Ведьма на зелёной фишке

Кто его прислал? Сколько ему заплатили? Какой валютой? Как выглядел заказчик?

Сашка, тот ещё перец, начал огрызаться, поэтому словил от Терентия несколько раз в нос. После чего начал орать:

– Убивайте, убивайте, все равно ничего не скажу.

Сашка был наглецом. Но не трусом.

Устав от Сашки и от ругани с Терентием, Валентина решила немного отдохнуть и ушла в дом спать. Терентий остался Сашкой и, судя по Сашкиному ору, разговор у них был горячий.

Проснулась Валентина где-то около обеда. Во дворе орал Сашка:

– Сволочи, развяжите и выпустите меня.

Это говорило о том, что Терентий, по крайней мере, не запытал Нечаева до смерти. И запер, судя по всему на мельнице.

Терентия и Доры видно не было. Валентина прошла по дому. Никого. И тихо. Выглянула в окно. Обе машины, и фишка, и джип стояли там, где их оставили вчера.

Только у фишки была приоткрыта дверь. «Остап меня убьёт», – автоматически подумала Валентина и пошла, закрывать дверь лесовоза. – Боже, но чего я мелю. Кто меня убьёт. Остап в больнице. – Начала быстро возвращаться в сегодняшнюю реальность. И при слове «убьёт», посмотрела на сиденье, где вчера оставила Сашкино ружьё. Двустволки на месте не было.

Неприятный холодок скользнул по спине. Валентина пошла искать Терентия. И…. ружьё. Прошла мимо мельницы и башни, тронув двери. Обе двери оказались закрытыми. К дверям полагались ключи, но они должны были находиться в доме. Женщина оставила осмотр помещений на потом – вернётся в дом за ключами – и зайдёт. Орущий из мельницы Сашка тоже её не смутил – Терентий мог закрыть Сашку и забрать ключ. Она начала тщательно осматривать территорию за башней. Потом, за мельницей. Впереди за кустом мелькнула какая-то синяя ткань… чёрные резиновые сапоги…

Да ну Ё-пэрэсэтэ! Перед Валентиной, по-кукольному раскинув ноги и руки без кистей, на земле лежала дальняя родственница, безобидная Глаша, с неестественно откинутой головой. И только сделав шаг вперёд, Валентина увидела, что туловище было отделено от головы, и существовало само по себе. Голову кто-то лишь приставил к телу.

Жительница соседней деревни и дальняя родственница семьи Галучевых – Глаша Галучева, приносила родственникам трехлитровую банку козьего молока каждый раз, когда слышала звуки моторов, подъехавших к хутору машин. Вот и на этот раз беспокойная родня наезжала на хутор всю ночь. Это хорошо, потому, что она пойдёт с молоком на хутор после утренней дойки. А если гостей много – то Терентий может попросить молока еще.

Глаша была постарше Валентины, но очень похожа телосложением.

Наверное, с утра, когда она доила своих коз, думала, что день удался. Потому что на неё собрались упасть дополнительные пятьсот рубликов – столько ей платил всегда Терентий за молоко. А на них можно купить… Чего только не накупишь на пятьсот рубликов в местной автолавке, которая придёт сегодня в деревню к одиннадцати часам.

Правла, Гришка, хозяин автолавки, немыслимо заламывает цены и возит товар не всегда первой или второй свежести. А если совсем честно, то все в деревне знают, что он возит откровенно испорченную хрень, которую скупает во всяких там супермаркетах, после третьей уценки, когда товары начинают списывать по причине многократной просрочки.

Но народ тут не капризен и неприхотлив. Что-то всегда можно обрезать, что-то поджарить, что-то скормить скотине или птице. И если брать всего по чуть-чуть, то получится много разных пакетиков и свёрточков с разными богатствами.

Сушки с маком всегда можно размочить в сладком чае. Грызть их всё равно никто не будет – к стоматологу потом в район не наездишься. Так же Глаша поступала и с карамельками – «подушечками», мечтой и лакомством каждого советского ребёнка. Ни разу за свою сорока двух летнюю жизнь Глаша так и не узнала, что конфеты «Подушечки» за рубль килограмм в советское время – бывают свежими и мягкими. Зато знала, как смягчаются, если их бросить вместо сахара в чай и дать им там немного полежать. А потом выловить и положить в рот. В тот самый момент, когда карамельная часть почти растаяла, истончилась. И надо придавить её языком к нёбу, и на язык польётся вкуснейшее, тёплое варенье.

