Голоса с улицы

– Так вот что ты выяснил? Что все погибнут, а значит, остается просто сидеть и ждать? Этим ты и занимаешься – просто ждешь, пока начнут сбрасывать атомные бомбы? Что это за человек?

Потупившись в стол, Хедли сказал:

– Теодор Бекхайм. Наверное, ты о нем никогда не слышала.

– Нет, не слышала.

– Он возглавляет религиозную группу. Общество стражей Иисусовых. Оно распространено по всему миру. Множество последователей в Африке.

– Религиозные фанатики! Изуверы!

– Возможно. Только они не похожи на фанатиков. Все как раз очень логично. Такое чувство, будто я всегда это знал, но не мог сложить отдельные детали воедино. Когда я услышал его, все будто встало на место.

– Что ты намерен делать? – Салли судорожно, торопливо собрала пальто и сумочку, запихнула в карман зажигалку. – А вот и Боб: слышу, как он орет, – она повысила голос. – Сюда – в эту кабинку!

Занавески резко раздвинулись, и перед ними выросла фигура Боба Соррелла. Он стоял, расставив ноги, с потемневшим, грозным лицом.

– Почему вы не раздвинули эти хреновы занавески, чтобы я мог вас увидеть? – спросил он.

– Мы уже готовы, – сказала Салли тонким, бесцветным голоском. – Если, конечно, ты не хочешь чего-нибудь еще.

– Я? – Боб язвительно рассмеялся. – Пошли – пора уже выбираться на автостраду, – он хлопнул Хедли по плечу, когда тот встал со стула. – У тебя не друзья, а чудила какие-то. Где ты их откопал? Боже, будь у меня этот старый трактор, который они называют машиной… Они не проедут на этой рухляди и пары миль, – Боб громко расхохотался, когда они вышли из кабинки. – И болты у них расшатались не только в моторе, – он выхватил из безжизненных рук Хедли чек и принялся его изучать. – Я расплачусь, земляк.

Боб прошагал к кассе, выгребая из кармана серебряную мелочь. Он широко улыбнулся через плечо Салли и Стюарту и красноречиво им подмигнул.

– Теперь моя очередь, – крикнул он через весь ресторан, проходя мимо обедавших молча китайцев. – Вот только доберемся до Сидер-Гроувс, и Эллен сварганит нам настоящей жратвы.

Теплый и густой вечерний ветер капризно задувал в открытые окна квартиры. Мухи, мотыльки и жуки жужжали и бились о лампочки, поджаривались и падали крохотными шипящими комочками на ковер. Все лениво отдыхали в гостиной, уставившись друг на друга с невольным упорством. Была половина девятого. На кухне груды грязной посуды стояли в раковине, на плите, столе, сушке. Расчистили немного места, чтобы можно было открыть бутылки с джином и тоником и приготовить коктейли. Кубики льда медленно таяли на подносе, в окружении штопоров, клочков фольги, лужиц «джилбис делюкс» и лимонных корок.

– Жарко, – пробормотала Салли. – По-моему, сейчас жарче, чем днем. Так… парит.

Немного спустя Эллен сказала:

– Думаю, влажность здесь выше, чем на вашей стороне Залива.

– Вы живете почти у самой воды, – заметил Боб. – Временами даже тиной потягивает.

– А Сидер-Гроувс явно разросся с тех пор, как я была здесь последний раз, – поделилась наблюдениями Салли. – Когда это было – не меньше года назад, так ведь? На прошлое Рождество мы собрались вместе… нет, кажется, это было два года назад. В любом случае, город тогда был меньше.

Салли потянулась за своим коктейлем на журнальном столике. Она заглянула в бокал и увидела кусочки лимона, плававшие в джине.

– Погоди, вот попробуешь пару раз, – нетерпеливо сказала она Эллен. – Это же совсем другое дело. Мы отправим его по почте завтра утром.

– О чем это вы? – спросил Боб.

– О блендере «уэринг». На кухне я сказала Эллен, что мы отдадим свой двухпинтовый – для нас он и впрямь маловат. А когда приедем в следующий раз, она сможет смешать для нас дайкири… и тебе не придется сидеть и тосковать вот над этим, – она показала на бокал, который ее муж сжимал обеими руками.

