Ради мира на земле

Затем реку форсировал 1233-й стрелковый полк. Он расширил плацдарм, на который начали переправу и другие части. Этот плацдарм, находившийся северо-западнее Каунаса, представлял серьезную опасность для фашистского гарнизона города. Ударом на юг уральцы могли отрезать ему пути отхода. Вот почему вражеское командование бросило в наступление крупные силы. Боевые порядки 1233-го стрелкового полка атаковало свыше сорока танков и два батальона мотопехоты.

Стрелковые подразделения не выдержали бы этой мощной атаки, если бы начальник артиллерии полка капитан П. И. Пономарев не переправил на плацдарм всю имевшуюся в его распоряжении артиллерию. Житель Златоуста, ветеран дивизии, он приобрел за время войны большой боевой опыт. В сложнейших условиях, под бомбежкой с воздуха и обстрелом вражеской артиллерии капитан Пономарев сумел быстро организовать непреодолимую противотанковую оборону. Артиллеристы отбили несколько яростных атак танков и пехоты врага. В разгар боя офицер не раз сам вставал к орудию. Раненный, обливаясь кровью, он продолжал стрелять, воодушевляя подчиненных примером бесстрашия. Капитан Пономарев лично уничтожил четыре танка и до двухсот гитлеровцев.

Бесстрашно действовал рядовой С. Г. Фенько, командовавший расчетом. Он первым в полку переправил свое орудие через реку на самодельном плоту и сразу же открыл огонь по гитлеровцам. Фашисты ответили яростным обстрелом. Все бойцы расчета выбыли из строя. Оставшись один, С. Г. Фенько не растерялся, продолжал стрелять и уничтожил свыше сотни гитлеровцев.

Особенно ожесточенные атаки враг предпринял 18 июля. К тому времени по приказу нового командира дивизии полковника С. И. Цукарева на плацдарм была переправлена вся артиллерия. Танки и пехота противника были встречены огненным шквалом.

Отважно сражались воины 242-го отдельного истребительно-противотанкового артиллерийского дивизиона. Ведя огонь прямой наводкой, они выводили из строя одну вражескую машину за другой. Расчет сержанта А. И. Вяткина, работавшего до призыва в армию слесарем в механическом цехе Средне-Уральского медеплавильного завода, поджег несколько танков. Столь же мужественно сражались воины расчета старшего сержанта С. Д. Березкина.

Шесть дней 371-я стрелковая дивизия отражала натиск гитлеровцев и не отошла ни на шаг. Особо отличившиеся при форсировании Немана и в боях за удержание плацдарма капитаны П. И. Пономарев, Ф. П. Савельев, старший сержант С. Д. Березкин, сержанты А. И. Вяткин, А. М. Ершов и рядовой С. Г. Фенько были удостоены звания Героя Советского Союза.

Характерно, что именно в момент выхода войск 3-го Белорусского фронта к границам Германии в гитлеровской Ставке в Восточной Пруссии на фюрера было совершено покушение. Группа генералов и других лиц, связанных с монополистическими кругами, убедившись, что война проиграна, попытались устранить Гитлера и пойти на сговор с Соединенными Штатами Америки и Великобританией против Советского Союза.

Между тем, отразив контратаки, наши войска перешли в наступление и 1 августа овладели Каунасом. Знамя 371-й стрелковой дивизии украсилось второй правительственной наградой — орденом Суворова II степени.

Как ни сопротивлялись гитлеровцы, в середине августа 5-я армия вышла к границе Восточной Пруссии и даже форсировала пограничную реку Шешупе. Предстояло сокрушить могучую цитадель германского милитаризма. Здесь укрепленные районы с большим числом долговременных огневых точек и сооружений крепостного типа, прикрытых противотанковыми препятствиями, мощными железобетонными «зубами дракона», сочетались с приспособленными к обороне многочисленными хуторами с каменными постройками.

К штурму Восточно-Прусского плацдарма велась тщательная подготовка. В каждом стрелковом полку один из батальонов был усилен танками, самоходными орудиями и специальными подразделениями и натренирован для ночных действий. В ходе наступления они должны были служить своеобразными таранами для прорыва оборонительных полос.

