Люк и Фек. Мир и Война

XXXIX

Довелось когда-то ей В Омске быть у брата Тройку или пару дней. Он служил богатым. В это время господа За границей жили. Целый день они тогда По дому бродили. Вещи, что привез Егор, Видела в том доме. Жили краски и ковер В памяти-альбоме.

XL

Подарил ей для зимы Шубу, шаль, ботинки И с едою из корчмы Полные корзинки. Окорок в желе застыл. Сыр, икра, колбасы. Аппетитный запах плыл От съестных припасов. Мать топила в бане печь Хоть была в тревоге. Пусть сынок с усталых плеч Смоет грязь дороги.

XLI

Сын зашел с вещами в дом, Огляделся зорко, Знал у матери закон — Осенью уборка. И сейчас все прибрала, Стены, пол помыла. Выскребла их до бела, Печку побелила. На стене наметил он Всем картинам место, Клетку внес и граммофон. В доме стало тесно.

XLII

Вымывшись Егор надел Вдруг халат бухарский, Будто бы всегда без дел Жил себе по-барски. Пообедали, потом Он в коробках рылся И внезапно граммофон Звуками залился. Женский голос шелестя Пел про счастье, горе, Про красавицу-дитя, Брошенную в море. У Натальи на глазах Слезы заблестели, Ни словечка не сказав, Стала стлать постели.

XLIII

На другой день как всегда Праздник был престольный. Богачи и беднота Тешились застольем. К полудню Егор решил Лихо прокатиться, Блеском золота спешил Удивить девицу. Он уехал, кони вскачь Экипаж умчали. А Наталья, ну хоть плачь, Вся в тоске, печали.

XLIV

День прошел, настала ночь. Ожидая сына, Трудно было превозмочь Матери кручину. А под утро будто стон Услыхала тихий. Подсказало сердце: «Он» — В чувств неразберихе. Вышла. Только рассвело. К дому по дороге Что-то медленно ползло. Подкосились ноги.

XLV

И, схватившись за забор, Чтобы сил набраться, Крикнула: «Сейчас, Егор, Помогу подняться.» К сыну подошла, едва Плечи обхватила И откуда-то взяла Сдвинуть с места силы. В дом втащила молодца, Свет зажгла. О Боже! Не смогла узнать лица: Раны, кровь на коже. Сразу поняла, не пьян. Вышла драка видно, Знала, сын был не буян. Стало ей обидно.

XLVI

Смыла все и кровь, и грязь, Заварила травы, Заживляющую мазь Нанесла на раны. Начала их бинтовать, Напоила чаем, Уложила на кровать Как сама не чая. Сын во сне то вдруг стонал, Видимо от боли, То бессвязно бормотал О каком-то горе.

XLVII

Наступил осенний день. Лишь Егор проснулся, На лицо упала тень, Видно ужаснулся. Завтрак был давно готов. Сидя как на шиле, Не могла сдержать мать слов Тех, что ночь копились: «Что случилось, сын, с тобой? Где карета, кони? Значит не дано судьбой Жить как царь на троне».

XLVIII

Рассказал Егор тогда Со слезой во взоре, Как из счастья и добра Получилось горе. К дому Любушки своей Он подъехал с шиком, В окружении детей С визгом, смехом, криком. Стол был вынесен во двор. И родня вся в сборе. Прекратился разговор, Видно ведший к ссоре.

XLIX

Поздоровался. Сказал Мастеру с волненьем: «Я бы Любу покатал, Дайте разрешенье.» Девушка была не прочь С самого начала. Цыкнул тут отец и дочь Плача убежала. Мастер высказался зло: «Что за прынц приехал? Боже, как нам повезло!» — Продолжал со смехом.

L

«Где взял деньги шиковать? Иль кого ограбил? Может научила мать Жить без всяких правил. Есть жених уже у нас. Любе ты не пара. Прочь, исчезни с моих глаз, Не то будет свара». От обиды сын в сердцах Натянул поводья. Все мечты теперь лишь прах. Жизнь померкла вроде.

LI

Ехал грустный и кругом Света стало мало. Вдруг увидел за углом Милая стояла. Убыстрился крови ток. Засияло солнце. Вспыхнула любовь-цветок В жизненном оконце. Он остановил коней, Соскочив поспешно, Распахнул дверь перед ней, Подсадил любезно.

