По нехоженной земле

_{4 сентября 1913 года на восточном берегу Северной Земли был поднят русский флаг.}

После поднятия русского флага экспедиция по широкой полынье продолжала путь на северо-запад вдоль берегов земли. На следующий день моряки увидели, что горы сменились плоской низменностью. На широте 80°53′ им показалось, что берег, загибаясь ровной дугой, повернул на запад.

Морские льды в это время начали уплотняться. Дувший до сих пор отжимной ветер, благоприятствовавший плаванию, теперь стих.

Не рискуя забираться дальше на север или пробиваться к западным берегам вновь открытой земли, хотя на севере и северо-западе все еще было видно «водяное» небо, свидетельствовавшее о крупных пространствах вскрытых льдов, и опасаясь, что подуют ветры с моря, которые вместе со льдами прижмут корабли к берегам земли, начальник экспедиции повернул на юг, к мысу Челюскина, и без остановки провел корабли вдоль уже осмотренных восточных берегов земли.

Не увенчалась успехом и попытка пройти к южному берегу земли. Здесь попрежнему стояли льды, недоступные для судов экспедиции. Экспедиция вновь посетила остров Малый Таймыр, а с восточной стороны его открыла новый небольшой кусок суши, названный островом Старокадомского.

Безрезультатной оказалась и последняя попытка пробиться через льды на запад у мыса Челюскина. Надежда пройти в Карское море рухнула. 13 сентября экспедиция повернула в обратный путь на восток, к Берингову проливу.

В следующем, 1914 году экспедиция возобновила свое плавание, намереваясь пройти Северным морским путем из Тихого океана в Атлантический.

1 сентября суда экспедиции вновь подошли к мысу Челюскина. Пролив Вилькицкого на этот раз оказался вскрытым.

Пока «Таймыр» был занят установкой морского знака на мысе Челюскина, «Вайгач» пошел дальше, с намерением заняться съемкой северо-западного берега Таймырского полуострова. Однако здесь корабль встретил большое ледяное поле, мешавшее ему склониться к западу. Зато прекрасно был виден южный берег земли, открытой в прошлом году. Моряки, пользуясь хорошей видимостью, беспрерывно пеленговали берег для нанесения его на карту. Здесь земля была низменной, и берег уходил на юго-запад по направлению к архипелагу Норденшельда. Исследователи открыли и положили на карту юго-западную оконечность земли.

Здесь опять были встречены три огромных айсберга. Они имели правильную форму и напоминали гигантские ящики. Моряки удачно окрестили их «комодами». Теперь уже не было сомнений, что «комоды» местного происхождения и оторвались от ледников открытой земли.

4 сентября, когда оба корабля стояли на якоре у юго-западной оконечности земли, доктору «Таймыра» Л. М. Старокадомскому с несколькими спутниками удалось сделать короткую экскурсию на берег и привезти оттуда образцы горных пород.

На этом закончились работы экспедиции по съемке и исследованию вновь открытой земли. Простирание земли на север и запад, как и в предыдущем 1913 году, осталось невыясненным.

* * *

Так русские моряки открыли в Северном Ледовитом океане большую, неизвестную до этого времени землю.

Открытая земля тогда была названа Землей Николая II.

В сентябре 1916 года русское правительство обратилось к правительствам «союзных и дружественных держав» с нотой, в которой объявлялось о географических открытиях русской гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана в 1913–1914 годах и о включении вновь открытых земель во владения России.

После Великой Октябрьской социалистической революции, в период борьбы советского народа с белогвардейщиной и интервенцией, некоторые империалистические державы протянули свою хищную лапу и к полярным владениям Советского Союза. Канада и Англия сделали попытку включить в свои владения остров Врангеля. По этому поводу народный комиссар по иностранным делам 4 ноября 1924 года обратился к отдельным правительствам с меморандумом, в котором перечислялись открытые в 1913–1914 годах русскими исследователями острова и подтверждалась их территориальная принадлежность РСФСР.

