Помоги проекту - поделись книгой:
Н. С. Демин рассказывает:
«Из-за частых бомбежек и артналетов штаб корпуса вынужден был покинуть Коломыю и обосноваться на обратных скатах одной из высот южнее города. Сюда к нам вскоре приехал полковник Л. И. Брежнев с работниками поарма (гвардейский корпус к этому времени был передан в состав 18-й армии, где начальником политотдела был Л. И. Брежнев. —
С начпоармом я провел целый день в батальонах на переднем крае. Леонид Ильич разговаривал с командирами, политработниками, солдатами, интересовался, как организовано питание, как дела с боеприпасами. В тот день, находясь на КП 317-й стрелковой дивизии, наблюдали за ходом тяжелого боя. С большим трудом удалось соединению отстоять занимаемые позиции.
Вечером, когда мы вернулись с передовой в штаб корпуса, полковник Брежнев сказал:
— Безусловно, круто немец завернул. Но я не думаю, чтобы он предпринял что-то серьезное. Вы правы, надо сбивать противника с ближайших высот, господствующих над местностью, улучшать позиции. Сейчас положение 317-й дивизии, например, таково, что она несет большие потери, чем в наступлении. А все высоты! Взять их надо».
В полосе действий нашей дивизии была всего одна дорога да несколько горных троп. Воины тщательно готовились к боевому походу, ждали выступления. Каждую минуту — боевой учебе, каждую минуту — в подразделениях политработники, партийные вожаки. Важно было не дать скиснуть солдатам, поверить в то, что и в горах мы сильнее фашистов.
Н. С. Демин:
«В те дни, когда полк Дружинина готовился к штурму «зловредной горушки» 810,0, я наведывался сюда, чтобы проверить, как идет подготовка.
В лесу царил полумрак. В лунном свете все казалось зыбким. Темные кроны деревьев перечеркнули крохотную полянку призрачными тенями. Время от времени круто взмывала в небо осветительная ракета, и тогда тени становились резче, контрастнее. Красные искры трассирующих пуль чиркали по верхушкам деревьев. Вдруг я услышал хохот. Подошел к группе солдат. Остановился за деревом. В центре тесного кружка сразу увидел Никитина. Он сидел на сложенной вчетверо плащ-палатке и увлеченно рассказывал:
— …И вот один фашист говорит другому: «Хреновая у русского Ивана разведка. Местности ихние разведчики не знают, по карте не понимают. Вчера, говорит, пробрались они к нам и заблудились. Тырь-пырь, а к своим позициям дороги не сыщут».
А тот, второй фашист, спрашивает: «Ты-то откуда знаешь?»
«Ну как же. Они ж, когда назад пошли, — трех наших солдат и офицеров прихватили. Заместо проводников».
Слушатели вновь захохотали. Но Никитин, увидев меня, вскочил и подал команду «Смирно!»
— Товарищ полковник, старший сержант Никитин проводит беседу с новичками. Завтра им в первый раз в разведку идти.
Я смотрел в смеющиеся глаза старшего сержанта и думал: «Нет, не правы те, кто твоих прибауток недооценивает. Хорошая шутка — тоже оружие».
— Как воюешь, Никитин? Что нового?
Старший сержант непроизвольным движением тронул орден на гимнастерке:
— По-старому, товарищ полковник.
И вдруг без всякого перехода:
— Картошечки молодой не желаете отведать? Петро, тащи котелок.
Войска вот уже третью неделю сидели на концентратах. А тут — молодая картошка? Откуда?
— А мы тут на ничейной полосе картофельное поле нащупали. Ну и роем по ночам. Иной раз вместо картошки фашист попадается. Тоже берем — не брезгуем.
В тот вечер мне не удалось полакомиться молодой картошкой: срочно вызвали в штаб. А потом я забыл об этом случае. Не знал, не ведал, что придется все-таки вспомнить об этой картошке. Накануне решающей схватки за высоту 810,0 к нам в корпус приехали генерал Колонин и полковник Брежнев. Они детально познакомились с ходом подготовки операции, поставили задачи политотделу корпуса, побеседовали с людьми. В конце беседы генерал Колонин вдруг спросил:
— Что это у вас там за история с картошкой?