Ничто не помогло гитлеровцам — ни укрепления, ни фанатичное сопротивление. В январе 1945 года 371-я стрелковая дивизия вместе с другими соединениями сокрушила Гумбинненский укрепрайон и овладела городами Инстербург и Алленбург. Она вышла к Хейльсбергскому укрепленному району, прикрывавшему с юга главный город Восточной Пруссии — Кенигсберг. Это был самый мощный укрепрайон, имевший 911 железобетонных огневых точек и множество дерево-земляных сооружений, различных противотанковых и противопехотных препятствий. И эта преграда пала под ударами советских войск. Выйдя с упорными боями к заливу Фришес-Хафф, они вынудили в конце марта капитулировать остатки прижатых к морю войск противника.

Совершив в середине апреля 120-километровый марш, 5-я армия прибыла на Земландский полуостров. Здесь 371-я стрелковая дивизия под командованием полковника А. С. Логинова участвовала в ликвидации последних очагов сопротивления гитлеровцев.

День Победы над фашистской Германией воины 371-й стрелковой дивизии встретили… на Урале. Да, на Урале, ибо после боев на Земландском полуострове 5-ю армию погрузили в эшелоны, и она двинулась на восток.

Ветераны со слезами на глазах смотрели на родные города и деревни, которых не видели с 1941 года. А эшелоны следовали дальше — в Приморье. Уральцам предстояло участвовать в разгроме Квантунской армии в Маньчжурии.

5-ю армию перебросили в Приморье не случайно. Пожалуй, ни одна армия не имела такого опыта прорыва долговременных оборонительных полос, как эта. И здесь уральцы с честью выполнили свой долг. Вступив в бой 9 августа 1945 года, они вместе с другими соединениями преодолели мощные укрепления, прошли через тайгу и горы и уже 16 августа вступили в Муданьцзян — важнейший опорный пункт, прикрывавший выход в центральные районы Северо-Восточного Китая. Продвигаясь дальше, они вступили в Дуньхуа. Здесь война для них закончилась.

За участие в разгроме японской Квантунской армии 371-я стрелковая дивизия была удостоена третьей награды — ордена Кутузова II степени.

С честью и славой пронесла уральская дивизия по полям сражений второй мировой войны свое боевое Знамя и Красные знамена, врученные ей рабочими Челябинского завода имени Серго Орджоникидзе.

И. В. БУЛАТОВ,

журналист, ветеран войны, майор запаса

ПЯДЬ ЗЕМЛИ

Мартовская капель. На улицах Перми — гололед. У ворот минометно-пулеметного училища — группа вновь прибывших для прохождения курса. Это — молодые девятнадцатилетние парни из Осы. Скользко, и потому колонна медленно приближается к проходной, переговариваются парни.

— Весна, однако, в Перми-то.

— Здесь завсегда пораньше тает.

— Нам бы так. Глядишь, и скот поскорее на выпас.

Пестро одетые, с виду неуклюжие, они вошли во двор. Училище! Как-то им будет теперь? И неужели отсюда выйдут они лейтенантами! А может быть, просто обучат их пулеметному делу и — рядовыми на фронт. Дело-то ведь не в звании, а в умении воевать с сильным и жестоким врагом — фашистами. Первый день. Что можно сказать наперед?

Все это вспомнилось теперь Виктору Карташеву, как давным-давно минувшее. Вместе с товарищами сидит он в теплушке вагона: 184-й отдельный пулеметный батальон, сформированный из выпускников училища, отправляется на фронт. За пять месяцев курсанты получили необходимые теоретические знания, изучили баллистику, материальную часть пулемета. Освоили тактику наступательного боя, топографию, одним словом, готовы к бою.

Во главе батальона — молодой, но уже побывавший в боях, веселый по нраву, смелый и находчивый лейтенант Александр Прокопов. Виктор знал, что разница в возрасте между ним и комбатом — всего один год. Заместитель комбата лейтенант Стариков, выпускник Камышловского пехотного училища, не уступал своему командиру в смелости и находчивости.

Начальник штаба Семен Николаевич Бойко старше других офицеров и в звании, и по возрасту. Ему 28 лет. Это — подтянутый, всегда чисто выбритый человек. Он участвовал в защите Севастополя, имел боевое ранение.

Все офицеры в пути разошлись по вагонам и среди курсантов были своими людьми. Вот только что в вагоне, где ехал Виктор, побывал командир роты — старший лейтенант Яков Боркун. Задушевно беседовал с парнями. Казалось, он не признавал грани между собой и ими. Зато в строю он — другой. Строгий, взыскательный. «Повезло нам на командиров, — думал Виктор. — Один другого лучше».

В пулеметный расчет Виктора Карташева подобрались крепкие хорошие ребята: Алексей Бочкарев, Сергей Кобелев, Шулаков. Еще в училище они узнали друг друга, по-братски делились всем, вместе переживали трудности.

* * *

Темные и молчаливые города встречали курсантов. Только по сигнальным огням семафоров различались станции. Нарастала тревога. За Саратовом в воздухе кружили фашистские самолеты. Они нападали на эшелон, бомбили. Состав то набирал скорость, то тормозил. И тогда раздавалась команда:

— Воздух!

Все покидали вагоны, прятались в иссохшей траве.

Налеты вражеской авиации все учащались. Теперь и по ночам небо ревело моторами. В такие часы никто не спал. Говорили о войне, о сражениях. На верхних нарах неунываха-парень рассказывал:

— Фашисты, они нахалюги страшенные, а трусы. Дед мой, бывало, станет вспоминать, а он прошел и германский фронт, и под Псковом с немцами дрался, и гражданскую всю воевал. Так он всегда с пословицы начинал: «Пошел немец за шерстью, да вернулся сам стриженым».

Докончить он на этот раз не успел. Страшный рев обрушился сверху на эшелон. Сквозь него слышна пулеметная стрельба. Один заход, второй…

Первые жертвы. Трое убитых и трое раненых. В пустынной степи копали первую могилу для своих однополчан. Сняли доски с нар, выложили стенки, устроили крышку. Вырос свежий могильный холм. Кратки речи. Мощным залпом почтили память. Поклялись за все отомстить врагу курсанты-пулеметчики.

А впереди — Сталинград.

Пылающий город Виктор видел впервые. Это было кошмарное зрелище. Сталинград на всем своем пространстве вспыхивал то белым-белым, то желтым, то красным. Свет и тьма скачками сменяли друг друга. От каждой такой вспышки появлялась резь в глазах. Темнота казалась осязаемой, густой, как деготь. А вокруг — несмолкаемый визг авиабомб и грохот разрывов.

В. Г. КАРТАШЕВ

Батальону поручили оборону завода «Красный Октябрь». Виктору с друзьями, когда вытаскивали свой «Максим» на огневой рубеж, пришлось преодолеть развалины домов, воронки от снарядов и авиабомб. На путях горели вагоны с зерном. Едкий запах забивал дыхание, слезились глаза. Вдруг вспыхнули осветительные ракеты, и курсанты увидели, как метнулась одинокая фигура. Это была женщина. «Что ей надо в вагонах? Почему, рискуя собой, под градом пуль и жужжащих осколков она идет к пожарищу?» Но скоро все стало ясным. Женщина набирала в тряпицу обгоревшее зерно. Виктор кинулся к ней.

— Вы откуда?

— Вон из того подвала.

За грудами битого кирпича — полуразрушенная дверь. Духота и мрак. Две плошки на сколоченном из досок столе осветили плачущих детей. Их было много. Старики, женщины (это семьи рабочих завода «Красный Октябрь») успокаивали малышей. А те в голос:

— Ку-у-у-шать.

— Пи-и-ть.

Женщина развязала узел. Ржаные зерна высыпались на доски, разбросанные по бетонному полу.

— Потерпите малость. Сейчас лепешек испеку.

Полными слез глазами смотрели пулеметчики. Руки сами потянулись к заплечным вещевым мешкам.

— Нате вам, — охрипшим голосом произнес Виктор, отдавая свой паек из неприкосновенного запаса.

— А вы-то как же, дяденька? — слабым голосом протянула девчонка.

— Мы? Мы взрослые и пойдем бить фашистов. Не отдадим Сталинграда и тебя в обиду не дадим.

…Расчет занял позицию, удобную для обстрела. Виктор припал к прицелу. Шулаков подавал пулеметную ленту. Бочкарев и Кобелев чуть позади справа и слева залегли с винтовками. Старший расчета сержант Коробицын бегло осмотрел позицию и тут же скрылся куда-то. Только после боя узнали курсанты, что Коробицын за трусость отправлен с передовой.

День начался сильным артиллерийским обстрелом. Должно быть, враг готовился к атаке. Из окопчика, накрытого стальным листом, Виктор до боли в глазах всматривался в местность сектора обстрела. Ни одного фашиста! А покажись они — заработает «максим», будет косить их. «Каков он, враг? — думает Виктор. — И откуда появится? Со стороны вагонов? Там легче маскироваться. Тогда ударю по пристрелянной полосе. Не пройдет, гад».

Оборонительная линия, на которой был установлен и пулемет Виктора Карташева, проходила по самой территории завода. 30 сентября корпуса цехов в основном оставались целыми. Сильно пострадала только химическая лаборатория: снесена крыша, разрушены стены. И странное дело — на стеллажах, в отдельных ячейках, аккуратно завернуты, пронумерованы пробы металла. Будто на обеденный перерыв ушли люди и вот-вот вернутся, уберут битое стекло, штукатурку и вновь примутся за работу…

Высоко поднявшаяся пыль и дым пожарищ застилали небо. Першило в горле, тяжело было дышать. А тут еще бомба попала в цистерну с нефтью. Вокруг поползло огромное огненное пятно. Глаза слезились от едкого дыма, а защитный лист накалился, как сковорода на огне.

И вдруг Виктор уловил какое-то движение. Прильнув к прицелу, открыл огонь. Метнулись неясные в дымной завесе тени. Да, это был враг. Еще и еще очередь посылает Виктор. Как вдруг на него обрушилась, казалось, вся вселенная. Больше он не помнил ничего. Очнулся под лестничной клеткой полуразрушенного дома, что был позади его позиции. Кто-то вливал ему воду в рот. Над ним склонился политрук.

— Пошевели-ка, брат, ногами. Теперь руками. А ну-ка, сядь.

Все это Виктор проделал, как в полусне. Шумело в голове.

— Счастливый ты. Даже переломов нет. А «максим» твой — груда металла. Тебя-то едва откопал. Видел, как засыпало. Ну, воюй, пулеметчик. Это твое боевое крещение. Все еще впереди.

Виктор отлеживался недолго. Узнал, что Шулаков ранен в руку и отправлен в медсанбат. В расчете осталось трое: Алеша Бочкарев, Сережа Кобелев и он, Виктор Карташев.

Предстояло сражаться за пятерых. А бои все ожесточались. Враг рвался к цехам завода.

Выбрали новую огневую позицию, получили другой пулемет. Командир взвода приказал:

— Окопаться перед фабрикой-кухней. Ваша запасная позиция — само здание фабрики.

— Есть окопаться.

Однако это оказалось нелегким делом. Кирпич, железо и дерево — все перемешалось. Чем ты его возьмешь? Разве только бульдозером.

К Виктору подполз Алеша Бочкарев. Это — среднего роста паренек с продолговатым приятным лицом и когда-то русыми волосами. От пыли и копоти они стали совершенно неопределенного цвета. В руках — цигарка. Алеша начал курить здесь, в Сталинграде.

— Послушай, Витя. Чем ты думаешь взять эти горы?

— Лопатой. А ты?

— У меня и ее нет.

Любил паренек ходить налегке, лопату игнорировал — лишняя тяжесть. Обошлись одной на двоих. Зато после боя Алеша обзавелся «своим шанцевым инструментом», как он потом говорил, и после никогда не расставался с ним.

Едва соорудили окопчик, как с западной стороны показалось облако пыли. Это шли фашистские танки, а за ними — пехота. Несколько машин развернулось для атаки позиций пулеметчиков. Виктор в эти минуты — весь внимание. Задача важная и ответственная — отсечь наступающую пехоту от танков — требовала огромного мужества.

Стоял сплошной гул. Казалось, сама земля, вся живая и стонущая, горит. Немцы начали огневой налет артиллерии и минометов. Сами стальные чудовища тоже изрыгали огонь. Вокруг все шипело, гремело, выло. Тысячи осколков и пуль пронизывали воздух. Эта адская лавина неудержимо двигалась на позиции горстки пулеметчиков.

«Где же наши? Почему не слышно ответной стрельбы?» — с тревогой думал Виктор. Но тут же догадался: все, даже звук его «максима», тонет в этом невообразимом хаосе. Только дрожь пулемета да ползущая лента с патронами говорят о жизни этой наскоро сооруженной позиции. Вот сбоку открыли огонь бронебойщики, сзади, через головы, — бронебойные пушки. Взорвалось несколько противотанковых гранат. Две машины врага покрутились на месте и встали. Теперь Виктор ясно увидел цепи наступающих вражеских пехотинцев.

Атака гитлеровцев захлебнулась. Бой длился непрерывно два часа. Удержав свои позиции, советские воины под покровом ночи собирали убитых и раненых. Их было много.

Бывший офицер вермахта Г. Вельц в своей книге «Солдаты, которых предали» об этом бое писал так:

«На русские позиции обрушивается залп за залпом, взлетают целые гирлянды снарядов. Там уже не должно быть ничего живого. Если дело пойдет так и дальше, саперам останется только продвинуться вперед и занять территорию. Кажется, так оно и есть. Беспрерывно бьют тяжелые орудия. Навстречу первым лучам восходящего солнца в просветлевшем небе несутся бомбардировщики с черными крестами, эскадрилья за эскадрильей. Они пикируют и с воем сбрасывают на цель свой смертоносный груз, а за ними — новые и новые. Взлетают на воздух блиндажи и огневые точки. Оборонительная полоса противника разрушена, горят цистерны с нефтью.

Да, не хотел бы я сейчас быть там.

— Они пошли, — толкает меня в бок Фидлер, показывая вниз. Поднимаю бинокль. Действительно, огневой вал уже перенесен в глубь обороны противника. Первые наши группы уже приближаются к переднему краю русских. Еще каких-нибудь двадцать метров, и они уже займут передовые русские позиции. И вдруг они залегают под ураганным огнем. Слева короткими очередями бьют пулеметы. В воронках и на огневых точках появляется русская пехота, которую мы уже считали полностью уничтоженной. Нам видны каски русских солдат.

Глазам своим не верим. Как, неужели после этого ураганного артиллерийского огня, после налета пикирующих бомбардировщиков, которые не щадили ни одного квадратного метра земли и перепахали все впереди, там все еще жива оборона? Каждое мгновенье мы видим, как валятся наземь и уже больше не встают наши наступающие солдаты, как выпадают у них из рук винтовки и автоматы. Немногим немцам удалось убраться обратно. Пять свежих батальонов было разбито в этом бою».

Прямо перед пулеметной точкой Виктора — заводской клуб. Где-то рядом железнодорожная линия — подъездные пути. Незадолго до прорыва фашистов к заводу на них встали две цистерны с нефтью. Теперь это отличный ориентир для врага. Вот первые три «юнкерса» заходят для удара — всего в сорока метрах от окопа Виктора. Не разбомбив цели, самолеты прилетают в другой, третий раз.

Отбив бешеный натиск фашистов, пулеметчики получили приказ — под покровом ночной темноты сменить позиции. Командование отвело им участок фабрики-кухни.

Это было одноэтажное здание с большими окнами на север и юг и подвальным помещением с небольшими квадратными окошками. Крыша и все деревянные конструкции сгорели. Ветер продувал насквозь. После боя всех мучила жажда. А воды ни капли. Виднелась вдали разрушенная котельная. Манили к себе два оголенные котла — может быть, там сохранилась драгоценная влага. Но то был уже другой рубеж.

Остаток ночи потратили на устройство новой огневой позиции. Северо-восточнее фабрики-кухни начиналась выемка железнодорожного полотна, идущая вдоль берега Волги. На северо-западе — равнина в виде площадки. Справа, на северной стороне, — большой овраг, за которым — дома, большие, деревянные. Виднелось одно трехэтажное здание. Говорили, что это школа № 35.

Едва перебрались в здание, Карташева позвал командир и приказал установить пулемет в окне подвала. Сектор обстрела — северо-запад.

Обложили окошко бревнами, сделали откосы из битого кирпича и земли. Получился дзот — дерево-земляная огневая точка. Эта ночь запомнилась Виктору Карташеву. Он, как и другие пулеметчики, не смыкал глаз уже несколько ночей. И, выйдя теперь из тяжелейшего боя, не мог бы сказать, какое из желаний сильнее: глотнуть свежей воды или упасть там, где стоял, и спать, спать, спать. А командир взвода распорядился:

— Наблюдать за передовой фашистов!

Это значило: лечь, припасть к амбразуре и непрерывно внимательно следить, не двинется ли противник в атаку. Темнота. Веки тут же налились свинцом, наступало тяжелое забытье. С большим трудом оторвался от бруствера.

— Товарищ командир, разрешите, я пойду делать дзот?

Командир приказал лежать и наблюдать. Только товарищи теперь шепотом окликали Виктора и, если он мешкал с ответом, легонько толкали под бок.

Враг безмолвствовал, он подтягивал подкрепления, готовясь к решительному штурму наших позиций и захвату всего завода «Красный Октябрь». Вскоре началась артиллерийская подготовка. Фашисты били прямой наводкой. Оглушающий грохот все нарастал.

Толстые стены подвала и мощные железобетонные перекрытия спасали пулеметчиков. Но здание содрогалось. От каждого взрыва штукатурка пластами обрушивалась. От пыли першило в горле, тяжело было дышать. После артобстрела немцы, почти не маскируясь, пошли в атаку. Они видели, что от разрывов снарядов буквально не осталось живого места.

А советские пулеметчики выжили, уцелели и ждали теперь удобного момента, чтобы ударить по заклятому врагу. Виктор Карташев, подмостив пустые ящики, обгорелые доски, какие-то картонки, лежал за пулеметом у своей амбразуры. Бочкарев с ручным пулеметом системы Дегтярева залег в развалинах котельной. Карпов — за станковым пулеметом, выставленным в окно. Кобелев, Бутаков, старший сержант Грибель, командир взвода и младший сержант Шапошник вместе с Топорковым и Мухиным, вооруженные автоматами и винтовками, залегли в развалинах с северной стороны.

На этот раз фашисты главный удар наносили с правой стороны фабрики-кухни. Вот по лощине, ведущей к школе, двинулись танки. Один, два, три… Их насчитали уже до десяти. Танковая атака нарастала. Виктор перевел взгляд на свой сектор обстрела. Там лавина автоматчиков молча поднялась во весь рост и рывком двинулась вперед. После первых автоматных очередей они подняли страшный рев и вой. «Психи», — подумал Виктор и деловито нажал на гашетку пулемета. Враз ожили все огневые точки. Передние ряды немцев, словно спотыкаясь, валились на землю. Напирали новые атакующие, но и они замертво валились.

Пулемет Виктора Карташева замолкал только, когда кончалась лента. «Давай-давай, поворачивайся!» — прикрикивал он на своего напарника. И пулемет вновь оживал. А потом — тишина. Вражеские автоматчики откатились назад.

Большими были потери и у пулеметчиков. Вот лежит изрешеченный автоматными очередями сухощавый паренек среднего роста. Это — Топорков. До последней минуты косил он фашистов неистовым огнем своего «максима». А невдалеке — Мухин. Двадцатилетний юноша, он теперь казался намного старше. Перед боем он так и не успел сбрить свою быстро растущую бороду. Младший сержант Шапошник был ранен в ногу.

К Виктору подошел старший сержант Грибель.

— Мышкина не видно?

Аркадий Мышкин занимал позицию немного севернее фабрики-кухни. Виктор видел, как он вел ожесточенный огонь. Но на том месте был теперь исковерканный станок пулемета. Грибель посмотрел в амбразуру и больше не задавал вопросов.

Ночью в расположение взвода приполз старший сержант Кузьмин. Он и рассказал, как немецкий танк прямым попаданием уничтожил позицию и ее героического защитника Аркадия Мышкина.

Тяжкие дни обороны Сталинграда уносили жизнь одних, закаляли боевой дух других. Впоследствии Виктор Гаврилович Карташев рассказал:

— Мы забывали, как снимается обувь. Спали по очереди, не выпуская оружия из рук. На голову надевали стальную каску, а под нее — кирпич. Мы были без воды. Сухой паек подошел к концу. Люди слабели на глазах. Хлеб доставляли в мешках. В результате мы получали только корки да крошки. С питанием еще можно было мириться, а вот боеприпасы… Гранаты и патроны нужнее. Без них, каждый понимал, могло случиться непоправимое. Немцы штурмовали подвал каждый день. Все старались нас выбить оттуда. Иногда просто создавали шум, а в атаку не шли. Числа 11 октября гитлеровцы решили с нами окончательно разделаться. Под прикрытием минометного и пулеметного огня шла их пехота, несколько танков. Наши силы давно уже были неравны. Но приказ «Ни шагу назад!» мы выполнили.