Чародей в ярости. Чародей-странник

Кристофер Сташеф Чародей в ярости Чародей-странник

Чародей в ярости

Глава первая

В последнее время меня стало тревожить постоянное увеличение числа историков на острове Грамерай. В то время как я впервые прибыл сюда, здесь никаких историков не было — по крайней мере насколько мне известно. Потом брат Чильде начал составлять летопись, а вскоре появилось еще пятеро летописцев. Не то чтобы это было плохо само по себе — Грамераю совсем бы не повредило, если бы эта страна обзавелась собственной, точно описанной историей. Тревожит меня то, что каждый из этих юных Фукидидов ловко обходит те события, на фоне которых представляемая им сторона смотрится плоховато, и, наоборот, в ярких красках расписывает те происшествия, которые рисуют его сторону наивыгоднейшим образом. Говоря так, я прежде всего имею в виду монахов и Церковь, но есть и другие примеры. Мне известен один юный чародей, который пристрастился к ведению дневника, а также младший сын одного мелкопоместного дворянина, также посвятивший себя этому занятию. В общем, в целях соблюдения объективности я решил изложить свою версию событий, имевших место в Грамерае. Несомненно, и мой труд также не будет лишен субъективной точки зрения, но хотя бы это будет взгляд со сто…

— Это мое место, Делия!

— А вот и нет, Джеффри, ты сам знаешь, что нет! Эта половина полки — моя, тут должны лежать мои куклы!

— Вот еще! Здесь уже несколько недель подряд стоит мой замок!

Род раздраженно бросил на стол перо. Он уже три недели пытался засесть за работу и вот наконец начал свой труд по истории Грамерая, и именно этот момент детишки выбрали для того, чтобы начать ссориться! Род уставился на начатую страницу…

И увидел, что по ней расплывается огромная клякса — попали чернила с брошенного пера.

Отчаяние Рода переросло в гнев. Он вскочил со стула:

— Делия! Джефф! Нашли тоже о чем спорить! Гвен, ты что, не можешь…

— Нет, не могу! — донесся с кухни усталый голос жены. — Иначе на ужин у вас будут головешки вместо… Ой! — Послышался звон металла. Жена Рода отчаянно прокричала: — Магнус! Сколько раз тебе говорить: не трогай ничего на кухне, когда я готовлю!

— Дети! — сердито возгласил Род, войдя в детскую. — И зачем только я их породил!

— А нас не ты породил, папуля, — заметил трехлетний Грегори, выглянув из-за кресла. — Нас мамуля родила.

— Ну да, а я так просто рядышком стоял. Джеффри! Корделия! Прекратите немедленно!

Перед Родом предстал сущий кавардак: уйма недоделанных глиняных фигурок, игрушек, обрывков древесной коры, к которым были привязаны сучки, палочки и солома. Такие «сокровища» имеют ценность только для тех, кому еще не исполнилось тринадцати лет.

— Что за беспорядок? (На самом деле такой беспорядок царил в детской каждый день.) Неужели вы успели забыть, что эта комната была безукоризненно чистой, когда вы проснулись нынче утром?

Дети испуганно обернулись к отцу. Корделия возразила:

— Но это же было… четыре часа назад, папа.

— Вот-вот, и вы, как видно, очень сильно постарались, чтобы всего за четыре часа тут все так испоганить! — Род топнул ногой и, угодив в лужицу разлитой на полу охры, поскользнулся. Долю секунды он провел в подвешенном состоянии, беспомощно размахивая руками, словно дронт, пытающийся впервые в жизни взлететь, а потом шлепнулся на спину. От удара диафрагму Рода свело спазмом, он пытался вдохнуть, но не мог. Корделия и Джеффри в испуге попятились к стене.

Наконец Род хрипло, судорожно втянул в легкие воздух и в ярости завопил:

— Ах вы, негодные поросята! Неужели так трудно прибрать за собой?!

Дети, вытаращив глаза, прижались к стене.

Род, побагровев от злости, поднялся на ноги.

— Намусорили, набросали всякой гадости, перессорились из-за какого-то идиотского места на полке, но что самое мерзкое — вы имеете наглость огрызаться!

— Мы не огрызались… Мы…

— Вот! Опять огрызаетесь! — Род наставил на детей указательный палец. — Запомните, вы не имеете права спорить со мной! Если я говорю, что вы это делали, значит, вы это делали! И не вздумайте говорить, что не делали!

Род гневно взирал на детей сверху вниз.