Никто в деревне не знал, из чего сделано это варенье, особенно сейчас, после Перестройки. Может быть, конечно, и, слава Богу, что не знали. Но ведь вот в чем парадокс. Видавшие разные варенья деревенские языки – из черники, голубики, малины, крыжовников, сливы, яблок, вишен и разных же сочетаний с черноплодкой, лимоном, алычой, облепихой, брусникой или клюквой – просто пожизненно были убеждены, будто бы нет вкуснее варенья из подушечки. Ни одно из вышеназванных варений никогда не перебьёт вкус этого странного, из неведомо чего сделанного мутного сиропа, который можно выдавить из подушечки, прижав языком размягченное карамельное основание. Потому что это – вкус детства.

И этих подушечек на пятьсот рублей, которые Глаша бы получила от Терентия или Валентины – дай Бог им здоровья – она могла взять аж пять кило.…Но, больше уже никогда не возьмёт.

Валентина пришла в себя от шока и попыталась оценить обстановку. Месть пришла, решила она. Мысль бежала, судорожно перехватывая дыхание:

– Придут менты, пусть думают, что я – это она. То есть, она – это я. Пусть убийца тоже думает, что в темноте убил меня.

Собравшись с духом, она начала быстро снимать с Глаши верхнюю одежду и надевала на неё свою. Ей надо было быстро возвращаться и спасать Настю с Ксюшей. Как назло, куда-то запропастился Терентий.

Кисти рук бедной Глаши так и не удалось найти. А вот голову… Голову она аккуратно завернула в одежду погибшей и решила похоронить. Лопаты стояли рядом. Взяв самую острую, Валентина направилась к обрыву.

Ком земли сорвался и полетел вниз. Валентина проследила за его падением и упёрлась взглядом в дно ущелья. Спиной на камнях, лицом к серому землистому небу с открытыми глазами лежал Терентий. Он смотрел в небо и ему, похоже, уже давно не было больно. Но очень больно стало Валентине. И она все-таки полезла вниз. А вдруг, он жив? А вдруг где-то глубоко внутри ещё теплится жизнь и бьётся его большое сердце?

Нога уверенно ступала по привычным для неё каменистым выступам – сколько раз они поднимались и опускались с Терентием по этому склону, играя в шпионов, диверсантов, разведчиков, ОМОН или СОБР. Они готовили и отрабатывали на себе эту трассу для будущих спортивных туристов.

И чудо, как это уже много раз было в их жизни, произошло. Уже на полпути ей показалось, что она слышит человеческий стон.

– Ты даже не представляешь, дорогая, как я тебе рад. Неужели надо было свалиться с горы и поломать хребет, чтобы ты, наконец, забеспокоилась обо мне… – нет, таким мужикам, как Терентий, которые за свою жизнь прошли огонь воду, так запросто, насмерть, в первой попавшейся яме, шею не сломаешь.

– Молчи, дурак, – сказала Валентина, – сейчас тебя осмотрю.

– А неплохо смотришься снизу, между прочим, – пытался шутить Терентий.

– Зато, ты, честно говоря, не очень. Сам прыгнул или помог кто? – Валентина уже была рядом.

– Помогли, – поморщился от боли Терентий, – Хорошо, что около нашего с тобой спуска. Я там, в прошлый раз верёвку оставил. Было за что уцепиться при падении. Но все равно сорвался потом.

– Что-нибудь сломано? – Валентина осторожно ощупывала мужа.

– Да мне кажется, всё отбито. А знаешь, так жить хочется

Однако при осмотре выяснилось, что переломов нет и кости у Терентия целы. Любимчик Судьбы получил только сильные ушибы.

– По ущелью будем выбираться. Телефон твой в порядке? – говорила Валентина, пытаясь взвалить Терентия на себя. – К дороге выползем, я потом машину подгоню. Ключи от машины дома?

– В кармане, – с большой отдышкой отвечал Терентий. Он как мог – пытался помочь жене нести себя к дороге. – А телефон того…, разбился. Я хотел позвонить хоть кому-то, но не смог. А где ты была так долго?

– Уснула. Ночь бессонная была, если помнишь…

Терентий не мог сказать точно, сколько времени он тут пролежал. Несколько раз он приходил в сознание и потом опять его терял. От холода спасли тёплый комбинезон с курткой, в которые он заблаговременно переоделся ещё ночью. Собственно, они же и смягчили удар при падении.