Боб Соррелл уныло сидел с бокалом имбирного эля: Боб пил только тогда, когда его все идеально устраивало.

Салли сбросила туфли на высоком каблуке и нейлоновые чулки. Ее свитер, шляпка и костюм уже висели в шкафу в спальне: Салли надела желтую блузку Эллен и одну из ее коротких и легких летних юбок. Она распустила и откинула назад свои медовые волосы и смыла бо́льшую часть макияжа. Салли задумчиво, безропотно свернулась калачиком на диване, поджав оголенные ноги и засунув бледную руку за спину. Сжимая в другой руке бокал и прикрыв глаза, она зевала, улыбалась, потягивала коктейль и рассеянно слушала негромкую воркотню телевизора.

Прислонившаяся к кухонной двери Эллен Хедли была в той же одежде, что и днем. В неярком комнатном освещении ее гладкую, очень молодую кожу покрывал ровный загар. Эллен без всякого выражения, с отсутствующим видом попивала подслащенный джин со специями. Один раз она наклонилась и ласково потрогала мужа за плечо: Стюарт Хедли сидел, развалившись в большом мягком кресле, с закрытыми глазами и открытым ртом, не обращая внимания на свой бокал, стоявший на ручке кресла: неподвижные кубики льда осели на дно.

– А у вас приятная квартирка, – сонно сказала Салли. – Но знаете, платить за аренду – значит, выбрасывать деньги в трубу. Мы с самого начала задумались о покупке… Правда, это было еще пять лет назад. Раз уж Боб занимается недвижимостью, снимать жилье – это какое-то извращение. В любом случае, нашу квартиру вы видели, так ведь? – Салли снова зевнула. – Боже, от этой жары так клонит в сон… – Она вяло прихлопнула комара, жужжавшего над ухом. – Кажется, что я сейчас совсем вырублюсь, – она заглянула в свой бокал. – Но не из-за этого – он слабый, как вода.

– По моим подсчетам, – сказал Боб Соррелл, – за десять лет аренды человек выплачивает владельцу изначальную себестоимость квартиры. А после этого владелец получает чистый барыш. Если собираетесь снимать, придирайтесь ко всему подряд – к покраске, водопроводу, толщине стен, количеству электропроводов ввода…

– Чего-чего? – спросила Салли.

– Ну, надо иметь трехпроводной ввод. Двухпроводного мало. Два провода – значит перегрузка, опасность возгорания. Квартиросъемщик будет реветь белугой. Отстаивай свои права, а то ни хрена не добьешься. В этом мире надо гнуть свою линию, старина: кому, как не тебе, ее гнуть?

Салли послушно кивнула.

– Ну и, конечно система охлаждения – никакого центрального трубопровода и сернистого газа. Слишком опасно – где-нибудь в стенке прорвет трубу, и затопит все здание, – Боб постучал по стене. – В наши дни инспектора не пропустили бы этот дешевый оргалит. Они сейчас вовсю гайки закручивают. Когда мы строили ту большую двенадцатиэтажку в Ист-Окленде, эти сволочи прошерстили каждый дюйм. Заставили нас вырвать всю проводку до последнего фута. Пришлось проложить ее заново от начала и до конца, а не просто от электрощита до квартир. Эту халупу можно было сдать разве что глухой ночью в густом тумане.

– Сколько вы платите за аренду? – спросила Салли.

Эллен слегка шелохнулась.

– Пятьдесят два пятьдесят.

Тут уж Боб Соррелл не удержался:

– Сколько единиц жилплощади в этом доме? Восемнадцать? Двадцать? Если посчитать, получается валовой доход не меньше девятисот в месяц. Это, конечно, если все сдаются. В этом главный риск для доходного имущества: если пять единиц в здании таких размеров простаивают, ты теряешь прибыль. Эти парни пытаются срезать путь: поднимают арендную плату, наваривают еще пару баксов на каждом квартиросъемщике, а потом остаются у разбитого корыта, потому что полдюжины единиц пустуют. А они еще удивляются, почему к концу года уходят в минус.

