Ради мира на земле

— Жена, Пелагея Федоровна, и двое детей. Коля и Зоя.

— Значит, охотник? Бывал я как-то в ваших краях. Природа — залюбуешься! А как у него с последней стрельбой? — повернулся комиссар к командиру взвода.

— Отлично. По всем упражнениям…

Поезд тронулся, комиссар на ходу выскочил из вагона и побежал по насыпи в голову эшелона.

— Вот это человек! — восхищенно произнес один из красноармейцев. — Побыл немножко, а тоску разом снял!

— Наш, златоустовский! — с гордостью пояснил другой. — На нашем заводе парторгом был.

…Ночью полк внезапно был брошен прямо из эшелона на пополнение дивизии, оборонявшей Орел. И там, после 30-километрового марш-броска, он сразу вступил в бой. А 3 октября, оказавшись в окружении, части Брянского фронта начали отходить на восток. Пробивались мелкими разрозненными группами. В одну из них попал и Ванин с двумя боевыми товарищами по взводу.

— Что будем дальше делать, командир? — обратился к Ванину один из них.

— Командир? — недоуменно спросил он. — Рядовой я.

— По возрасту вы старший. Вот и быть вам нашим командиром, а без него нам сейчас никак нельзя.

Ванин вдруг остро почувствовал свою ответственность за этих 19 молодых людей. Пять суток вел он отряд, ориентируясь на незнакомой местности лишь чутьем бывалого охотника. Пять суток голодные и усталые бойцы шагали лесами и болотами, избегая открытых участков, дорог и деревень, делая лишь днем короткие привалы. А под утро шестого дня наткнулись на своих.

Командир противотанкового артдивизиона капитан А. И. Антипов внимательно выслушал доклад Ванина и, растроганный, обнял его за плечи.

— Спасибо, что ребят из окружения вывел. Одним бы им не вырваться. И у нас обстановка тяжелая. Враг стремится с юга подойти к Москве. Здесь, под Мценском, мы должны их задержать во что бы то ни стало. Будем стоять до конца.

— Ясно!

— А вы пойдете ко мне в адъютанты?

— Нет, товарищ капитан! — возразил Ванин. — Пошлите меня в батарею. Страсть как охота из пушки научиться бить по фашисту.

На другой день 1-й особый стрелковый корпус, в составе которого находился истребительно-противотанковый артдивизион капитана Антипова, выдержал бой с передовыми частями танковых дивизий Гудериана. Несмотря на густой туман, артиллеристы к вечеру 9 октября имели на своем счету уже первые десятки подбитых танков.

Хорошо справился в бою со своими обязанностями и Ванин. Он вовремя обеспечивал заряжающего нужными снарядами.

— Молодец! — похвалил капитан Антипов расторопного подносчика.

К исходу следующего дня Ванин встал за маховики орудия, заменив убитого наводчика. Но опыта не было. Дважды он целился в приближающийся танк и дважды промахнулся. Наконец он поймал в перекрестие повернувшийся в его сторону танк и, подпустив ближе, ударил прямо под основание ствола. Танк загорелся. Сердце Ванина замерло от восторга: «Есть один!»

— Вот так и бей их! — похвалил капитан.

А через несколько минут Ванин увидел, как тяжело контуженного Антипова санитары унесли на носилках.

Еще 18 суток упорно сдерживали натиск немецких танков. К 27 октября одна за другой вышли из строя вторая и третья батареи. Совсем поредел расчет пушки-сорокапятимиллиметровки. А танки все лезут и лезут.

К вечеру убило командира и заряжающего. Ванин остался один. Пока бегал за снарядами, совсем близко, справа от его орудия выскочил фашистский танк. Сильным взрывом Ванина отбросило в сторону. Очнулся, когда забрасывали его в кузов автомашины. Глядел непонимающими глазами на солдат в чужой форме, сидевших на бортах. Вдруг с ужасом понял: «Плен!» Рванулся было встать на ноги, но от резкого удара автоматом по голове снова впал в беспамятство. Когда вновь очнулся, увидел вокруг себя раненых и контуженных красноармейцев. Все они лежали и сидели на скотном дворе, обнесенном колючей проволокой. Кровь разом похолодела в жилах: «Плен!»

