Лютый

Садясь в борт, он еще раз взглянул на место сражения, и холодок пробежал по его спине. Среди камней, омытых кровью, лежали кровавые куски мяса, завернутые в камуфлированную ткань.

Вся эта трагическая картина навевала в душе Сергея всевозможные философские измышления, заставляя его думать о правильности этой войны. Ведь он понимал, что исполняет только приказ. Кто стоял за этим, и чьи интересы в Чечне представлял русский солдат, было тогда неизвестно, они были просто солдаты, солдаты, исполняющие свой долг!

* * *

Лютый открыл глаза и вновь вернулся в реальный мир, оставив воспоминания о прошлом в файлах своего мозга. Духота в самолете не давала расслабиться. Тот, кто был тепло одет, разделся и спал безмятежным сном. Люди не обращали никакого внимания на жуткое тарахтение, которое исходило с правой стороны самолета.

Девчонка спала, положив голову на плечо Сергея. Тонкая струйка слюны стекала из уголка ее рта, подчеркивая этим сладость сна.

Сергей стал пристально рассматривать все происходящее в самолете. Ему после пива очень хотелось курить. В этом самолете салон для курящих был почему-то не предусмотрен. Однако охотники, которые без остановки резались в карты, дымили вовсю своими самокрутками. Они не обращали внимания на спящих в салоне и на те посторонние звуки, которые исходили от монотонного жужжания.

Сергей робко достал сигарету и закурил. Он прятал ее в кулак, чтобы никто не видел и продолжал изучать летящую публику.

Самолет местной авиалинии скорее напоминал не воздушное транспортное средство, а какой-то межколхозный автобус, перевозящий механизаторов и упитанных доярок к месту работы. Они постоянно пахли соляркой и коровьим навозом, и этот запах впитался не только в одежду, но и в кровь.

Сергей никогда не брезговал такими местами. Только здесь он чувствовал единение с русским народом и духовную близость. По своей натуре до корней волос он не был эстет, поэтому ему всегда легко давалось подобное общение в злачных и грязных местах. Это и закалило его восприятие той атмосферы, от чего люди нормальные могли просто потерять сознание.

Около двери пилотов сидели инкассаторы, а напротив них на ящике с золотом расположился мент, держа автомат на коленях. Сергей был абсолютно равнодушен к блеску золота, поэтому у него, как человека неискушенного не возникало никакого желания обладать таким богатством. Лишь мысль сочувствия промелькнула в его голове, так как он представил, какую тяжесть им приходится таскать каждую неделю, рискуя своей жизнью.

Погрузившись снова в воспоминания, Сергей старался вспомнить те последние минуты, когда он еще жил на свободе и даже не представлял, какую подлость, ему боевому офицеру подкинет его нелегкая военная судьба.

После двух лет пребывания в Чечне, он старший лейтенант, уже стал матерым разведчиком и из многих передряг, свалившихся тогда на его голову, всегда выходил победителем. Даже старшие офицеры старались водить с ним дружбу, потому что они знали надежность и бесстрашие молодого командира разведроты. Десантники всегда считали за честь служить у Лютого. Он был далек от политики, но как профессиональный солдат четко делал свое дело и не всегда выполнял приказы тех, кто был абсолютно бездарен как в стратегии, так и тактических приемах. Нередко случалось, когда благодаря таким блатным штабникам из академий, десантники гибли целыми взводами, ротами, батальонами. Никто из них никогда не нес ответственности за жизни молодых, еще не обстрелянных ребят.

Война для Сергея подходила к концу. Очередная командировка заканчивалась и уже совсем близко была спокойная жизнь в военном гарнизоне. Колонна машин двигалась в Грозный на погрузку на платформы. Впереди был Псков и ставший уже родным поселок Черёха, где располагался 104 десантный полк.

Сергей, как и всё командование кавказской группировкой знал, что в рабстве у чеченцев томятся русские парни, за которых бандиты требуют выкуп. Лютый об этом тоже знал, пока до него не дошла информация, что у одного богатого нохчи в яме сидит офицер-десантник, с которым он учился в рязанском училище. Для Сергея это стало той каплей, которая переполняет сосуд души и тогда начинается то, что в народе именуется стрессом. Да, для него это был настоящий стресс.