– А как ты додумалась сюда заглянуть?

– Глашу кто-то убил. Голову и руки отрезал. Я голову спрятала. А тело в мою одежду переодела. Пусть убийца думает, что это я.

– Зачем?

– Не знаю пока. Но мне кажется, если они уверены, что с нами покончено, может, им уже не будет смысла трогать Настю.

– Может и так, – согласился Терентий, – а если они за ней придут, то не будут ожидать нас, и нам легче будет справиться…

Пока ползли по ущелью, придумали план действий. Через час пути, тропа вывела супругов к дороге. Валентина оставила Терентия в лесу и пошла за джипом. Потом окольными путями, сделав огромный крюк по нашему району и минуя посёлок, привезла Терентия в Обречиху. Там родители Насти сумели зарядить телефон Валентины. И Терентий, наконец, связался со своим человеком в Светлом Пути.

Надо ли говорить, что через два часа двадцать пять бойцов из службы безопасности Терентия в полной экипировке находились в Обречихе. К вопросу подключились областные силовые структуры.

Лучшие мозги разрабатывали план силовой операции. Вопрос был в малом: никто не знал, а кого же, собственно, надо обезвреживать? Пока аналитики думали, Валентина попросилась к Насте. Она не находила себе места. Да ей, в принципе, не было смысла толкаться в Обречихе, в маленьком домике, среди двадцати с лишним мужиков.

Стихийный штаб, развернувшийся в её крошечной крепости, решил, что отпустить Настину боевую мать пожить в мой дом будет целесообразно. Наутро, после того, как мы, с Мишкой, Кешей, Иркой поехали в Кручиху, забрав с собой собаку, Валентина перебралась в гостевую спальню на втором этаже дома, где я разместила девчонок.

Валентина перевела дух и посмотрела на меня в ожидании вопросов.

36

Мне показалось, что наша нежданная гостья чего-то не договаривает. Я не была уверена, что желаю дополнительных новостей. Но логика требовала внести полную ясность в ситуацию:

– Подозреваю, ещё кое-чего пока не знаем?

Шестое чувство не зря подсказывало, что иногда лучше промолчать. Так оно и произошло: в следующую секунду меня опять, словно окатили холодной водой из ушата.

– Да! – радостно выпалила Настя. – Папа здесь! А Кеша работает в службе безопасности отца. И ещё он служил в разведке. Ой! А может, и служит пока…

– Супер! – восторженно подхватил Вовка и повернулся ко мне. Я так не считала.

– Лучше, по порядку, – выдохнула и снова набрала побольше воздуха в лёгкие. – С того места, как вы появились у нас, – обратилась к Валентине. – Как вам удалось спрятаться от собаки и Ксюши? Маленькая болтушка могла выдать вас с головой.

Я из последних сил контролировала свой предательский голос, чтобы он оставался ровным, спокойным и доброжелательным. Чтобы ни тени напряжения.

– Про собаку ребята объяснили, – рассказала Валентина, – что знает запах мой и Терентия. Вы трижды находились в наших домах, и собака должна была связать запах Насти с нашими. На худой конец, впустила бы и не выпускала. Но мы выходить пока не собирались. Ксюша меня не видела. Ночью я спала на полу. А с утра Настя сразу уводила её сюда, вниз.

– А Терентий Павлович? – с интересом подхватил Вовка.

– Терентия Павловича пришлось поместить на ваш утепленный балкон, в смысле, зимний сад, примыкающий к Настиной спальне, – объяснила Вовке Валентина.

Мысленно поблагодарила мужа, за то, что взял разговор на себя. Я переживала трудные минуты. Требовалось время, чтобы оправиться от шока. Вовка это почувствовал.

Мне очень жаль, что собаки не умеют говорить, и до сих пор ещё никто не придумал собачий разговорник. Хотя, болтают, будто бы скоро будет издано чтение собачьих эмоций по ушам. Думаю, Скарлетта могла сообщить немало удивительного об увиденном и услышанном в нашем доме в последние дни. Сумей она произнести хотя бы сотню-другую слов. Наверняка, знала и про Валентину в ванной и про Терентия Павловича в зимнем саду. Но почему-то приняла, как должное, и ничего мне не сказала.

Зато консультанты Терентия просчитали и объяснили, как будет вести себя моя собака. Очередной раз убедилась, мы ничего не знаем про собственных питомцев.

Да что, питомцы! Сегодня мир перевернулся не только из-за Скарлетты, как сапожник храпевшей в трёх метрах от нас.

Всего два часа назад я считала свой дом самой надежной, неприступной крепостью на земле. Мои мысли оказались профанацией.

Без моего ведома по дому запросто ходил, кто хотел. В нём жил, кто желал. За внутренней жизнью наблюдал, кто намеревался. Я не просто не контролировала свою частную жизнь, я даже не подозревала о ней.

Мне предстояло честно взглянуть правде в глаза. Я придумала легенду о собственной защищенности и сегодня иллюзия рухнула. Дом был. Каменные стены имелись. А крепость превратилась в мыльный пузырь и лопнула.

Мысль о беззащитности жестоко сверлила мозг, нацеливаясь в самое сердце. Помимо карточного, а, точнее, бумажного домика в моем арсенале числились и другие бесполезные вещи.

Пистолет, который никогда не выстрелит, потому что в нём не бывает патронов. Собака, которая никого не укусит и впустит в дом кого ни попадя. И машина, которая не всегда доедет в нужное место.

От внезапного осознания переживала глубокий шок. И большое разочарование.

Но, надо было жить дальше и держать лицо. Превозмогая себя, посмотрела на ситуацию с другой стороны.

За меня, как за соломинку цеплялись люди, которых только что один раз уже убили. Валентине и Терентию было во много раз хуже моего. Остап лежал в больнице с огнестрелом.

И с этой точки зрения, какая разница: что я контролирую или не контролирую в доме. Ведь речь шла не о нашей с Вовкой жизни? Опасность по-прежнему угрожала маленькой девочке Ксюше, которую пытались защитить столько серьёзных взрослых людей.

И хотя в данную минуту девочка спокойно спала на втором этаже, под личной охраной её деда, самого смелого и сильного человека в мире, никто из нас до сих пор не знал, с каким конкретно злом мы имеем дело. И, конечно, главная задача сейчас поймать это зло. И неважно, остановим в соседнем доме или в моём. Главное, что выловим и прекратим – мы просто обязаны это сделать. Чтобы оно, это зло, уже нигде никогда и никому не смогло навредить. Такова сермяжная, правда, уважаемая Капитолина Сермягина. Поэтому засуньте ваши эмоции, сами знаете, куда…

Сформулировав не без труда длинную мысль, я налила чаю себе и всем, кто попросил, и приготовилась слушать.

В эту секунду в дверь раздался стук, с определенным ритмическим рисунком.

– Это Иннокентий вернулся. Наш условный сигнал. – сказала Валентина.

Да, жизнь в нашем доме кипела – у гостей даже имелись условные сигналы.

Вовка открыл дверь:

– Да вам уже можно и не стучаться, – улыбнулся мой муж. – Просто заходите.

– Здасьсьте, ещё раз, – Кеша выдохнул с облегчением. Видимо, догадался, что основные объяснения позади и с хозяевами проблем не будет.

– Ваш балет вполне приличен – для учителя танцев, – сделала свою ремарку я. – Но недостаточно хорош для отличника-выпускника Вагановского училища.

– Я очень боялся, что вы сразу меня раскусите, Капитолина Варфоломеевна, – покраснел Кеша. – Знаю, вы видели балет Марко в исполнении труппы французского королевского театра в Риме.

– Так, а взяли бы что потрадиционее.

– С другими ролями у меня ещё хуже. За Марко в балетной школе мне хотя бы удовлетворительно поставили.

– А без представления было никак? – поинтересовалась я.

– Нет, – ответил Кеша, – иначе было не пронести в ваш дом Терентия Павловича. Пришлось отвлекать публику и хозяев. Мы ведь его и по улице, как реквизит, вместе с лодкой несли.

Аргумент убойный, только в суматохе подготовки к празднику можно было в нашем поселке закамуфлировать перевозку «тела» Терентия Павловича из больницы в мой дом.

– Значит, это была часть плана вашего мозгового центра? – восторгался Вовка.

– А то, что вы на столбе просидели под палками наших мужиков, тоже часть плана? – не унималась я.

– Ой, Кеша у нас и не такое может. Если надо, он бы и на одной ножке на этом столбе простоял, – вылепила Настя.