LII

Кони вскачь, по сторонам Все на них глядели. Думал: «Значит не обман, Все на самом деле». По дороге напрямик Выехали к горке. Сзади вдруг раздался крик: «Ну держись Егорка!» На телеге несся вслед Мастер с мужиками. Он ругался на чем свет И махал руками.

LIII

Крикнул лошадям Егор: «Но, пошли, родные!» Те, почуявши раздор, Мчались как шальные. Вверх и вверх. Внизу река — Синевой под горкой. Вспыхивал издалека Жар рябины горькой. А потом удар и стук, Заскользил по скату И в беспамятстве за сук Ухватился как-то.

LIV

Поднял голову. Над ней Суетились галки. Нет кареты, нет коней, Только листья, палки. Приподнялся, застонал. Ноги, бок болели, А внизу крутой обвал И березы, ели. Под горой среди берез Девушка лежала. Молчалива и без слез, Будто не дышала.

LV

Рядом щепки, обода И обрывки снасти, Груда яркая видна — От кареты части. Стал спускаться. Вдруг опять Мужики явились, Любу стали поднимать, Страшно матерились. Отнесли ее, потом Стали бить с размаха. Все грозились то судом, То еловой плахой.

LVI

«Где на золото набрел? Лучше бы признаться. Не такой уж ты орел, Чтоб нам быть за братца.» Он сознанье потерял, А потом услышал, Вроде кто коней погнал На горе повыше. Долго там лежал пластом. Онемело тело. Небо звездным серебром На него смотрело.

LVII

Думал: как же так стряслось? Кто предвидел это? Видимо сломалась ось У его кареты. А потом пополз домой, Грела мысль о милой Как о девушке живой. Сердце же щемило. Свой рассказ закончил сын. Мать вздыхала молча Над несчастием ночным. Мыслей вились клочья:

LVIII

«Как же быть теперь сынок? «Расспросить соседок?» «Горький выдался денек.» «Жаль Вас глупых деток.» Вскоре появилась власть, Получить признанье, Что собрался он украсть Любу без венчанья. И при этом причинил Вред ее здоровью. «Слава Богу не убил!» — Сын шептал с любовью.

LIX

«Любушку вчера не крал. Думал прокатиться. Но любовь к ней не игра. Я хочу жениться.» Так Егор на оговор Отвечал подробно, Но продолжить разговор Власть сочла угодным. «Где карету взял, коней Все ли по закону? Нет ли где в полах сеней Оружейных схронов?».

LX

Осмотрели в доме все, На ружье наткнулись Для охоты на зверье. «Что ж не обманулись.» И скомандовали тут: «Собирайся парень, Держишь, люди знать не врут, Под рубахой камень.» Увезли его. Гуртом Все забрали вещи. Дан: «Пять лет тюрьмы» — судом Приговор зловещий.

LXI

Кто ж заступится. Лишь Бог Облегчит неволю. Мать молилась, чтоб помог Вынести ту долю. Хлопотала по судам, Жалости просила К молодым его годам. Года два скостила. Говорили люди все О таком несчастье. Слухи шли и о судьбе, Любиной злосчастной.

LXII

Вроде Люба не могла Встать сама с постели. Приезжали доктора, В Омск везти хотели. Мастер со своей семьей В Омск собрался будто. От больной жених с родней Отказались круто. А Егор уж год сидит С думой о невесте: «Если Любушка простит, Будем с нею вместе». Душу облегчив вполне, Плакала хозяйка: «Все не по его вине. Судьба-негодяйка».

LXIII

Инженер, закончив сказ, Сделал вывод тонкий, Что в богатстве напоказ Нет большего толка. Побывать же вновь ему Не случилось как-то И любой конец всему Мог быть там де-факто. Ночь закрыла мир в окне. Фонари горели. Так приятно в легком сне Отдохнуть в постели.

LXIV

Разошлись все быстро спать, Стало вдруг свободно. Фек смог Люк свою обнять Сразу беззаботно. Целовались у окна Молодые сладко. С нежным трепетом она, Он с мужскою хваткой. Поезд мчал и мчал вперед. Верилось, что в счастье, Что любовь убережет В стужу и ненастье.

