Чудеса в Гарбузянах

— Я тебе честно говорю, я же хотел… Хотел… Вот, думаю, покурю и пойду к нему. Честное слово!.. Пойду и скажу: «Сосед, — скажу, — а сядем, сосед, на мотоцикл да поедем в район. Сдадим билет на вашу фамилию. Вот же, сосед, бухгалтер, образованный человек, дело имеете с финансами, пусть будет на вас записана, пока ребята не подрастут…». Честное слово, вот так думал… А он!.. Эх!.. Пришёл и — будто я себе!.. Ну!

— Не волнуйся, Павлуша, хватит. Снова до утра не уснешь.

— Я не волнуюсь, но… Вот тут… — Павел Максимович стукнул себя тяжелым кулаком в грудь, даже в матрасе звякнула пружина. — Вот тут… будто кто мне нож воткнул и поворачивает, поворачивает… Заподозрить меня, что я… себе!.. Ну!

В матрасе снова звякнул пружина.

И, словно эхом прокатившись через два сада и два огорода, звякнула её в ответ пружина в тахте соседской хаты. Там тоже не спали.

— Сколько лет жили душа в душу! Сколько лет! — драматично шептал Семен Семенович.

— Эх-хе-хе! — вздохнула Мария Емельяновна.

— И я всегда… Ты же помнишь, как я… на правлении, и… А он…

— Эх-хе-хе! — снова вздохнула Мария Емельяновна.

— И что же я — себе, что ли? Я же хотел как лучше всего… по-человечески хотел. Хотел зарегистрировать. Оформить официально, чтобы… он же в этом не смыслит ничего… чтобы нотариально записано было… в документах… что машина, дескать, принадлежит всем троим. И до совершеннолетия поставить на консервацию… А он… Вот!

— Да не кури, Сенечка! Ты же бросил. Сердце будет болеть снова. Я тебя прошу. Не кури.

— Да обидно же! Обидно! — ударил себя в грудь Семен Семенович. — Словно я себе!.. Ну!..

И звякнула пружина в тахте, покатилось эхо через два сада и два огорода. И тонко зазвенела в пружине кровати родителей Цыгана.

Ну и сложные же эти взрослые! Ну и сложные же они люди. Ничего иногда не поймешь.

Глава шестая, в которой наши герои задумывают и проводят блестящую операцию. «На! Теперь ты загадывай…»

Заснул Сашка Цыган и… сразу же проснулся. Словно и не спал вовсе.

Солнышко, как всегда, улыбалось с неба. Весело щебетали на деревьях птицы. Хрюкала в хлеву свинья. Жизнь была прекрасна.

Но мальчик мгновенно вспомнил вчерашние события, и свет померк для него, как в самую неистовую непогоду.

«Нет! Так дальше жить нельзя!» — подумал он, и неожиданная решимость охватила его.

Он быстро спустился с чердака и, даже не позавтракав, отправился к Марусику.

Марусик еще спал. Во сне его лицо было печальное и скорбное.

— Алё! — тронул его за плечо Сашка Цыган.

— А? — испуганно открыл глаза Марусик.

— Вставай! Хватит спать. Надо решить, как нам дальше жить.

— Что? — не понял спросонья Марусик.

— Ты как хочешь, а я думаю убежать из дома, — тяжело вздохнул Сашка Цыган.

— Как?!

— Обыкновенно. Убегу да и всё. Пусть себе ездят на этой машине сколько влезет. У меня вчера с отцом… разговор был.

— И у меня, — вздохнул Марусик.

— Неинтересно мне стало дома. Понимаешь? Неинтересно.

— А куда же убежишь?

— Не знаю еще…

— Слушай, — неожиданно взбодрился Марусик. — Надолго убежать, конечно, трудно. Всё равно милиция найдёт и вернет. А вот на несколько, чтобы проучить их, — это можно. Тогда и я с тобой. А?

— Давай! Хоть на несколько дней… — Сашка Цыган даже повеселел. Откровенно говоря, он и сам не представлял, как он убежит.

— Ну, а куда убежим, как ты думаешь? — спросил Марусик. Он привык, что идеи исходят от Сашка Цыгана.

— Ну… я думаю… — Сашка Цыган насупил брови, что должно означать раздумье, — я думаю… лучше всего… в лес.

— В лес? — скривился Марусик.

— А что? В македонском шалаше спрячемся.

— А есть что будем?

— Что-нибудь со мной возьмём. А потом Журавль принесет. Грибы будем собирать, ягоды…

— Грибы-ы… — снова скривился Марусик. — Уже собирали… Чтоб они пропали! Может, всё-таки не в лес? А? Как-то оно в лесу всё-таки…

— Ну, ты всё-таки!.. И убежать хочешь, и чтобы всё было, как дома на печи. Уже выяснили, что тот незнакомец абсолютно не страшный. Даже наоборот. Может, что-то нам ещё и посоветует. Хорошо… Если встретится…

— Ну, хорошо! — махнул рукою Марусик. — В лес, так в лес.

…Журавль возился со скособоченными дверями сарая, которые он так и не отремонтировал ни позавчера, ни вчера. Поэтому так рано и встал.

Увидев друзей, он вздрогнул, очень уж решительный вид у них был. А когда друзья изложили ему суть дела, Журавль печально вздохнул.

— А я? Меня, значит, бросаете?

— А тебе убегать незачем. У тебя нет причин. Да и еду носить нам будешь, — сказал Сашка Цыган. — И тебе же надо… вон сарай… и дрова, и воду…

Журавль еще раз вздохнул, но спорить не стал. Не умел он спорить.

Македонский шалаш ребята нашли в прошлом году совершенно случайно, когда ходили за грибами.

Он стоял на краю впадины среди густых кустов и был почти незаметен. Сплетенный из мощных веток, покрытый толстым слоем почерневшей слежавшейся листвы, он, казалось, стоял тут целую вечность.

— Ого! — посмотрел Журавль. — В нём, наверно, еще Александр Македонский жил.

Он как раз тогда читал книжку про Александра Македонского.

Так и назвали они его — македонский шалаш. И как-то, когда их застала в лесу гроза, они прятались в шалаше от дождя. Было тихо, пахло грибами, прелыми листьями и хвоей. Где-то вверху шуршал дождь в кронах деревьев, сверкало и гремело, но в шалаш не попадала ни одна капля.

Потом долго ребята с удовольствием вспоминали македонский шалаш.

Его поставили, наверно, туристы-грибники, которые частенько наведывались на машинах в наш Губановский лес.

Самый короткий путь к македонскому шалашу проходил вдоль Бакая. Но ребята, не сговариваясь, свернули в сторону и дали хороший крюк, обходя озеро. Будь оно неладно! Никто его, конечно, не боится, но просто неприятно смотреть на наго. А зачем, спрашивается, делать то, что неприятно?!

Как всегда в решительный переломный момент жизни, настроение было тревожно-торжественное. Не хотелось ни говорить, ни слушать.

Шли молча.

Сашка Цыган и Марусик несли по большой сумке с едой. Журавль нёс два одеяла.

В лесу было тихо, слышно как комар пролетает, словно лес вместе с ними переживал торжественность момента.

Они едва разыскали шалаш. Дважды проходили мимо и возвращались потом назад. Где-то тут должен быть, а не видно…

— Не найдут, — убежденно сказал Сашка Цыган. — Раз мы не сразу нашли, никто нас тут не найдут.

— Ага, — сказал Марусик, и в голосе его было не столько радость, сколько спрятанной грусти.

Журавль мялся, переминаясь с ноги на ногу. Ему не хотелось расставаться с друзьями.

— А может… может, давайте грибы поищем, — несмело предложил он.

— А что, давайте, — поддержал Сашка Цыган. И пошли ребята за грибами.

Тот, кто собирал когда-нибудь грибы, знает, какая это заразительная штука, — только начни. И как это успокаивает. Все мысли из головы — фить! — и нету. Все чувства из сердца — прочь. Ни о чём не думаешь. Одно только на уме гриб! Где ты, голубчик, прячешься — то ли этим приподнятым опавшим листом, то ли под этою кучкой хвои? А когда улыбается удача тебе, ты уже ничего не слышишь, ничего не видишь, не замечаешь. Голову к земле и — как пёс охотничий.

Сегодня ребятам везло, как никогда. А когда везет, и время летит как на крыльях. Солнце уже повернулось на вечерний круг, когда они опомнились. Грибов у каждого — полные сумки.

— Что с ними делать? — пожал плечами Сашка Цыган, когда подошли к шалашу.

— Может, пусть Журавль домой заберёт, — сказал Марусик.

— Нет! Нет! — замахал руками Журавль. — Я и свои вам оставлю. А то сразу поймут, где я был. И вас начнут искать в лесу.

— О! Правильно! Разумно! — похвалил его Сашка Цыган. — У тебя иногда котелок варит.

— Вы их посушите, — посоветовал поощренный похвалой Журавль. — На ветки поразвешивайте, как это белочка делает.

— Остановись, — сказал Цыган. — У меня уже не хватает слов, чтобы расхваливать твой ум. Не утомляй меня. Иди уже домой. А то сорвёшь нам всю операцию.

Журавль скривился, словно у него болели зубы.

— Иди! — повторил Сашка Цыган. — А то стемнеет, самому будет страшно идти.

— Вы уж тут осторожно… С волками и медведями не задирайтесь, — пошутил на прощание Журавль.

После того, как он ушёл, Сашка Цыган и Марусик какое-то время молчали, потом Цыган Сказал:

— Мне тут нравится. Никто не упрекает, не издевается.

— Ага, — без особого воодушевления кивнул Марусик.

— Пусть!.. Пусть они теперь делят эту машину… Хоть пилой режут. Я её, пусть теперь меня хоть упрашивают, не хочу.

— И я, — уже совсем искренне подхватил Марусик.

В лесу темнеет быстро. Только зашло солнце, и — не успеешь оглянуться — хоть глаза выколи.

Сашка Цыган хотел зажечь костёр, но Марусик горячо запротестовал:

— Нет! Нет! Еще страшнее будет. Давай спать укладываться. Цыган не стал настаивать.

Завернувшись в одеяла, они лежали в полной темноте, ожидая сон. Но сон не приходил. Где-то недалеко треснула ветка. Что-то вроде ухнуло…

— Что… что это? — прошептал Марусик. — Хо… ходит кто-то…

— Да нет. Спи.

— Ох! Пропадём мы тут ни за понюшку табаку.

— Да ну тебя! — Сашка Цыган старался шептать бодро, но у самого мелко дрожало возле пупка.

Что не говорите, страшно ночью в лесу.

То ли инстинкт далёких доисторических предков просыпается (когда в любой момент можно было ожидать нападения саблезубого тигра, или пещерного медведя, или еще кого-то). Но даже взрослый неуютно чувствует себя ночью в лесу.

Поэтому я целиком понимаю наших героев.

Когда долго не спишь, как — то утрачиваешь чувство времени. Кажется, прошёл час, а прошло всего лишь пять минут. И наоборот…

Цыган не мог бы сказать сколько прошло времени. Но вдруг… Послышались шаги. Мигнул свет фонарика. И… В шалаш кто-то заглянул.

— А-а, старые знакомые! Привет!

У Цыгана перехватило дыхание, словно кто-то холодными пальцами сжал горло. Это был незнакомец…