Дилогия об изгоняющем дьявола

Крис оглядела комнату. Бледные лучи света из зала легли на картины, нарисованные Риган, на ее игрушки.

«Ну ладно, Ригс. Твоя глупая мамочка попалась на удочку. Скажи теперь: “Первого апреля, никому не верю!”»

И все же Крис знала, что на Ригс это не похоже. Ее дочка была скромной и очень робкой девочкой. Тогда где же шутник? Какой-нибудь дурак спросонок решил проверите отопительные трубы или канализацию? Однажды в горах Бутана она несколько часов подряд смотрела на буддийского монаха, который сидел на корточках и занимался медитацией. В конце концов ей показалось, что он воспарил. Скорее всего, показалось. Рассказывая об этом случае, она всегда добавляла «скорее всего». Возможно, и теперь ее воображение (довольно богатое само по себе) выдумало этот стук.

«Ерунда, я же слышала!»

Неожиданно она посмотрела на потолок. Ага! Слабое царапанье!

«Крысы на чердаке! Господи! Крысы!»

Она вздохнула. «Ну вот. Огромные толстые хвосты. Шлеп, шлеп». Как ни странно, ей полегчало. И тут она впервые обратила внимание на холод. Комната была совершенно выстужена.

Мать подошла к окну. Проверила его. Закрыто. Потрогала батареи. Горячие.

«В чем дело?»

Удивленная, она вернулась к кровати и потрогала щеку девочки. Она была гладкая, немного влажная.

«Я, наверное, заболела».

Крис посмотрела на дочь, на ее курносый нос и веснушчатое лицо, потом быстро наклонилась и поцеловала теплую щеку.

— Я тебя очень люблю,— прошептала она.

Затем Крис вернулась в свою спальню, поудобнее улеглась на кровати и вновь принялась за чтение сценария.

Какое-то время она старалась поглубже вникнуть в текст. Предполагалось, что это будет музыкальная комедия, римейк старого фильма «Мистер Смит едет в Вашингтон». Авторы нового сценария добавили туда еще одну сюжетную линию: бунт в кампусе. Крис предлагалась главная роль — преподавательницы психологии, которая встает на сторону возмущенных студентов. Все это ей совершенно не нравилось. Тупо и бессмысленно! Весь эпизод — абсолютная глупость. Несмотря на отсутствие полноценного образования, Крис всегда умела отличать правду жизни от голых постулатов и пустых лозунгов. Пытливый от природы ум заставлял ее упорно продираться сквозь нагромождение слов и фраз в поисках хоть какой-нибудь стоящей мысли или выигрышного момента, за который можно было бы уцепиться. Однако сама идея бунта казалась ей «глупостью» — другого слова она не находила.

«В чем причина? — размышляла Крис.— В том, что я принадлежу другому поколению? Все это вранье... Мне уже тридцать два... Сущая глупость, это...

Ладно, не кипятись,— уговаривала она себя.— Сохраняй выдержку. У тебя впереди еще неделя...»

Интерьерные съемки в Голливуде уже практически завершены. Осталось доснять только несколько уличных сцен в кампусе Джорджтаунского университета. Работа должна начаться завтра, пока там пусто — все студенты разъехались на пасхальные каникулы.

Ей хотелось спать. Веки буквально слипались. Крис вновь взглянула на измятую страницу. Края оборваны. Она задумчиво улыбнулась. Это работа режиссера-англичанина. Когда он нервничает, то дрожащими руками отрывает полоску бумаги от первой попавшейся страницы и жует ее, пока не превратит в бумажный комочек.

«Милый Бэрк!»

Крис зевнула и бросила еще один взгляд на сценарий. Многие страницы были объедены. Она вспомнила про крыс. «У этих маленьких сволочей, безусловно, есть вкус». Она решила утром отправить Карла за крысоловками.

Пальцы Крис разжались. Сценарий выпал из рук.

«И все-таки это глупость, совершеннейшая бессмыслица...»

Неуверенной рукой она нащупала выключатель... Вот так... Крис глубоко вздохнула и с наслаждением вытянулась, чувствуя, что вот-вот провалится в сон. Несколько минут она пролежала неподвижно, но потом резким движением ноги скинула с себя одеяло.

«Ну и жара!..»

Оконные стекла запотели от жары и сырости, даже на рамах появились капельки влаги...

Крис уснула. Ей снилась ее смерть. Она задыхалась и растворялась, терялась в пустоте и все время думала: «Меня не будет, я умру, меня не будет никогда, о, папа не допустит этого, я не хочу превратиться в ничто, навсегда». И опять таяла, растворялась, и этот звон, звон, звон...

«Телефон!»

С тяжело бьющимся сердцем Крис вскочила и сняла трубку.

Звонил помощник режиссера.