Вначале я не понял: какая история? Но вот выяснилось: члену Военного Совета армии кто-то доложил, что у нас в одном из полков чуть ли не братание с противником. На ничейной полосе — картофельное поле. Ходят, дескать, туда и наши, и гитлеровцы. Копают картошку, не стреляют друг в друга. Генерал Колонии страшно возмущался, обвинил нас даже чуть ли не в притуплении бдительности.
Едва генерал Колонин обронил фразу о «недопустимости потери бдительности», полковник Брежнев предложил:
— Семен Ефимович, а что, если мы послушаем самих «виновников» братания на картофельном поле? — И тут же обратился ко мне: — Ну, рассказывайте, что это у вас за «картофельная история»?
— Есть такое поле, верно, — объясняю я. — И картошку копаем. Гитлеровцы тоже туда изредка ходят и в плен попадают. Наши солдаты устраивают на этом поле засаду и, смотришь, солдата противника с картошкой приведут. «Не самим же таскать картошку, — шутят солдаты, — пусть покопает и потаскает враг. А у нас не только свежая картошка, но и свежий «язык» появится»…
— Могли бы съездить в этот полк, да дорога под обстрелом, — заметил комкор Гастилович.
— Это ничего. Полк завтра идет в бой. Надо поговорить с людьми. Обязательно поедем, — решительно заявил генерал Колонин.
Мы с Гастиловичем переглянулись. К Косову вела отличная шоссейная дорога, но днем ездить по ней невозможно: пулеметный огонь с ближайших высот достает. А ночью немец методично обстреливал ее снарядами и минами. Начальник политотдела армии, заметив, что мы в нерешительности, улыбнулся:
— Поехали.
Проскочили к Дружинину удачно. Только помокли малость — дождь сильный пошел. Прошли по ротам. В одном из блиндажей — группа солдат. Колонин и Брежнев поговорили с ними, расспросили, как идет подготовка к наступлению.
— Мы, — говорят солдаты, — приказа ждем. Надоело в окопах киснуть. Руки чешутся фашисту ребра посчитать.
Настроение солдат члену Военного Совета и начпоарму понравилось. Они приняли приглашение поужинать в полку. Я, признаться, беспокоился: будет ли чем угостить. Консервы да перловка — вот и все «разносолы», которыми мы располагали. Но на стол поставили котелок с молодой картошкой в мундире. От нее клубами валил пар. Ели гости и похваливали. Потом полковник Брежнев спросил:
— А картошка-то уж не с того ли поля, о котором столько разговора?
— Другого нет, — ответил командир полка.
— Гитлеровцы там тоже на довольствии?
— Отучили, — рассмеялся Дружинин. — Самим мало.
Генерал Колонин улыбнулся, перебрасывая на ладонях горячую картофелину:
— Будем считать, что инцидент исчерпан.
— А за картошку спасибо, — заключил Леонид Ильич. — Хороша!».
…Ранним утром загрохотали пушки. После артналета солдаты броском захватили склоны ближайших высот. Было очень трудно, прошли дожди, бойцы скользили по глинистым откосам, сползали вниз, и снова карабкались в гору. Гвардейцы 2-й дивизии вступили в бой позднее. Они штурмовали Маковицу, да неудачно — противник отбил их. И так почти неделю. Штурм — отступление, атака и снова вниз. Лишь после этого 4-й полк нашей дивизии закрепился на ней. Затем освободили несколько населенных пунктов. Потом снова была оборона, передышка. По горным дорогам отстали тылы, а без них какой бой? И все время командиры не переставали тренировать бойцов, готовить к новым атакам на кручах и перевалах.
Заняв господствующие высоты, части двинулись на юг. У Рахова встретили сильное сопротивление. Но соединение обошло город. Маневр через горный хребет — и гитлеровцы выбиты из Рахова. Фашисты покатились на юго-запад. 23 октября наши войска освободили Хуст и через два дня вышли на Венгерскую долину. Главными силами корпус двинулся на Мукачево и Чоп. 26 октября город Мукачево был наш, еще несколько дней — и враг выбит из Чопа.