По сведениям агентуры ФСБ ему стало известно, что в одном высокогорном ауле в руках Саида Эльдарова остались пятеро наших ребят, а среди них и старший лейтенант Лазарев, которого Лютый знал под позывным «заря». Сергей, когда узнал об этом, словно взбесился. Он знал, что до конца командировки осталось двое суток и на смену псковскому десанту уже идет другая группа.

Сергей словно пуля ворвался в палатку командира и на повышенных тонах потребовал направить его в рейд, чтобы вытащить из плена русских парней. Но полковник, предчувствуя, что служба в этом проклятом месте подходит к концу, а полк через два дня выдвигается к месту постоянной дислокации, сказал:

— Старший лейтенант Лютый, наш полк послезавтра возвращается в Псков. Возвращение пленных это дело комитета солдатских матерей, а также ФСБешников. Пусть Кадыров и его бойцы занимаются возвращением пленных на родину.

— Товарищ полковник, это же наши люди, это простые русские православные парни. Они никогда не примут мусульманской веры. Вы же офицер-десантник, неужели вам наплевать на них?

— Мне, старший лейтенант, дан приказ, и я жду, жду, когда поступит команда на погрузку, и мы выйдем из этой долбаной республики Ичкерия. Поэтому никаких операций мы больше проводить здесь не будем. Вам, старший лейтенант, ясно? — сказал полковник, переходя на крик.

Лютый вышел из палатки на боевом взводе, словно граната с выдернутым кольцом. Чтобы успокоить взвинченные нервы после резкого разговора с командиром полка он вытащил из кармана пачку. Достав сигарету, он закурил и глубоко затянувшись, пробубнил себе под нос:

— Да плевать я на тебя хотел…

Через несколько минут он ворвался в расположение роты, и что было сил, заорал:

— Разведвзвод, боевая тревога! Строиться на улице по боевому порядку!

Мгновенно разведвзвод заметался по палатке, хватая вещевые мешки, бронежилеты, оружие. Через пять минут вся рота стояла возле палатки в полной боевой выкладке.

Лютый шел вдоль строя солдат, глядя каждому в глаза и после долгой паузы, сказал:

— По донесению агентуры, в одном высокогорном ауле у местного бандитского авторитета, в плену пятеро наших ребят. По договоренности с администрацией чеченской республики и планов ротации, принятой правительством Российской Федерации, мы через два дня возвращаемся домой в Псков!

— Мне необходимо десять добровольцев. Приветствуется решение старослужащего состава. Кто согласен, шаг вперед, марш!

Весь взвод вышел без исключения. К горлу старлея подкатил комок, а на глаза накатила скупая мужская слеза. В эту минуту Сергей увидел, что его ребята, его подчиненные, доверяют и любят командира взвода, старшего лейтенанта Лютого.

— Еще раз повторяю, в бой идут одни старики! Добровольцы, шаг вперед, марш!

Снова весь взвод сделал шаг вперед.

Командир, глядя на них, выругался, как последний сапожник и, пройдя вдоль строя, пальцем указал на тех, кто, по его мнению, должен идти в рейд.

— Со мной идут те, кого я выбрал! Сорок минут на сборы, остальным занятия по плану! — сказал он, дожидаясь, когда взвод разойдется.

В строю осталось десять человек, которые ждали команды.

— Десантники, через два дня мы возвращаемся в Черёху. Но у нас есть еще одно дело, которое выходит за рамки нашей компетенции. Наши братья, наши российские граждане находятся в рабстве у известного бандита Аргунского ущелья Саида Эльдарова. Каждого из них ждут матери и любимые девушки. Я не исключаю, что кто-то может погибнуть во время этой операции. Я не исключаю, что возможно погибнем мы все, но мы русские и должны показать этим ублюдкам, что русские смерти не боятся. Уже через два дня мы покинем Шалинский район. Через два дня мы грузимся на платформы и убываем на место постоянного расквартирования нашего полка в Псков. Но кто, кто из вас знает, в чем его карма? Для чего господь послал вас на эту землю? Возможно, возможно бог предвидел этот момент, и в случае смерти примет к себе самого достойного из нас. Если суждено погибнуть мне, то я сделаю это, не задумываясь, потому что это мой выбор! Вы со мной, мои десантники? — спросил Сергей своих подчиненных.