Вечером прошел сильный дождь, а под утро выпал снег. К обеду в воротах показалась походная кухня. Повар стал разливать черпачком свекольный суп: кому в ржавую консервную банку, кому в пилотку, а кому и прямо в пригоршни. Выпил свою порцию из пилотки и Ванин.

Через несколько дней Ванина перевели в Брянскую тюрьму. И днем, и ночью мозг сверлила мысль: «Надо что-то делать! Надо бежать!»

Вскоре большую группу военнопленных выгнали на заготовку дров. Там Ванину удалось скрыться незаметно в чащу леса. Преодолев за ночь около 20 километров, он набрел на стог сена. Сладкими показались пахучие стебли сухих трав. И вдруг… Совсем рядом раздалось глухое рычание немецкой овчарки. Ее клыки вонзились в ногу. До полусмерти избив, конвоиры пригнали Ванина в тюрьму, где долго еще стегали плетями из телефонных проводов.

Весной 1942 года Ванина перевели в лагерь военнопленных близ Белгорода. Мысль о побеге не покидала его. «Вышки с часовыми — по углам лагеря, — рассуждал он. — Барак — посредине, метрах в десяти от колючей проволоки. От нее до оврага еще метра четыре. Подкоп под землю из барака в овраг — единственный выход отсюда!»

Однажды немцы отобрали группу слесарей для работы на заводе. Попал туда и Ванин. Вскоре ему удалось вынести пару напильников. Другие тоже сумели пронести четыре напильника. Ими и начали копать по ночам проход из угла под нарами. Выносили землю в карманах. Так продолжалось более четырех месяцев.

Побег был назначен в ночь на 16 декабря 1942 года. Бежать рискнуло только 16 человек.

Первым в узкую нору полез Ванин. Осторожно пробил напильником мерзлую землю, раскопал снег, выглянул в образовавшееся отверстие. Да, это был овраг. Спустился вниз по склону и быстро пополз по правому краю к опушке леса. За ним последовали его друзья Иван Воронов и Алексей Рыбаков. Добравшись до леса, они отдышались и пошли по обочине тракта. От мороза начали коченеть руки и ноги. Вскоре у Ванина отлетели подошвы от ботинок. Ноги в сопревших портянках обледенели. Он оторвал рукава у телогрейки и натянул их поверх расползшихся ботинок. Мороз сковывал все тело, а ноги совсем не слушались. «Шаг. Еще шаг… Еще…» — приказывал себе Ванин. Под утро, совсем окоченев, дотянули до небольшой деревушки. Подошли к крайнему домику. Из ворот показалась молодая женщина.

— Заходите! У нас немцев нема, — она уже поняла, что это за люди.

— Звать-то тебя как, добрая хозяюшка? — поинтересовался Иван Воронов.

— Наталья. А вон дочка спит, Леночка.

Где-то на другом конце деревушки вдруг послышался шум автомашины. Наталья испуганно открыла крышку подпола. Все трое спрыгнули туда и притаились. Долго тянулось время. Ванин, нащупав под собой ломик, приготовился ко всему. Наконец Наталья спустилась в подпол, сообщила:

— Немцы из комендатуры со старостой приходили. Ищут бежавших из лагеря. Но вы не бойтесь. Староста из наших. Дядя мой. Не выдаст.

Н. А. ВАНИН

Прошло трое суток. Отмороженные ноги Ванина загноились. Он не мог на них встать. Наталья приготовила настой из трав, сделала ему перевязку.

