Помоги проекту - поделись книгой:
Вера Борисовна Ковалевская
КОНЬ И ВСАДНИК
(пути и судьбы)
От автора
Поистине достоин
иметь язык волшебный конь.
Если мы взглянем на историю цивилизации в целом, то увидим, что многие поворотные моменты прямо или косвенно были связаны с появлением коня. Так, приручение коня вызвало первые крупные передвижения народов, когда, получив в свои руки удесятеренную скорость, человеческая воля смогла подчинить себе новые огромные пространства. В памяти народов долго оставались живыми реальные и вместе с тем мифические кентавры — евразийская конница, которая наводила страх на жителей Европы. Недаром в представлениях большинства народов конь олицетворял Солнце и был посвящен ему. «С конями мчащимися, огнем пышущими, искры копытами высекающими» [200, 22], передвигались индоевропейцы, завоевывали Египет гиксосы, воевали внушающие ужас ассирийцы. Вслед за колесницей появился сросшийся с конем, ставший его сердцем и волей всадник-воин. Колесница требовала специальной запряжки, управлять ею должен был колесничий. Только тогда воин, стоя на этой движущейся платформе, мог стрелять из лука или бросать копье. Если для передвижения и боя колесницам нужна была хорошая дорога, то всадники могли скакать где угодно, вести бой на пересеченной местности, постоянно менять тактику — быть значительно более мобильными и маневренными. О легкой коннице скифов и саков, гуннов и авар, тюрок и монголов можно сказать словами китайского летописца: «Они бушуют как буря и молния и не знают устойчивого боевого порядка».
Евразийские степи и плоскогорья Азии — родина культурных пород коней. Именно здесь заложены принципы коневодства, выведены наиболее быстрые, неустрашимые, рослые и сильные кони, определился характер их содержания, кормления и тренинга. При раскопках в этих местах найдены наиболее ранние формы удил для управления конем, первые стремена и седла.
Мы ограничили себя темой передвижения древних индоиранцев во II-I тысячелетиях до н. э. из европейских, а может, и евразийских степей в Переднюю Азию, что стало возможным лишь после освоения коня. Постараемся дать наиболее полную картину этих передвижений, предоставив страницы настоящей книги живым голосам людей давно ушедших веков.
Слишком ценны для нас во всех случаях очевидцы событий, пусть они пристрастны и своекорыстны, не дальновидны или хвастливы. Главное, что они жили в то время, которое мы восстанавливаем по различным, в большинстве случаев немым свидетельствам. Ведь, вскрывая древние величественные гробницы на Кавказе или в Передней Азии, степные курганы в Причерноморье или на Алтае, мы часто вспоминаем А. К. Толстого:
Но конь верный друг не только на поле брани. С его помощью пасли пастухи многочисленные стада, табуны и отары, пахали землю земледельцы, перевозили купцы свои товары на многие тысячи верст, мчались гонцы с донесениями, послы — с предложениями мира, почта с ямскими станциями с невиданной по тем временам скоростью связывала Запад с Востоком постоянными и крепкими нитями.
Конь и всадник остаются образцами, исполненными красоты, стремительности, совершенной пластики, силы и гармонии. Это нераздельное целенаправленное единство, напоминающее натянутый лук и готовую к полету стрелу. Как написал об этом А. Блок:
Глава I.
Конь
Происхождение коня
Слышу, слышу ровный стук
Неподкованных копыт.
Рассказ о коне и всаднике хочется прежде всего начать с краткого палеонтологического экскурса и вспомнить в связи с этим нашего соотечественника Владимира Онуфриевича Ковалевского, с чьим именем связан поворотный момент в истории изучения эволюции лошади [41; 63; 164]. В. О. Ковалевский был одним из самых крупных умов России 60-80-х годов прошлого столетия. Жизнь его сложилась столь сложно и трагично, оборвалась так рано, что остается только удивляться, как смог он за такой короткий срок совершить перелом в наших представлениях об эволюции животного мира. Как же талантлив был этот ученый, если его работы, написанные почти сто лет назад, остаются до сих пор настольной книгой любого биолога — палеонтолога, зоолога, теоретика или практика коневода [90; 91]!
По настоянию отца В. О. Ковалевский поступил не в университет, о котором мечтал, а в училище правоведения. Однако он вскоре оставил открывшуюся перед ним блестящую карьеру чиновника в сенате, занялся самостоятельной научной работой и за несколько лет из робкого ученика превратился в зрелого исследователя. Чарлз Дарвин, близко знавший В. О. Ковалевского (в посвящении он назвал Ч. Дарвина «лучшим учителем и самым добрым другом»), пророчил ему большое будущее. Первые научные труды В. О. Ковалевского явились триумфом новой эволюционной палеонтологии и в корне изменили существовавшие тогда представления ученых. В чем же секрет долгой жизни работ Ковалевского? Дело в том, что он впервые разработал подлинно научную методику — ископаемое животное рассматривал не как набор отдельных костей, а как живой организм, где изменения различных костей взаимообусловлены и связаны с эволюцией окружающей среды, Только в наши дни современная биология, применяя теорию систем, дает научное обоснование необходимости и плодотворности такого подхода. Сами виды животных рассматривались не изолированно, а в связи друг с другом, когда выделялась предковая форма и ряд ей родственных. Они располагались цепочкой, постепенно подводя исследователя к современным видам лошадей.