11 января 1926 года Президиум ЦИК Союза ССР своим постановлением переименовал Землю императора Николая II в Северную Землю.

* * *

Мечты русских географов об исследовании открытых земель долго оставались неосуществленными. Первая мировая война, затем гражданская война надолго оттянули посылку специальной экспедиции для исследования открытой земли. Проходили годы, а Северная Земля оставалась неизученной, таинственной и недоступной, всегда манившей взоры и мысли русских географов.

На карте существовали очертания только южных и восточных берегов Земли, причем лишь южный берег был заснят более или менее точно. Восточный же берег был нанесен на карту весьма приближенно. Сплошная линия очертаний берега на больших пространствах переходила в неуверенный пунктир, да и он иногда прерывался и оставлял незаполненные места.

Л. М. Старокадомский писал по этому поводу: «…открыв Северную Землю, мы смогли проследить и нанести на карту только часть ее восточного берега, ограничиваясь при этом описью береговых пунктов, доступных наблюдению с моря, и оставляя пробелы в тех местах, где береговая черта имела значительные изгибы в сторону суши или вовсе прерывалась. Так и не удалось решить — являются ли замеченные разрывы линии берега только отступанием береговой черты в виде залива, бухты или эти разрывы говорят о наличии отдельных островов»6].

Оставались неизвестными простирание Северной Земли к северу и западу и очертания здесь ее берегов. Не было ответа и на вопрос — представляет ли Земля один огромный остров, или это ряд островов с проливами, может быть, пригодными для прохождения судов. И совсем неизведанным оставалось внутреннее строение Земли, ее геологическое устройство, растительный и животный мир, климат и ледовый режим моря вокруг нее.

Наибольший интерес открытие Северной Земли вызвало в связи с проблемой Северного морского пути. Норденшельд и Нансен категорически утверждали, что использование Северного морского пути в качестве регулярно действующей водной артерии невозможно.

Прохождение мыса Челюскина «Вегой» и «Фрамом» рассматривалось как счастливая случайность.

Открытая Северная Земля, отделенная от Таймырского полуострова сравнительно узким проливом, рассматривалась скептиками как непреодолимый барьер на Северном морском пути и еще более укрепляла их в своем скептицизме. Они рассуждали: не будь Земли, тяжелые льды, встречающиеся у Таймырского полуострова, можно было бы обойти с севера; но раз Земля существует и попытки русской гидрографической экспедиции обогнуть ее с севера кончились неудачей, то отпадает возможность хотя бы сколько-нибудь регулярного плавания вдоль всего Северного морского пути.

Таким образом, будущее исследование Северной Земли имело не только чисто географический, отвлеченно-научный интерес, но и большое практическое значение в намечавшемся освоении Северного морского пути как регулярно действующей водной артерии, имеющей важное народнохозяйственное значение.

* * *

Интерес к Арктике возрастал. Северная Земля оставалась в центре внимания русских полярных исследователей. Один за другим рождались проекты экспедиций для исследования Земли, раскрытия ее тайн.

Еще в 1914 году Академия наук готова была отправить экспедицию для исследования Северной Земли и просила Морское министерство о заброске экспедиции на «Таймыре» и «Вайгаче». Однако министерство отказало в такой просьбе, мотивируя тем, что суда имеют оперативное задание на прохождение Северного морского пути и не могут отвлекаться побочными заданиями.

В советский период мысль наших исследователей продолжала работать уже на новой основе над вопросом достижения и изучения Земли. В 1923 году, то-есть после изгнания из страны последних интервентов, специальная комиссия Государственного географического общества и Полярная комиссия Академии наук занялись разработкой плана исследования Северной Земли.

Экспедицию предполагалось отправить на парусно-моторной шхуне летом 1924 года. Ряд причин, главным образом финансовые затруднения страны, заканчивавшей восстановление своего хозяйства, не дал возможности осуществить это мероприятие.