— А теперь не обижайтесь, — извиняющимся тоном сказала она. — Но вместе вам никак у меня больше нельзя. Страшно мне за троих-то, и кормить нечем. Пусть у меня останется только один, Николай. Он ходить не может, и в случае чего — за мужа сойдет. Мой-то тоже Николай. И похож на него немного. А вас я устрою в другом надежном месте…

Медленно тянулись дни. Из рассказов Натальи Николай Ванин знал, что Красная Армия наступает, что фронт приближается сюда, к белгородской земле. Сердце его рвалось к своим. Обмороженные ступни ног, несмотря на все старания Натальи, заживали медленно. Но Ванин мог уже самостоятельно подниматься из погреба по лестнице наверх.

Однажды в избу ворвался немецкий патруль.

— Русский партизан! — на Николая наставлено дуло автомата.

— Да какой он партизан? Это муж мой! Муж! Больной, обмороженный! — заголосила Наталья, бросившись на шею побледневшего Николая. — В тюрьме у большевиков он был. Пришел вот только…

Тяжело шаркая ногами, прошел в избу староста, взял со стола лампу, поднес ее к бородатому лицу Ванина, внимательно посмотрел и, обрадовавшись, выдохнул:

— Колька! Николай Филиппыч? Жив? Ну, здравствуй! Здравствуй, сосед!

— Здравствуйте, Пахом Трофимович, — выдавил улыбку Ванин.

…В тот вечер Николай Ванин твердо решил: пора уходить.

Пахом Трофимович и Наталья притащили в мешках валенки, овчинные полушубки, меховые шапки, рукавицы, кусок сала с буханкой хлеба и даже два финских ножа. Пришли Воронов и Рыбаков. Староста подробно рассказал, как лучше пройти к линии фронта.

…Поздно вечером, пробираясь через лесной кордон, Ванин с друзьями услышали пьяные голоса немцев и набрели на блиндаж. Подползли ближе. У входа двое часовых клевали носами. «Не с пустыми же руками будем возвращаться к своим!» — переглянулись Ванин и Воронов и разом навалились на фашистов. Вооружившись вражескими автоматами, Ванин и Воронов ворвались в блиндаж.

А ранним утром, подгоняя пленных, Ванин с друзьями оказались перед самой линией фронта и там наткнулись на наших разведчиков…

После двухмесячного лечения в госпитале Николай Ванин был определен в 696-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк, которым командовал майор А. И. Антипов.

12 марта 1943 года артполк, сопровождая бойцов 35-й особой стрелковой бригады, организованным и метким огнем своих батарей уничтожил 29 огневых точек и две роты пехоты фашистов. На счету наводчика орудия Ванина — два пулеметных и три минометных расчета врага.

Но особенно младший сержант Ванин отличился в бою 11 июня 1943 года. Рота фашистов с тремя самоходными орудиями внезапной контратакой сломила сопротивление наших пехотинцев и, ведя сильный огонь, ворвалась в расположение противотанковой батареи. Не растерявшись, Ванин первым же снарядом подбил сначала самоходку, а потом начал бить осколочными по вражеской пехоте. Более ста фашистов остались лежать против позиций пятой батареи. За эту смелость и отвагу сам командующий артиллерией 5-й армии гвардии генерал-майор Дмитриев прикрепил к гимнастерке Ванина орден Отечественной войны II степени. В тот же день майор Антипов командиру орудия Ванину дал свою рекомендацию в партию.

В августе 1943 года 696-й полк вел наступательные бои на подступах к Смоленску. И вдруг противник, поддерживаемый артиллерией, перешел в контратаку. На позиции пятой батареи ворвалось 17 танков с десантом на броне. Пять из них, ведя ураганный огонь, приближались к орудию Ванина, где из расчета остался в живых только он один. Ванин развернул орудие для лобовой стрельбы и почти в упор уничтожил сначала один, потом второй, третий танк. Остальные попятились и попали под огонь третьей батареи. Контратака немцев захлебнулась. Наши стрелковые подразделения вновь перешли в наступление. Возле трех подбитых Ваниным танков лежало более 20 фашистских солдат, уничтоженных отважным артиллеристом. Командир полка Антипов представил Н. А. Ванина к присвоению звания Героя Советского Союза.