Лучше всего об этом писал сам В. Ковалевский: «Исходя от трехпалых палеотериев, рядом постепенных перемен мы доходим до однопалой лошади, от форм, опирающихся на землю тремя почти плотными, насквозь костяными цилиндрами, мы переходим к формам, у которых... эти три тонкие плотные цилиндра заменяются одной полою внутри трубкою, то есть самым выгодным приспособлением, сочетавшим легкость и дешевизну питания с большою крепостью» [91, II]. В связи с изменением характера пищи (от листьев к траве) происходит изменение зубного аппарата от низкокоронкового к высококоронковому. В процессе эволюции меняются и сами животные — от небольших, ростом с некрупную собаку, до современных лошадей. Причем своеобразие эволюции заключается в том, что увеличение размеров должно происходить при сохранении той же резвости, поскольку последняя — специфическая черта лошадей, основа сохранения этого семейства в борьбе за существование с другими видами. В. О. Ковалевский в письме брату, знаменитому эмбриологу академику А. Ковалевскому, сообщал: «Когда трехпалые анхитерии пошли на большие сухие луга древнего миоцена, то нужны были ноги только для опоры на сухой, твердой, невязкой почве: пошло развитие лошади и преобладание одного пальца и приспособление... озубления к травоядению» [91, I, 351]. Конечно, со времени написания ставших теперь классическими работ В. О. Ковалевского получено много новых данных, и мы можем внести ряд фактических поправок. Однако для современного читателя останется непревзойдённой ярко нарисованная ученым картина эволюции лошадей, когда впервые на страницах научного исследования мы видим не скучное, подробное описание костей, бугорков и сочленений, а историю живых быстроногих лошадей, облик которых вставал перед нашим взглядом на основании реконструкции разрозненных костей скелета, найденных В. О. Ковалевским в различных провинциальных музеях многочисленных городов Европы.
В настоящее время большинство исследователей считают, что развитие лошадей происходило на территории Америки. Каждый новый вид, возникнув там, мигрировал в Азию и Европу в те периоды, когда Азия и Америка были связаны перешейком. К сожалению, в своем распоряжении В. О. Ковалевский имел не основные звенья цепи, а побочные, но, несмотря на это, правильно определил последовательность эволюции предков лошадей.
История лошади начинается шестьдесят миллионов лет назад с маленького, похожего на небольшую собаку эохиппуса или хиракотерия (
В миоцене (около двадцати пяти миллионов лет назад) предки лошадей стали на новый путь развития — они приспособились к жизни на открытых пространствах и к питанию травой. В среднем по размерам они приближались к пони, череп у них стал уже как у лошади, зубы близки к современным. Наибольшие изменения произошли в строении конечностей именно в это время. Лапа заменяется ногой с опорой на копыто, приспособленной к прыжкам и быстрым передвижениям.
Следующее звено — гиппарион (
И только в верхнем плиоцене (пять миллионов лет назад) неожиданно появились первые однопалые лошади, которые вытеснили многообразных и многочисленных трехпалых гиппарионов, а в ряде мест (Восточная Европа, Центральная Азия и Северная Африка) даже жили с ними одновременно. В тот период саванный ландшафт с сочной растительностью и сильно увлажненными почвами сменился сухими степями, способствовавшими победам однопалых лошадей над гиппарионами. За короткий срок лошади в изобилии заселили Европу, Азию и Африку, где в различных областях претерпели эволюцию. От них произошли тарпаны, зебры и ослы, история которых уже развивалась на глазах человека и частично будет рассмотрена ниже. Правда, в Новом Свете их история, так подробно документированная палеонтологическим материалом на протяжении шестидесяти миллионов лет, неожиданно и необъяснимо прервалась примерно десять тысяч лет назад [227; 228]. Если первые индейцы, переселившиеся из Сибири, еще застали лошадей, то европейцы услышали лишь легенды о том, что дикие местные лошади жили в Аргентине и затем смешались с привезенными. Исследователи пытались объяснить этот таинственный эпизод различными причинами: ледниковым периодом, возможным исчезновением травы в прериях, вытеснением лошадей бизонами, появлением каких-то новых хищников, эпидемиями, вызванными мухой цеце, истреблением индейцами и т. д. Все эти доводы при внимательном исследовании оказались несостоятельными. И хотя до сих пор в палеонтологии нет семейства млекопитающих, более детально изученного усилиями ученых всех стран, на этот вопрос до сих пор мы не имеем ответа. Крупнейший знаток истории домашних животных, исследовавший многие сотни тысяч костей из археологических раскопок с нашей территории, В. И. Цалкин писал в своей последней работе: «Все наши современные представления о месте и времени одомашнения лошади не выходят, по существу, за пределы догадок, пока еще довольно слабо подтвержденных конкретными данными остеологических исследований» [157; 266].