Совинформбюро передавало:
«На территории Чехословакии южнее города Ужгород наши войска в результате упорных боев овладели городом и крупным железнодорожным узлом Чоп…»
На другой день приказом Верховного Главнокомандующего 17-й гвардейский корпус был назван Карпатским, а 4-й и 5-й воздушно-десантные полки, в которых сражалось много бывших лыжников-челябинцев, Мукачевскими. Почетное наименование Ужгородского получил родной мне 7-й гвардейский воздушно-десантный полк. Здесь тоже отличились многие челябинцы.
С тех пор прошло немало лет. Тридцать. Ветераны многих частей объединились в советы, переписываются, встречаются. И все чаще бередила душу мысль: «А где же наши? Ведь остались в живых. Найти бы…»
И вот первая весточка: в Москве собрались ветераны 18-й армии. Нашей армии! А тут книга генерала Н. С. Демина «Война и люди». Он откликнулся письмом, прислал книгу. Из нее сегодня вы читаете отрывки. Нашлись ветераны в Челябинске и области. Сейчас уже в моем списке около пятидесяти земляков. Летом 1974 года состоялась первая встреча. Собралось пока тринадцать человек. На следующую приедет больше. Поедет делегация в Москву, на встречу ветеранов армии…
Кто они, земляки, отличившиеся в тех боях?
Командир артиллерийского взвода Аркадий Пшеничников. Награжден орденами Отечественной войны обоих степеней, Красной Звезды. Заслуженный юрист РСФСР, председатель областного суда. Гвардии старший сержант Юлия Компанистова (Ю. Е. Пшеничникова) отмечена двумя орденами Красной Звезды. Шофер автороты И. Ф. Васильченко. Комсорг 7-го полка старший лейтенант В. Ф. Карманов. С. С. Числов, минометчик. М. Б. Байтенов, командир разведывательной роты; М. П. Лахин, командир роты; М. Н. Пашнин, парторг артдивизиона; М. В. Шилкин, разведчик-артиллерист; В. Н. Клешнев, заместитель командира лыжной бригады. М. А. Коротких, Н. А. Пилявин, Н. Г. Шумилов, П. И. Говорухин, П. Ф. Турсуков и многие другие.
Сейчас мы встретили друг друга. Ищем оставшихся в живых, родственников погибших, пишем воспоминания. Н. С. Демин просит прислать воспоминания, во втором издании его книги наша дивизия будет представлена шире. А может быть, кто-то напишет книгу о воздушных десантниках, земляках-гвардейцах?! Все впереди…
А. И. ПОПОВ
ветеран войны, гвардии старший лейтенант в отставке
„КАТЮША“
В конце июня сорок первого года жена и отец провожали меня в специальную пехотную школу имени Ворошилова. Жена сильно волновалась, и все хотела что-то важное сказать, а мысли путались. Отец — тот, конечно, покрепче был — наказывал, как сейчас помню: «Смотри, власть-то твоя, крепко защищай ее да врага проклятого бей уверенно, по-русски».
К утру, на второй день, эшелон прибыл на станцию Тюмень, к месту назначения. После кратковременной, но интенсивной учебы курсанты, коммунисты и комсомольцы были направлены под Москву, где формировались гвардейские части реактивной артиллерии. Им присваивалось почетное звание еще до участия в боях. Это ко многому обязывало. На личный состав полка ложилась особая ответственность за успех в сражениях. Отбор при формировании этих частей производился весьма тщательно: только лучшие удостаивались чести быть бойцами и командирами реактивной артиллерии.
В августе сорок первого года все минометные батареи, дивизионы и полки были сформированы, оснащены минометными установками. Наш 2-й гвардейский минометный полк имел три дивизиона и по три батареи в каждом из них. Меня зачислили в 7-ю гвардейскую минометную батарею заместителем командира по политчасти и одновременно наводчиком. И лишь тогда довелось увидеть реактивную самоходную установку, названную фронтовиками ласковым именем «катюша». Инструктор рассказывал, что только один залп «пушек» батареи капитана Флерова под Оршей вызвал в рядах фашистов невообразимую панику. Мы слушали завороженно.