…Было это 9 февраля 1944 года. Пользуясь темнотой, расчет Ванина выкатил свое орудие впереди окопов стрелковой роты. Рано утром, когда был дан сигнал для атаки, искусно замаскированная пушка вдруг заговорила и подавила на пути пехотинцев два минометных расчета и пулеметный дот. Стрелковая рота почти без потерь взяла деревню Горы. А после боя радостные пехотинцы целовали командира орудия и всех его артиллеристов за такую помощь.

Войска 3-го Белорусского фронта, ломая упорное сопротивление врага, 8 июля 1944 года окружили 15-тысячный гарнизон Вильнюса. Противник выбросил на помощь гарнизону воздушный десант, пытался деблокировать его танковым ударом извне. Пять дней шли тяжелые бои. И снова отличился расчет 76-миллиметровой пушки Ванина. Действуя смело и решительно, он уничтожил более 50 вражеских парашютистов. За личную отвагу и мужество командующий 45-м стрелковым корпусом наградил Ванина орденом Славы III степени.

Войска вышли к Неману. Предстояло форсирование этой широкой реки, западный берег которой был превращен в неприступный вал. Старший сержант Ванин выдвинул ночью свое орудие к самой воде и замаскировался. Непосредственно взаимодействуя со стрелковым батальоном, которому был придан, он заранее разведал все огневые средства противника, а при сигнале «огонь» прямой наводкой один за другим уничтожил два станковых и три ручных пулемета с прислугой. Батальон успешно форсировал Неман и закрепился на западном берегу.

Осколками тяжелых снарядов убило наводчика и заряжающего. В это же время фашисты, поддержанные танками, кинулись в контратаку, намереваясь сбросить стрелковый батальон в реку. Ванин вместе с бойцами быстро соорудили плот для орудия. Переправлялись под сильным минометным огнем. Еще двое из расчета были убиты.

Выкатить орудие на высокий западный берег помогли пехотинцы. И там, выбрав удобную позицию, Ванин метким огнем уничтожил три миномета противника.

Войска 3-го Белорусского фронта, освободив Каунас, устремились к Восточной Пруссии. Но 7 августа у деревни Блювишкяй под Шяуляем противник предпринял новую яростную контратаку. На позиции пятой батареи ворвалось 16 «тигров», под тяжелыми гусеницами которых стонала земля.

«Так вот какие они, «тигры»!» — Ванин впервые видел новые грозные танки врага — широкие черные машины с белыми крестами.

Вот головной «тигр», вынырнув из ложбины, пошел прямо на замаскированное орудие Ванина. И тогда Ванин сам встал за маховики наводки.

«В лоб его не возьмешь», — подумал он, и где-то в глубине сердца вдруг шевельнулось ощущение собственной беспомощности перед этой стальной махиной со сверхмощной лобовой броней. Но тут же он подавил это чувство. Потом изловчился и первым бронебойным снарядом угодил танку прямо в щель между основанием ствола пушки и корпусом башни. Тот вспыхнул. А слева подходил другой «тигр». Ванин спокойно уловил его на перекрестие прицела и ударил снарядом в тот момент, когда он подставил свой бок. Машина загорелась. Еще двух «тигров» удалось подбить Ванину и уложить около них 15 немецких автоматчиков. Контратака была отбита.

