где мой муж? – пробормотала я, чувствуя, как все мое тело деревенеет.

Доктор объяснил мне, что именно произошло, а я представила себе, как он рассказал об этом тебе. Мне он изложил ситуацию лаконично и сдержанно, но с тобой никто не мог так обращаться.

Меня можно просто поставить в известность, а тебе нужно сопереживать.

Я продолжала ждать. Мимо проходили какие-то люди, и я пристально следила за тем, как они один за другим, шаг за шагом перемещались из одного помещения в другое и скрывались из виду.

Интересно, почувствовал ли ты, что я здесь и жду тебя? Мне хотелось только одного: чтобы ты пришел и спас меня.

Когда мы отдыхали в Марокко, я потерялась на местном рынке. Яркие, непривычные, пряные запахи водили меня по кругу, сполохи красок закружили в своем водовороте.

Оглушенная впечатлениями, я засмотрелась на плавные движения женщин в чадре и потеряла счет времени.

Карло быстро нашел меня, как будто точно знал, где именно искать, схватил за руку и прижал к себе, повторяя: «Больше так не делай. Не уходи так далеко». За ужином он рассказал, как догадался, что могло меня отвлечь, и помчался, расталкивая людей, между корзинами и лавками, надеясь, что сердце у него не успеет разорваться, пока он меня не увидит.

Карло умел меня терять, потому что знал, где найти.

Стало светать, и у меня разболелась голова. Было страшно: время шло, а мне никто ничего больше не говорил, ты не появлялся, и я понятия не имела, что делать. Я думала о том, может ли мое нынешнее бездействие предотвратить грядущую бед у.

Может, притвориться, что я здесь ни при чем? Исчезнуть из собственной жизни, из нашей общей жизни? Если мне скажут, что состояние тяжелое, что делать тогда? Плакать? И сколько плакать?

Дверь в коридор открылась, и меня окликнула медсестра:

– Пойдемте со мной, синьора…

Я медленно, будто сама превратилась в кусок пластика, поднялась со стула и приблизилась к распахнутой двери. Медсестра, которая придерживала дверь, отпустила ее, и что-то металлическое толкнуло меня в спину. Одна деталь привлекла мое внимание: я узнала твой свитер. Он приближался ко мне вместе с тобой. Шел ты как-то странно и пристально смотрел на меня. Твой взгляд проникал в меня из глубины коридора. Я остановилась и стала ждать. Теперь я уже могла различить твои черты, расстояние между нами стремительно сокращалось. Я не шевельнулась, когда ты поднял руки и с силой вцепился сначала в мои плечи, потом в горло.

Похоже, тебе удалось приподнять меня над землей и прижать к стене. Мне было больно и совершенно нечем дышать. Ты смотрел мне прямо в глаза каким-то незнакомым взглядом. Что ты хочешь сделать? Ты так зол, что готов убить меня? Это правда. И теперь ты тоже это знаешь.

Человек в белом халате вырвал меня из твоих рук. Я пыталась откашляться, держась за горло. В глазах стояли слезы. Пока тебя оттаскивали в сторону, ты не отрываясь смотрел на меня. Потом закричал:

– Отпустите меня, я ничего ей не сделаю! Врачи отпустили тебя, но остались поблизости.

Ты подошел ко мне и сказал:

– Как ты могла так со мной поступить? Скажи, Виола, как ты могла?

Именно тогда мне стало тебя не хватать.

Днем раньше, 7:38

Я открыла глаза за двадцать две минуты до звонка будильника. За двадцать две минуты, если нет пробок, можно пересечь весь наш город из конца в конец. Можно взбить белки для тирамису, договориться с телефонной компанией о смене тарифа, отправить заказное письмо, настроить телевизионные каналы, загрузить посудомойку после ужина с подругами, посмотреть серию «Секса в большом городе», сделать хирургическую коррекцию близорукости или совершить заплыв на длинную дистанцию. Или, например, за двадцать две минуты можно уволиться, зачать ребенка, съесть комплексный обед.

В тот день за двадцать две минуты я дважды услышала, как хлопает входная дверь (Луче всегда выходит из дома на пару минут раньше отца), но даже не шевельнулась.

Как обычно, я вылезла из-под одеяла, сунула ноги в тапки, затянула волосы в пучок, надела очки и прислушалась к тишине в доме, одновременно вдыхая запах кофе, который Карло в течение последних девятнадцати лет, четырех месяцев и еще пары дней каждое утро оставлял для меня на плите. Кроме того, он оставлял мне свежевыжатый сок из трех красных апельсинов и хлеб с джемом, вынутым из холодильника заранее, чтобы не был слишком холодным.

За двадцать две минуты одному человеку каждый раз удавалось совершить маленькое чудо – накрыть стол только для меня.

С каждым новым днем, проведенным на этой земле, я все больше убеждалась в том, что Карло любит меня больше жизни.

Он не переставал меня любить даже после того, что я устроила на свадьбе его сестры. Это событие было подготовлено безупречно, до самой последней мелочи. Карло отвез Луче к своим родителям, лишив меня возможности оправдать свое отсутствие в церкви.

Когда, уже практически стоя на пороге, он обнаружил, что я только собираюсь завтракать, то в недоумении воскликнул:

– Ты до сих пор в пижаме? Милая, как же так! Мы опаздываем, а я… Я должен вести сестру к алтарю… Уже давным-давно надо было выехать из дома!

– Прости, пожалуйста. Я плохо спала, у меня болит голова, но я постараюсь приехать вовремя. Не жди меня, поезжай один.

Карло опустил глаза и пробормотал:

– Как хочешь. Но прошу тебя: не опаздывай слишком сильно.

Помолчав, абсолютно спокойным, умиротворяющим тоном добавил:

– Пожалуйста, ради меня.

При этом, само собой, он думал о своей матери, которая только и ждала, чтобы я выкинула подобный фокус.

Дверь за Карло закрылась. Я окончательно убедилась в том, что его машина отъехала от дома, и лишь тогда начала одеваться и краситься. Время от времени я поглядывала на часы, которые отсчитывали минуты, остававшиеся в моем распоряжении. Наконец я обулась, надела платье, взяла сумку и отправилась на церемонию.

Без всякой спешки я миновала три квартала, которые отделяли меня от церкви Святого Назария, пересекла садик, где выросла Луче, прочла, остановившись у киоска, заголовки газет. По дороге внимательно смотрела под ноги, обходя лужицы, хотя меня так и подмывало с разбегу прыгнуть в самую глубокую и заляпать новое платье.

Интересно, сколько пришлось молиться дорогой Надирии, чтобы дождь вовремя прекратился?

Впрочем, вздохнув, я отогнала от себя дурные мысли о свекрови: день предстоял долгий.

Закрытые двери и ставни магазинов вокруг меня свидетельствовали о том, что сегодня выходной.

Я вышла на площадь перед церковью в ту самую минуту, когда подружки невесты в платьях цвета лаванды стали приглашать всех гостей внутрь, поскольку невеста должна была вот-вот подъехать.

«Всех, кроме меня», – подумала я, нарочно замедлив шаг.

Машина Карло, не останавливаясь, проехала мимо и скрылась за церковью. Последней в храм должна была войти невеста. Но я все еще стояла снаружи.

«Ну что ж, попробуем еще разок!» – подумала я и усмехнулась, предвкушая результат своей выходки.

Переступив порог храма, я на миг остолбенела: вокруг разливалось дивное благоухание. Убранство церкви поражало великолепием. Марта все организовала безукоризненно.

Алтарь и скамьи утопали в орхидеях, гладиолусах, каллах, розах, белых лилиях и туберозах, источавших волшебный аромат.

Я застыла как вкопанная, чуть покачиваясь на каблуках.

Моя фигура в чудесном светлом платье цвета слоновой кости (почти белом) отчетливо вырисовывалась в глубине центрального нефа, она была хорошо видна даже тем, кто сидел в первых рядах, включая Надирию, которая в ужасе воззрилась на меня из-под полей шляпки.