Часть вторая

Вот она Магнитка

LXV

Поезд прибыл на перрон. Вот она Магнитка! Грохот, пыль со всех сторон — Города визитка. Грандиозность и размах Стройки и завода Люк внушили легкий страх, Но кругом природа Тихо к отдыху звала. Синь реки манила. Зелень рощи так светла, Тень покой сулила.

LXVI

У ребят свой интерес: Оценить, осмыслить Мощь, масштабы и прогресс Инженерной мысли. Разместили как всегда В комнатах барачных. День свободный от труда Дали новобрачным. И пошла жизнь в колее, Главное — работа. Люк взяла и о семье На себя заботу.

LXVII

Их соседи по жилью Марья и Василий Тоже создали семью Без больших усилий. Он- юрист, она же — врач, Грамотные люди. За решение задач Взялись без прелюдий. Марья с севера была, А Василий местный. Прокурорские дела Исполнял он честно.

LXVIII

В общежитии с утра Всюду тьма народа. Быстрый завтрак и пора К проходной завода. Люк — в технический отдел, Сфера Фека — транспорт. Сжались от текущих дел Время и пространство. Производство-коллектив, Общие проблемы. На заводе весь актив Проводил две смены.

LXIX

То субботник, то аврал, Продых в день воскресный Как бы отдых ни был мал, Без него жизнь пресна. Провести день у воды Семьями с друзьями Шли с утра без суеты Летом заводчане. Разводили костерки, В них пекли картошку. И ловили у реки Удочкой рыбешку. А потом была уха В ней пшено с петрушкой Сервировка? — чепуха, Глупая игрушка. Женщины сухой порой Ягоды и травы Собирали с детворой В рощах и дубравах.

LXX

Люк и Фек, и их друзья Как-то раз в субботу Выбрались с закатом дня К речке на природу. День был жарким, в духоте Изнывало тело И оно рвалось к воде, Сбросить все хотелось. В ямке развели костер, Лапник нарубили И палаточный шатер Сверху поместили. Наловили окуней, Наварили каши. Чая с дымом от углей Ничего нет слаще.

LXXI

Ночь прохладу принесла. Комары гудели, Но сидящих у костра На дымке не ели. Пели песни с огоньком Под гитару Борьки. Люк с накинутым платком Была краше зорьки: Блеск волос и без подкрас Губ оттенок яркий, Взгляд открытый серых глаз И румянец жаркий. И Борис невольно к ней Обратился с песней, Голос зазвучал нежней, И стал интересней:

LXXII

«Нагадай мне, цыганка, любовь, От которой бы сердце запело, Заплачу хорошо, славословь Силу страсти над духом и телом! Нагадай мне таинственный сад С нежным запахом роз и магнолий, Где стрекочет оркестр из цикад Серенады любовных историй. Море ласково дышит внизу, Все пропитано теплой истомой. Лишь зарницы играют в грозу Там в заморской стране незнакомой. Я в объятьях держу тонкий стан, Шелк волос ощущая щекою. Может быть, этот миг свыше дан, Как награда за схватку с судьбою. Не гадай мне, что будет потом. Пусть останусь в плену наслаждений И волнующий чувства фантом Не исчезнет из дивных видений.»

LXXIII

Люк простилась и ушла С Марьей в их палатку. Окружила тишина. Славно спать с устатку. А ребята у костра Говорили много, Просидели до утра Дня их выходного. Из Испании с фронтов Обсуждали вести. Каждый был давно готов Воевать там с честью. Комсомольцы впереди В молодежной жизни, Первыми им в бой идти И служить отчизне.

LXXIV

Позже Вася рассказал Дел судебных сагу, Кто, когда, как нарушал Совести присягу. Нужен был стране металл Для машин и танков, Век технический поднял Всех стандартов планку. От кустарного пути Сразу к сверх заводам Приходилось перейти Власти из народа.