В 1925 году в Академию наук представляет свой детально разработанный проект исследования Северной Земли известный полярник, писатель и художник, участник экспедиции Г. Я. Седова к Северному полюсу Н. В. Пинегин, еще ранее представлявший проект в Географическое общество. По плану Пинегина, экспедиция должна была на парусно-моторной шхуне, приспособленной к зимовке во льдах, достичь берегов Северной Земли или же зазимовать у берегов Таймырского полуострова и отсюда санным путем выйти на Северную Землю и провести ее исследование.

Состав экспедиции предполагался в семь человек с 30 собаками и с полуторагодовым запасом продовольствия. Однако и эта экспедиция не состоялась.

Существовало еще несколько проектов. Но все они, как правило, требовали для своего осуществления постройки или приобретения специально приспособленных судов, предусматривали зимовку кораблей у берегов Северной Земли или вблизи нее вместе с их экипажем, большой состав экспедиции, а следовательно, и крупные затраты. Проекты в то время не могли быть проведены в жизнь. Северная Земля попрежнему оставалась неисследованной, таинственной и необитаемой, — землей, не хоженной человеком.

Мой путь к Северной Земле

Я начал работу в Арктике, когда слово «полярник» еще редко встречалось в нашем языке. Советская работа в полярных областях только развертывалась.

Мне давно хотелось увидеть страны полуночного солнца, побывать в морских льдах, поохотиться на моржей и белых медведей и особенно увидеть полярное сияние. Я мечтал об этом с тех пор, как, будучи еще подростком, прочитал несколько книжек о путешествиях в полярные страны. И тогда я начал грезить этим, потому что любил суровую природу, преодоление всяких трудностей, борьбу со стихией и приключения. А их я узнал с детства.

Уже с десяти лет я нередко сопровождал старших братьев на охоте на крупного зверя в дальневосточной тайге. Здесь я впервые увидел могучие паводки таежных рек; бывали случаи — спасался от грозной, но захватывающей по красоте стихии лесных пожаров; в лунном свете августовских ночей видел лося, отзывающегося на звук охотничьей трубы; отсиживался на березе от разъяренной медведицы; прислушивался к шороху змей в травах Амурских болот; следил за распусканием почек весной и за переходом зелени в багрянец осенью; спал в зимние морозы у костра из стволов кедра и наблюдал в ночной темноте фосфорический свет рысьих глаз, а в двенадцать лет увидел прыжок тигра, смертельно раненного охотником.

Встречался я здесь и с таежным людом — с золотоискателями, с охотниками на зверя и за жень-шенем, с выходцами из Китая, летом тайно засевавшими среди тайги маковые поля для сбора опиума. В тайге всем хватало места. Здесь могли встретиться и подонки капиталистического общества, и боровшиеся с ним политические ссыльные, и личности, скрывавшиеся под общей кличкой челдона или именующие себя Иванами Непомнящими.

Часто природа была здесь враждебной — необходимо было беречься зверя, непогоды, непролазной чащобы. Мальчишкой я наблюдал или инстинктивно угадывал, как изобретательны были люди в борьбе с природой, с каким упорством противостояли ей, подчиняли ее, с какой энергией прокладывали тропы там, где не ходил даже зверь.

Это был сильный и смелый народ. Слабым, изнеженным и нерешительным здесь не было места. Но главное — все эти люди любили тайгу, умели понимать ее и по-своему наслаждаться природой.

А какие рассказы можно было слышать от охотников у ночного костра — голова кружилась!

Среди таежников я получал первую жизненную закалку, старался подражать сильным и смелым и учился любить природу.

Случай однажды свел меня с интереснейшим человеком, более значительным, чем все, кого я видел. Пятнадцати лет я оказался в роли полевого рабочего, или скорее мальчика на побегушках, в отряде В. К. Арсеньева — знаменитого исследователя Уссурийского края, знатока и тонкого ценителя природы, превосходного писателя. Он вытащил меня из Хабаровского ночлежного дома, «комфортом» которого в течение двух зим я вынужден был пользоваться во время учебы в городском училище, добывая скудные средства на существование «веселой» работой уличного продавца газет.