В марте 1945 года Ванин с новой силой проявил свое мастерство артиллериста. Если в полевых условиях противотанковые орудия при прямой наводке стреляли по танкам с 800—600 метров, то в городе можно было открывать огонь по ним только с 300—100-метровой дистанции. Расчет Ванина только за два дня, 25 и 26 марта 1945 года, с самой короткой дистанции уничтожил четыре бронемашины, зенитную установку, 37-миллиметровую пушку, три пулемета и до 45 фашистов, чем обеспечил продвижение стрелкового батальона в глубь вооруженной группировки противника в Портайнене.

Вручая Н. А. Ванину новую высокую награду — орден Красной Звезды, командир 184-й стрелковой дивизии гвардии генерал-майор Городовиков перед строем 696-го артполка сказал:

— Ратный труд артиллеристов здесь, в самом центре германского фашизма, был особенно тяжелым и изнурительным, требовал напряжения всех физических и духовных сил, проявления большого мастерства, исключительного мужества и подлинного героизма. И примером служили такие, как коммунист Николай Андреевич Ванин.

Войну с фашистской Германией старший сержант Ванин закончил в Кенигсберге. Но впереди еще были бои с японскими милитаристами. Только в ноябре 1945 года вернулся Н. А. Ванин в родную Кусу. Но здоровье, подорванное войной, подвело: он умер через пять месяцев.

76-миллиметровая противотанковая пушка Н. А. Ванина за номером 12 120 с девятью звездами на щите стоит в музее боевой славы одной из воинских частей. Именем Н. А. Ванина названа в Кусе школа, где он учился, и улица, на которой он жил. В сквере у кинотеатра «X лет Октября» высится памятник, отлитый в честь Н. А. Ванина его товарищами с машзавода. Здесь, вступая в пионеры и получая комсомольские билеты, юность Кусы дает клятву быть такими же верными Советской Родине, каким был их земляк Герой Советского Союза Николай Андреевич Ванин.

И. А. МОТОВИЛОВ,

журналист, ветеран войны, сержант в отставке

В БОЯХ „МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ“

Однажды на курорте ранним утром я пришел к морю. Сразу обратил внимание, как стройная, миловидная женщина помогала раздеваться слепому мужчине, он был без руки, на теле — зарубцевавшиеся раны. Потом он осторожно пошел на шум прибоя и долго плескался на отмели. Она смотрела на него, и в голубых глазах светилась тихая радость.

«Не Сотников ли это? — мелькнула у меня догадка. — Такой же покатый, широкий лоб и русые волосы. Такая же манера все делать неторопливо».

В один из дней они пришли на пляж с юношей и девушкой. Тонкий овал лица и глаза девушки, чуть припухшие губы и нос поразили. В памяти вспыхнуло точно такое же лицо — лицо парня в серой шинели.

Чтобы не искушать себя, я ушел в город. Долго бродил по шумной набережной, наконец решился и заспешил обратно. Женщина сидела с книгой у кромки берега. Ее ответ окончательно рассеял сомнения, и я крикнул: «Сотников! Александр!»

Он застыл, прислушиваясь.

— Саша! Это же я, помнишь…

Он двинулся к берегу. Выходил, как сказочный богатырь из морской волны. Я кинулся по мелководью навстречу…

На берегу нас встретила толпа отдыхающих. А мы никак не могли прийти в себя. Ощупывая меня, он повторил:

— Значит, взяли тогда высотку! А Павел Петрович… Не может быть?

— Да сам-то ты как же? Ведь мы считали?..

* * *

Декабрьской ночью 1941 года курсантская рота, поднятая по тревоге, спешно погрузилась в промерзшие вагоны сборного состава. Не успели мы еще растопить круглую чугунную печку, как лязгнули буфера, и мимо приоткрытой двери теплушки поплыли припудренные изморозью платформы со станками и оборудованием эвакуированных заводов, замелькали сонные дома Свердловска.

…До самых мартовских ростепелей нас держали в армейском резерве. С утра до вечера с криками «ура!» роты штурмовали «вражеские» позиции, мерзли на стрельбах, отрабатывали приемы рукопашного боя. Вечерами в тесных и душных землянках политрук читал сводки Советского информбюро: в большинстве случаев сообщалось, что «существенных изменений на фронтах не произошло, шли бои местного значения».