LXXV

На заводе то пожар, То поломки, взрывы, В новых домнах вдруг прогар, То у дамб прорывы. Шли аресты. День за днем Собирались факты, Чтобы знать, кто главарем Был подобных актов. Много дел заведено Громких на заводе, К следствию привлечено Руководство вроде. На рассвете у костра Так все и заснули. Днем опять была жара. Славно отдохнули.

Новоселье

LXXVI

Лета вольное житье Быстро миновало, К сдаче двигалось жилье Нового квартала. Люк и Фек на новый дом Сразу согласились. Будут выше этажом Марья и Василий. Невзначай пришла зима. В новое жилище Переехала семья Без хлопот излишних.

LXXVII

Встретили и Новый год Коллективом шумным, Танцевали вальс, фокстрот С радостью безумной. Всей компанией потом Шли кататься с горки. Оказалась Люк в одном Шаге рядом с Борькой. Он за локоть поддержал, Проявив участье, И случайно задержал Люк в своих объятьях.

LXXVIII

Что-то промелькнуло вдруг Общее в их душах, Но ее уж звал супруг: «Тут дорога лучше». Разбежались по домам С песнями и шуткой. Молодым весельчакам Спать хотелось жутко.

Приезд родителей

LXXIX

Люк родителей к себе Позвала, конечно. Встретились все в январе. Как всегда сердечно. Мать с отцом из городка Тихого Козлова, Рядом с домом луг, река, Садик с частоколом. Расцветал весною сад. Отложив тетрадки, Был отец в охотку рад Покопаться в грядках. А потом ученики В школе на уроках Изучали с ним стихи Пушкина и Блока.

LXXX

Мама Маша, как и дочь, Стройна, моложава, Коса черная, как ночь, В тугой узел сжата. Восемь деток родила Дорогому Саше И при этом расцвела, Стала еще краше.

LXXXI

Их приезд в Магнитогорск Массу впечатлений Отцу Люси преподнес И больших волнений. Фек с друзьями на завод Взяли его как-то, Про металл и углерод Рассказали сжато. Показали весь процесс: Домны, кокс и печи, Вызвав сильный интерес И восторг от встречи С грандиозностью задач, Новым производством. Пожелал он им удач И в работе роста. А потом отцом во сне Образ был составлен. Дома Машеньке-жене Так он был представлен:

LXXXII

«Дышащий, как божество, И огнем, и паром, Cхож завод их с существом — Змеем многоглавым. Божеству везут еду Из горы Магнитной: Раздробленную руду И углей элитных. Уголь запекают в кокс В батареях-печках, Каждая из них — колосс Рядом с человечком. Кокс и флюсы, и руду В домну засыпают, Кокс, сгорая на лету, Смесь переплавляет. А на выходе чугун Огненною речкой Вытекает из лакун Грандиозной печки.»

Весна

LXXXIII

Время шло, затем весне Солнце путь открыло, Спящих в снежной пелене К жизни пробудило. Распустилось все вокруг. Дали огороды, Чтоб растили в свой досуг Лук и корнеплоды. Вот и праздник Первомай: Утром демонстранты. Флаги выше поднимай! Всюду транспаранты. Вечером концерт большой, Танцы до упада. Люк с талантом и душой Спеть была там рада. Заиграл оркестр фокстрот, Юбки вбок летели. Борька с Люк под лисий ход На эстраде пели:

LXXXIV

«Играет ветер листьями березы, Поют подругам песни соловьи. Ты подари мне трепетные розы, Колечко золотое в знак любви. Хочу с тобой, проснувшись ранним утром, Зарю встречать и провожать закат. Любуясь нежно-белым перламутром, Вдыхать цветущих яблонь аромат. Хочу тебе быть ближе и дороже Любого человека на земле. Зачем молчишь? Скажи, что любишь тоже, Что ночью часто грезишь обо мне. «Не знаю, захочу ли в кущах рая Судьбе шепнуть: «За все благодарю» Но кажется, что скоро, дорогая, Тебе колечко все же подарю.»

LXXXV

И опять мелькнула вдруг Искра между ними, Показалось не как друг Он ее обнимет. Танец кончился. Они Вышли за кулисы, Оказались там одни. Что ж стряслось с Борисом? Он весь будто побледнел, Обнял очень жарко, Обратиться к ней посмел С речью слишком яркой:

LXXXVI