Целое лето я провел в тайге бок о бок с этим замечательным исследователем, учась у него разбирать сложную жизнь природы, заслушиваясь по вечерам увлекательнейшими рассказами о путешествиях.

Скоро грянула социалистическая революция, очистившая воздух старого мира, как гроза, пронесшаяся над тайгой. Я одним из первых почувствовал блага революции — получил возможность поступить в среднюю школу. Государственная стипендия окончательно избавила меня от омута ночлежного дома.

Потом гражданская война — участие в партизанском движении, а следовательно, вновь родная тайга. Только не в Биробиджане, как раньше, а в Приморье и на Тихоокеанском побережье.

Теперь я полюбил отвоеванную народом землю и природу еще больше, глубже хотел ее познать. Любовь к природе переплелась с мыслями о переустройстве, процветании и могуществе обновленной революцией родины. Мечты о путешествиях приобрели новую окраску, наполнились новым содержанием.

Арктика стала занимать в них главное место потому, что на карте полярные страны выглядели огромным ледяным венцом нашей страны. Они были наши, эти мало исследованные просторы, с их своеобразной природой. И на фоне этой природы передо мной рисовались сильные, упорные русские люди, наши старинные землепроходцы, о которых я теперь уже многое знал. Они ничем не уступали самым прославленным иностранным путешественникам; превосходили их смелостью, пытливостью и инициативой и чем-то напоминали понятных и близких мне людей, встречающихся с детства в дальневосточной тайге.

Я знал также, что Страна Советов будет продолжать дело этих патриотов, освоение Крайнего Севера — Чукотки, Камчатки и побережья Ледовитого океана. А чтобы осваивать эти далекие советские земли, надо в первую очередь знать их — знать природу, географию, население, условия освоения и возможного в будущем переустройства. А чтобы знать все это, надо туда поехать.

Именно это и стало главным стимулом для поездки в Арктику. Я добился того, чтобы попасть туда, и в 1926 году оказался начальником экспедиции на необитаемом острове Врангеля, где мне было поручено организовать советское поселение.

Так я стал полярником.

* * *

Готовясь к экспедиции на остров Врангеля и изучая материалы о нем, я не мог не узнать о недавней авантюристической попытке империалистов отторгнуть остров от Советского Союза. В. Стефансон, находившийся и сейчас находящийся на службе у американских империалистов, сделавший попытку в 1921–1924 годах оккупировать остров Врангеля, нагло заявлял:

«Фальклендские острова лежат у берегов Аргентины и должны были бы принадлежать ей. Но они принадлежат Британии. Хотя в настоящее время их значение уменьшено Суэцким и Панамским каналами, все-таки они важны для империи как промежуточная база на пути от одной колонии к другой для развития морской торговли. В мирное время они являются звеном в морском могуществе Британской империи. Мы хотим иметь остров Врангеля для развития воздушных путей как базу для дирижаблей и самолетов, как Фальклендские острова являются базой для наших кораблей и крейсеров»7].

Немало изобретений русских ученых попадало раньше в руки иностранцев. С неменьшей наглостью они пытались присвоить и географические открытия русских людей.

Кто мог поручиться, что империалисты не покусятся и на Северную Землю под видом ее «исследования»? Проекты достижения неведомой Северной Земли уже рождались за границей и, как обычно, широко рекламировались буржуазной прессой.

Северная Земля была самым замечательным географическим открытием первой четверти нашего столетия. Открытие было сделано русскими людьми. Земля лежала у берегов Советского Союза. Мысль о том, что ее могут «исследовать» иностранцы, была нетерпимой. Достоинство и патриотизм советского человека повелевали взять это дело в свои руки. Исследование Северной Земли для советских людей являлось делом чести и патриотическим долгом перед своей страной.

Так работала моя мысль. И еще на острове Врангеля я начал готовиться к экспедиции на Северную Землю.