Дружный возглас бойцов возвестил о полнейшем согласии с боевым командиром. В те минуты по спине Сергея пробежали мурашки. Он знал, что нарушает приказ. Он знал, что это должностное преступление, но он не мог поступить иначе. Ведь там, в глубокой каменной яме сидел его друг, который поступил бы точно также.

Сейчас Лютому было удивительно приятно, что эти вчерашние пацаны уже сегодня были настоящими мужиками, которые могли идти с ним даже в ад. Они, его десантура верили своему командиру и каждому его слову.

— Так, так, так! — по-привычке сказал Сергей, как бы подводя черту. — Получить тройной боекомплект и паёк на двое суток. Если прапорщик Загоруйко будет против, я разрешаю взять силой. Под мою ответственность! Приказываю, сержанту Аверину принять командование и на БМД выдвигаться в сторону аэродрома.

Десантники мгновенно приступили к выполнению приказа и, бряцая оружием, скрылись в направлении полкового склада. Лютый, оседлав УАЗ командира полка, рванул с места, поднимая рыжую пыль. Через мгновение он скрылся в направлении бортной площадки.

Пилоты бортов, оставшись временно без работы, занимались своими делами. Кто валялся в палатке и рассматривал мужские журналы, кто в последний раз вместе с технарями ковырялся в машине. Сергей опытным взглядом десантника определил дежурный МИ-8, который стоял почти всегда под «парами». Его пилоты вместе с технарями сидели возле вертушки и на ящиках яростно резались в домино. Приказы на вылет последние дни все реже и реже носили боевой характер. В связи с ротацией войск боевые действия временно не велись, поэтому в воздухе было спокойно.

Лютый в полной боевой экипировке подошел к пилотам и с ехидством, как бы шутя, спросил:

— Мужики, хозяина этой вертушки, где я могу видеть?

— Что ты, Сережа, хотел? — спросил майор Белоцерковский, глядя на Лютого снизу вверх.

— Да хотелось последний раз поглядеть на эти горы с высоты птичьего полета, — ответил старший лейтенант. — Когда еще доведется побывать…

— У нас сегодня день нелетный. Приказа на запуск не было. Вон видишь, полдня в домино режемся. Вся группа сидит в ожидании смены состава. Мы по графику штаба вылетаем, сам понимаешь!?

— Мне, мужики, очень нужно слетать, во, как надо! — Сергей ребром ладони провел по горлу.

— Сергей, ты же знаешь, приказа не было и сегодня уже вряд ли будет. Кому в последние дни умирать хочется!? — сказал майор, не подозревая, что этим своим выражением провоцирует Лютого на более решительные действия.

— Сегодня, мужики, я буду ваш приказ!

Он, передернув затвор автомата, направил его на офицеров полный решимости применить оружие. Его глаза источали свет безумства. Один из технарей, откинувшись назад, неловко упал с кислородного баллона, на котором сидел. Прапорщик взглянул на рассвирепевшего Лютого полными ужаса глазами. Он, как будто парализованный гипнотическим взглядом среза ствола автомата «Калашникова», решил не дергаться, а покорно остался лежать на спине.

Офицеры знали, что с Сергеем Лютым связываться не стоит. За два года командировок он окончательно «отморозился», приняв близко к сердцу гибель шестой роты своего 104 полка. Для него сейчас не было авторитетов, которые могли повлиять на отмену его решения, каким бы оно не было сумасшедшим. В таких случаях он всегда говорил: «Для меня авторитет лишь Пол Пот, да Пиночет!»

— Мужики, мне все равно светит срок за невыполнение приказа командующего. Мне сейчас по шарабану хочешь ты, майор, сегодня летать или нет! Считайте, что я беру вас в заложники! Так что, давай, майор, заводи свою «кофемолку» и не расшатывай мои и без того расшатанные нервы! — сказал Сергей таким тоном, что бортчики поняли, что Лютый шутить не будет.