На участке фронта весь февраль и март с переменными успехами шли бои. Передний край нашей армии, изогнутый подковой, подпирал Варшавское шоссе — важнейшую транспортную магистраль.

В конце марта 1942 года Ставка Верховного Главнокомандования поставила войскам Западного фронта задачу — силами трех армий соединиться с частями, действовавшими в тылу врага, и во взаимодействии с войсками Калининского фронта ликвидировать Вяземский узел немецкой обороны. Это вело к неизбежной катастрофе всей группы армий «Центр», снимало постоянную угрозу Москве.

Наступил и для нас долгожданный час. В ротных колоннах с вещевыми мешками за плечами мы шагаем к переднему краю. Колышется частокол винтовок с примкнутыми штыками, под ногами хрустит оледеневший снег. Впереди где-то громыхает, кромка горизонта отсвечивает пожарищем.

Еще днем, когда проходили мимо позиций артиллеристов, состоялось наше боевое крещение. Стая «юнкерсов» налетела из-за лесочка.

— Ложись! — закричали вокруг.

Роту с дороги будто ветром сдуло. Мы с Сашей Сотниковым нырнули в воронку. Заухали взрывы. Вздрогнула и заколебалась земля. В стороне надрывались зенитки. Дробно били пулеметы, нарастал треск винтовочных выстрелов.

Первым увидели мы Павла Петровича Иванова, всеми уважаемого в роте бойца. Он стоял на колене у вывороченной ели. Винтовка его, пристроенная на неровном срезе дерева, выцеливала пикирующий бомбардировщик. Лицо солдата было сосредоточенным, и весь он был как сжатая пружина. Пронзительный вой снова прижал нас к земле. Бомбы легли совсем рядом.

Потом мы двинулись дальше, мимо раскиданных взрывами повозок, саней, орудий. И среди этого хаоса — люди торопливо подбирали убитых и раненых товарищей, наводили порядок в порушенном хозяйстве. У дороги два рослых артиллериста суетились около сникшего товарища. Он лежал на грязном затоптанном снегу. На груди его, вокруг рваной дыры на шинели, выступило красновато-бурое пятно. Вот они осторожно подняли его и тихонько понесли к пушке, на лафете которой сидел сержант и обматывал бинтом ногу ниже колена.

В сумерках рота остановилась у опушки искромсанного взрывами леса. Это и был тот самый передний край, тот рубеж, на котором сошлись два мира, две силы лицом к лицу.

С немецкой стороны неслись торопливые пулеметные и автоматные очереди, взлетали осветительные ракеты. Наши молчали.

Не успели мы еще осмотреться, как Павел Петрович завел знакомство с солдатами отводимой на отдых части. Низкорослый, с ввалившимися глазами боец рассказывал:

— Днем от самолетов никакого спасу, а ночью жить можно. А постреливают фашисты сейчас от страха. Не сообразят: для разведчиков лучшего ориентира и не придумаешь. Прошлый раз наши такого стрелка взяли тепленьким.

— А с жильем как? — выпытывал Павел Петрович.

— До просухи, ребята, придется вам, как зайцам, на кочках да в шалашах спасаться. В блиндажи и траншеи уже подошла вода. Место тут гиблое — болотина.

— Привыкнем, — вставил Саша.

— Так оно. Я вот от Тулы пехом сюды. Почитай, всю зиму тут. Сдюжил, — солдат отвернул обожженную полу шинели и, пошарив в кармане, протянул Павлу Петровичу кисет и круглую жестяную баночку из-под сапожного крема: — Курево заберите — с табачком веселее. — Солдат обвел нас взглядом и, задержав его на Павле Петровиче, сказал: — Ребят, старина, береги — зеленые. Таких тут косит, как по росе траву.