«Там дикие кони...»
Там дикие кони без подков неслышно перелетают
от оазиса к оазису, будто желтое облачко.
Дикие лошади встречались в евразийских степях еще совсем недавно. Не только Владимир Мономах устраивал на них княжеские охоты, но и немногим более ста лет назад их могли еще видеть путешественники. Правда, существует точка зрения, что это вовсе не дикие, а просто одичавшие лошади, такие, как мустанги североамериканских прерий. И все-таки большинство исследователей считают, что тарпан, или
Впоследствии изучение 66 пар хромосом у лошадей Пржевальского в сравнении с 64 парами у домашних подтвердило эту точку зрения. Иное дело с тарпанами. В. И. Громова предложила этот вид считать предками домашних лошадей на основании ряда остеологических сопоставлений. Впервые описанный в 1768 г. С. Г. Гмелиным тарпан был доставлен (один в 1866 г. и другой в 1870 г.) в Московский зоопарк. В 1879 г. последний тарпан был убит на Херсонщине. Мы знаем, что рост их достигал 130 см. Они отличались компактностью, были довольно стройными, тонконогими и длинноногими.
Интересно, что в XIX в. тарпанов ловили и в Южной России, и в киргиз-кайсацких степях, приучая их к верховой езде. Причем киргизы, собираясь группами по двадцать человек, на двух конях каждый, ловили их, привязывали к своим лошадям, отпуская на несколько месяцев вместе, после чего объезжали.
В зоне обитания тарпанов и была в конце IV тысячелетия до н. э. впервые приручена лошадь. В поселениях эпохи неолита и энеолита Северного Причерноморья изучено большое количество костей диких (40%) и домашних (60%) животных. На первом месте оказались кости крупного рогатого скота, а свиньи (наиболее надежный показатель оседлости) составляли, видимо, до четверти всего стада.
Палеозоологи пришли к выводу, что из всех видов скота южнорусских степей на этой территории была одомашнена только лошадь, все же остальные виды животных попали сюда из других мест уже в одомашненном виде.
Вопрос о лошади Пржевальского как предке домашних лошадей, несмотря на негативное отношение к нему В. И. Громовой, все же далек от своего решения. С. Н. Боголюбский и В. Г. Гептнер считали, например, что в эпоху каменного века дикие лошади Европы и Азии были представлены рядом подвидов: в Западной Европе — это довольно крупные, сильно обросшие шерстью лошади, в Средней и Восточной Европе — более легкие (тарпаны), в Монголии — предки дожившей до наших дней в диком состоянии лошади Пржевальского.
Наука управлять конем
...Как конь, как лошак несмысленный,
которых челюсти нужно обуздывать уздою и удилами,
чтобы они покорялись тебе.
При взгляде на взнузданную и оседланную лошадь, будь то конь спортсмена, кавалериста или табунщика, нам бросится в глаза, что, несмотря на различия в узде и седловке, сходство в снаряжении коня будет очень велико. Но все, что мы увидим на коне: уздечка, седло со стременами, подковы, хлыст и шпоры, — возникло в разное время у разных народов и оказалось объединенным в одной системе сравнительно недавно.
Действительно, если уздечка самое древнее, не считая хлыста или плетки, средство управления и связи между конем и всадником (или возничим) и насчитывает около пяти тысяч лет, то шпорам — более двух тысяч, а стременам — менее полутора тысяч лет [176]).
Но вместе с тем за те пять тысяч лет, которые насчитывает коневодство, происходило непрестанное развитие и улучшение средств управления конем.
Это целая наука, которая включает в себя посадку, выездку, искусственные аллюры, различные элементы высшей школы езды, уходящие в глубокую древность. Сюда же входят особенности коневодства и конеиспользования, содержания и тренинга. Всем этим вопросам мы уделим внимание в тех разделах, где особенности источников позволят их поставить и, осветить. А поскольку наши знания, как большая мозаика, складываются из маленьких цветных кусочков, которые мы находим подчас у разных народов и в разные периоды времени, а многие белые пятна нам до сих пор нечем заполнить, то, излагая события, нам придется в различных экскурсах забегать вперед или же углубляться в предысторию того или иного явления.
Основное средство управления конем — руки. Недаром, если о всаднике говорят, что у него «мягкие руки» и он не дергает лошадь поводом, что он способен чувствовать малейшее изменение в поведении лошади под влиянием средств управления и применять правильные приемы, — это для него самая большая похвала. Конечно, сюда входит также и посадка, положение корпуса, ног. Управление осуществляется с помощью простой уздечки, более сложного мундштучного оголовья, иногда сюда включаются мартингал и шпрунт, дополнительная цепочка и т. д. Поскольку все наши читатели вряд ли умеют ездить верхом и могут быть незнакомы со снаряжением верхового или упряжного коня, то придется начать с того, чем занимается конник-спортсмен на первом занятии в конноспортивной школе.