— В гримерной в шесть часов, дорогая.

— Ладно.

— Как дела?

— Если сейчас приму душ и приду в себя, значит, все в порядке.

Он засмеялся.

— Увидимся.

— Хорошо.

Она повесила трубку. Немного посидела, раздумывая над своим сном. Сон? Это скорее напоминало раздумья в полусне. Такая удивительная ясность! Конец существования. Невозвратимость. Она раньше не могла себе представить. «О Боже, этого не может быть!»

«Но это, к сожалению, правда».

Крис надела халат и быстро спустилась вниз, к реальному и шкворчащему жареному бекону.

— Доброе утро, миссис Макнил!

Седая Уилли склонилась над столом Она выжимала сок из апельсинов. Под глазами синие круги и мешки. Чуть заметный акцент. Она, как и Карл, была родом из Швейцарии. Экономка вытерла руки салфеткой и направилась к плите.

— Я сама достану, Уилли.

Крис, всегда наблюдательная, заметила усталый взгляд женщины.

Уилли вернулась к столу, ворча что-то себе под нос. Крис налила кофе и принялась за завтрак. Посмотрев на свою тарелку, она тепло улыбнулась. Алая роза. Риган. «Мой ангел». Каждое утро, когда Крис снималась, Риган тихонько вставала с кровати, шла на кухню и клала ей цветок на тарелку, а потом, сонная, опять отправлялась спать. Крис покачала головой, вспомнив, что когда-то хотела назвать дочь Гонерильей. «Да. Все верно. Надо быть готовой к худшему». Ее большие зеленые глаза стали вдруг похожи на глаза бездомного или осиротевшего человека. Она вспомнила о другом цветке. О сыне. Джеми. Он умер давно, когда ему было всего три года. Крис в то время была молоденькой девочкой, никому не известной певичкой из хора на Бродвее. Она поклялась, что никого не будет любить так сильно, как Джеми и его отца, Говарда Макнила.

Уилли подала сок, и тут Крис вспомнила о крысах.

— Где Карл? — спросила она экономку.

— Я здесь, мадам.

Мажордом выглянул из-за двери кладовой. Властный. Почтительный. Энергичный. Вежливый. Живые, блестящие глаза. Орлиный нос. Абсолютно лысый.

— Послушай, Карл. На чердаке завелись крысы. Неплохо бы купить капканы.

— Крысы?

— Я же сказала.

— На чердаке чисто.

— Ну, значит, у нас чистоплотные крысы.

— Никаких крыс.

— Карл, я их слышала ночью.— Крис едва сдерживалась.

— Может,канализация,— попробовал возразить Карл,— или отопительные трубы?

— Крысы! Ты купишь в конце концов эти проклятые ловушки? И перестань спорить!

— Да, мадам. Я пойду прямо сейчас!

— Не сейчас, Карл! Все магазины закрыты!

— Они и правда закрыты,— проворчала Уилли.

— Посмотрим.

Он ушел.

Крис и Уилли обменялись взглядами, потом Уилли покачала головой и вернулась к бекону. Крис вспомнила про свой кофе.

«Странный... Странный человек». Так же как и Уилли, трудолюбивый, очень преданный. И все же было в нем что-то такое, от чего Крис становилось не по себе. Что именно? Может, его чуть заметная заносчивость? Или его вызывающее поведение? Нет. Что-то другое. Супруги жили у нее уже почти шесть лет, но Карла она никак не могла понять до конца. Он по-прежнему оставался для нее загадкой — своего рода не поддающимся расшифровке иероглифом, живым, обладающим способностью дышать, двигаться, разговаривать, с готовностью выполняющим любое поручение хозяйки. И все же — Крис интуитивно чувствовала это — за внешней маской скрывалась некая тайна, словно внутри Карла действовал некий невидимый разумный механизм.

Крис поднялась в свою комнату и надела свитер и юбку. Посмотрела в зеркало и с удовольствием начала расчесывать короткие рыжие волосы, вечно казавшиеся растрепанными. Потом состроила рожицу и глупо усмехнулась. «Эй, милая соседушка! Можно поговорить с твоим мужем? С твоим любимым? С твоим негодяем? А, твой негодяй в богадельне? Это он звонит!» Она показала язык своему отражению. Поникла. «О Боже, что за жизнь!» Взяла коробку с гримом и париками, спустилась вниз и вышла на тенистую чистую улицу.