Один из офицеров, оглядываясь, пошел к борту, чтобы подготовить его к взлету. Делать было нечего и нужно было выполнять приказ сумасшедшего разведчика. Он знал, что Лютый если что надумал, то любыми путями исполнит свою идею.

— Пошли, командир, к машине и прости меня великодушно, я иначе не могу. В рабстве мой друг по училищу. Я же, Виталик, как и ты, офицер, а мы ведь своих не бросаем. Ведь мы же с тобой русские люди! — сказал Сергей, заранее извиняясь.

— Ты можешь толком объяснить, Сергей, что случилось? — спросил летчик, озираясь на ствол автомата.

— Слушай, Виталик, через пару дней мы уходим, но мы не должны, понимаешь, не должны оставлять своих солдат и друзей. Мы не должны бросать тех, кто закрывал грудью твою же, майор, жизнь. Ты мне скажи, ты бы бросил своих братьев в плену у боевиков!? Ты бы бросил, чтобы над ними издевались, превращали в рабов, мочились на них, унижая честь и достоинство!? — спросил старший лейтенант, глядя в глаза летчику.

— Я принял решение, и я вытащу их из этого ада, даже если мне придется рассчитаться жизнью! Ты меня понял, майор, ничего личного и это не красивые слова, а мое незыблемое кредо?

— Сергей, ты же знаешь, захват воздушного судна это уже террористический акт, тебя же потом под трибунал отдадут! — сказал майор, старясь уговорить Лютого не совершать ошибку.

— Победителей, майор, не судят! А террористом, террористом меня, Виталик, моя любимая Родина сделала, и всему этому научила! Я уже несколько лет учусь убивать, на моей совести убитых горцев больше, чем сейчас патронов в моём боекомплекте. Поэтому лучше не дергайся, одним больше одним меньше, какая мне сейчас разница, если меня спишут в отставку и упекут в психушку!? Ты, когда, Виталик, полетишь, то думай об их матерях, так будет легче нарушать приказ! — сказал Лютый и засмеялся.

— Летим куда? — спросил майор Белоцерковский, поднимаясь в борт.

— Пойдем сперва над Аргунским ущельем в сторону Грузии, южнее Улус-Керта, дай мне полетную карту я точно покажу. Где сесть скажу позже, я в этих краях уже воевал, и знаю там каждую горную тропинку, — спокойно сказал Сергей.

— Ты что, Лютый, охренел, да там не одну вертушку духи завалили. Мы же даже до Тасбичей не проскочим! — ответил майор, зная эти места, где до сих пор торчали обгорелые остовы вертушек.

— Ты, майор, не бзди, духи уже свои кордоны сняли! Они же не дураки, как наши генералы. Их там так Кадыров защемил, что они из своих родовых башен вылезти бояться, а другие в Грузию на вольные хлеба подались. Поэтому, они уже давно там гашиш курят, а не воюют.

Майор запустил двигатель, и винт борта стал раскручиваться, набирая положенные ему обороты. Опробовав машину на всех режимах, пилоты по радиостанции связались с «вышкой», чтобы получить добро на взлет. Лютый взял в руки гарнитуру и, включив тангетку в режим передачи, спокойно сказал:

— Всем, всем, всем! На связи «Лютик»! Я старший лейтенант Лютый, разведка ВДВ! Для исполнения поставленной задачи по освобождению пленных воинов-десантников мне пришлось силой захватить борт 059! Я гарантирую жизнь экипажу в случае исполнения всех моих требований. Любые попытки пресечь мои действия могут привести к гибели экипажа и машины! Повторяю, любые попытки пресечения моих действий, приведут к гибели экипажа и машины. Мне терять нечего! Да, майор, представь, что мне терять нечего, кроме своих погон и свободы, — сказал он, отключив гарнитуру.

— Давай, майор, жми свои педали, поехали. Сядешь в автопарке, моих бойцов заберем, а то они уже потеряли боевой дух, — сказал старший лейтенант и, глубоко вздохнув, присел сзади пилота на откидную сидушку.

Борт поднялся, поднимая клубы рыжей пыли и, не поднимаясь, на малой высоте пошел в сторону автопарка. Там его уже ждали разведчики. Пройдя в метре над забором с колючкой, он завис среди БМДешек и мягко опустился. Винт борта, закручивая своими лопастями, поднял пыль, скрыв на мгновение посадку десантников. Когда посадка была почти закончена и вертушка должна была взмыть в небо, к машине на полной скорости подъехал БТР. На его броне сидел командир полка полковник Мелентьев.