Три года я провел на острове среди небольшой группы эскимосов, переселившихся сюда со мной с берегов Берингова пролива.

Внимательно всматриваясь в быт эскимосов, я отбирал все ценное из их многовекового опыта жизни на Севере, изучал способы передвижения по морским льдам, езду на собаках, путешествия в темноте полярной ночи, охоту на зверя, устройство лагерей, снаряжение и многое другое, кажущееся на первый взгляд мелочами, но зачастую обеспечивающее успех работы в Арктике. Скоро эскимосы стали говорить: «Умилек (начальник) делает все, как эскимос». Это в их понятии было высшей похвалой.

С каждым днем мечта об изучении Северной Земли, идея освоения Арктики и желание вложить свою долю труда в привлечение ее богатств на пользу родины делали меня сильнее, выносливее и настойчивее.

За время пребывания на острове Врангеля мной была составлена карта острова, собран материал о животном мире и перспективах промысла, составлен гербарий и накоплены материалы о климате острова и ледовом режиме окружающих его вод. А самое главное — здесь я вплотную узнал Арктику, еще больше полюбил ее и научился работать в суровых условиях.

План новой экспедиции выступал все отчетливее.

Когда в конце 1929 года я вернулся с острова Врангеля, этот план был уже продуман до мелочей. Он был предельно прост, предусматривал исследование неизвестной Северной Земли в кратчайший срок и требовал минимальных затрат.

Основными положениями плана были:

Отказ от зимовки корабля, доставляющего экспедицию на Северную Землю или в ее район.

Отказ от обычного в полярных экспедициях метода продвижения основной исследовательской партии с помощью вспомогательных продовольственных партий, работающих одновременно с исследовательской и снабжающих ее продовольствием, топливом и кормом для собак.

Продвижение исследовательской партии с базированием на продовольственные депо, созданные своими силами в период года, когда полевые исследовательские работы по специфическим условиям Арктики невозможны.

Использование для заброски продовольствия, топлива и собачьего корма на будущие полевые маршруты полярной ночи, во время которой в экспедициях, как правило, прекращаются всякие отдаленные санные поездки.

Участие минимума людей, но отлично натренированных и по своим знаниям и опыту способных выполнять разнообразные работы.

В случае необходимости (отсутствие корабля или невозможность его подхода) возвращение экспедиции по окончании работ на Северной Земле на материк собственными силами.

В задачи проектируемой экспедиции входило:

Выяснить, как далеко простирается Северная Земля в западном и северном направлениях и составляет ли она целый массив или представляет ряд островов с проливами, пригодными для мореплавания.

Провести маршрутную полуинструментальную съемку Земли, закрепив эту съемку сетью астрономических и магнитных пунктов.

Провести геологическое обследование Земли с целью выявления как ее геологического строения, так и экономических возможностей.

Собрать материалы по фауне Земли и выявить промысловые возможности.

Провести за весь период пребывания экспедиции на Земле систематические метеорологические наблюдения для характеристики климата Земли и собрать материалы о ледовом режиме омывающих ее морей.

* * *

На второй год моего пребываний на острове Врангеля остров посетило одновременно два самолета. Я узнал новости за год. Потом два года не было ни одной вести. Радио тоже не было, и я совершенно не знал, что делается на родине.

Только вернувшись с острова, увидел, как за три года выросла и окрепла страна. Под руководством партии и своего вождя товарища Сталина она подняла из руин свое разрушенное войной хозяйство. Вступил в действие грандиозный план создания новой индустрии, перевооружения новой техникой всего народного хозяйства — первая сталинская пятилетка. Советский народ с невиданным энтузиазмом крепил свое новое государство. Создавались новые отрасли промышленности, осваивались новые области нашей необъятной родины.

Дошла очередь и до Арктики.

Работа здесь началась еще в первые годы советской власти. И уже в то тяжелое для молодой Страны Советов время правительство, партия и лично Владимир Ильич Ленин придавали этой работе большое значение. Полярным экспедициям уделялось большое внимание.