– Расскажи им про то место в Сан-Хосе, – попросила Салли. – Про то правительственное жилищное строительство, в которое мы влезли.

Лицо Боба мрачно оживилось.

– Ну, правительство арендовало землю у частных инвесторов. На десятилетний срок – под строительство низкозатратного жилья для тружеников тыла. Сейчас сроки аренды истекли, и инвесторы хотят получить собственность обратно, чтобы построить что-нибудь солидное. Они там белугой ревели.

– Эти блоки военного времени сделаны из обычного картона, – разоткровенничалась Салли. – Мы обошли все кругом, и там стены потрескались… Их ногой повалить можно.

Боб непреклонно продолжал, его грубый голос гремел в маленькой гостиной:

– Я предложил цену за мебель – весь этот хлам был в собственности правительства: квартиросъемщики, в основном мигранты из Оклахомы и черномазые с Юга, не привезли с собой ни хрена, кроме обуви (если, конечно, она у них была). Боже, в каждом здании по шесть квартир, а это значит – по шесть холодильников, шесть кухонных плит, шесть диванов, шесть двуспальных кроватей, шесть туалетных столиков, ну и так далее по списку. Шесть полных комплектов мебели для трехкомнатной квартиры. Здания, конечно, были конфискованы. Они дали каждому по два месяца на то, чтобы съехать, а потом обтянули все это дело канатом, и давай валять. Всего одна неделя на то, чтобы вывезти мебель, и мы предложили цену от балды: семьдесят пять долларов.

– За сколько зданий? – пробормотала Салли. – Их там было около пятидесяти или шестидесяти?

– Пятьдесят семь, – Боб теребил свой бокал с имбирным элем. – Больше никто ничего не предложил. Мы купили мебель из трехсот сорока двух трехкомнатных квартир всего за семьдесят пять баксов! – Боб ухмыльнулся и покачал бритой головой, словно до сих пор находился под впечатлением. – Мы не стали все это продавать на рынке подержанной мебели, где обычно покупали обстановку для квартир в собственных домах. Это была мировая сделка! Мебели аж на двадцать тысяч баксов.

Запыхавшись и раскрасневшись, Салли сказала:

– Бобби, а как насчет того места? Ты знаешь, о чем я. Они бы просто влюбились в него! А Детка мог бы ездить оттуда на работу: разве там нет прямого поезда? Ну, или он мог бы купить машину, – она в нетерпении повернулась к Хедли. – В любом случае, тебе нужно купить машину, – снова повернувшись к мужу, Салли продолжила: – Ну так что? Она же простаивает попусту, а это такое красивое место.

– Нет, – категорически возразил Боб. – Никуда не годится. Выглядит с виду нормально, но если заглянуть в фундамент и посмотреть, на чем все держится… – Он фыркнул в отвращении, словно списывая сумму со счета. – Это еще может подойти для краткосрочного вложения, но им же нужно что-нибудь долговечное.

Салли разочарованно, капризно надула свои красные губы.

– А по-моему, идеально подходит. Размеры в самый раз – одна спальня для них и одна для Пита. И мы могли бы регулярно ездить к ним в гости: через платный мост Сан-Матео можно перемахнуть в два счета, – зардевшись, она обратилась к Эллен и Стюарту. – Это прелестный домишко в Маунт-Идене. Фирма Боба оформила на него документы, а люди не выполнили своих обязательств. И теперь дом фактически принадлежит Бобу. Я хочу сказать, мы могли бы провести его через бухгалтерию – ну, вы понимаете. Купили бы за бесценок. Как думаете, вам бы понравилось?

Боб повысил голос.

– Я же сказал тебе, там нет ничего хорошего. Нужно полностью менять фундамент – брось, эта хренотень стоит на обычных бетонных блоках!

– Ну и что, – крикнула в ответ Салли, – они могли бы все починить! Убрать эти блоки и заложить прочный каркас!

– Вот навязалась на мою голову, – произнес Боб, закрывая тему. – Главное – не паникуй, – сказал он Хедли, хотя тот ничего не говорил. – Просто стой на своем, старина… И дела рано или поздно пойдут на лад, – не сводя холодных, недобрых глаз с Хедли, Боб продолжил: – Лучше тебе обзавестись приличной машиной, а не дешевым домом. На хорошей тачке ты сможешь ездить, куда захочешь. Боже, на выходных мы мотаемся даже в округ Сонома… На свободной автостраде «нэш» легко выжимает восемьдесят пять в час. Мчишься себе с ветерком, – он плавно повел рукой. – Будто на облачке плывешь.

Салли нагнула голову, украдкой встряхнув белокурыми кудрями от удовольствия.

– Боб – помощник шерифа округа Напа. Вы видели красный свет на багажнике – у него и сирена есть.

Немного спустя Эллен натянуто сказала:

– Боб, а кто доставляет тебе больше всего хлопот… Воры скота?

Боб уставился на нее без тени юмора.

– Нет. Умники, угоняющие машины, – ответил он, откинулся на диван и начал рассказ. – Я застал врасплох банду пачуко[19], шаливших с моим «доджем». Помните синий «додж», который был у нас на прошлое Рождество? Мы с Салли сидели в кино, в Напе. Выходим, значит, где-то в полвторого, а там эти пачуко ошиваются.

– Вы же знаете, как они выглядят, – вмешалась Салли. Она сгорбилась, изображая подростковую сутулость. – Руки в карманах. А Боб начистил «додж» до блеска… Вот это была красота. Белые бока, фары… все дела.

– Я этих пачуко за милю чую, – упорно продолжал Боб. – Ну, у меня в руке была горсть десятицентовиков… просто случайно оказалась, – он ехидно, жестоко ухмыльнулся. – Один из этих пачуко подошел ко мне, и такой: «Подкинешь до города?» Они собирались поехать с нами, нравилось нам это или нет.

– Боб врезал ему прямо между глаз, – перебила Салли. – Парень повалился, как мешок с углем. А остальные просто стояли и пялились на него. Никто не шелохнулся – они просто стояли. Мы сели в машину, Боб сдал назад, и мы умчались.

Боб громко, коротко рассмеялся, точно пролаял.

– Брось, едва мы свернули за угол, они оттащили этого подонка. Я видел, как его пятки волочились по гравию: они схватили его под мышки. Он просто вырубился – на неделю!

В комнате воцарилась тишина: слышалось лишь гудение насекомых да воркотня телевизора.

Стюарт Хедли медленно встал, опираясь на кресло. Он выглядел уставшим и измочаленным после душного и жаркого июльского вечера. Нетвердой походкой он направился через всю комнату, шаркая ногами и делая краткие, неравномерные остановки: его тело казалось одеревенелым и неповоротливым. Эллен обеспокоенно наблюдала за ним.

– Стью, – сказала она, – ты куда?

Хедли застыл перед дверью спальни и обернулся к Эллен. Лицо его было бледным и отекшим, глаза прикрыты. Хедли моргнул, кашлянул и снова повернулся к двери спальни.

– Гляну, как Пит, – буркнул он.

– Он спит, – сказала Эллен. – Я только что смотрела.

Хедли не ответил. Он скрылся в спальне и бесшумно закрыл за собой дверь.

В спальне было темно и довольно прохладно. На туалетном столике в углу негромко поскрипывал электрический вентилятор, рывками разгонявший воздух по комнате. Хедли немного постоял, привыкая к темноте.

Питер Хедли крепко спал в кроватке. Он отрывисто сопел и похрапывал, его кожа стала липкой от пота и покрылась красными пятнами из-за жары. Мальчик скорчился, скривился, повернулся на бок и захрапел, так и не проснувшись. Крупный здоровый младенец. Подойдя и уставившись от него, Хедли почувствовал слабый запах кислого молока.