Что же такое уздечка, из чего она состоит, как ее надевать, какие функции несут те или иные ее составные части, какие виды удил и для каких целей применяются?
Без седла и без удил
Бич для коня, узда для осла, а палка для глупых.
Оказывается, конем можно управлять без уздечки и без удил. Так, например, в Северной Африке ливийские и нумидийские всадники управляли лошадью с помощью палочки и ошейника из довольно широкой ленты. Об этом свидетельствуют монеты III в. до н. э. нумидийского царя, наскальные рисунки в Сахаре, изученные Н. Лотом [207, 1215-1217], и этнографические данные (у берберов). На эту особенность ливийской и нумидийской конницы обратили внимание еще Полибий и Силий Италикус, которые писали, что нумидийцы «кидали своих лошадей, не зная использования удил, они между ушей били подвижной палкой, и животное слушалось, как с галльскими удилами» [206, 216-218; 168, 40].
В относительно недавнее время в своем очень интересном двухтомном исследовании этот случай разобрал Лефевр де Ноэтт [206, 227], который ссылается на два изображения барельефов колонны Траяна. Он же приводит еще один подобный факт из быта Венсенских военных лагерей во Франции, когда в 1885 г. кавалерист Кремье Фуа въехал на конкурное поле на неоседланной и невзнузданной лошади на нумидийский манер и отпрыгал (кстати, без повалов и закидок) весь маршрут, управляя лошадью с помощью голоса, палочки и баланса корпусом. В. О. Витт, профессор Сельскохозяйственной академии им. К. А. Тимирязева, счастливо сочетавший энциклопедические знания в области филологии и истории с деятельностью теоретика и практика биолога и зоотехника, рассказывал автору, что в Европе в 30-х годах периодически производились подобного рода опыты (например, в 1930 г. испанским офицером, руководителем школы верховой езды в Люцерне; в 1933 г. офицером Радзянко; в 1938 г. на Дублинской выставке). Судья международной категории по выездке Г. Т. Рогалев, занимающийся историей народных конных игр, рассказывал, что и сейчас иногда в программу конноспортивных состязаний в ФРГ вводятся соревнования всадников, владеющих невзнузданными и неоседланными конями. Такое по плечу только опытным наездникам и прекрасно выезженным лошадям.
Другой способ управления конем без использования металлических удил — применение кожаного оголовья с опущенным наносным ремнем. В специальной литературе его называют недоуздком, намордником или капцугом (
Конструкция конской уздечки
Погоди, тебя заставлю
Я смириться поло мной:
В мерный круг твой бег направлю
Укороченной уздой.
Одно из наиболее древних сведений об уздечках относится к среднеассирийским текстам. Самые ранние их детали обнаружены в археологических комплексах III тысячелетия до н. э., а многочисленные изображения появляются начиная со II тысячелетия до н. э. Если мы обратимся к истории управления упряжными и верховыми животными, то увидим и простой недоуздок (для осла, верблюда), и кольцо в носу (для быков, эквидов, верблюдов). Для коней же была характерна уздечка, снабженная металлическими (а ранее из сыромятных ремней) удилами. Чем объясняется особенность взнуздывания коня? Ведь цели во всех случаях ставятся одни — наилучшее управление животным, подчинение его своей воле,— а средства оказываются разными. Дело в том, что на нижней челюсти у лошади зубы расположены не сплошным рядом, как у людей и большинства животных, а с пустым пространством между резцами, клыками и коренными зубами. Именно на этот беззубый чувствительный край десен и на язык давят металлические удила.
Чтобы не возвращаться в дальнейшем к терминологии, рассмотрим схему простой уздечки и ее составные части[1]). Это оголовье (или суголовье) из кожаных ремней, металлическая часть удил или трензеля (грызло), находящиеся во рту лошади, и повод, идущий от удил к руке всадника. Рассмотрим каждую из этих частей.
Оголовье состоит из соединенных между собой ремней, цель которых — так укрепить удила, чтобы лошадь не могла их сбросить во время движения или при остановке, а также чтобы они не натирали губы или язык. В разных системах оголовья и в разное время может использоваться разное сочетание ремней. Одни (нащечные ремни, подганашный) всегда входят в состав уздечки, другие (налобный, нахрапный, подбородочный) могут в некоторых уздечках отсутствовать. Соединяются между собой ремни с помощью различных блях, крючков и пряжек, типы и орнаментация которых служат надежным хронологическим или этническим признаком. Иногда на ремнях оголовья дополнительно укреплялись орнаментированные и богато украшенные металлические нащечники, наглазники, начельники, наносники и т. д. Оголовье с удилами связывали псалии, деталь, которую в том виде, в каком она была в древности, мы уже не найдем в современном снаряжении коня. Между тем именно она достигла в свое время наибольшего разнообразия. Эволюционные ряды, построенные на изменениях псалии, помогают нам восстановить различные события, передвижения народов и многое другое. Псалии могли быть костяными, роговыми, деревянными и металлическими, самых разнообразных форм — от простого стержня или кольца до фигур коней и других животных. Поэтому дать их общую типологию не представляется возможным. Их функция — соединение удил с оголовьем — привела к тому, что на их стержнях появился целый ряд отверстий, расположенных в одной или различных плоскостях, для соединения с нащечными ремнями оголовья (обычно для плотного прилегания удил, разделенных на два или три конца) и поводом.
Удила, не считая самых ранних, из сыромятных ремней и сухожилий, не дошедших до нас, изготовлялись из металла. Разнообразие во внешнем оформлении псалий вызывалось, как правило, не функциональным их назначением, а желанием сделать уздечку нарядной, обезопасить коня и всадника от врагов, вводя в ее украшение магические элементы и амулеты-обереги. Различные конструкции удил следует изучать исходя из типов, применяемых в тех или иных случаях: для лошадей в разной степени выезженных, молодых или старых, плохо или хорошо «жующих удила», «балующих языком». Следовательно, все удила могут быть рассмотрены с точки зрения их большей или меньшей строгости. Удила, вернее, грызло (та их часть, которая лежит на беззубом крае челюсти и языке), как правило, состоят не из прямого или изогнутого стержня (что типично для мундштука), а из двух или более звеньев.
Последнее объяснил очень образно еще Ксенофонт в своем руководстве начинающему всаднику, и с тех пор его наставление переходит из книги в книгу: «Когда конь схватит твердое... он держит целое, как копье, — где ни возьмешь, поднимешь целое» [168, 175]. Ведь если конь захватит зубами удила, всадник или возничий моментально потеряет управление; «закусившая удила» лошадь может нестись куда угодно и будет представлять большую опасность для своей армии, чем для противника. Вот потому-то удила должны быть гибкими, чтобы конь пытался, но не мог закусить их.
В археологической литературе часто удила неправильно называются мундштуком. Поэтому следует подчеркнуть отличие в конструкции и применении удил и мундштука. Мундштук, как правило, используется не самостоятельно, а в сочетании с уздечкой, когда всадник управляет конем с помощью двух поводьев. Применяя удила, всадник прилагает усилия к углам рта коня, так как повод прикрепляется к кольцу удил и давление распределяется по горизонтали. Мундштук, состоящий из одночастного грызла, неподвижно соединенного с боковыми стержнями (имеющими форму буквы Н), где кольцо для удил расположено не в центре, а в нижней части, действует на коня строже и сложнее, так как сила натяжения повода распространяется и по направлению повода и в то же время тянет голову вниз, заставляя коня сильнее гнуть шею в затылке, быть «в сборе». Мундштук появляется довольно поздно, так же как и пелам, совмещающий в себе конструкцию уздечки с мундштуком: грызло у него двухчастное, как у трензельных удил, а приложение силы повода находится в нижней части, как у мундштука, и заставляет коня держать голову ниже.
Кроме того, в снаряжении верхового и колесничного коня уже в глубокой древности использовались мартингалы различных типов. Их цель состояла в том, чтобы не давать коню вскидывать голову и освободить руки всадника для стрельбы из лука или метания дротика.
Повод был ременным, иногда плетеным; прикреплялся он к кольцу удил, проходящему сквозь центральное отверстие псалиев или надевавшемуся на них.
Где впервые был одомашнен конь?
Он ученым ездоком
Не воспитан в холе.
Он с буранами знаком,
Вырос в чистом поле.
Как за честь оказаться родиной Гомера спорили малоазийские города, так и за то, чтобы считаться родиной коня, спорят различные страны и различные исследователи — специалисты по древней истории и археологии, палеонтологи и зоологи. Если говорить о Старом Свете, то родиной коня считают Ближней Восток, Северную Африку и европейские степи [159]. Необходимо отметить, что по костям палеозоологам, как правило, для ранних этапов не удается определить, с одомашненной лошадью или дикой мы имеем дело. Часто они говорят уклончиво: «могущая быть одомашненной, если не одомашненная». Возможно, именно так должна быть определена лошадь на Ближнем Востоке (Северный Ирак), датируемая VII тысячелетием до н. э. [223]. Вспомним также находки костей диких лошадей в палестинских палеолитических пещерах.
В Средней Азии на раннеземледельческом поселении первой половины IV тысячелетия до н. э. Кара-депе найден фрагмент керамики с изображением тонконогой, стройной лошадки, похожей на ахалтекинского скакуна с маленькой породистой головкой, хорошо посаженной на красиво изогнутой шее [129, 11З]. Возможно, это одно из наиболее ранних изображений быстроаллюрных лошадей. Более определенные данные мы имеем по Эламу для III тысячелетия до н. э., где при раскопках в слоях между Сузами I и II наряду с костями домашней лошади найдено гравированное изображение то ли коня, то ли мула. Что же касается времени одомашнения лошади в Африке, то специфический способ ее заездки свидетельствует в пользу самостоятельности этого пути, правда не оказавшего влияния на смежные территории.