— Вот это артиллерия!
— Куда ж тут снарядец-то пхать? — раздался смущенный голос.
Кто-то философски заметил:
— Вот уж поистине: «Что гениально, то просто».
Уральцы и сибиряки жадно осматривали, ощупывали каждую деталь, направляюшие механизм наклона рамы, прицельное приспособление. Родина вверила нам чудо-оружие, и надо было умело использовать его в борьбе с врагом.
Во второй половине сентября наш полк прибыл в город Сталино. Отсюда своим ходом «катюши» направились в Большой Токмак. Смонтированные на машинах установки легко проходили по размокшей ухабистой дороге.
Вскоре 3-му гвардейскому минометному дивизиону майора Скирды довелось вступить в сражение. Дивизион получил приказ: выдвинуться на участок нашей 9-й армии, где немцам удалось форсировать Днепр, занять Большую Белозерку и через Мелитополь выйти к Азовскому морю, отрезать наши войска, оборонявшие Крым.
Дивизион разместился в двух километрах на окраине Малой Белозерки. Как заместитель командира батареи по политчасти, я уже хорошо знал своих бойцов, твердо верил в них.
Командиры расчетов, водители машин занимали огневые позиции, согласно заданным координатам. Наводчики четко работали с приборами. И вот все три батареи готовы к залпу. «Дивизион! По врагу, залпом, ого-онь!» Реактивные снаряды мгновенно сорвались с направляющих боевых установок и скрылись в вихрях дыма. Буквально в считанные секунды 216 краснохвостых ракет разящими молниями скосили цепи наступающих гитлеровцев. Все потонуло в дыму.
Это было наше боевое крещение. Машины, следуя приказу, спешно покинули свою позицию.
Позднее командир дивизиона Скирда рассказал о результатах залпа: более 300 немецких солдат и офицеров нашли себе могилы в этом зеленом степном краю.
От боя к бою гвардейцы прославленных «катюш» совершенствовали свое мастерство, открывали все новые и новые возможности грозного оружия, учились использовать его с максимальной эффективностью и маневренностью. Все расчеты были хорошо сколочены, работали уверенно, четко и дружно. Истинно высокое уважение заслуживают те, кто на своих руках подтаскивал и укладывал снаряды на направляющие, кто стремительно, скрытно и маневренно смог вывести боевую машину на заданный рубеж и точно пустить разящие молнии по врагу.
2-му гвардейскому минометному полку пришлось немало пройти по трудным фронтовым дорогам, участвовать на многих направлениях, фронтах, отражать натиск и атаки врага в Донбассе, на реке Молочной, под Мелитополем, Сивашом и Перекопом.
Однажды перед наступлением командир полка И. Рыжкевич с заместителем по политчасти Г. Смирновым были вызваны в штаб оперативной группы гвардейских минометных частей. Представившись, командир полка четко доложил о техническом состоянии боевой техники, боеготовности личного состава полка и о боевых операциях его.
— А как, по-вашему, будет драться полк? — строго спросил начальник оперативной группы Воеводин.
— Хорошо будет драться, товарищ командующий. Здесь, на юге, мы вынуждены были вести неравные бои. Тяжело было воевать. Несли большие потери, пришлось отступать, остались могилы наших бойцов. Так что жестоко будем мстить гитлеровцам. Не свернем с дороги.
23 августа 1941 года наш полк поддерживал наступление бригад 2-го механизированного корпуса. Соседняя стрелковая дивизия заняла село Кринички, но гитлеровцы потеснили ее. Создалась угроза. Командир полка И. Рыжкевич получил приказ: немедленно перебросить в район боев дивизион «катюш».
— Тебе выпала честь помочь пехотинцам, — сказал он командиру 2-го дивизиона капитану М. Якубу.
Боевые машины в считанные минуты преодолели несколько километров фронтового бездорожья, заняли огневые позиции. Капитан Якуб деловито осмотрел передний край неприятеля. В лощине под прикрытием танков сосредоточивались войска противника для контратаки.