На мгновение Крис остановилась, вдохнула полной грудью свежий утренний воздух и посмотрела направо. Сбоку от дома круто уходила вниз, к М-стрит, старинная каменная лестница. Чуть дальше виднелся верхний въезд в трамвайный парк — построенное в средиземноморском духе старинное кирпичное здание под черепичной крышей, украшенное башенками в стиле рококо, когда-то служило пристанищем городским трамваям. Крис разглядывала его со странным чувством тоски и сожаления. «Забавное строение,— думала она.— И вся улица забавная. Черт побери, ну почему бы мне не остановиться, не поселиться здесь? Почему бы не купить дом? Почему бы не начать наконец нормальную жизнь?» Где-то послышался колокольный перезвон. Крис повернула голову в ту сторону, откуда доносился звук. А, это часы на башне Джорджтаунского университета. Их печальный голос эхом разносился над рекой. Крис показалось, что этот тоскливый звон проник в самое ее сердце.

Она пошла дальше. К своей работе, к этой веселой путанице, к бутафорской, шутовской старине.

Как только Крис вошла через главные ворота, ее настроение немного улучшилось, а потом, увидев знакомые ряды фургонов вдоль южной стены, где размещались костюмерные и гримерные, она и вовсе повеселела. В восемь утра первого дня съемок она уже почти пришла в себя. И первым делом начала спорить по поводу сценария.

— Эй! Бэрк! Будь так добр, посмотри, что это здесь за ерунда, а?

— Ага, у тебя все-таки есть сценарий! Прекрасно!

Режиссер Бэрк Дэннингс, подтянутый и очаровательный, как принц из волшебной сказки, озорно и лукаво подмигнул ей и аккуратно оторвал дрожащими пальцами полоску бумаги от сценария.

— Сейчас я начну чавкать,— засмеялся он.

Они стояли на площадке перед административным зданием университета среди актеров, статистов, технического персонала и работников ателье. Кое-где на лужайке уже разместились любопытные зрители. Собралось множество детей. Оператор, уставший от шумихи, поднял газету, которую жевал Дэннингс. От режиссера уже с утра слегка отдавало джином.

— Да, я жутко доволен, что тебе дали сценарий.

Стройный, изящный, уже немолодой Дэннингс говорил с таким изысканным британским акцентом, что в его устах красиво звучали даже самые страшные ругательства. Когда Бэрк был навеселе, казалось, что он готов в любой момент неудержимо расхохотаться, что ему трудно сдерживать себя и оставаться хладнокровным.

— Ну-ка расскажи, крошка моя, что случилось. В чем дело? Что тебя не устраивает? — поинтересовался он у Крис

Основным камнем преткновения, по ее мнению, была описанная в сценарии сцена, когда глава вымышленного университета обращается к взбунтовавшимся студентам и пытается отговорить их от сидячей забастовки, которую те угрожают устроить на территории кампуса. Крис в свою очередь должна подбежать к декану, выхватить из его рук мегафон, а затем, указав на главное административное здание, громко крикнуть: «Давайте разрушим его до основания!»

— Но ведь это полная чушь,— заявила Крис.

— Брось, все нормально,— возразил Дэннингс.

— Но какого черта они станут разрушать здание, Бэрк? Объясни! Чего ради?!

— Ты что, издеваешься надо мной?

— И не думаю Я только спрашиваю, чего ради. На кой дьявол им это делать?

— Ну, просто потому, что оно там есть, радость моя...

— Где? В сценарии?

— Нет, на территории университета.

— Абсолютнейшая бессмыслица, Бэрк. Она просто не способна на такое.

— Еще как способна!

— А я говорю — нет!

— Может пригласим сюда автора сценария? Если не ошибаюсь, он сейчас в Париже.

— Прячется?

— Трахается!

Бэрк так тщательно и четко выговорил это слово, с такой неподражаемой интонацией, с таким масляным блеском в по-лисьему хитрых глазках, что Крис не выдержала и расхохоталась.

— Ох, Бэрк, черт бы тебя побрал, ты просто невыносим...— Обессилев от смеха, она уткнулась лицом ему в плечо.

— Да,— скромно согласился Дэннингс. Таким же тоном, наверное, кесарь подтверждал свой троекратный отказ от трона во время коронации.— Ну так что, продолжим наконец?

Крис, казалось, не услышала вопрос Она украдкой бросила смущенный взгляд на стоявшего неподалеку иезуита, словно желая проверить, достигли ли его ушей столь крамольные речи. Это был темноволосый мужчина лет сорока. Суровое выражение на негладком, словно выщербленном лице делало его похожим на боксера. Однако, встретившись с ним глазами, Крис, к своему удивлению, прочла в них печаль и боль, и в то же время было в их выражении нечто такое, что свидетельствовало о доброте души этого человека, нечто такое, что вселяло надежду и давало утешение. Конечно же он все слышал. И он улыбался. А потом взглянул на часы и поспешно ушел.

— Так будем мы работать дальше или нет? — вновь подал голос Бэрк.

Крис рассеянно оглянулась.

— Да-да, Бэрк. Конечно. Давай начинать.

— Слава тебе, Господи!