В. О. Витт справедливо считает, что В. Риджуэй не прав [226, 245], выводя лошадей Египта и даже Ближнего Востока из Ливии (кстати, в этом случае конем должны были управлять с помощью палочки и ошейника, давящего на дыхательное горло). Та же переоценка роли египетских лошадей для древнего коневодства наблюдается и у С. Маркмана [216]. В то же время не следует отрицать и той большой роли, которую играли ливийские и нумидийские кони для греческого коневодства начиная с VII в. до н. э.
Важно подчеркнуть, что на Ближнем Востоке письменные источники и памятники искусства отмечают появление лошадей, запряженных в боевые колесницы, в первой половине II тысячелетия до н. э., что подавляющим большинством ученых ставится во вполне определенную связь с проникновением индоевропейцев.
Как же обстояло дело с одомашнением лошади на прародине индоевропейцев, куда, по последним данным, включены евразийские степи?
На десятках памятников Восточной Европы периода неолита постоянно встречаются кости лошадей, причем соотношение кобыл и жеребцов, молодых и старых коней свидетельствует в пользу того, что здесь мы имеем дело с уже одомашненными животными. Правда, в большинстве поселений дотрипольского времени кости лошадей составляли от 1 до 5-7%. Тем интереснее оказались раскопки ряда поселений среднестоговской культуры скотоводов, занимавших лесостепные и степные пространства Украины с середины IV тысячелетия до н. э. Несколько поселений этой культуры были раскопаны, в частности Дереивка, находящаяся на правом берегу Днепра к югу от Кременчуга. Здесь жили самые ранние коневоды, известные археологам в наши дни. Поселение, согласно работам Д. Я. Телегина [138, 159], представляло собой небольшой двор, который, очевидно, мог использоваться как загон для скота. По его краям располагались жилые и хозяйственные сооружения. 83% костей относилось к домашним животным, 74% — к лошадям (принадлежали 52 особям). Особый интерес представляет культовое захоронение черепа жеребца рядом с останками двух собак, найденное в восточной части поселения у очага [36].
Следовательно, уже к концу IV тысячелетия до н. э. или рубежу III тысячелетия до н. э. относится первый документированный факт существования культа коня у племен, населяющих нашу территорию. Оказалась приподнята завеса над идеологическими представлениями древнего населения. На основании костных материалов одного коня палеозоологи смогли реконструировать экстерьер животного [34, 63], найдя ему место в длинном ряду предшествующих и последующих форм [33, 15]. Прежде всего вызывает удивление большой рост жеребца — 144 см. Даже по современным понятиям он приближается к стандартам казахских жеребцов, а ведь и скифо-сарматское время в степях преобладали кони ростом 120-130 см в холке, а в лесах с конца I тысячелетия до н. э. до I тысячелетия н. э. — всего лишь 110-130 см [152; 154; 155; 158].
Поэтому В. И. Бибикова характеризует реконструированного жеребца как крупного верхового коня, похожего на тех, что мы знаем по Пазырыкским курганам [147; 149]. Он несколько более толстоногий, чем кони степей эпохи поздней бронзы, более крупный, чем тарпаны и лошади Пржевальского (по ряду особенностей скелета близок к тарпанам, но отличается от них чертами, типичными для одомашненных лошадей) [33, 113-116].
Вся серия костей из Дереивки принадлежит не менее чем 52 особям. Кроме того, в других поселениях найдены кости 17 особей, что позволяет получить достаточный материал для их сравнения по средним промерам.
Среди костей диких лошадей более раннего времени В. И. Бибиковой найдена форма
Глава II.
Первые коневоды
Дорога гулко зазвенит,
Горячий воздух в ноздри хлынет.
Спокойно лягут у копыт
Пахучие поля полыни.
Представим теперь себе коневодов Приднепровья рубежа IV-III тысячелетий до н. э., табуны которых были больше, чем их стада и отары. За медленно бредущими коровами и овцами еще может идти пеший пастух, корма на зиму можно заготовить и привезти на тяжелых открытых деревянных повозках с массивными колесами-дисками, запряженных волами, но вот пасти табун быстрых, неукротимых, необъезженных лошадей пешком — это уже дело просто невероятное. Чтобы убедиться в этом, достаточно хоть раз взглянуть, как идет на водопой табун, даже не в горах Кавказа или Алтая, а просто на Первом московском конном заводе. Поэтому лошадей следует либо содержать круглый год в конюшнях, и корм им должен будет добывать и привозить человек (а это сразу же лишает коневодство малейшей выгоды в условиях Поднепровья, где лошадей можно содержать круглый год на подножном корму разнотравных степей), либо — на свободе, и табуны будет пасти конный табунщик, что требует овладения навыками верховой езды. Однако только во втором случае используются все преимущества лошади для продуктивного коневодства — ее способность даже зимой из-под снега доставать себе еду (так называемая тебенёвка).
В Приднепровье лошадь, видимо, была сначала верховой. Подтверждение этому — находки роговых псалиев. Так, в Дереивке найдено шесть экземпляров, в Виноградном — один, в 18-м погребении Александрии — две заготовки псалиев. Вес псалии среднестоговской культуры изготовлены из отростков рога оленя длиной 8-14 см с одним или двумя отверстиями для продевания ремней (или шнуров) оголовья и удил.
Как же реконструировать наиболее раннюю форму конской уздечки? Помогут нам в этом многочисленные материалы эпохи бронзы, собранные и интерпретированные блестящим знатоком стенных и лесостепных памятников I тысячелетия до н. э. К. Ф. Смирновым [132]. Роговые и костяные псалии длиной до 14-16 см наряду с деревянными, не дошедшими до нас, имели длительную эволюцию в евразийских степях от Минусинской котловины на востоке до Дуная на западе на протяжении III-I тысячелетий до н. э. В раннее время они использовались с мягкой уздой из сыромятных ремней, скрученных сухожилий или крученых шнуров, позже — с металлическими удилами. Центральное отверстие служило для продевания ремня повода и мягких удил. К концам псалии, очевидно, привязывались ремни или оголовья (наносный и подгубный), составляющие то, что в современной уздечке называется капсюлем (или капцугом) и имеет, как мы уже говорили, некоторую аналогию в древних ременных или металлических намордниках.
Если сейчас в спортивных конюшнях кусающаяся лошадь — редкость, так как веками ее отучали от этой привычки, то в древности подобные повадки только поощрялись, особенно во время битв. Ксенофонт, например, специально оговаривал эти случаи в своем руководстве. В 5-й главе он предлагает конюху «надевать намордник, когда ведет лошадь для чистки или дает ей поваляться. Если он ведет невзнузданную лошадь, всегда должен надевать намордник, это не мешает дышать и не дает кусаться» [168, 163]. Поэтому намордники на лошадях можно видеть на различных изображениях, вплоть до Пенджикентских росписей VII-VIII вв. н. э. Как уже было сказано, близкие по форме псалии найдены в полосе евразийских степей от Дуная (А. Можолич, Дж. Банди и С. Бекени) [173] до Сибири (П. М. Кожин) [95]. Кстати, роговые псалии афанасьевской культуры представляют наиболее близкие аналогии среднестоговским. Уникальна форма бронзовых псалий майкопской культуры конца III тысячелетия до н. э. [118]
Псалии представляют собой бронзовый стержень с закрученной петлей в середине с продетым через нее узлом, которым заканчивались мягкие удила, повод и ремень оголовья. Насечки и выпуклости на краях псалии служили, очевидно, для закрепления наносного и подгубного ремней[2]. Люди, оставившие памятники майкопской культуры, жили оседло. В их стаде лошади составляли очень невысокий процент. Главным занятием было разведение свиней и крупного рогатого скота. Правда, они могли использовать богатые альпийские луга Кавказа для отгонного скотоводства, но безусловных данных об этом у нас нет. Тем интереснее тот факт, что уже в те времена представители выделявшейся знати пользовались конем для верховой езды.
За последние десятилетия наши знания по многим существенно важным вопросам качественно изменились. Достаточно, например, сравнить монографию Н. Я. Мерперта [115], посвященную древнейшей истории населения южнорусских степей III-II тысячелетий до н. э., с более ранними трудами по эпохе бронзы. И прежде всего это касается той революционной роли, которую сыграл переход к производящему хозяйству, или же, по Ф. Энгельсу, от дикости к варварству. Впервые человек начал активно не только как разрушитель, но и как созидатель вмешиваться в жизнь природы. Это был гигантский шаг вперед, незамедлительно повлекший за собой переход от замкнутых обществ с присваивающим хозяйством к земледелию и скотоводству, который основывался на наличии связей и, в свою очередь, вызывал их. Резко увеличивается освоенная человеком территория, растет народонаселение, ведущая роль переходит к земледелию, дифференцируется в зависимости от природных условий скотоводство.
Вместо малочисленных, разрозненных племен появляются крупные культурно-исторические области (они же культурные общности), объединявшие многие племени. Ведь особенности евразийского «прямоугольника степей» заключались в том, что своими тысячеверстными границами он соприкасался со всеми крупнейшими очагами земледелия, металлургии и металлообработки. «Срединный степной мир» перестал разделять эти центры и на долгие века стал торной дорогой. Причем, если вначале преобладало направление с юга на север (так шли в степь достижения земледелия и скотоводства), то затем, после освоения коня, началось обратное движение. Мы подходим здесь к вопросу о прародине индоевропейцев: времени и направлении их расселения. Следует внимательно проследить те явления, которые вызвали эти передвижения и создали условия для их осуществления. Однако надо иметь в виду, что эти вопросы далеко еще не все разрешены современной наукой.
Первое освоение степей
Наша кочевая дорога вьется двумя колеями,
поросшими зеленой придорожной травой,
вперед и назад одинаково, славно это две
змеи вьются по сухому, желтому морю.
