Похищение на бис

— Ну нет, почему же… — возразила я. — Интересно, что он теперь сделает?

— Попробует позвать к телефону кого-нибудь другого из родни, — предсказала я, даже не задумываясь. — Более нормального, потому как он думает, что разговаривал с чокнутой. Вот только где он этого нормального возьмет? Ну, и что дальше?

Вопрос был обращен к господам следователям, для которых ситуация, похоже, не была ничем необычным Прямого ответа мне не дали, но попросили побеседовать наедине. Тот, что поразговорчивее, комиссар Беляк.

— Где здесь можно?

— Пожалуйте в спальню.

В спальне было где сесть, и удалось даже прикрыть дверь.

— У вас много гостей. Это какое-то торжество? — спросил говорун.

— Нет. Так получилось. Собирались играть в бридж впятером… Вы играете в бридж?

— Играю.

— Ну, тогда вы все поймете. Объясняю дальше. Мартуся приехала неожиданно по делам, я, как всегда, пустила ее переночевать. Завтра она возвращается в Краков, а Клара заехала ненадолго, тоже по делам, с бумагами… разными там Она недавно вернулась из Италии. Ее два года не было. Так вот все случайно и собрались.

Я не спешила сразу его информировать, что Клара давно уже неровно дышит к Павлу, а тот упирается, в чем сама Клара не признается даже под пытками По моему личному убеждению, она специально выбрала подходящий момент, так как ее служебные бумаги вовсе не были такими уж срочными, но мужчины таких нюансов не понимают, а значит, ему это без необходимости.

Беляк с явным удовольствием устроился в удобном кресле и незаметно огляделся, любуясь помойкой на ночном столике, достаточно нетипичной для спальни.

— Я думал, что вы откуда-то вернулись и все вас встречают.

Меня аж передернуло.

— Вы меня расстраиваете. Это ошибка Я стараюсь возвращаться втайне от всех, чтобы хоть день-два провести в тишине и одиночестве, отдохнуть, но обычно ничего не получается. А это мои друзья. Они мои привычки знают и никогда не подложат мне свинью в виде торжественной встречи с фанфарами.

— Получается, что вчера и позавчера вы были дома?

— С небольшими перерывами, была у парикмахера, потом выходила в сад. А так — дома.

— Кто-нибудь может это подтвердить?

Тут только до меня дошло, к чему он клонит, и я воззрилась на полицейского с неподдельным изумлением И легким беспокойством — а в своем ли он уме?

— Боже мой, да вы, никак, подозреваете, что я сама себя похитила? Исчезла, и не хочу в этом признаться? Да, пожалуйста, сколько вам надо свидетелей? В магазин ходила, там меня знают, люди от садовника были, парикмахерша…

Похоже, он мне поверил. Скорее подозревал, что я прячусь от публики. Инсценировала похищение? Да какой, черт побери, мне с этого навар?

Только мы вернулись в мастерскую, как опять зазвонил телефон. Я снова сняла трубку.

— Мне по барабану, ошибка или не ошибка, — загремел другой голос, тоже не из приятных. — За Хмелевскую должно быть пятьсот тонн, или вернем вам бабу по кусочкам. Кому она нужна — пусть раскошелится. Давай сюда к телефону ее сынка, я знаю, он там в углу жмется!

Сурдопереводчик из меня никакой, поэтому жестов, с помощью которых мне пытались передать инструкции, я просто не поняла. Пришлось вернуться к уже оправдавшему себя саботажу.

— Что? Вас не слышно. Опять тут что-то скрипт и шипит!

— Внука своего давай, глухая тетеря!

— Шум какой-то, ничего не понимаю, — категорически заявила я, разъединилась и вопросительно взглянула на следователей. — Что с этим сыном или внуком?

— У вас ведь есть сын?

— Двое. Оба вне зоны доступа.

Господа следователи тоже на момент выпали из зоны доступа, отошли в уголок для проведения очередного срочного и секретного совещания. Теперь уже все принимали участие в обсуждении переговоров с похитителями, перестав притворяться глухими. В мастерской сделалось тесновато.

Мне показалось, что я теряю контроль над ситуацией. Виной тому был, несомненно, сам факт моего разделения на две ипостаси. Как странно! Я никогда раньше не пробовала существовать в двух лицах, и, что удивительно, это мое второе я меня почти не волновало. При этом меня гораздо больше беспокоило, как полиция будет эту мою вторую ипостась освобождать, тем более что наш и полицейский подходы к делу сильно различались.

— Два дебила, один глупее другого, — констатировала Малгося. — Правда, сама не пойму, который хуже. И с такими придурками менты не могут сладить? Ни в жизнь не поверю!

— Они что, и впрямь тебе ухо отрезали? — заволновалась Мартуся. — А то я, честное слово, уже путаться начала!

— Мне нет, а той пойманной бабе очень даже может быть…

— Малгося права, это просто мистификация, — решительно заявила Клара. — Нет у них никакой пойманной бабы, пробуют — а вдруг удастся кого-нибудь запугать, вдруг Иоанны и вправду нет дома и все поверят, что ее похитили. Рассчитывают на нашу дурость, почему бы и нет.

— Но ведь она дома, — заметил наблюдательный Павел, который предпочитал помалкивать, явно наслаждаясь необычной атмосферой этого аттракциона.

— Так они же не знают и надеются, что нет.

— Надежда у них есть, а никакой пойманной бабы нет.

Господа следователи вдруг прервали секретное совещание и снова включились в расследование.

— К сожалению, есть, — с горечью заметил пан Беляк.

— Что есть?

— Та пойманная баба.

— И ухо ей отрезали? Кусочек или все?

— Отрезали. Кусочек. Ухо опознали по сережке, что ее, но в лаборатории все равно делают анализ.

— А откуда знают, что ее?

— Тебе же сказано — по сережке. Я сережек не ношу!

Комиссар все еще мялся, тогда в дело вступил другой, до сих пор упорно молчавший… Инспектор Лонцкий.

— Боюсь, что нам придется прибегнуть к помощи общественности, — туманно произнес он и отвесил Ане поистине версальский поклон. — Ваше присутствие…

— Но ведь я уже на пенсии, — перебила Аня.

— Это не важно. Вы позволите…

Они тоже удалились в спальню, которая начинала пользоваться не меньшим успехом, чем бойлерная. Мы остались с Беляком, пошедшим на столь серьезное нарушение закона, что далее согласился выпить кофе, причем более чем охотно, видимо уже не опасаясь, что его здесь отравят. Дикая, граничившая с идиотизмом ошибка похитителей заставила, наконец, включиться аналитические партии моего мозга Ну, прямо скажем, небольшие его участки. Во всяком случае, что-то там у меня замаячило, и я на минуту утратила контакт с окружающим миром.

Минута оказалась весьма продолжительной, ибо, когда контакт снова наладился, Лонцкий с Аней уже вышли из спальни после длительной конференции. Лонцкого прямо-таки распирало от решимости и нетерпения.

Позвольте, господа, я все объясню, — обратился он к присутствующим. — Нами было получено заявление от насмерть перепуганной семьи, что, во-первых, некая Иоланта Хмелевская действительно пропала. Во-вторых, у нее остались больная мать, сын и двое малолетних детей. В-третьих, она сама позвонила домой, непонятно, как ей это удалось, вся в истерике и в слезах, ничего толком не сказала. А в-четвертых, ее приняли за писательницу Хмелевскую и потребовали выкуп в полмиллиона евро. Несмотря на предостережения похитителей, семья решилась нам об этом сообщить. Особенно им непонятно, при чем здесь писательница, откуда такая ошибка?

Реакцией на это объяснение стала гробовая тишина. Присутствующим требовалось некоторое время, чтобы переварить и усвоить услышанное. Кроме меня, так как все вышесказанное странным образом совпадало с моими догадками.

Я первой и начала.

— Кретины вам попались пирамидальные, как отсюда до Австралии, и даже дальше, вокруг солнца. — Мой мозг тем временем в режиме ускоренной перемотки прокручивал обрывки воспоминаний. — Иоланта, а не Ивона?

— Иоланта.

— А что, у тебя есть что сказать? — жадно заинтересовалась Мартуся.

— Да было что-то такое, не могу вспомнить… — Я снова замолкла, стараясь упорядочить мысли.

Компания моих гостей опять оживилась. Все принялись обсуждать поступившую информацию.

— Мать больная! Так вот откуда эта дочка и этот сын!

— А сколько ей лет, этой похищенной?

— Пятьдесят восемь.

— И у нее дети малые? — недоверчиво скривилась Малгося.

— Дети не ее, а сына. Ей они внуки.

— Телефонный урод что-то вякал о внуке.

Малгося принесла очередную бутылку вина и стаканы, устроилась в кресле и затребовала подробности:

— Погодите. А где мамаша этих детей?

— Давно сбежала Лет шесть назад. И ее, правильно, звали Ивона Это может иметь значение. Что вы об этом знаете?

— Совсем ничего. Была одна сумасшедшая, которая под меня косила Тому уж лет пятнадцать с гаком! Кажется, ее звали Ивона Разные типы мне тогда названивали. Телефон у меня был тогда обычный, каждый мог в книге найти, вот среди них и попалась одна пыльным мешком ударенная, что уверяла, будто я это она Или она — это я, она все время путалась в терминологии. Даже претензии предъявляла, что я под нее работаю. Но вот кем она была и что еще болтала, убей меня бог не помню.

— Может, еще что вспомнишь?

— Как вам сказать. Всяких глупых звонков тогда хватало… К примеру, кто-то стукнул, что мой муж с какой-то шлюхой обжимается. Доброжелатель, по всей видимости, был не в курсе, что я давным-давно в разводе, и кто с кем трахается — мне по барабану. Та корова была, помнится, жутко настырная и производила впечатление особы молодой и по преимуществу пьяной. Я в ту пору к таким цирковым номерам уже привыкла и частенько просто отключала телефон.

В обращенном ко мне взгляде Лонцкого смешались чувства неудовольствия и резкого осуждения. Я была с ним вполне солидарна, на его месте и я думала бы о себе еще хуже.

— Маловато фактов, — недовольно заметил инспектор, — однако вполне возможно, что нынешняя ошибка уходит корнями именно в те времена..

При одной мысли об этом меня передернуло:

— Что? Опять та баба? Ну нет, тогда я не играю, и пусть ее умыкают без меня. Пусть только позвонят уж я им предложу с ней навеки подружиться и даже зачислить в банду..

— Вы не можете этого сделать!

— А отрезанные фрагменты тела пусть сами зажарят и слопают…

— Прекрати сейчас же! — отчаянно взвизгнула Мартуся. — Меня сейчас стошнит! Я теперь в рот ничего не возьму!

— Кроме пива, — с авторитетным видом заверил ее Витек.

— Почему это я не могу этого сделать? — с небольшой задержкой поинтересовалась я.

Оба полицейских выглядели так, будто служебные обязанности вдруг стали для них неподъемным бременем. Они сначала взглянули друг на друга, потом на Аню. У той ни один мускул на лице не дрогнул.

— Дело здесь не в бабе, — пустился в объяснения Беляк. — То есть, разумеется, человек — всегда человек, независимо от его умственных способностей, и жертву просто так в руках похитителей не оставляют. Кроме того, обстоятельства дела указывают на то, что в свое время вас доставала своими звонками невестка, а сейчас похитили тещу. А где вы, собственно говоря, были прописаны пятнадцать лет назад? Здесь?

— Пятнадцать лет назад здесь было чистое поле и паслись коровки. А я жила на Нижнем Мокотове.

— И переехали вы, оставив телефон вместе с номером?

— Понятное дело, какой мне прок от этого номера? Здесь своя АТС.

— Там имела место смена жильцов?

— Имела. И очень даже частая, но я ничего об этом не знаю.

— Зато я знаю. Хозяйкой квартиры на настоящий момент является некая Иоланта Хмелевская. Так ее зовут. Никакая не писательница, всю жизнь занималась кулинарией. Похитители приняли ее за вас.

— Ничего себе! — обиделась Клара — С какой это стати? Иоланта?

— Иоланта и Иоанна звучит похоже.

Оба опера тяжко вздохнули. Лонцкий, похоже, исчерпал весь свой запас болтливости, и за дело снова принялся Беляк.

— Мы бы, конечно, оставили вас, господа, в покое, частных лиц к следствию не привлекают, но эта странная ошибка похитителей с телефоном может оказаться для нас весьма полезной. Сейчас они наверняка меняют место дислокации, чтобы труднее было их вычислить, но вот-вот снова позвонят. И тогда ваш сын должен взять трубку…

— Это какой-такой мой сын, интересно? Один сейчас в Греции, другой в Канаде. Я же сказала, их при всем желании к этому делу не пришьешь. А мамашу этой бабы я, похоже, скомпрометировала окончательно и бесповоротно, вряд ли они захотят с ней дальше общаться.

Беляк огляделся и без колебания указал на Витека.

— Вы.

— А почему не ее настоящий сын? — попыталась возражать Мартуся.

— Потому что его здесь нет. А звонят сюда. Ее настоящего сына сюда привозить не будем. Он об ошибке ничего не знает и лучше пускай и дальше не догадывается.

— А как они семье сообщили, что будут ей уши резать? — встряла Малгося. — Не по телефону?

— В письменном виде. Конверт подсунули под дверь. Традиционный метод, буквы вырезаны из газеты, причем из разных. Сумма выкупа и угрозы.