Он, словно последний сапожник, ругался матом, махая пистолетом. Спрыгнув с брони, полковник подскочил к борту. В это время из проема двери показалось лицо старшего лейтенанта Лютого. Глядя полковнику в глаза, он с улыбкой сказал:

— Салям алейкум, товарищ полковник. Вы с нами?

Мелентьев, махая под носом старшего лейтенанта пистолетом, стал угрожать ему трибуналом. Сергей, улыбаясь, слушал семиэтажную брань на великом могучем языке русских классиков. Смыслом ее было только одно: Трошев, трибунал, расстрел перед строем, враг народа.

Сергей прямо перед носом полковника закрыл двери и, пройдя в пилотскую кабину, спокойно сказал:

— Поехали, мужики, поехали! Мелентьев пожелал нам счастливого пути! — сказал Лютый, улыбаясь, и тронул за плечо пилота-майора Белоцерковского.

— Давай, Виталик, отваливаем, нам сейчас каждый час дорог.

Вертушка поднялась в воздух и, оставляя за своим бортом разгневанного командира 104 полка ВДВ, взяла курс на Итум-Кале. Полковник, придерживая кепи рукой, с чувством какого-то отчаяния в предвкушении служебного несоответствия, высадил вслед борту всю обойму из пистолета Макарова. Возможно, он хотел помешать старшему лейтенанту, а возможно это был всего лишь приступ бессилия перед тем, кто решил ценой своих погон и даже ценой свободы взять на себя ответственность за судьбы других людей.

Когда машина утонула в мареве синих гор, Мелентьев махнул рукой и, бубня сам себе под нос, сказал:

— Молодец, старлей, сукин сын! Вернётся, посажу, как пить дать, посажу! Может его хоть тюрьма исправит, героя хренова! Что теперь докладывать Трошеву?

Вертушка уверенно пошла в направлении реки Аргун. Эти места пилотам были знакомы, как нигде, потому что здесь им почти постоянно приходилось держать ухо и глаз востро. Духи облюбовали этот стратегический плацдарм, и здесь клали наши борты. Дорога «жизни» была пробита в горах на высоте ста метров, исключительно простреливаясь со всех точек горного ущелья, промытого за миллионы лет рекой Аргун.

Внизу на протяжении всего ущелья лежали искореженные скелеты машин, БТРов, бензовозов. Многие уже были покрыты толстым слоем ржавчины.

Сколько ребят, сколько лучших сынов потеряла здесь наша Отчизна? Многие могли бы стать инженерами, поэтами, артистами. Не суждено было сбыться их мечтам вдали от своих семей, вдали от своих родных и любимых. Теперь подобно памятникам по всей дороге, как напоминание лежала ржавая техника, покрываясь пылью забвения.

Тогда в начале третьего тысячелетия не верилось, что уже через несколько лет вся это война останется лишь воспоминанием того национального позора, нахлынувшего на Россию после развала великой страны под названием СССР.

Борт, словно челнок, мотался по ущелью от одной стороны к другой, а на особо опасных местах, где проходили тропы боевиков, веером отстреливал тепловые «ловушки».

Как и предполагал Лютый боевики, зная о ротации войск, основные свои силы сосредоточили севернее Грозного. А здесь в нескольких километрах от Грузии в живописном ущелье реки Аргун была вотчина Рамзана Кадырова, который клятвенно обещал Президенту России, что в этом месте ни с одного русского солдата не упадет даже волос. Днем было так, но приходила ночь и все менялось. Пули снайперов уносили жизни десантников и «собак», как бандиты окрестили бойцов внутренних войск. Это были непримиримые полевые командиры, воспитанные на принципах ислама, восходящих от Мухаммеда аль-Ваххаби, для которого война была методом продвижения ислама на север.

— Мужики, садимся вон на том плато, — сказал Лютый, показывая на небольшую площадку, — я надеюсь, что мои прогнозы по поводу утраты бдительности боевиков оправдаются. Ровно через двадцать четыре часа мы встречаемся в районе села Нихалой. Я, когда выведу туда свою группу выйду на связь. Передайте полковнику Мелентьеву, что я вернусь, обязательно вернусь. Пусть готовит рапорт в трибунал, я отвечу по всей строгости закона, — сказал Лютый без всякого чувства сожаления.

Борт, накренившись на один бок, зашел на посадку. Небольшая площадка среди скалистой местности была единственным местом, где можно было выбросить десант.

Сделав горку вниз, вертушка зависла в метре над скалой. Десантники по одному стали покидать машину, мгновенно принимая боевую готовность, чтобы обеспечить другим беспрепятственную высадку и целостность воздушного судна.

Из борта на камни посыпались вещевые мешки с сухпайком и взрывчаткой, которая порой была так необходима. Сергей последним покинул вертушку и, помахав рукой летчику, поднял кверху большой палец.

— Давай, Виталик, — услышал пилот в наушниках и, поднявшись над плато, МИ-8 нырнул в Аргунское ущелье.

— Так, бойцы! Спускаемся в лощину! Там проведем рекогносцировку и решим организационные вопросы. Сержант Аверин в авангарде, направление — юг. Я замыкаю колонну. Бегом, марш! — приказал старлей и, словно горный тур, заскакал с камня на камень.

Десантники стали следом за командиром спускаться в лощинку. Впереди протекала небольшая речка, которая настолько прогрызла каменное дно, что углубилась на пару десятков метров в толщу каменной породы. Ручей этот впадал в реку Аргун, которая особым полноводием не отличалась. Как и все горные речки, она была неглубока, но стремительна, с огромным количеством перекатов и подводных камней.

Кусты, тростник и деревья с ветками, свисающими до самой воды, вполне могли быть временным пристанищем и укрытием от посторонних глаз.

Старлею нужно было выработать стратегию и тактику, намеченной его планом операции. От этого места до объекта оперативной разработки было примерно около десяти километров. Высота, находившаяся на уровне хребта Хача, позволяла группе прикрытия держать связь с её основной частью, которая должна следовать по горной тропе чуть ниже.

Собравшись в ручье под пологом деревьев и скал, сержант выставил боевое охранение.

Десантники своё дело знали профессионально. За время службы они прошли хорошую школу войны на Кавказе под командованием старшего лейтенанта Лютого, который стал легендой второго этапа чеченской войны. Легендарный араб Хаттаб за голову простого лейтенанта платил 250 тысяч долларов США. Боевики иного генерала оценивали в меньшую сумму, а значит, значит, этот лейтенант был не так прост, как могло показаться неискушенным наемникам, которые на этой войне делали свой гешефт.

Лютый подошел следом в тот момент, когда десантники уже присели в ожидании командира. Некоторые закурили в предчувствии большого перехода, и пока шел перекур, еще раз проверили свою экипировку.

— Так, бойцы, задача такая. Нам необходимо выйти на рубеж аула Ведучи, где по донесению нашей агентуры, находятся пятеро наших пацанов, захваченных в плен еще пару месяцев назад.

— Командир, а ведь речь шла о селении Тасбичи, — переспросил сержант Аверин, — село Ведучи находится на другой стороне хребта Хача.

— Аверин, в штабе на террористов работает крот. Если бы я промолвился о месте проведения нашей контртеррористической операции, то еще, не долетев до места, об этом бы знали люди Хаттаба. Нас бы сейчас встречали со всеми почестями. А так они там, а мы здесь. Они думают, что мы пойдем на Тасбичи, а мы через хребет идем на Ведучи. Я приказываю силами взвода, используя складки местности, постараться подойти вплотную к селению Ведучи еще до наступления темноты. Необходимо визуально определить предполагаемое местонахождение пленных. Нам также нужно вычислить дом местного авторитета, где их держат. Нашему взводу предстоит устроить этим ублюдкам напоследок настоящую «Варфоломеевскую ночь». Чтобы они всю оставшуюся жизнь, суки, помнили российский десант и нашу шестую роту.

Вслед за приказом послышались закрученные рулады ядреного русского мата. Да такого отборного, что разведчики засмеялись, удивляясь командирскому красноречию.