Уже 2 июля 1918 года В. И. Ленин подписал постановление советского правительства, по которому ассигновался 1 миллион рублей на организацию гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана, в задачу которой ставилось изучение морей Советской Арктики. В это же время на Крайний Север был направлен ряд геологических экспедиций.

Начаты были работы по изысканию и строительству ряда северных портов.

В 1918 году успешно велась подготовка первой Карской экспедиции.

Большую работу по экономическому и культурному возрождению народов Севера еще в 1918 году развернул Народный комиссариат по делам национальностей, во главе которого стоял И. В. Сталин.

Все эти мероприятия были направлены на практическое освоение северного мореплавания и на систематическое изучение Арктики и уже тогда приняли такой широкий размах, которого еще не знала история полярных стран.

Разбойничье нападение англо-американо-французских интервентов, захват ими европейского Севера нашей родины и военная оккупация Сибири и Дальнего Востока временно сорвали осуществление этих широких мероприятий советского правительства. Но как только были изгнаны с нашей земли интервенты и белогвардейское отребье, работы по изучению и освоению Севера возобновились. Уже в 1920 году направляются экспедиции в Белое море, в устье рек Оби, Енисея и Лены, а организованный по декрету, подписанному В. И. Лениным, Сибирский революционный комитет 20 апреля 1920 года создал специальный Комитет Северного морского пути.

На этот Комитет было возложено изучение, оборудование и усовершенствование Северного морского пути «в целях превращения его в артерию постоянной практической связи». В том же году Совет Народных Комиссаров ассигновал 41,3 миллиона рублей на работы по обеспечению безопасности кораблевождения по морям Северного Ледовитого океана. Возобновились Карские экспедиции, развернулись гидрографические работы. В 1920 году была организована Северная научно-промысловая экспедиция ВСНХ, предшественницей которой являлась созданная в 1919 году Народным комиссариатом торговли и промышленности комиссия по изучению и практическому использованию русского Севера, а преемником — современный Арктический институт8].

10 марта 1921 года В. И. Ленин подписал декрет об организации Пловучего морского научного института; в этом декрете дана ленинская программа изучения Советской Арктики.

Народный комиссар по делам национальностей И. В. Сталин шире и шире развертывает работу по возрождению народов Севера. В марте 1922 года коллегия Наркомнаца выносит решение об организации подотдела «по охране и управлению первобытных племен Севера России».

В задачи подотдела входило всестороннее изучение жизни и хозяйственного быта северных народностей в целях безболезненного приобщения их к новой, социалистической культуре Советской России, в соответствии со своеобразными природными условиями их жизни и их первобытным патриархальным хозяйством.

Позднее на базе этого отдела при Наркомнаце был создан Комитет Севера, через год реорганизованный в Комитет содействия народностям Севера при ВЦИК.

После смерти В. И. Ленина вся деятельность по освоению Советской Арктики проводится под непосредственным руководством И. В. Сталина. По указанию товарища Сталина все шире развертывалась работа советских полярников. Экспедиции работали на Новой Земле, на Новосибирских островах, на Енисейском севере. Строились новые полярные станции, полярные порты.

В восточном секторе Советской Арктики развертывали работу дальневосточные моряки; они боролись за установление морских рейсов в Чукотское море и к устью реки Колымы.

С 1929 года, с начала первой сталинской пятилетки, Арктика уже входит в общий народнохозяйственный план страны. Совет Народных Комиссаров образовал правительственную Арктическую комиссию.

В своем решении от 31 июля 1928 года об образовании этой комиссии Совнарком отмечал, что она организуется в связи с ходатайством ряда научных учреждений Союза ССР об усилении научно-исследовательской работы в арктических владениях Союза ССР. На Арктическую комиссию возлагалась организационная и финансовая проработка пятилетнего плана научно-исследовательской работы в арктических владениях Союза ССР.