Целинные степи, полные зверей и пахучих трав, осваивались человеком поздно, лишь после перехода к пастушескому скотоводству и появления сухопутных транспортных средств: повозок и колесниц, запряжек быков (волов) и верховых лошадей. Все это способствовало увеличению территорий, заселенных древними племенами. Это еще не кочевой мир — его время придет на рубеже II-I тысячелетий до н. э. при переходе к железу, когда на коня сядет уже и стар и млад. Обширные степи, опоясавшие Евразию между 44° и 50° северной широты от Атлантического до Тихого океана, на протяжении последних тысячелетий были заполнены воинственными племенами, которые распространялись в поисках наживы на богатые земледельческие государства. Вопрос о жителях степей и их хозяйстве тех времен до сих пор остается неясным. Как решить, например, проблему о собственности на землю, когда речь идет о пастбищах и воде? В чем заключался прогресс, если век за веком менялось население степей? Еще Н. В. Гоголь справедливо замечал: «Это был невидимый мир, о котором древние просвещенные народы не знали и который, можно сказать, сам мало знал себя... Азия сделалась народовержущим вулканом. С каждым годом выбрасывала она из недр своих новые толпы и стада, которые, в свою очередь, сгоняли с мест низверженных прежде» [50, 141, 139].
При изучении хозяйственной жизни народов древности, когда основной материал поставляет нам археология, опаснее всего пойти по пути схематизации. Следует помнить, что разнообразные климатические, экологические условия, особенно если речь идет о горных долинах, приводят к различным формам хозяйства.
В. И. Цалкин, анализируя предложенную Дж. Кларком [86] схему изменения характера скотоводства в умеренной полосе Западной Европы [переход от разведения коров и свиней в неолите к овцеводству (до 88 %) при сохранении крупного рогатого скота в эпоху раннего железного века], подчеркивает, что для Восточной Европы создание такой схемы невозможно из-за весьма разнообразных природных условий [156, 159].
Возьмем древнеямную культурно-историческую общность, объединявшую целый ряд племен от Волго-Уральского междуречья, где она сложилась, до западных границ нашей страны (с конца или середины IV тысячелетия до н. э. до середины II тысячелетия до н.э.).
Геоботанические и палеозоологические данные говорят о том, что в ямной культурно-исторической общности, в которую входит девять локальных вариантов, в зависимости от экологических условий можно выделить несколько моделей хозяйств [163]:
1) Разведение мелкого рогатого скота в полынно-типчаковых солончаковых степях при наиболее подвижном образе жизни (Нижнее Поволжье). Любопытно, что отдельные могильники уже достаточно далеко уходят в степи (на 15-90 км от Волги или Маныча).
На основании анализа половозрастной принадлежности погребенных можно считать, что в перекочевках участвовало все население племени, а не только мужчины-чабаны, занимающиеся отгонным скотоводством.
2) Разведение крупного рогатого скота в богатых хорошими, сочными кормами долинах, что приводило к прочной оседлости с преобладанием пастушеского скотоводства (поймы Дона и Днепра).
3) Наличие богатых кормами долин лесостепи и разнотравных степей приводит и к другой форме скотоводства — пастушескому коневодству, сочетающемуся с разведением крупного и мелкого рогатого скота и свиней при сохранении оседлого образа жизни (низовье Дона).
Кости домашних животных встречаются не только в слоях поселений, что говорит об использовании мяса данного животного, но и в качестве ритуальной пищи, которая сопровождает покойного в загробный мир. Другое свидетельство пастушеского скотоводства — кости собак (ритуальные захоронения в Дереивке и находки в погребениях окуневской культуры). Интересно, что хеттские законы XIV-XIII вв. до н. э. в ряде параграфов определяют относительную стоимость собак, причем самой дорогой считалась пастушеская, стоившая 20 полусиклей серебра, что равно цене за упряжную лошадь или 500 литров полбы, 320 литров вина, 40 бычьих кож, 200 шкур овец.
Охотничья собака уже ценилась в 12 полусиклей — несколько дороже годовалого жеребчика и дешевле лошади. Дворовая же — всего одни полусикль, что равно цене узды или упряжи, двум бычьим кожам, головному убору, двум сырам [19, 318].
Открытие колеса и повозки
Навстречу гостю, в зной и в холод
Громадой движущихся тел
Многоколесный ехал город
И всеми втулками скрипел...
Теперь обратимся к великим открытиям древности. Одно из них — изобретение колеса — считается поворотным моментом в истории человечества. Неизвестно, что послужило толчком к такому открытию — быстротечность ли жизни, смена дня и ночи, движение по небесному своду Солнца и Луны или же катящееся бревно. Однако в IV-III тысячелетиях до н. э. в Двуречье появились древнейшие повозки, а с начала III тысячелетия до н. э, существовали уже разные обозначения для грузовых и боевых повозок [219]. На территории нашей страны сейчас эти находки насчитываются десятками.
Поделиться книгой: