Кремль 2222. Ярославское шоссе

Зигфрид помолчал немного, ответил:

– Да ничего я не думаю. Надо просто идти. Если ОНИ решили, что мы сдохли, то это дает нам преимущество, которым надо пользоваться.

– Согласен, – кивнул Книжник. Поймал взгляд светящихся в темноте красных глаз-бусин. – Что смотришь, Грымза? Давай вперед, на разведку!

Зверь мгновенно сорвался в бег и скрылся в темноте.

– Я никак в толк не возьму, – глядя ей вслед, проговорил Зигфрид. – Она действительно все понимает? И реально выполняет твои команды?

– Сам не знаю, – признался Книжник. – Но в любом случае, это не моя заслуга. Спасибо Отшельнику.

– Да, – задумчиво проговорил воин. – Отшельник бы сейчас пригодился.

– Это почему?

– А ты погляди, – Зигфрид кивнул вперед.

Сколько Книжник ни пялился во мрак, но ничего не увидел. Зрение веста было на порядок чувствительнее в темноте.

– И что там?

– Там Чащоба.

– Чащоба? Это лес такой? Вроде Джунглей?

В Джунглях Книжнику уже приходилось бывать. Район, плотно захваченный мутировавшей растительностью в районе Хамовников. Место было удивительное и опасное. С одной стороны, жизнь там била ключом, и это было настоящим феноменом для полуразрушенной, выжженной Москвы. Но это была чужая жизнь – словно завезенная с другой планеты. Джунгли были враждебны всему живому, что попадало в них извне. Они пожирали, растворяли в себе любую органику. Даже обитавшие там потомки людей выжили лишь благодаря странному, противоестественному симбиозу с этим растительным монстром.

– Чащоба – это Чащоба, – просто сказал Зигфрид. – Наверняка там полно диких тварей, которых Отшельник с удовольствием приструнил бы.

– Отшельник старый, он бы сюда не дошел.

– Ради этого я бы его под мышкой пронес всю дорогу. Впрочем, все это фантазии. Так что выяснять, что там и как, придется нам самим.

– А что там может быть? – семинарист поежился.

– Лично я там не был, так что ничего сказать не могу. Но трасса идет прямиком туда.

Так и пошли – по Ярославскому шоссе, которое в этом месте было перепахано многочисленными воронками от взрывов. Земля здесь была перемешана с оружейным металлом. После тяжелых боев на подступах к городу не осталось ни одной целой единицы техники – все было перемолото, как в гигантских жерновах. Российские танки и натовские ударные роботы, оружие, боеприпасы и кости погибших – все это образовало здесь особую, специфическую почву с повышенным содержанием железа, вольфрама, органики и обедненного урана.

Книжник достал из рюкзака самодельный «дозиметр» из ветки кремлевской березы. Дерево на срезе чуть светилось розовым – земля здесь заметно «фонила».

– Нельзя здесь долго находиться, – заметил Книжник.

– Вон она, опушка, – сообщил Зигфрид. – В лесу радиация должна быть меньше.

– М-да? – с сомнением процедил Книжник.

Он тщательно разжевывал «антирад» собственного же рецепта. Предложил грубую пилюлю Зигфриду, тот с сомнением поглядел на плотный шарик из тщательно перетертых трав и химикатов – и отказался. Что Зигфриду та радиация? Крепкий орешек, ничего не скажешь.

Светало. Теперь и семинаристу стало видно, как в утреннем тумане проступает граница мрачного леса. Такого ему еще не приходилось видеть. Мощные узловатые стволы в несколько обхватов, гигантские кроны и черные провалы проходов в неизвестную глубину. Растительность здесь казалась невероятно прочной, словно была высечена из камня. Клочья коры на деревьях напоминали потрескавшуюся штукатурку, любой обвалившийся кусок грозил проломить голову. Лианы, обвивавшие стволы, больше напоминали ржавые трубы древнего газопровода. Этот лес внушал ужас, от него буквально веяло холодом и мраком. В городских развалинах, конечно, доводилось видать всякое, но развалины для жителя Кремля – дело привычное.

Другое дело – лес. В старых книгах полно информации о лесах, о путешественниках, продиравшихся сквозь заросли и заблудившихся в чащах. Но то книги, а это реальность. Книжник даже представить себе не мог, что где-то на Земле сохранились настоящие леса. Он был уверен, что все они погибли еще во время затянувшейся ядерной зимы. А тут – на тебе.

Конечно же, это был не просто лес. Это – порождение Последней Войны, как и большая часть живущего на планете. Все просто: ядерная война уничтожила прежние формы жизни. Их место заняли новые – те, что сумели выжить, приспособиться, научиться выживать за счет пожирания конкурентов. Ну и конечно, свою роль внесли мутации. Не обычные мутации, с которыми когда-то экспериментировали ученые на безобидных мушках-дрозофилах. Эти мутации – порождения Полей Смерти, которые и сами по себе были вроде как мутацией самого пространства и времени. Трудно это понять и уложить в голове – ведь наставники, обучавшие его в Семинарии, сами толком не знают, что происходит за пределами кремлевских стен. Их дело – передать новым поколениям чудом сохраненные знания предыдущих поколений. То же, что стало с Землей после долгой ядерной зимы, придется выяснять самостоятельно. И он, Книжник – первый, кому удалось забраться настолько далеко от границы привычной жизни.

Путники остановились на опушке страшного леса. От границы растительности их отделяла полоса мертвой, потрескавшейся земли – словно Чащоба высосала из нее все соки на расстоянии, до которого смогла дотянуться корнями.

Шоссе уходило прямиком в гущу деревьев. Было о чем призадуматься. Даже в московских «каменных джунглях» полным-полно опасной растительности, вроде хищных лиан и ядовитых плющей, или хищных плющей и ядовитых лиан. Но там вся эта «зелень» пряталась в руинах. Здесь же из растительности состояло все – пол, стены, потолок. Даже воздух в Чащобе был ничем иным, как ее собственным дыханием.

Не только у людей вид Чащобы вызывал оторопь. Грымза, до этого смело шедшая впереди, опасливо переминалась с лапы на лапу и тихо поскуливала. Оно и понятно: крысопсина – порождение города, его развалин и лабиринтов подземных коммуникаций. Дикие леса – вотчина совсем других тварей.

– У меня у одного ощущение, что из одной ловушки мы выбрались прямиком в другую? – проговорил семинарист.

Зигфрид молча поглядел на него – и отправился вперед, под арку из тяжелых ветвей, между уродливыми толстыми стволами. Немного осмелев, за ним засеменила Грымза. Книжник нервно поправил висевший на плече арбалет и отправился следом.

Под мощными кронами стало ощутимо прохладней. Но, как ни странно, – гораздо легче дышать. Черт возьми, воздух здесь был просто чудесный – хотелось дышать все глубже, наслаждаясь каждым глотком живительного газа…

– Не увлекайся, – раздался отрезвляющий голос Зигфрида. – Чего скалишься, как пьяный?

Усилием воли Книжник заставил сползти с лица неуместную улыбку:

– Похоже, какие-то психотропные вещества в воздухе. Может, эфиры или еще что…

– Ты особо не зевай, – проворчал Зигфрид. – Не нравится мне, когда вот так тянет расслабиться. Не то это место, чтобы зевать.

Они все дальше углублялись в заросли. Откуда-то из глубины донесся протяжный низкий звук – то ли рычание, то ли стон. Книжник поежился и, чтобы отвлечься, задрал голову кверху, изучая деревья. Интересно, что даже под этими мощными кронами было довольно светло. Может, дело в том, что вдоль бывшего шоссе деревья росли сравнительно редко. Впрочем, закрывая небо над головой, они пропускали достаточно света сквозь полупрозрачные листья, как сквозь цветные витражи. Это создавало удивительный эффект: когда, наконец, солнце взошло в зенит, стволы и почву под ними покрыли бледные цветные узоры, играющие в такт ветру. Зрелище было удивительно красивым, и можно было поддаться иллюзии безопасности в этом мирном, спокойном лесу.

– Сзади! – страшным голосом рявкнул Зигфрид, и только выработанный за время походов рефлекс спас Книжнику жизнь.

Он рухнул, ощутив, как над ним пронесся сгусток сжатого воздуха, и что-то тяжелое гулко упало рядом. Парень застонал: его все же задело, ударив по ребрам, заставив болезненно кувыркнуться. Он резко поднял взгляд. Прямо перед ним был хребет громадной зверюги, очевидно, бросившейся на него с дерева. Глаз успел отметить, что тварь была начисто лишена шерсти, и более того – сквозь полупрозрачную кожу отчетливо проглядывали мышцы и даже внутренние органы. Особенно потрясало бешено колотящееся сердце за костями, будто состоящими из мутного стекла.

Впрочем, тварь отнюдь не выглядела хрупкой. Она напоминала бы помесь леопарда и волка – если бы не необъяснимая полупрозрачность. Ребра за прозрачной кожей резко вздымались от частого дыхания. Мгновенно вспомнился Чико – верный друг и боевой товарищ, пораженный подобным недугом. Если это, конечно, недуг.

Взбешенный промахом, зверь развернулся прыжком и готов был прикончить оцепеневшего парня, у которого не было никаких шансов – ни вытащить нож, ни воспользоваться арбалетом.

Спасение пришло неожиданно. Сбоку метнулось что-то бесшумное, стремительное – и сбитый с ног хищник кубарем полетел в сторону. Секунду спустя два зверя яростно сцепились в плотный смертоносный комок.

Грымза. И на этот раз Книжник решил не оставаться в долгу. Было совершенно ясно, что зверь из Чащобы гораздо сильнее крысособаки, и быстро одолеет ее. Парень не дал хищнику такого шанса: сдернув с плеча арбалет, он выстрелил, почти не целясь.

Выстрел вышел удачный: с пробитой башкой тварь кувыркнулась через голову и мгновенно отключилась. Впрочем, это не остановило Грымзу: она продолжала свою войну, грызя и терзая отвратительное полупрозрачное тело. Брызнула бледная кровь, на воздухе странным образом обретшая розоватый оттенок, и победа перешла в пиршество: Грымза принялась вгрызаться в тело, добираясь до горячих потрохов, после чего, безо всякой паузы начала жадно жрать. Не прошло и пяти секунд, как крысособака практически полностью погрузилась в труп жертвы, словно в кокон. Сквозь прозрачную плоть было видно, как крысопсина двигается, жрет и давится, и это движение напоминало бунт взбесившегося плода, стремящегося вырваться из чрева самки.

Это было настолько омерзительно, что Книжник отвел взгляд. Зигфрид еще некоторое время с любопытством наблюдал за происходящим, заметив:

– Ну, хотя бы кормить ее не придется.

– Меня только что чуть не убил дикий зверь, – мрачно констатировал Книжник. – А ведь мы только вошли в эту Чащобу. Что дальше?

– Всех нас когда-нибудь убьют, – философски заметил воин. Искоса поглядел на спутника. – Да успокойся, у меня все было под контролем.

– Что, и в этот раз? – вскипел Книжник.

Зигфрид лишь усмехнулся и отправился дальше. Оставалось лишь сердито пыхтеть и тащиться следом. А что можно возразить? Он все еще жив, и жаловаться на это не приходится. Остается надеяться на то, что такие монстры падают на голову не через каждую сотню шагов. В конце концов, у зверя должна быть своя территория, которую он защищает, свои охотничьи угодья. Так, по крайней мере, пишут старые книги. Иногда очень хочется верить тому, что пишут. Правда, порой такое доверие может обернуться бедой.

Грымза догнала их шагов через двести. Выглядела она заметно погрузневшей, разбухшей, как бочонок, но чрезвычайно довольной. Правда, окровавленная морда отнюдь не прибавляла ей шарма, как и исходившая от нее вонь, которая теперь еще больше усилилась.

– Ну и свинья ты, Грымза, – скривившись, заметил Книжник. – Крысосвинья ты, вот ты кто.

– Или свинособака, – зевнув, добавил Зигфрид.

Объевшаяся Грымза часто дышала, длинный язык свисал под кривыми клыкорезцами. Тонкий хвост довольно вилял, будто зверь воспринимал все сказанное как поощрение и комплименты. Даже погладить захотелось этого монстра – да брезгливость не позволила.

Зигфрид сбавил шаг, опустился на колено. Поглядел на землю, сказал:

– Здесь кто-то был.

– Еще бы, – фыркнул Книжник. – Вот он, у Грымзы в брюхе.

– Я про людей говорю. Следы видишь?

Книжник склонился рядом, невидяще таращась в бугристую землю. Пожал плечами:

– Ямки какие-то вижу, следы – нет… Да если даже это и следы, с чего ты взял, что человеческие?

Зигфрид выразительно поглядел на друга, но промолчал. Книжник смутился. И то верно, чего это он умничает? Ведь не разбирается он во всех этих охотничьих тонкостях, следопыт из него, как из дерьма конфета.

– Нельзя этим путем идти, – сказал Зигфрид. – У них здесь тропа.

– У кого это – у них? – пожал плечами Книжник.

– А вон у этих! – Зигфрид невозмутимо указал за спину спутника.

Парень резво развернулся и застыл: шагах в десяти среди деревьев неподвижно замерла темная фигура. Не укажи туда Зигфрид, он и не заметил был. Незнакомец быстро скрылся в зарослях.

– Бежим! – Книжник рванул было в противоположную сторону.

Но вест даже не думал последовать его примеру.

– Поздно, – сказал он.

– Но почему?!

– Теперь они знают, что здесь чужаки. И не отпустят нас живыми. Особенно если мы попытаемся скрыться.

– С чего ты взял?

– Если побежим – то покажем свой страх перед местными. Тогда они заподозрят, что мы пришли с грязными намерениями и почти наверняка нас прикончат.

– А если не поймают? – с надеждой произнес Книжник.

– Поймают, – заверил Зигфрид. – Они здесь на своей территории, каждую дыру, каждое дерево знают.

– Умеешь ты взбодрить, – проворчал парень. – И что же делать?

– Спокойно идти дальше. Главное, не делать резких движений.

Так и поступили. Просто пошли дальше по редколесью, образовавшемуся на месте разрубившего Чащобу Ярославского шоссе. Книжник нервничал, то и дело озирался и вздрагивал. Ему снова мерещились вездесущие преследователи.

– Арбалет не трогай, – тихо, но жестко приказал Зигфрид. – Они не должны видеть угрозы с нашей стороны.

– А? Ага… – Книжник убрал руку с арбалета, вытер потные ладони о штанины, не зная куда их деть. Растерянно поглядел на веста. – А кто они, эти местные?

– Наверняка какие-то психи, – спокойно сказал Зигфрид.

– Почему?!

– А кто еще станет жить здесь? Сам подумай.

Книжник втянул голову в плечи. И то верно: ни одному нормальному человеку даже в голову не придет поселиться в таком жутком месте. Город, конечно, тоже не подарок. Но в городе, как ни крути, все еще можно отыскать остатки былой цивилизации – инструменты, оружие, боеприпасы, а то и консервы, изготовленные вездесущими маркитантами. Город – он отбирает, но он и дает все, что нужно человеку. В городе можно сгинуть бесследно, а можно отыскать удивительные артефакты, свидетельства давно минувших времен: произведения искусства, книги и другие источники драгоценной информации – все то, что позволяет людям все еще оставаться людьми. Это особенно ясно, когда сталкиваешься с теми, кто навсегда отверг «проклятое прошлое», перечеркнутое Последней Войной. Напоминающие злобных обезьян муты, именующие себя «новыми людьми», при первой же возможности устраивают костры из старинных книг. Они считают себя новой ступенью человечества, хотя по сути являются следствием его деградации. Не лучше них шамы – еще более уродливые мутанты, возомнившие себя высшей расой. У этих, правда, аргументы более веские: шамы – телепаты, что дает им неоспоримое преимущество в борьбе за выживание.

Но самое главное – всего этого порождения мутаций и дикости куда больше, чем людей, хранящих в Кремле последние крупицы человеческого наследия. И только город со спрятанными в руинах ресурсами все еще способен дать толчок к возрождению цивилизации.

В Чащобе это было бы невозможно. Просто здесь нет ничего, что связывало бы ее обитателей с наследием прошлого. Даже шоссе – то самое, по которому они сейчас шли, – давно стало лишь собственной тенью, смешалось с землей, стало асфальтовым перегноем, из которого теперь активно перла агрессивная зелень. Новая жизнь пожирала остатки прежнего мира.

Какое-то время они продолжали идти в тени мрачных зарослей, пока впереди не забрезжил просвет. Семинариста это обнадежило, он прибавил шагу, воскликнул:

– Ну все, кончилась эта Чащоба! Давай поскорее выбираться!

И бросился вперед.

– Стой, дурак! – вслед ему крикнул Зигфрид. – Куда?!

Но Книжника было уже не остановить. Он мчался изо всех сил, надеясь, что вот сейчас, всего через десяток шагов он вырвется из цепких лап этого растительного чудовища, снова увидит синее небо над головой, а вдалеке – нормальный горизонт, пусть даже скрытый отчасти развалинами.

Он вырвался на открытое пространство – и замер. Это была всего лишь крохотная поляна, проплешина, которую окружали могучие древесные стволы. Деревья нависали со все сторон, словно разглядывая маленького человечка и насмехаясь над ним.

Книжник по инерции сделал еще несколько шагов, бормоча:

– Нет… Не может быть… Я же видел!

И с воплем полетел вниз. Больно грохнувшись о землю, принялся отмахиваться от повалившихся на голову ветвей, клочьев травы и мха. Огляделся вытаращенными глазами, пытаясь сообразить, что же произошло. И с ужасом осознал, что сидит на дне глубокой ямы между длинными заостренными деревянными кольями, направленными прямиком к небу. Полметра вправо или влево – и он трепыхался бы на таком колу, как коллекционная бабочка на иголке.

Это была ловушка. Настоящая ловушка для диких зверей, про какие он читал в старых книгах. Кто бы мог подумать, что в роли глупого зверя окажется он сам?

В яме стало темнее: свет заслонила фигура Зигфрида, присевшего на краю ямы. Вест не удержался от того, чтобы присвистнуть:

– Однако… Везучий ты малый, Книжник.