Через несколько секунд мощный залп «катюш» потряс все вокруг. Все, что находилось в лощине, взлетело на воздух. За первым метким ударом 2-го дивизиона последовали залпы 1-го и 3-го дивизионов. На головы врага обрушилось более 55 тонн смертоносного раскаленного металла.
Полк «катюш» был переброшен под Славянск и на Изюм-Барвенковское направление. В то время гвардейских минометов было еще сравнительно мало. Оперативной подвижной группой «катюш» на Южном фронте командовал тогда полковник А. И. Нестеренко, ныне генерал-лейтенант артиллерии.
Гитлеровцы начали применять против подразделений «катюш» химические снаряды. Но это наших бойцов и офицеров не застало врасплох. Они быстро сменили обычную полевую красноармейскую форму на химзащитную одежду.
Особенно ожесточенные бои с противником развернулись у рек Северный Донец и Старый Оскол. Чтобы дезорганизовать нашу оборону, фашистские солдаты переодевались в красноармейскую форму, на танки цепляли красные флажки, на крыльях самолетов раскрашивали пятиконечные красные звезды.
Однажды гитлеровцы под прикрытием танков и авиации пошли в психическую атаку. Шли во весь рост, беспорядочно стреляя из автоматов. Одна цепь за другой с дикими криками приближалась к нашим позициям.
— Пыль, дым застилает долину, — сказал командир батареи Гаспарьян. — И все-таки, Андрей, — обратился он ко мне, — дай-ка пару залпов.
Я охотно выполнил распоряжение командира.
В отдельные дни гвардейцам-минометчикам приходилось отражать по несколько подобных атак противника. Фашисты сомкнутым строем, как на праздничном параде, в полный рост подходили ближе к реке, к нашим позициям. Но все попытки гитлеровцев кончились провалом. По оперативным данным нашей разведки, форсирование рек было поручено одной из «хваленых» немецких дивизий, известных нам еще по боям в Донбассе.
Ожесточенные бои с противником продемонстрировали подлинный героизм и мужество наших пехотинцев, танкистов, артиллеристов и минометчиков. Жаркие схватки продолжались днем и ночью. Однако в июне — июле сорок второго гитлеровцы подтянули новые резервы и, имея численное превосходство в живой силе, танках и авиации, сумели прорвать нашу оборону, выйти к Дону, к Сталинграду.
При отступлении две гвардейские батареи попали в крайне тяжелое, критическое положение. Танки и мотопехота противника вели по ним ураганный огонь. На каждой боевой машине было по два бака с горючим, подвешен заряд взрывчатки, которые предполагалось привести в действие, в случае безвыходного положения, чтобы не отдать технику врагу. Гвардейцам было известно, что фашисты беспрерывно охотились за нашими «катюшами». Они принимали все меры, пытаясь захватить их.
…Моторы монотонно, натруженно гудели. Батарея реактивных установок миновала болотистые топкие места и направлялась южнее Миллерово, к Дону. Майор Желейко, комиссар дивизиона, вытягивал ноги, насколько позволяла кабина, сгибал, тер коленки — бесполезно. Нудно болели суставы. Глаза от напряжения устали. По обочинам дороги изредка попадались разбитые машины, пушки, сгоревшие танки.
Водитель, не скрывая волнения, доложил:
— Товарищ майор! Разведка обнаружила танки противника.
Желейко, распахнув дверку кабины, быстро выпрыгнул. Короткий четкий инструктаж личного состава. И снова вперед. Шли на сближение с врагом, но так, чтобы использовать малейшую возможность скрыть себя.
Неожиданно сбоку затокал крупнокалиберный пулемет. Вблизи разорвался артснаряд — один, другой. Заряжающие, наводчики и подносчики с автоматами наперевес бросились в заранее определенных направлениях от движущихся установок.
Слева завязалась рукопашная. Гвардейцы, отбив атаку немецких солдат, спешили к своим установкам.
— Машины к бою!
Металлический стук, скрежет. Сзади на батарею вновь бросились фашистские автоматчики. Навстречу им с криком «ура!» устремились батарейцы. Комиссар Желейко опять увлек за собой заряжающих и подносчиков — враг был смят. Несколько погибших гвардейцев остались лежать в степи…
— По фашистским гадам батареей огонь!
Огненный смерч обрушился на танковую колонну, перерезавшую дорогу. Под грохот залпа, с другой стороны, к установкам ринулись из-за укрытия легкие танки противника. Их огонь был неожиданный. Один из водителей подбежал к комиссару Желейко.
— Танки, товарищ майор! Справа танки! — Он совал мощные гранаты в руки майора. Ослепительный всплеск, и Желейко почувствовал острую боль в груди. Собравшись с силой, он метнул гранату в танк, но бросок оказался слабым.
Сквозь листву деревьев и на открытых местах комиссар увидел приближающиеся танки. Подбежав к позиции установок, обнаружил несколько вражеских трупов.
— Не отдавать «катюши» фашистам! — хрипло прокричал он уцелевшим батарейцам, занявшим круговую оборону. — Приготовить машины к взрыву!
Немые глаза, раскрытые рты, дрожащие руки…
— Поджечь шнуры! — приказал комиссар.
Батарейцы бросились в последнюю контратаку, и вслед им, салютом непобежденным, взорвались боевые машины…
А в это время боевая техника 7-й гвардейской минометной батареи была замаскирована в излучине балки. При отступлении батарея оказалась без командира старшего лейтенанта Гаспарьяна, мне пришлось принять командование на себя.
Разведчики обнаружили огневые точки противника, сосредоточенные по обочинам большого тракта, проходившего недалеко от города Миллерово на Сталинград. Гвардейцы стремительно, но скрыто вывели боевые машины на заданный рубеж, навели их на цель. Один за одним командиры боевых установок докладывали:
— Первая к бою готова!
— Вторая готова!
— Третья готова!
Я посмотрел на часы — шесть минут затратили. Молодцы!
— Батарея! Огонь!
Раздался сокрушающий взрыв. Враг был уничтожен. Мы продолжали выход из окружения.
Во время короткого привала батарейцы услышали характерный звук взрыва. Его нельзя было смешать ни с чем другим. Взорвана батарея! Значит, это был единственный выход. Умереть, но не сдаться врагу! «Желейко! Мой учитель! Погиб», — тяжко было поверить в это.
2-й дивизион с боями отходил к столице Калмыкской АССР, а 3-й под командованием майора Скирды — под Сталинград, где занял оборону, но по приказу командования переправился на левый берег Волги. Сокрушительные залпы с закрытых огневых позиций перемалывали резервы гитлеровцев, дезорганизовывали работу штабов, накрывали артиллерию, войска, сосредоточившиеся для удара.
Оказывая поддержку войскам 62-й и 64-й армий, сражавшимся в самом городе, командование приказало: срочно в ночь форсировать Волгу, перебросить одну из лучших батарей и личный состав на правый берег Волги, создать плацдарм и удерживать его до подхода основных сил.
Выбор пал на нас — 7-ю гвардейскую батарею. Воодушевленные доверием, бойцы в ночь в первых числах октября форсировали реку в районе тракторного завода. Там, в уступах крутого берега, боевые машины и личный состав батареи были надежно укрыты.
В октябре 1942 года у Тракторного разгорелись особо ожесточенные схватки. Фашисты предпринимали новое, трудно сказать, какое по счету, наступление. Они ворвались в заводские цехи, но дорого заплатили за каждый шаг…
Исход боя решила 7-я гвардейская минометная батарея. Здесь становились героями мои друзья — батарейцы. «Умереть, но не сдать Сталинград» — таков был девиз его защитников.
В минуты затишья каждому батарейцу хватало хлопот: кто правил помятое крыло машины, кто сосредоточенно чинил одежду.
Мне попался около установки клочок непомятой бумаги. Стряхнул с него пыль и, примостившись у откоса влажного песка, мысленно заговорил с женой. Так захотелось поделиться мыслями о происходящем.
