Араб посмотрел прямо в глаза архиепископу.
- Кто меня послал, я тебе не скажу, неверный, - прохрипел пленник. - Я, конечно, умру, но не это сейчас меня тревожит. Я жалею только об одном – что мне не удалось исполнить задуманного. Но, видно, всевышнему сегодня так было угодно.
- Почему же ты хотел зарезать меня? – подошёл к нему Константин.
Злая ухмылка скривила губы убийцы.
- Потому что ничто не должно мешать праведной вере и учению Великого Аллаха.
- Разве господь не един для всех? – посмотрел на араба философ. – Разве не говорит он нам, что убийство является тяжким грехом?
- Иногда и убийство может служить праведным целям!
- Твой разум затуманен злобой, - Константин покачал головой. – Твой фанатизм не имеет ничего общего с Верой. Он отвергает возможность других взглядов и не допускает компромиссов. Ради достижения своих целей ты готов забыть главные заповеди, которые обязан соблюдать любой человек.
- Я не буду больше с тобой говорить, неверный, – голос посланца сделался тише.
- Ты убил гонца и захватил письмо! - подал голос архиепископ. – Зачем?
- Для того, чтобы легче было добраться до вас, - усмехнулся араб. - Звание посланника патриарха открывает многие двери. И если бы не случайность, я смог бы выполнить свою миссию до конца.
- Тебя отправят в Константинополь, - произнёс Михаил, - там ты будешь сговорчивее. Увести! - повернулся он в сторону стражи.
Солдаты вывели несостоявшегося убийцу за дверь. Не успела она закрыться, как в неё вошёл рослый воин. Это был командир караульной тагмы.
- Почему не обыскали посланника?! - сдвинул брови священник.
- Его обыскивали, - ответил начальник охраны, - но кроме письма ничего не нашли.
Михаил вплотную подошёл к командиру.
- Смотри мне в глаза! – велел он солдату.
Тот подчинился. Он поднял голову, и взглянул прямо в лицо архиепископа. Это было непростым испытанием для воина. Ему казалось, что взгляд священника пронизывает его насквозь.
- Если бы ты обманул меня, - наконец произнёс Михаил, - тебя ждала бы немедленная смерть. Но ты сказал правду. Поэтому ты возьмёшь нескольких человек и доставишь пленного в Константинополь. Передашь его патриарху, а сам предстанешь перед военным судом. Иди!
Лицо командира не изменилось, ни один мускул не дрогнул на его лице. Он развернулся и вышел.
- Зачем ты так? – Константин подошёл к брату. – Ведь он ни в чём не виноват.
- Он отвечал за твою безопасность, - ответил ему священник, - а ты едва не погиб!
- Меня спас этот клоун, - философ достал из-под складок одежды закладку. Вдруг его брови приподнялись. – Посмотри – здесь были пятна крови, они исчезли. Да и полоска будто стала толще.
Михаил подошёл ближе и взял в руки рисунок с шутом.
- Ничего странного, - произнёс он, - просто пергамент впитал в себя влагу и оттого немного разбух.
- Не оставив пятен? - в голосе Константина послышалось сомнение.
Архиепископ пожал плечами и вернул “скомороха” философу. Тот взял его здоровой рукой и положил на азбуку.
- Скажи лучше, что пишет Фотий, - вспомнил о письме Михаил.
- Он говорит, чтобы через неделю мы были готовы отправиться в путь. Время для прений назначено. Нас ждут в каганате.
- Значит, следует спешить.
- Да, нужно торопиться. Мы придумали первую, светлую часть азбуки, - сказал Константин. - Теперь нам нужно создать её тёмный кусок.
Михаил с удивлением посмотрел на брата.
- Для чего? – спросил он. – Разве не должны мы внести в новый порядок букв ясный и простой смысл? Зачем нам пятнать своё творение?
- Потому что без тьмы нет света, а без ночи никогда не наступит день, - ответил философ. – Праведные вещи становятся более привлекательными на фоне плохого и нечестного. Так мелом лучше всего писать на чёрной поверхности.
Константин покачнулся. Его лицо сделалось бледным, он опёрся о стол. Михаил поддержал брата за руку.
- Тебе надо отдохнуть, - сказал он, - ты потерял много крови.
Философ отрицательно покачал головой.
- У нас мало времени, - он взял в руки “шута” и склонился над листом с набросками новых литер. – Низшая часть азбуки начинается с буквы “Ша”. Её смысл можно выразить такими словами, как шваль, ничтожество или врун.
- Мы не будем присваивать этим буквам числовые значения, – поморщился Михаил.
- Конечно, - согласился с братом философ, - но одна цифровая особенность у них всё же есть.
- Какая? – встревожился священник.
- Их ровно тринадцать, - произнёс Константин, и в комнате потемнело.
- Чёртова дюжина, - Михаил перекрестился.
- Очень похожей на “Ша” является буква “Ща”, - продолжил Константин. - Она означает известное у славян выражение – “предавать без щадности”, то есть беспощадно предавать.
Архиепископ поёжился.
- Далее следует буква “Ер”. Она имеет разделительную функцию и обозначает вор, мошенник, плут. Рядом с ней стоит литера под названием “Еры”. Ерыгами называют праздных гуляк и пьяниц. Этот знак относится к звуку “Ы”. Следом идёт ещё один символ - “Ерь”. Он так же, как и “Ер” служит для разделения слов, только с более мягким, уменьшительным звучанием и означает колдун, отщепенец, ересь, еретик. Это слово является одним из самых ужасных оскорблений, и нам прекрасно известно, что случается с еретиками.
Чем дальше перечислял буквы Константин, тем темнее становилось в комнате. То ли это тучи, закрывшие небо, ускорили наступление сумерек, то ли тёмные силы, привлечённые перечислением пороков, пробрались в цитадель – было непонятно. Только Михаил поспешил скорее зажечь свечи в массивном шандале, стоявшем посреди стола.
Рана на руке философа ныла, боль отдавалась в ней ритмичными толчками. Поморщившись, он переместил разбухшую закладку в нижнюю часть пергамента.
- Следующая буква “Ять”, - продолжил он, - что значит имать, то есть взять или отобрать. За ней следует “Ю” – буква печали и скорби. Юдоль означает горькую долю, несчастливую судьбу.
Снаружи бушевал шторм. Всполохи молний и раскаты грома в единый рёв слились с воем ветра и шумом волн, врезающихся в стены крепости.
Михаил едва слышно, так, чтобы не мешать брату, читал молитву и крестился.
- Далее идут две буквы, не имеющие названия, но в них скрыт глубокий и устрашающий смысл. Их можно обозначить, как “Ия” и “Ие”. Первая означает изгнанник, изгой, истязать. Вторая - мучения, маяния, вечные муки, которые испытывает грешник, не признающий божьих законов и не соблюдающий десять заповедей.
Сильнейший раскат грома оглушил братьев. Окно с шумом распахнулось, и в комнату ворвался холодный воздух. Пламя свечей погасло. Михаил бросился к проёму и попытался закрыть створки. Но яростный порыв ветра с новой силой ударил в стёкла. Кое-как братьям удалось справиться со стихией. Они закрыли обе створки и прижали их тяжёлыми подсвечниками.
Константин осмотрелся. Повсюду царил беспорядок. Пергамент с алфавитом валялся на полу. На нём лежала полоска с шутом. Философ поднял лист с закладкой и вернул их на стол. Ему показалось, что скоморошье лицо изменилось. Вместо весёлого гаера с плутовским взглядом теперь там кривлялся мрачный фигляр со злым лицом. Философ встряхнул головой, чтобы прогнать наваждение.
- Осталось четыре буквы, - сказал он брату.
- Надо поскорее заканчивать с этим, - Михаил казался встревоженным не на шутку.
Константин снова склонился над пергаментом.
- Следующая литера – “Юс малый”, - продолжил он перечисление букв, - по форме она походит на связанные руки и обозначает узы, оковы, цепи. Следом идёт “Иотов юс малый”. Он напоминает фигуру, похожую на клетку и означает заточение, заключение человека в темницу или острог. Далее следует “Юс большой”, который является символом темницы и изображён в виде скрюченной фигуры. Сразу же за ним идёт “Иотов юс большой”, обозначающий казнь, а его изображением станет виселица.
Константин отступил от стола.
- Низшая часть алфавита составлена, - он вытер лоб. – Все тринадцать букв обозначены. Графически их труднее воспроизвести, чем литеры первой половины. Они не имеют численной привязки, а некоторые даже названия. У них нет позитивного начала, а их суть выражена шипяще-цикающими звуками. Они косноязычны и лишены мелодичности, в отличие от букв, расположенных в начале таблицы.
- И что же у нас вышло? – осторожно спросил священник.
- Назидание! – сказал философ.
- Как ты сказал? – не поверил ушам Михаил.
- Вот послушай, - начал философ. – “Ничтожные вруны, воры, мошенники, пьянчуги и еретики примут долю горькую – изгоями будут замучены, в кандалы закованы, в темницу брошены и казнены!”
Как только Константин произнёс последнюю фразу, случилось странное. Из разбухшей закладки вырвалась тень и растворилась на листе с буквами. Тёмная часть азбуки всколыхнулась и затихла. Братья с изумлением посмотрели на полоску с шутом. Она снова стала тонкой, тёмные пятна исчезли с её поверхности, а плутоватый скоморох опять выглядел бодрым и радостным.
Братья перекрестились.
- Посмотри, - еле слышно произнёс Михаил, - две части алфавита отличаются друг от друга цветом.
Философ тоже заметил эту особенность. Верх таблицы был более светлым, чем её нижняя половина. Кроме того, она выглядела ровной и стройной по сравнению с корявыми знаками тёмной части.
- Мы ещё не закончили, - произнёс Константин.
Архиепископ вопросительно посмотрел на брата.
- Дело в том, - пояснил философ, - что над светлой и тёмной сторонами бытия должно находиться нечто более сильное. У нас остались ещё четыре буквы, которые будут знаменовать собой высшую, божественную часть азбуки. Они венчают собой новый алфавит и подводят черту под нашим творением.
- Что же это за буквы? – спросил священник.
- Первые две – “Херъ” и “Омега”, - продолжил философ. – Они стоят в центре азбуки и заключены в круг. Литера “Х” – “Херъ” обозначает Вселенную. Кроме того, она имеет ещё один смысл, который можно выразить словом херувим или родоначальник. Ведь херувимы – это высшие ангелы, которые ближе всего к Богу и окружают Престол Господень.
- Всё понятно, - согласно кивнул священник, - Вселенная – это и есть бог. Мы присвоим этой букве число шестьсот, которое означает космос.
- Буква “W” – “Омега” – означает Вера.
- В нумерологии этому понятию соответствует число восемьсот, – произнёс Михаил.
- Соединив эти два знака вместе, - продолжил философ, - мы получим веру в Бога.
- Но почему эти буквы заключены в круг? – поинтересовался священник.
- Потому что они являются его символом, - пояснил младший из братьев. – Посмотри на их значения: начало и конец. А ведь круг – это линия, которая не имеет ни начала, ни конца. Однако в то же время она является и началом, и концом. Есть в этом круге ещё две буквы – “Цы” и “Червь”. Литеру “Цы” можно выразить словами церковь, царство, царь. От буквы же “Червь” пошли такие понятия, как чело, чадо, человек.
- Что же у тебя получилось?
- Человек через церковь познаёт и верит в Бога, - ответил философ.
Шум ветра стих, шторм прекратился. За короткое время стихия растеряла свою силу. В свинцовых тучах появились разрывы, и оттуда, как из тюрьмы, вырвался луч солнца. Едва уловимое движение возникло над полоской с шутом. Из неё вылетела светлая тень и ажурным шлейфом опустилась на законченный труд. Пергамент с буквами озарился едва заметным свечением, затем видение исчезло. Братья с удивлением смотрели на закладку – изображение шута исчезло с узкой полоски. Вместо него там остался только нечёткий контур, в котором с трудом угадывался скоморох в тройном колпаке.
Глава 11.
Чёрные люди с любопытством разглядывали лежащих на песке пришельцев. Андрей огляделся – обычные дикари, с копьями и повязками. А что это у них сзади? Ни фига себе! У папуасов росли хвосты. Рядом послышался вскрик, студент повернулся на звук. Один из аборигенов тыкал в Макарова кончиком копья. Лётчик попытался встать, но к хулигану присоединились ещё несколько его соплеменников. Судя по всему, им понравилась затея их товарища. Пребывая в радостном возбуждении, они пытались кольнуть белого пришельца в грудь и живот.
- Аддис-Абеба! – Андрей постарался вложить в голос максимум агрессии.
Папуасы замерли, бросив забаву. Их внимание переключилось на другой объект. Теперь оно было целиком сосредоточено на студенте. Задрав хвосты, они начали приближаться к юноше. Тот поднялся с песка.
- Беги, чего стоишь? – крикнул ему Макаров.
Но Андрей не шевелился. Вместо того, чтобы прислушаться к совету товарища, он развернул красный пергамент и выставил перед собой Гоэтию.
- Буркина-Фасо! - выпучил глаза на пигмеев студент.
Аборигены, побросав копья, попадали на колени и, монотонно раскачиваясь, начали повторять одну и ту же фразу:
- Солумен! Солумен!
- Чего это с ними? – подошёл к другу пилот.
- Похоже на “Соломон”, - пожал плечами Андрей, - хотя я не уверен.
Внезапно хор хвостатых мужчин смолк. Они замерли, их взгляды были устремлены за спины белых пришельцев. Двое друзей почувствовали недоброе. Они повернулись – позади них стояло существо, похожее на большую обезьяну. Его рост заметно превосходил размер среднего человека. Из раскрытой пасти реликта вырвался рык, потом он выкрикнул несколько слов, словно отдал кому-то приказ. Папуасы поднялись и стали не спеша приближаться к людям. Их лица не предвещали ничего хорошего.
- Скажи им ещё чего-нибудь, полиглот! - поторопил друга Макаров.
- Патрис Лумумба! – выкрикнул Андрей и для убедительности выставил перед собой красный пергамент.
Кин Конг повернул голову набок и замер. Затем протянул волосатую лапу и вырвал Гоэтию из рук студента. Папуасы будто того и ждали. С дикими криками они набросились на пришельцев. Откуда-то появилась верёвка, и вскоре парочка бледнолицых уже беспомощно болталась в воздухе. Аборигены привязали свою добычу к длинным корягам, после чего подняли пленников на плечи и бодрой рысью засеменили в сторону джунглей. Позади, тяжело ступая, двигалась гигантская обезьяна.
- Ну и что дальше? - послышался с соседней жерди голос лётчика.
Один из дикарей тут же пнул его ногой. Пилот ойкнул и замолчал, решив, по-видимому, до времени не подвергать своё здоровье напрасному риску. Вскоре кавалькада хвостатых субъектов достигла поляны, посреди которой горел большой костёр. Рядом с огнём сидел тощий человек со сморщенным лицом. Увидев, кого принесли его соплеменники, он с радостным возбуждением заголосил и тотчас же скрылся за деревьями. Вскоре он вернулся обратно, неся в тонких руках большую охапку хвороста.
Огромный шимпанзе, замыкавший колонну, ступил на поляну и разразился ужасным воплем. Сморщенный человек вздрогнул и бросил сухие ветви в костёр. Раздался треск, огонь вспыхнул с новой силой. К удивлению людей их отвязали от палок и освободили ноги. Правда, они оказались прижатыми к большому дереву, а двое дикарей не отрывая глаз следили за своей добычей, направив в сторону пленников копья.