Из гостиной доносился резкий, грубый голос зятя. Словно стук молота о наковальню, он проникал сквозь тонкие, дешевые стены прямо в спальню. Боб Соррелл рассмеялся, повысил голос, обратился к Салли, затем к Эллен. Стоя в густой тени у кроватки сына, возле спящего младенца, Хедли слышал, как этот человек четко произнес его собственное имя. Соррелл спрашивал, где он и чем занимается. Предстояло отчитаться и объяснить свое поведение: в любую минуту Соррелл мог встать и решительно прошагать в спальню.

Хедли задумался, что же делать. Подумал, не указать ли Сорреллу на дверь – указать им обоим? Да-да, обоим, включая сестру. Как так случилось? Хедли попытался вернуться к началу: когда впервые зародилась эта мысль, первое осознание того, что дело касается их обоих, а не только Боба?.. Он не мог докопаться до причин: мысль взялась ниоткуда, неизвестно когда. Но как только она засела в мозгу, ее уже нельзя было от себя прогнать. Хедли не мог отделаться от нее, нес за нее ответственность. Ему захотелось избавиться от них, отчаянно захотелось, чтобы они ушли и уехали домой, укатили на север в своем огромном зеленом «нэше» и больше никогда не возвращались.

Дверь открылась, и в темноту плавно скользнула Эллен. Она осторожно закрыла за собой дверь и поспешила к нему.

– Ради бога, – сказала она скрипучим голосом, – что ты здесь делаешь? Просто стоишь? С Питом все в порядке?

– Конечно, – ответил Хедли.

– Тогда в чем же дело? – Ее лицо охватили досада и беспокойство. – Любимый, ты должен вернуться: нельзя здесь прятаться.

Он сердито повысил голос.

– Я не прячусь! Я имею право сюда заходить и смотреть, как себя чувствует мой сын.

– Ты не можешь уходить и оставлять меня наедине с ними, – лицо Эллен словно одеревенело. – Я не собираюсь это терпеть: не собираюсь тащить этот крест в одиночку. Она твоя сестра, а не моя. Я внесу свою лепту, смирюсь с их присутствием – но только не в одиночку. Понимаешь?

– Ладно, – сказал Хедли. – Хорошо, пошли обратно, пока он не вышиб дверь, – в гостиной гудел и разносился эхом громкий голос Боба. – Как она могла за него выйти? – бессильно спросил Хедли. – Как она могла связаться с таким человеком?

– Она считает его потрясающим, – весело сказала Эллен.

– В голове не укладывается, – Хедли бесцельно устремился сквозь полумрак к двери. – Это повторяется всякий раз, когда я его вижу. Он всегда был таким: еще до того, как они поженились, он был таким же шумным и злобным.

Эллен схватила его за руку.

– Любимый, этого следовало ожидать. У нее своя жизнь, а у нас – своя. Боже мой, ей уже почти тридцать. Она из совсем другого поколения: что у нас общего? Глянь на них – обращаются с нами, как с детьми, опекают, указывают, что нам делать…

– Я рассказал ей.

– О чем?

– Про Общество.

Эллен пришла в некоторое замешательство.

– Ты имеешь в виду историю со Стражами? Того… Бекхайма?

– Она рассмеялась, и все.

– Нет, – категорично сказала Эллен, – Стюарт, я в это не верю. Ты просто расстроился и запутался, как избалованное, обиженное дитя. Давай вернемся в гостиную – честное слово, я не знаю, что я с тобой сделаю, – она беспечно прибавила шагу: – Ты всех нас так расстраиваешь… Немудрено, что Салли не отнеслась к тебе с сочувствием. Ты не можешь ожидать от нас, что…

– Это он виноват, – перебил Хедли. – Она такой раньше не была. Он горилла, а не человек. Слышала, как он хвастался тем, что избил мексиканского парня? Какого-то подростка в два раза ниже его ростом. Он же выродок, а она считает его потрясающим. Видела б ты, как он обошелся с Дейвом и Лорой – это было ужасно. Он их вышвырнул, откровенно спровадил.

Эллен живо взяла его под руку.

– Ну, не такая уж она глупышка. Салли запрягла в свою повозку восходящую звезду, и, по-моему, это говорит в ее пользу. Она не дура, любимый.