— Несносные, глупые, ослиные отродья!

Дети, выпучив от страха глаза, прижались друг к дружке.

Род размахнулся, готовясь отшлепать их.

Но тут послышался щелчок, похожий на пистолетный выстрел, и между Родом и младшими братом и сестрой возник старший — Магнус. Магнус раскинул руки в стороны, защищая Джеффри и Корделию:

— Папа! Они не хотели! Они…

— Не рассказывай мне, чего они хотели! — прокричал Род.

Одиннадцатилетний Магнус побледнел, но с места не тронулся. Род из-за этого только еще сильнее распалился:

— Да как ты смеешь вмешиваться! Маленький наглец…

— Род! — В комнату, вытирая руки фартуком, вбежала Гвен. — Да что с тобой?

Род развернулся и грозно покачал указательным пальцем:

— Не вздумай их оправдывать! Если бы ты приучала детей к порядку, такого бы не случилось! Но нет, как же! Ты их распустила, они делают что хотят. Ты их только поругиваешь порой — и то только тогда, когда их поведение становится уж вовсе невыносимым!

Гвен строптиво вздернула подбородок:

— А по-моему, ты не соображаешь, что говоришь! Ведь это ты вечно просишь пожалеть их, когда я намереваюсь их наказать…

— Вот-вот, «когда»! — Сверкнув глазами, Род шагнул к жене. — А сколько раз так бывало, что они заслуживали порки, а ты только отчитывала их и этим все заканчивалось? Подумала бы головой, женщина, — если умеешь думать!

Род окинул жену взглядом с головы до ног и презрительно скривился.

Глаза Гвен гневно полыхнули.

— Довольно, муж мой! Даже у твоей злости должны быть границы!

— Границы! Пределы! Только про это ты и горазда болтать! — разбушевался Род. — «Делай то!», «Не делай это!», «То нельзя!», «Это нельзя!». Семейная жизнь — сплошные препоны! Да ты когда-нибудь…

— Пожалуйста, тише! — вскрикнул Магнус и встал между родителями, протянув руки к матери и отцу. — Умоляю вас! — Он был бледен и весь дрожал. — Мама! Папа! Ну пожалуйста!

Род осклабился и снова размахнулся.

Магнус сжал кулаки, стиснул зубы.

Род ударил изо всех сил…

…Но его рука рассекла воздух, а его по инерции понесло к стене. Пребольно стукнувшись, Род рухнул на пол. Медленно поднявшись, бледный, дрожащий от злости, он прорычал:

— Я тебе запрещал применять ко мне твое колдовство, мальчишка! Я тебе говорил почему!

Он выпрямился во весь рост. Ярость закипала в его груди.

Джеффри и Корделия поспешили спрятаться за широкой юбкой матери. Гвен прижала к себе Магнуса, но тот развернулся к отцу лицом. Мальчик дрожал, но был готов защитить и мать, и младших братишку с сестренкой.

Род гневно смотрел на семейство, объединившееся против него, готовое обрушить на него колдовские силы, свести его в могилу. Род прищурился и вперил злобный взор в своих домашних, но через несколько мгновений взгляд его стал отстраненным — он устремил его внутрь себя, глубоко-глубоко, в ту мрачную бездну, где дремали его сверхъестественные силы, пробужденные проективной телепатией лорда Керна в другом мире, где также действовала магия. Роду не так легко было воспользоваться своим магическим даром, как прочим членам его семейства. Он не умел колдовать по желанию, для него это было не то же самое, что образ мысли, но стоило ему выпустить свои магические силы на волю — и он мог сразиться с женой и детьми наравне. Вот и теперь он воззвал к этим силам и ощутил, как они копятся внутри него.

— Мама! — услышал Род голос Магнуса, который, как ему показалось, донесся из другой вселенной. — Мы должны…

— Нет! — пылко возразила Гвен. — Он твой отец, и ты должен любить его — когда на него не нападает эта лихоманка!

Что это значило? Процесс накопления магических сил приостановился.

На затуманенном поле зрения Рода возникла маленькая фигурка — сбоку и чуть впереди от жены и других детей. Малыш, покачивая головкой, смотрел на отца. Это был трехлетний Грегори.

— Папочки тут нет, — заявил он.

Это заявление подействовало на Рода так, словно его окатили из ведра ледяной водой. Малыш произнес эту фразу уверенно, открыто, на удивление разумно, но при этом смысл ее был каким-то странным, чужим. Род смотрел в глаза младшего сына, и им все сильнее овладевал страх — страх и новый гнев. Теперь Род злился на футурианцев, которые в свое время похитили его, а потом увели всех остальных членов его семейства от Грегори, когда тот был грудным малюткой. Род всегда опасался того, что это скажется на психике ребенка. Грегори рос тихим, задумчивым, рассеянным мальчиком, порой даже диковатым. Род не отрывал взгляда от Грегори. Страх за малыша пересилил злость на остальных домашних. Злоба утихла, и вскоре пропала вовсе.

— Кого здесь нет? — шепотом спросил Род.

— Лорда Керна, — ответил Грегори. — Того папочки, что был похож на тебя — в том, другом Грамерае, про который ты рассказываешь сказки.

Род, не мигая, глядел на сына.

Наконец, овладев собой, он подошел ближе к Грегори. Магнус рванулся было к малышу, но Род нетерпеливо отмахнулся. Опустившись на одно колено, он еще более пристально заглянул в глаза трехлетнего продиджи мальчугана.

— Нет, нет, лорда Керна тут нет. Его нет нигде — кроме, пожалуй, того мира, где он живет, — сказочного Грамерая. Но почему ты решил, что он здесь был?

Грегори склонил головку набок:

— А разве ты только что не попробовал потрогать его ум своим умом, чтобы взять его силу?

Род от изумления вытаращил глаза. Дар речи покинул его.

— Грегори! — в тревоге воскликнула Гвен и порывисто шагнула к малышу, но тут же отступила. Род, сильно побледнев, не спускал глаз с мальчугана.

В конце концов он, обиженно нахмурившись, перевел взгляд на жену.

— Да что я — медведь какой-нибудь? Или волк? — Он обвел взглядом детей. — Дикий зверь, да?

Дети, сбившись в кучку, смотрели на отца широко раскрытыми глазами.

Взгляд Рода стал потерянным.

— Вы так думаете. Вы правда так думаете? Да?

Дети молча, не мигая, глядели на него.

Род не в силах был пошевелиться.

Но вот он вскочил, резко развернулся и стремительно зашагал к двери.

Корделия бросилась следом за ним, но Гвен успела ухватить ее за руку.

Род вышел из дому. День выдался пасмурный, небо заволокло унылыми тучами. Налетел холодный ветер, но Род этого даже не заметил.

Наконец Род остановился на вершине холма в миле от дома. Там он долго простоял, глядя на простирающуюся внизу широкую равнину, но почти не видя ее. Наконец он устало уселся на высохшую траву. Пока он шел сюда, коловращение его мыслей успело уняться, и вот теперь разум его почти совсем опустел. В ту пустоту пытались пробраться мучительные сомнения. Род негромко спросил:

— Что случилось, Веке?

Конь-робот отозвался, хотя и находился в миле от холма — в стойле возле дома. Род услышал его голос с помощью миниатюрного динамика, имплантированного в черепную кость за ухом.

— Ты вышел из себя, Род.

Род раздраженно скривился. Да, тело коня-робота могло находиться как угодно далеко от него, и все же эта древняя семейная реликвия видела его насквозь, как будто их разделял фут, не более.

— Это я понимаю, — отозвался Род. Микрофон, имплантированный в верхнем нёбе, чуть повыше зубов, уловил его голос и перенес к Вексу. — Но ведь это была не просто злость, правда?

— Это была ярость, — согласился Веке. — Открытая, настоящая, откровенная ярость, беспредельная, не ведающая границ.

Немного помолчав, Род спросил:

— А что могло случиться, если бы жена и дети не смогли защититься?

Веке ответил не сразу. Медленно выговаривая слова, он рассудительно произнес:

— Я смею надеяться на то, что твоя врожденная порядочность и чувство чести стали бы для них достойной защитой.

— Да, — пробормотал Род. — Я тоже надеюсь на это.

Он долго сидел — молча, погруженный в ощущение вины, охваченный угрызениями совести. Даже ветер обходил его стороной.

Прошло еще какое-то время, и рядом с ним послышалось шуршание ткани. Род не подал виду, что услышал этот звук, но тело его инстинктивно напряглось. Он ждал, но несколько минут царило безмолвие. В конце концов Род не выдержал и проговорил:

— Я опять сорвался.

— Да, — тихо отозвалась Гвен.

В ее голосе не было осуждения, но и утешения тоже не было.

Что-то шевельнулось в душе у Рода. Это «что-то» могло бы вызреть и превратиться в гнев, но теперь вся его злость словно выгорела.