«Сейчас уже нет никакого сомнения — победа будет наша, но потребует напряжения всех сил…»
…Волна за волной шли на Сталинград «юнкерсы» и «хейнкели», с варварской беспощадностью сбрасывали на жилые кварталы города сотни тонн бомб. Рушились здания, к небу вздымались громадные огненные столбы, город весь окутался дымом. Зарево горящего города было видно за десятки километров.
Батарея получила приказ: срочно дать залп по двум батальонам противника, ринувшимся в атаку. Гвардейцы скрыто и маневренно смогли вывести боевые машины на огневые позиции и дать залп по врагу. Атака была отбита, противник понес огромные потери. Гвардейцы-минометчики проявили отвагу и мужество. Многие из них были награждены орденами и медалями.
После боевой операции при марше на место дислокации батарея с воздуха подвергалась бомбардировке. Осколком от разорвавшейся бомбы ранило меня. Не помню, сколько я пролежал без сознания, очнулся в какой-то нише. Стемнелось, шел дождь.
В расположение нашей батареи просочились два немецких разведчика. Завязалась автоматная перестрелка. Превозмогая боль от ранения, я выполз из ниши и строго приказал прекратить стрельбу, а не то и своих не досчитаем.
— Я тут, товарищ комиссар, шлепнул одного, — молодцевато доложил Григорьев.
Второй на рассвете нами был взят в плен и доставлен в штаб.
В октябре меня эвакуировали в госпиталь, расположенный в Степном поселке Паласовского района Сталинградской области. После выздоровления снова возвратился в свою часть. Начальник штаба 3-го дивизиона капитан Чумак что-то сосредоточенно выводил карандашом на карте. Я отрапортовал:
— Товарищ капитан, прибыл в ваше распоряжение.
Так вновь я приступил к своим обязанностям. В мае 1943 года был назначен ответственным секретарем партийного бюро 3-го гвардейского минометного дивизиона.
Советские войска окружили немецко-фашистскую группировку в междуречье Волги и Дона. С целью прорыва враг южнее Сталинграда в трех балках сосредоточил до 300 танков. В 1 час 30 минут ночи моторы были заведены. Вот-вот машины ринутся в бой.
Танки врага полностью были накрыты и уничтожены. На головы фашистов обрушилось более 700 тонн смертоносного металла. Противник не ожидал такого удара. От мощного беспрерывного артиллерийского огня и залпов «катюш» содрогалась земля под ногами.
Так бесславно нашла себе конец 6-я армия Паулюса. Большую роль в Сталинградской битве сыграли полки реактивной артиллерии. Гитлеровские солдаты не выдерживали огня «катюш», бежали в панике.
Фронтовые поэты сочинили об этом легендарном оружии стихи, а бойцы распевали их на мотив известной песни «Катюша»:
Да, все было, как в песне. Боевые машины появлялись неожиданно, внезапно, выходили они и на берег моря, и на опушку леса, и на ровные поля. Всюду наводили ужас на врага. Наши «катюши» стали добрыми предшественниками современного грозного ракетного оружия Советских Вооруженных Сил, стоящих сегодня на страже мира.
Выросло новое поколение, оно знает о войне по книгам, кинофильмам, воспоминаниям очевидцев. Жизнь идет своим чередом — и осталось все в прошлом: боль и слезы, разлуки и трудные солдатские дороги, кровопролитные сражения и долгожданная Победа.
Да, война — это прошлое. Но никогда не забудет народ эти священные грозные годы. Из поездки по городам-героям я привез не одну сотню фотоснимков, большая часть которых — волгоградские. Как свидетель и защитник Сталинграда, я неоднократно выступал с рассказами о.-боевых действиях защитников города на Волге.
Поэтому особо трогает простая почтовая открытка из города-героя, туманит глаза от теплых слов:
«Дорогой Андрей Иванович!
Сердечно поздравляем Вас с 31-й годовщиной Победы советского народа в Сталинградской битве. Желаем Вам крепкого здоровья, успехов в труде и большого счастья в жизни.
Поделиться книгой: