Помоги проекту - поделись книгой:
Это были люди как правило сильно за 40 лет, с бородами, занимающиеся на досуге сбором своей амуниции из папах и военных кителей дореволюционного пошива. Причем вид многих из них причудливо дополняют атрибуты из советского прошлого: кто-то подпоясал галифе широким армейским ремнем с огромной звездой на блестящей бляхе, у кого-то панама из советской униформы времен Афганской войны. Все обвешаны медалями, не имеющими отношения к боевым действиям, и православными крестами. Некоторые в церковных подрясниках, странно сочетающихся с намотанными на головы черными банданами с белыми черепами.
– Не, мы тут не на митинг пришли! – убедительно объясняет РП один из бывалых казаков. – Митинги с демонстрациями большевики придумали! Ну как придумали. Не придумали, а оболгали крестный ход и передали его в свои сатанинские шашни!
– А вы чем, простите, отличаетесь? Тоже вот транспаранты несете. Правда, у вас на них написан [лозунг, признанный экстремистским и включенный в Федеральный список экстремистских материалов под номером 865 по решению Черемушкинского районного суда города Москвы – РП], но разница-то в чем-то?
– А в том, что мы за Христа. А они за Антихриста! А теперь давай в сторонку, идти пора, – быстро ставит точку в споре казак и поднимает над собой древко с флагом, на котором написано «Православие, самодержавие, русский народ». К верхушке древка прикреплен крест. Через несколько секунд крест отваливается и чуть не попадает по голове корреспондента РП.
– Так! Коррупция! Где коррупция?! – громко разносится голос организатора мероприятия, атамана Павла Турухина. Ничего страшного не произошло – это он разыскивает человека с транспарантом «Нет коррупции!». – А, вот где, «Коррупция»! Давай, становись рядом с троицей – с ней вот и пойдешь! Не понял, а где теперь [лозунг, признанный экстремистским и включенный в Федеральный список экстремистских материалов под номером 865 по решению Черемушкинского районного суда города Москвы – РП]?
Всего с площади перед Троице-Сергиевой лаврой в путь отправляются около 200 участников крестного хода. Половина из них – колоритно разодетые казаки, другая половина – женщины, замотанные в платки. Большинство из женщин за несколько часов до этого также прошлись по городу с крестным ходом, который с утра проводили батюшки из Русской православной церкви.
– Благодать лишней не будет, – простодушно отвечают они, когда их спрашивают о том, зачем им дважды за день участвовать в крестном ходе. На вопросы об антикоррупционной составляющей говорить не хотят и стеснительно отшатываются в сторону.
– Я выхожу, чтобы помолиться вместе с остальными товарищами. Меня когда-то сюда позвали друзья. Я так верю, что в этом плохого? – говорит седой дед очень доброго вида. Когда шествующий рядом с ним казак вскидывает руку в нацистском приветствии, дед смущенно косится в сторону и добавляет. – А еще я марки собираю. Ну могут же быть у меня свои увлечения?
Когда крестный ход стартует, некоторые женщины добегают до начала колонны и становятся на колени, чтобы получить благодать от проносимых над ними транспарантов и икон. Некоторые, простояв несколько минут на коленях, вновь бегут в начало хода, чтобы повторить те же действия еще раз.
Казаки периодически запевают молебен в честь Сергия Радонежского и российский дореволюционный гимн «Боже, царя храни». Самая любимая кричалка звучит как заряд с футбольного стадиона: «Слава Христу! Смерть антихристу!»
Сильный ветер гнет в руках пластмассовые флагштоки, подолгу их нести тяжело, поэтому колонна останавливается каждые пять минут, чтобы передохнуть. Пока шествующие отдыхают, они поворачиваются в сторону ближайшей церкви и молятся. Несколько раз они так молятся, уставившись на витрины супермаркетов.
– Ну за супермаркетом церковь, – вздыхает на замешательство корреспондента РП один из участников крестного хода. – Бес понаставил зданий, стен понаделал! Но-мы знаем, что там, за стенами, церковь!
Во время одной из остановок заросший мужчина с деревянным крестом обращает внимание на корреспондентку телеканала «Дождь».
– Хочешь быть желанной? – вкрадчиво обращается он к ней.
– Чего? – впадает в легкий ступор девушка.
– Любимой, спрашиваю, хочешь быть?
– Вы о чем вообще?
– Носи русскую одежду! Как называется русская женская одежда?
– Я не знаю…
– Как же она называется… Я тоже что-то забыл, – находит верующий все-таки точку соприкосновения с журналисткой.
– Сарафан! – приходит им на помощь корреспондент РП.
– Точно! – подтверждает казак и заканчивает свое обращение к девушке. Носи сарафан и будешь красивой! Американцы тебе вставили при рождении диск с неправильным воспитанием, но ты в этом не виновата. Поменяй диск! – вновь победительно оставляет он девушку в недоумении и отправляется дальше, подняв над собой крест.
Через два часа крестного хода, обойдя кругом центр Сергиева Посада, шествующие возвращаются к площади у лавры, чтобы принять резолюцию. Здесь выясняется, что у крестного хода есть, как и у демонстраций, своя резолюция.
– Братья и сестры, 25 лет назад мы здесь подняли знамя против жидобольшивистского ига коррупции! – обращается к соратникам атаман Турухин. – Но воз, увы, и ныне там! Против русского народа продолжается поход, начавшийся в 1917 году! Мы должны защищать ту власть, которая не защищает народ?
– Нет! – неуверенно раздалось в строю казаков.
– Вся власть от бога! – прогремело со стороны. Это был только что вышедший из Сергиевой лавры священник. – Шли бы вы отсюда! – уже потише проворчал батюшка, зло выругался, но ушел сам. Впрочем, серьезно смутив атамана.
– Мы должны… Мы должны защищать… защищать тех, кто нас сегодня уничтожает? – неуверенно закончил свой следующий вопрос оратор.
– Да… Нет! – с трудом определились с ответом участники крестного хода. Некоторые из них на всякий случай деликатно вскинули правые руки в знак поддержки.
Атамана сменил другой видный казак, для которого чуть позже, по итогам резолюции, было решено потребовать у администрации города звание почетного гражданина. Будущий возможный почетный гражданин Сергиева Посада долго рассказывал о борьбе русского народа с иудейской коррупцией, назвав в пример судебное дело, которое было заведено на его сторонников за «попытку изгнать бесов» из здания мэрии одного подмосковного города.
В итоге резолюция была принята единодушным взмахом правой руки к небу и кличем «Любо!» (этой фразой казаки Сергиева Посада отвечали в качестве согласия). Участникам крестного хода было разрешено возложить хоругви к гигантскому портрету царя Николая II и наконец-то разойтись.
Почти все женщины, сопровождавшие ход, успели удалиться при первых словах о «большевистских кознях жидомасонства».
Корреспондент РП подошел поговорить с казаком, возглавлявшим крестный ход с канделябром на длинной деревяшке. Казак был одет в джинсовый костюм, то есть, можно сказать, в штатском. Он пользовался вниманием и долго что-то втолковывал нескольким бабушкам.
– Когда покупаете продукты в магазине, вы перечеркивайте троеперстием штрих-код! Ну как будто бы андреевский флаг рисуете – и все в порядке! – внушал он.
– А я обычно штрих-коды срываю или соскабливаю. Чтобы меня не сканировали.
– Ну не! Сканирование для человека даже не опасно, опасен лазерный луч! Ну а так – андреевским флагом хоп и готово. Меня так в Греции учили!
– Простите, – перебил казака корреспондент РП. – А зачем ваши соратники вскидывали руки в нацистском приветствии? Ну православные же вроде люди.
– Это ж зига! Мы ж православные русские фашисты! А что вы пугаетесь? Фашио – это означает «пучок» или «сконцентрированная мощь». Что в этом плохого?
– Ясно.
– Ну вот и славно! Любо!
Новый завет
Евангелие
Родословие Иисуса Христа
Иисус, начиная Свое служение, был лет тридцати, и был, как думали, Сын Иосифов, Илиев, Матфатов, Левиин, Мелхиев, Ианнаев, Иосифов, Маттафиев, Амосов, Наумов, Еслимов, Наггеев, Маафов, Маттафиев, Семеиев, Иосифов, Иудин, Иоаннанов, Рисаев, Зоровавелев, Салафиилев, Нириев, Мелхиев, Аддиев, Косамов, Елмодамов, Иров, Иосиев, Елиезеров, Иоримов, Матфатов, Левиин, Симеонов, Иудин, Иосифов, Ионанов, Елиакимов, Мелеаев, Маинанов, Маттафаев, Нафанов, Давидов, Иессеев, Овидов, Воозов, Салмонов, Наассонов, Аминадавов, Арамов, Есромов, Фаресов, Иудин, Иаковлев, Исааков, Авраамов, Фаррин, Нахоров, Серухов, Рагавов, Фалеков, Еверов, Салин, Каинанов, Арфаксадов, Симов, Ноев, Ламехов, Мафусалов, Енохов, Иаредов, Малелеилов, Каинанов, Еносов, Сифов, Адамов, Божий.
Мк 3,23–38
Все мы помним родословную Иисуса Христа, которой открывается Евангелие от Матфея:
«Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова. Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его…» и так далее до завершения родословной словами: «Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от Которой родился Иисус, называемый Христос. Итак всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Давида до переселения в Вавилон четырнадцать родов; и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов» (Мф 1,1 – 17).
Мы неизменно обращаем внимание на множество различий в этих списках, как в общем, так и в частностях. Но есть в них и нечто принципиально их объединяющее. Достаточно взглянуть на другие библейские родословия, которые, безусловно, служили образцами евангельских родословий. Например, родословие Ноя, родоначальника послепотопного человечества:
«Вот родословие Адама: когда Бог сотворил человека, по подобию Божию создал его, мужчину и женщину сотворил их, и благословил их, и нарек им имя: человек, в день сотворения их. Адам жил сто тридцать лет и родил [сына] по подобию своему [и] по образу своему, и нарек ему имя: Сиф. Дней Адама по рождении им Сифа было восемьсот [700] лет, и родил он сынов и дочерей. Всех же дней жизни Адамовой было девятьсот тридцать лет; и он умер» и так далее до Ноя: «Ною было пятьсот лет и родил Ной [трех сынов]: Сима, Хама и Иафета» (Быт 5,1 – 32).
Подобным образом строится и родословие Авраама, родоначальника Израиля:
«Вот родословие Сима: Сим был ста лет и родил Арфаксада, чрез два года после потопа; по рождении Арфаксада Сим жил пятьсот лет и родил сынов и дочерей [и умер]» и так далее до Авраама (Быт 11,10–32).
Все эти родословия имели целью ориентировать определенную Богом историю на ту или иную личность, важную в истории спасения: Ноя, Авраама… Родословия иллюстрируют веру в то, что историей руководит Бог, что Он – Вседержитель, что Божественный промысел непрерывно в истории действует, что обетования Божия неизбежно реализуются. В нашем случае – родословие ориентируется на Иисуса как Мессию, как Христа. Если в Евангелии от Матфея первым предком Иисуса упоминается Авраам, то у Луки родословие упирается в первого человека Адама и, наконец, в Бога, возводя появление Иисуса Христа к Божественному творческому акту.
На протяжение всей истории толкований было предпринято неисчислимое множество попыток механически объяснить расхождения в двух генеалогиях – Луки и Матфея. Но все попытки формально их примирить, гармонизировать оказались невозможными. У нас нет возможности разбирать подробности работы толковников с этими родословиями. Мы просто запутаемся в них. Упомянем лишь одно из самых ранних объяснений их различия. Оно сводится к тому, что родословная у Матфея – царская родословная Иисуса Христа по линии Его приемного отца Иосифа. А у Луки родословная Иисуса Христа идет по линии Его Матери Марии. Недаром ведь в самом начале подчеркнуто, что Иисус не был физическим сыном Иосифа, но «был, как думали, Сын Иосифов». Ангел во время Благовещения сказал Марии: «и даст Ему Господь Бог престол Давида отца Его» (Лк 1,32). И вот мы видим, что как у Матфея, так и у Луки царь Давид – предок Иисуса Христа. Но начиная от Давида у Луки родословная идет не через Соломона, как это у Матфея, а через Нафана, другого сына Давидова. Так что как Иосиф, так и Мария – происходили из царственного дома Давида, но по разным линиям. Такое объяснение кажется удовлетворительным – мол, Матфей дает родословие по Иосифу, а Лука – по Деве Марии. Но увы, даже элементарный анализ текста показывает несостоятельность такого рассудительного объяснения.
Все дело в другом. И все гораздо интереснее. И там, и там мы имеем разные предания, которые опирались не на историческую непогрешимость списка предков Иисуса, а на богословскую значимость воплощения Сына Божия в Человеке Иисусе Христе. И этот богословский смысл великого события символически по-разному выражен в обеих родословных. В них мы имеем дело с богословием, а не с сухой фактологией.
Если говорить предельно кратко, Евангелист Матфей следует одной символической схеме истории, а Лука – другой. Оба варианта весьма искусны. Оба родословия называют важнейших предков Иисуса: Авраама и Давида. Список между Авраамом и Давидом фактически совпадает. Затем, после Давида, родословия расходятся, и гармонизировать их, как мы уже сказали, невозможно.
Матфей преследует определенную богословскую цель. Ему надо было ощутимо-наглядно выразить некую идею, а именно то, что Иисус есть обетованный народу Божию Мессия, Христос, из царского рода Давида. Давид выступает как мессианский прообраз. Эту идею легко распознать, присмотревшись к родословию в его, Матфея, Евангелии. Он формирует список предков Иисуса, деля его на части. От Авраама до Давида 14 родов, от Давида до Вавилонского плена 14 родов и от Вавилонского плена до Христа 14 родов (Мф 1,17). Число 14 – гематрия имени Давид (далет – 4, вав – 6, далет – 4; 4 + 6 + 4 = 14). Так что текст Матфея как бы трижды, используя символический счет, говорит: Давид – Давид – Давид. Иисус Христос – Сын Давидов! Мало того. Ведь 14 – удвоенное священное число 7. В иудейской апокалиптике того времени было популярно воззрение, изложенное в апокрифической книге Еноха, что от сотворения мира до Судного Дня Господня должно пройти 10 так называемых космических недель. На исходе 9-ой космической недели должен явиться Мессия, Сын Давидов. Космическая неделя длится 7 космических дней. Космический день – продолжительность жизни одного поколения. От Авраама до Иисуса Христа, как написано у Матфея, прошло 14 х 3 = 42 поколения, 42 космических дня. Но всякому знатоку Писания было известно, что от Адама до Авраама прошло 21 поколение, то есть 21 космический день. Итого получается, что от Адама до Иисуса Христа 42 + 21 = 63 космических дня, то есть 63: 7 = 9 космических недель. На исходе 9-ой космической недели и явился Иисус, Мессия, Сын Давидов.
Иначе, но тоже символично и богословски содержательно, выстроена родословная у Евангелиста Луки. У него от Адама до Иисуса Христа проходит не 63 поколения, как у Матфея, но 77 поколений. Но, следуя другой популярной в те времена апокалиптической схеме истории, а именно 4-й книге Ездры (4 Ездр 14,11), Мессия должен прийти на исходе 11-й космической недели и возглавить 12-ю неделю, которая должна быть последним мировым веком перед Концом, перед Днем Господним. Это мы и видим в Евангелии от Луки: 77: 7 = 11. Тут и появляется Иисус Христос, открывая последний век мировой истории!
Все эти числа могут запутать и сбить с толку. Но… мы должны четко уяснить себе, что дело не в точности чисел. Когда речь идет об апокалиптических шифрах и символах, их нельзя понимать буквально. На то они и символы. Здесь, как и в случае Крещения Иисуса Христа, мы имеем дело не с буквальным историческим описанием, а со словесной иконой истории, с богословской интерпретацией истории. Евангелист Лука привел родословную Иисуса, чтобы сделать наглядной важную для него и для всех нас богословскую истину. Уже перед рассказом о начале публичной деятельности Иисуса всем становится ясным: Этот Иисус, о Котором будет рассказано в Евангелии, – Мессия, Сын Давидов, Который Своим рождением ознаменовал начало конца истории! И еще: Он – Сын Адама. Но ведь и все мы тоже сыны и дочери Адама. То есть, Иисус соприроден всем нам. При всех особенностях Его зачатия и рождения Он связан со всем человечеством от самой истории творения. Если Евангелист Матфей, перечисляя предков Иисуса, останавливается на Аврааме, родоначальнике Израиля, так как Матфей пишет преимущественно для христиан иудейского происхождения, – то Лука ведет родословную до Адама. Для Матфея Иисус был достоянием иудеев; для Луки Он принадлежит всему человечеству. Поэтому Его происхождение прослеживается не до основателя иудейской расы, а до отца всего человечества. Ведь Лука писал не для иудеохристиан, а для языкохристиан, которые не сознавали себя детьми Авраама. Для них было важно, что Иисус не только Мессия иудеев, но и Спаситель всего мира. В Нем благословляются все народы земли. Основная тенденция Евангелия от Луки, о чем мы уже упоминали, – универсализм, всемирность, всеобщность. Поэтому он устранил национальные и расовые границы и по отношению ко всем предкам Иисуса.
Еще следует отметить, что родословие Иисуса у Луки идет не просто до Адама, но до Бога. Этим подчеркивается не только общечеловечность Сына Божия Иисуса, но и Божественный промысел, действующий в родословной, как и во всей истории.
Весь отрывок начинается со слов: «Иисус, начиная Свое служение, был лет тридцати». Только что Он был помазан Святым Духом в Крещении, и теперь приблизительно в 30 лет, начал Свое мессианское служение. Это упомянуто не случайно. Ведь уже о Давиде мы читаем: «И помазали Давида в царя над [всем] Израилем. Тридцать лет было Давиду, когда он воцарился» (2 Цар 5,3–4). Вообще, в Писании 30-летний возраст – время полного возмужания и начала общественного служения. Так и об Иосифе, сыне Иакова, сказано: «Иосифу было тридцать лет от рождения, когда он предстал пред лице фараона, царя Египетского» (Быт 41,46). И пророк Иезекииль о себе пишет: «И было в тридцатый год, … когда … отверзлись небеса, и я видел видения Божии» (Иез 1,1). Иисус, надо полагать, провел тридцать лет в Назарете. Обычно говорят, что его приемный отец Иосиф умер довольно молодым, и Иисусу пришлось принять на себя заботу о Своей Матери и младших братьях и сестрах. И, пока они не выросли, Он не чувствовал Себя вправе покинуть Назарет. Как бы то ни было, Ему надо было сначала выполнять различные задачи более скромного характера в своей семье, прежде чем Он мог принять на Себя универсальную задачу спасения мира. Справляясь с малыми задачами в семье, Иисус подготовлял Себя к выполнению выпавшей на Его долю великой задачи. В рассказанной Им притче о талантах господин говорил верным слугам: «Хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю» (Мф 25,21.23). Чтобы быть солидарными с людьми и помочь им, надо знать, как они живут. Иисус прожил тридцать лет в Назарете, Он знал жизнь труженика, который зарабатывает на хлеб насущный. Отсюда Его снисходительность и забота о людских нуждах, которая так ярко проявится в Его общественном служении.
Мнения
История
История и смысл канонизации Царской семьи
Канонизация Царской совершилась торжественно и величественно на Юбилейном Архиерейском соборе 2000 г. Однако многие из тех, кто долго и эмоционально обсуждал эту тему, сразу потеряли к ней интерес. Люди, которые возбуждали нашу церковную жизнь, будучи сторонниками или, наоборот, противниками канонизации, вдруг замолчали. Любой священник скажет вам, что ему крайне редко доводится служить молебны Царственным страстотерпцам. Как же отозвалась эта канонизация в жизни нашей Церкви?
Прославленный Государь-император и члены его семьи отошли на второй план нашей церковной жизни. Должен сказать, что для меня это не стало такой уж большой неожиданностью. Уже в процессе подготовки канонизации Царской семьи я почувствовал, что многие из тех, кто активно выступал в средствах массовой информации, и особенно в так называемых «православных» газетах, по сути своей далеки от понимания той глубокой драмы, которая сопровождала всю жизнь и в особенности последний год последнего русского государя. Я это ощутил на одном из собраний неистовых сторонников канонизации Царской семьи, твердивших на всех углах, что канонизации, конечно же, не будет. я вдруг глубоко почувствовал, что если бы здесь сейчас оказался Император, он бы не узнал в них своих сторонников, а скорее бы увидел своих оппонентов. Эти люди поражали меня своей неистребимой «советскостью» В подходе к последнему государю, которого они, в отличие от обычных советских людей, не ругали, а, наоборот, неистово хвалили. В их нарочитом стремлении добиться канонизации и тем самым осуществить некое церковно-политическое чудо преображения России было что-то общее с чаянием увидеть в нашей стране построенный коммунизм. Это были утописты. И утопия их развеялась именно с канонизацией Царской семьи.
Здесь важно напомнить, что члены Царской семьи были причислены к лику святых в чине страстотерпцев. Материалы по канонизации Царской семьи, были опубликованы в довольно большой брошюре, а потом были переизданы отдельной книгой. Там было не только житие, но и исторические справки, которые мы в комиссии готовили по разным вопросам, связанным с жизнью Царской семьи. Главной темой канонизации была именно тема страстотерпчества. Мы не пытались создавать образ идеального государственного и политического деятеля. Достаточно лаконично и честно говорилось о многих противоречиях, сопровождавших царствование последнего государя; говорилось о тех проблемах, которые он сначала не осознавал, родившись и сформировавшись в, казалось бы, незыблемой православной империи своего отца императора Александра, а потом, после десяти лет царствования в разразившейся революционной смуте 1905 года вдруг стал осознавать и стал пытаться решать. Он шел по пути необходимых для России реформ, опаздывая, и даже такие выдающиеся государственные деятели, как Сергей Юльевич Витте и Петр Аркадьевич Столыпин, при всем своем государственном уме часто не могли поспевать за развивавшимися событиями.
И тем не менее, в эту сложную, переходную, по-своему кризисную эпоху развития России, император попытался в меру своих человеческих качеств осуществлять миссию православного государя. Конечно, государственная деятельность императора Николая II не была безупречной и безошибочной и не давала оснований прославлять его как благоверного царя, то есть как святого государя, внесшего огромный вклад в развитие своего православного государства и православного народа. Но во всяком случае его деятельность не давала оснований и возводить те многочисленные хулы, которым он подвергался как при жизни, так и после смерти. Не государственная деятельность императора была поставлена в центр нашего внимания, а именно последний год жизни Царской семьи, проведенный в заточении. Ибо случилось так, что отрекшись от власти из желания не допустить междоусобную кровопролитную войну в условиях, когда велась страшная война с внешним врагом, император Николай II словно освободился от того бремени, которое мешало его духовной жизни. И хотя уже через неделю после отречения он был арестован, и этому аресту суждено было продлиться вплоть до конца земной жизни всей его семьи, именно в это время и сам император, и императрица, их дети, поистине преобразились. Получилось так, что отнюдь не явившийся самым счастливым в житейском отношении период их заточения стал периодом их поразительного духовного расцвета.
Важно отметить, что эти в чем-то очень ординарные, хотя и очень милые люди из безвозвратно утерянной нами России, отнюдь не безошибочно поступавшие большую часть своей жизни, вызывавшие к себе и уважение, иногда даже любовь, а иногда и критику, и отвращение, даже у самых близких людей; эти обычные люди преобразились именно тогда, когда оказались лишены внешней свободы. Когда-то написавшие во время переписи в своей анкете о том, что они являются Хозяином и Хозяйкой земли Русской Государь и Государыня, потеряв эту землю, стали подлинными хозяевами своей духовной жизни.
Не буду подробно рассказывать о том, как проходил этот последний год их жизни в заточении. Много об этом написано, в том числе и в материалах Синодальной комиссии по канонизации святых. Известно, что первый период пребывания их в Царском Селе до начала августа 1917 года был довольно спокойным. Да, главное, оказавшееся роковым, решение уже было принято: Император отрекся от престола. Но он вернулся к своей семье, к той семье, к которой он стремился, оставив Ставку в конце февраля 1917 года.
Нельзя не сказать – это была его серьезная государственная, политическая ошибка. Он покинул Ставку, в которой был недосягаем для своих врагов, в которой были сконцентрированы все нити управления страной, во имя того, чтобы оказаться рядом со своей семьей. И тем самым он потерял и свою большую Семью – русский народ, и, как окажется впоследствии, даже свою малую семью, свою жену, своих детей, к которым так стремилось его сердце. Итак, он устремился к своей семье, оказался рядом с ней и, мучительно вместе с супругой переживая свое отречение. Напомню, что Императрица была категорической противницей его отречения, он тем не менее обрел покой.
Многие, включая членов императорской фамилии, были убеждены в том, что Государь некомпетентен в решении сложных проблем, ставших перед страной в годы войны. Некоторые были убеждены, что Императрица, если и не является «немецкой шпионкой», то остается агентом влияния Германии в России. Все эти пропагандистские химеры, усиленно раздувавшиеся оппозицией, исчезли довольно быстро. И нужно отдать должное, как это не парадоксально прозвучит, тем, кто взял тогда под арест Царскую семью и начал проводить следствие по делу Царской семьи, когда Временное правительство образовало Комиссию по расследованию. Наверное, арест Царской семьи тогда еще в Царском Селе 7 марта, когда Императрица была арестована еще до прибытия Государя, спас ее и ее детей от бесчинной расправы революционной черни.
Но когда началось следствие, то неожиданно обнаружилось то, о чем нетрудно было бы догадаться, если бы не обольщение политическими страстями той эпохи. Конечно же, ни Император, ни Императрица не совершали ничего такого, что могло бы квалифицироваться как государственное преступление. Да, могла быть некомпетентность, могла быть человеческая пристрастность, но никаких преступлений они не совершали. Более того, они не совершали, ничего такого, что могло бы уронить их человеческое достоинство. Это поняли даже те, кто пристрастно начинал следствие. Ибо даже их оппоненты – в составе ли Временного правительства, в составе ли следственной комиссии – все-таки были людьми той, старой, России, в которой существовал закон, в которой существовали такие понятия, как честь и порядочность. Временному правительству не удалось отправить царскую семью за границу. Англия не приняла тех, кто был не только их родственниками, но еще и союзниками в страшной Первой мировой войне. А для Временного правительства уже летом 1917 года было очевидно, что высокопоставленные узники не являются преступниками, а являются честными русскими людьми, честными гражданами России.
Период заточения в Царском Селе, в их родном Александровском дворце, где были прожиты самые счастливые годы их жизни, мог бы остаться в истории России досадным курьезом, который мог лишь подорвать репутацию бескровной Февральской революции и Временного правительства – если бы Царская Семья оказалась освобожденной.
Но маховик революционного безумия набирал обороты. И все менее и менее способный повлиять на ход событий министр-председатель Александр Федорович Керенский, вполне профессиональный юрист, который прекрасно понимал в это время всю лживость возводимых на Государя и Государыню обвинений, не нашел другого выхода, кроме как отправить царскую семью в казавшуюся спокойной и умиротворенной русскую глубинку. Действительно, о каких революционных волнениях можно говорить в Тобольске? Керенский не взял на себя ответственность сказать России правду о Царской семье, а предпочел отправить ее куда-то подальше, в ожидании, что по степенно разбуженные в том числе и при его активном участии революционные страсти со временем успокоятся.
Царская семья оказалась в Тобольске в августе 1917 года, и это был, уже не такой спокойный и мирный, как период заточения в Александровском дворце, но все-таки еще достаточно стабильный период их заточения. Да, они со слезами покидали родное Царское Село, но сначала и в Тобольске их еще не покидало ощущение, что им ничего не угрожает. Они даже чувствовали, что неприязнь, которая подчас исходила от охранявших их людей уже ушла. Иногда даже те люди, которые несли обязанности по охране Царской семьи, как, например, полковник Кобылинский, переехавший вместе с ними в Тобольск, становились для них близкими людьми.
Положение стало меняться в сентябре 1917 года, когда в Тобольске появились направленный Временным правительством, комиссар и его помощник, которые должны были определять режим заключения. Комиссар Панкратов, революционер, немало лет проведший в заточении, был, по характеристике Жильяра, «добрым и мягким сектантом-фанатиком», который, например, был искренне поражен высоким духовным настроем религиозной жизни Царской семьи. Но его помощник Никольский был уже революционером иного типа, того самого типа, которому и суждено будет победить.
Осень 1917 года стала как для России, так и для Императорской семьи началом их голгофского, страстотерпческого пути. В конце 1917 года мысль о том, что не только страна, но и их собственная семья находятся в страшной опасности, становится доминирующей темой в их письмах и разговорах. К счастью, до нас дошли дневниковые записи и письма Императора и, в особенности, Императрицы, которые позволяют заглянуть в их внутренний мир. На что хотелось бы обратить внимание: по мере того, как условия заточения Царской семьи ужесточаются и ощущение надвигающейся опасности становится все более сильным, интенсифицируется духовная жизнь Царской семьи. Несколько цитат из писем Императрицы очень выразительно характеризуют ее духовный настрой. Подчеркну, у Императрицы был очень сложный характер. Умная и образованная, до предела эмоциональная, склонная доходить до экзальтации в своей духовной жизни, Императрица в заключении приобретает черты, которые, казалось бы, не очень вяжутся с ее привычным обликом. Она всегда была человеком твердой воли, но здесь ее воля приобретает особый характер, обращенный к поразительному духовному трезвению и глубокому, чисто религиозному, переживанию происходящего. Вот фрагмент ее письма от 27 ноября 1917 года: «В такое беспокойное, неестественное время все трудно перенести. Боишься за дорогих, но Господь Бог не оставит их и услышит Вашу молитву. Вашу молитву часто читаю я и Вас вспоминаю» – пишет она одной из своих близких подруг в ту пору. «В молитве утешение. Жалею я тех, которые находят немодным, ненужным молиться. Не понимаю даже, чем они живут. Духовный мир далек от них. Все суета и суета. Оттого все так плохо пошло. Все забыли и Родину, и правду. Живут ложью, только о собственных выгодах и думают.
Наверное, тяжело видеть гибель народа дорогой страны, но Христос не оставит своих, не даст погибнуть всем невинным. Соблазн и разруха всего, тьма покрывает все. Стыд и срам, до чего в это короткое время дошли. Разве совесть их все еще спит? А когда последняя их минута придет, когда перед вечным сном будут стоять? Хочется им кричать: проснитесь, душа погибает! Земное короткое существование проходит, а что там их ждет? Милосердный Господь, сжалься над несчастной Родиной, не дай ей погибнуть под гнетом «свободы» (слово «свобода» здесь заключается в кавычки). Простите, что так пишу, но вырвался крик души, слишком сильно я свою Родину люблю. Нелегко видеть, как с удовольствием все разрушают, мучают. Позор! Довольно этого. Христос Спаситель наш умер и страдал за грехи наши и спасет страну нашу. Крепко этому верю». В этих строчках поразительным образом сливается боль за Россию, глубокое разочарование в окружающих людях и вместе с тем глубокая вера.
А вот фрагмент из письма 9 декабря 1917 года, где Императрица переживает разлуку с Государем и одной из своих дочерей: «Господь милостив и их охраняет, и слышит молитвы, и видит слезы матери. Боже мой, эти переговоры о мире – позор величайший! По моему глубокому убеждению Господь этого не допустит; самое худшее прошло, хотя много еще тяжелого впереди. Душа как-то чувствует свет. Невозможно падать духом; чувствуешь, что что-то свыше поддерживает все время и дает надежду на лучшие дни, светлые. Но терпеть надо еще и молиться. Милые, читайте теперь почаще акафист «Нечаянной Радости». Я его много читаю, и нужна эта молитва всем крепко верующим. Господь испытывает, а потом облегчит, залечит все ужасные раны. Немного еще потерпеть, будут лучшие дни, хотя много еще тяжелого впереди. Больно, столько кровопролития, больно ужасно! Но правда должна победить». В этих словах опять сливаются боль за разрушающуюся Россию, глубокий патриотизм, хочется сказать, по-немецки последовательный, но по-русски вдохновенный, и опять-таки ее глубокая вера.
В еще большей степени потрясают письма и записи детей. Они были подростками, совсем еще молодыми людьми, которые не могли вместить в себя взрослую трагедию, надвигавшуюся на них. О том в каком состоянии живут члены Царской семьи в 1918 году свидетельствуют известные стихи поэта Бахтеева, записанные рукой Великой княжны Ольги Николаевны:
Пошли нам, Господи, терпенье
В годину буйных, мрачных дней
Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей.
Дай крепость нам, О Боже правый,
Злодейства ближнего прощать,
И крест тяжелый и кровавый
С Твоею кротостью встречать.
И в дни мятежного волненья,
Когда ограбят нас враги,
Испить позор и оскорбленье,
Христос Спаситель, помоги!
Владыка мира, Бог вселенной,
Благослови молитвой нас
И дай покой душе смиренной
В невыносимый страшный час
И у преддверия могилы
Вдохни в уста Твоих рабов
Нечеловеческие силы
Молиться кротко за врагов.
Кажется, в этих стихах – прозрение Великой княжны обстоятельств гибели их семьи. Прозрение тех страшных глумлений, которые будут твориться уже над телами убиенных страстотерпцев. Но происходит это при жизни их, с пониманием того, что их действительно ожидает что-то страшное, и с готовностью это нечто страшное по-христиански осмыслить и принять, пережить. Конечно, это духовное преображение.
Мне бы хотелось привести еще одно описание, которое принадлежит протоиерею Иоанну Сторожеву. Этот священник совершал последнее богослужение в Екатеринбурге в Ипатьевском доме, куда в начале 1918 года попала Царская семья. Этот священник не принадлежал к придворному духовенству, он был клириком одного из близлежащих храмов, который в силу обстоятельств оказался последним священнослужителем, засвидетельствовавшим духовную жизнь Царской семьи накануне гибели. Неслучайно его воспоминаниям довольно большое значение придавал ось Синодальной комиссией при подготовке материалов к канонизации. Следует привести несколько очень важных выдержек, потому что это взгляд одного из многих благочестивых, достойных русских православных священников, который имел самое отдаленное представление о том, что такое духовная жизнь Царской семьи. Именно он оказался последним пастырем, напутствовавшим Царскую семью.
«Николай Александрович был одет в гимнастерку защитного цвета, в таких же брюках и высоких сапогах. На груди у него был офицерский Георгиевский крест. Погон не было. Все четыре дочери были, помнится, в темных юбках и простеньких беленьких кофточках. Волосы у всех были острижены сзади довольно коротко. Вид они имели бодрый, я бы даже сказал, почти веселый. Николай Александрович произвел на меня впечатление своей твердой походкой, своим спокойствием, особенно своей манерой пристально и твердо смотреть в глаза. Никакой утомленности или следов душевного угнетения я в нем не приметил. Показалось мне, что в его бороде едва заметны седые волосы. Борода, когда я его видел в первый раз, была длиннее и шире, чем 14 июля. Тогда мне показалось, что Николай Александрович постриг кругом бороду. Что касается Александры Феодоровны, то у нее из всех был вид какой-то утомленный, скорее даже болезненный. Я забыл отметить, что всегда особенно останавливало мое внимание – это та исключительная, я прямо скажу, почтительность к носимому мною священному сану, с которой отдавали каждый раз поклон все члены семьи Романовых в ответ на мои молчаливые приветствия при входе в зал и затем по окончании богослужения».
Я поясню, что это описание уже не первой встречи этого священнослужителя с царской семьей. Он отмечает 14 июля – это одна из последних встреч, встреча, которая была возможна потому, что отца Иоанна допускали к царской семье с разрешения коменданта Ипатьевского дома Юровского для совершения богослужений. И здесь перед нами очень важное, пронзительное описание последней службы, которую отец Иоанн провел в Царской семье: «Впереди за аркой уже находилась Александра Феодоровна с двумя дочерьми и Алексеем Николаевичем, который сидел в кресле-каталке, одетый в куртку, как мне показалось, с матросским воротником. Он был бледен, но уже не так, как при первом моем богослужении. Вообще выглядел бодрее. Более бодрый вид имела и Александра Феодоровна, одетая в то же платье, как и 20 мая старого стиля. Что касается Николая Александровича, то на нем был такой же костюм, как и в первый раз. Только я не могу себе ясно представить, был ли на этот раз на груди его Георгиевский крест. Татьяна Николавна, Ольга Николаевна, Анастасия Николавна и Мария Николавна были одеты в черные юбки и белые кофточки. Волосы у них на голове, помнится, у всех одинаково подросли и теперь доходили сзади до уровня плеч. Мне показалось, что как Николай Александрович, так и все его дочери на этот раз, я не скажу, в угнетении духа, но все же производил и впечатление как бы утомленных. Члены семьи Романовых и на этот раз разместились во время богослужения так же, как и 20 мая (старого стиля), только теперь кресло Александры Феодоровны стояло рядом с креслом Алексея Николаевича, дальше от арки, несколько позади ее. Позади Алексея Николаевича стояли Татьяна Николаевна, она потом подкатила его кресло, когда после службы они прикладывались ко кресту; Ольга Николаевна и, кажется, я не запомнил, которая именно, Мария Николаевна. Анастасия Николаевна стояла около Николая Александровича, занявшего обычное место в правой арке от стены. Стол с иконами, обычно расположенными, стоял на своем месте в комнате за аркой. Впереди стола, ближе к переднему углу, поставлен был большой цветок, и мне казалось, что среди ветвей его помещена икона, именуемая «Нерукотворный Спас» обычного письма без ризы. По-прежнему на столе находились те же образки-складни, иконы Знамения Пресвятой Богородицы, «Достойно есть» и справа, больших в сравнении с другими размеров, писанная масляными красками без риз икона святителя Иоанна Тобольского. Став на свое место, мы с диаконом начали последование обедницы. По чину обедницы положено в определенном месте прочесть молитвословие «Со святыми упокой». Почему-то на этот день диакон вместо прочтения запел эту молитву. Стал петь и я, несколько смущенный таким отступлением от устава. Но едва мы запели, как я услышал, что стоявшие позади нас члены семьи Романовых опустились на колени. И здесь вдруг ясно ощутил я то высокое духовное утешение, которое дает разделенная молитва. Еще в большей степени дано было пережить это, когда в конце богослужения я прочел молитву к Богоматери, где в высоко поэтичных, трогательных словах выражается мольба страждущего человека поддержать его среди скорбей и дать ему силы достойно нести ниспосланный от Бога крест. После богослужения все приложились ко Святому кресту, причем Николаю Александровичу и Александре Феодоровне отец диакон вручил по просфоре – согласие Юровского было заблаговременно дано. Когда я выходил и шел очень близко от Великих княжон, мне послышались едва уловимые слова: «Благодарю». Не думаю, чтобы мне это только показалось. Войдя в комендантскую, незаметно для себя, глубоко вздохнул. И вдруг слышу насмешливый вопрос «Что это Вы так тяжко вздыхаете?» – говорил Юровский. Я не мог и не хотел открывать ему мною переживаемого и спокойно ответил: «Досадую, что так мало послужили, а весь взмок от слабости. Выйду теперь и опять простужусь». Внимательно посмотрев на меня, Юровский сказал: «Тогда надо окно закрыть, чтобы не продуло». Я поблагодарил, сказав, что все равно сейчас пойду на улицу. «Можете переждать», – заметил Юровский. И затем совершенно другим тоном промолвил: «Ну вот. помолились – И от сердца отлегло». Сказаны был и эти слова с такой, как мне показалось, серьезностью, что я как-то растерялся от неожиданности и ответил: «Знаете, кто верит в Бога, тот действительно получает в молитве укрепление сил». Юровский, продолжая быть серьезным, сказал мне: «Я никогда не отрицал влияние религии и говорю это совершенно откровенно». Тогда и я, поддавшись той искренности, которая послышалась мне в его словах, сказал: «Я Вам тоже откровенно отвечу. Я очень рад, что Вы здесь разрешаете молиться». Юровский на это довольно резко спросил: «А где же мы это запрещаем?» «Совершенно верно», – уклонился я от дальнейшей откровенности. – «Вы не запрещаете молиться. Но ведь здесь, в доме особого назначения, могут быть особые требования». «Нет, почему же?» – «Ну, вот это я и приветствую» – закончил я. На прощание Юровский подал мне руку, и мы расстались. Молча дошли мы с отцом диаконом до здания художественной школы, и здесь вдруг отец диакон сказал мне: «Знаете, отец протоиерей, у них там чего-то случилось». Так как в этих словах отца диакона было некоторое подтверждение вынесенного и мною впечатления, то я даже остановился и спросил, по чему о н так думает. «Да так, они все какие-то другие точно. И не поют». И надо сказать, что действительно, за богослужением 14 июля впервые (а отец диакон присутствовал при всех пяти богослужениях, совершенных в доме Ипатьева) никто из семьи Романовых не пел вместе с нами. Через два дня, 17 июля, екатеринбуржцам было объявлено о том, что бывший Государь Император Николай Александрович расстрелян».
Этот священнослужитель почувствовал самое главное: отрешенность семьи последнего Государя от этого мира, обращенность их к миру иному, противопоставленность их всем тем, кто оставался жить на земле, на которой им оставалось жить уже совсем-совсем недолго. Но что здесь особенно выразительно? Это то, что фиксирует отец Иоанн в поведении главного палача Царской семьи, Юровского. Даже Юровский в этот момент переживает что-то, видимо, для него самого очень сложное и необычное. Этот довольно ординарный представитель революционной черни – ну, разве что несколько более развитой, человек, взявший на себя страшную миссию уничтожения Царской семьи, даже он ощущает не просто величие надвигающейся смерти, не просто ужас того, что ему предстоит сделать. Он ощущает величие семьи последнего Государя. Государь и даже члены его семьи остаются для него врагами. Сомневаюсь, что он когда-либо испытывал угрызения совести от содеянного, но в тот момент даже он оказывается тем камнем, который возопил. Даже в его черной душе отражается поразительный свет, исходящий от Царской семьи.
Члены семьи последнего российского Государя не только страстотерпцы, то есть принимающие с христианским смирением безвинную смерть; они святые, которые свидетельствуют истину Христову даже своим палачам. Поэтому меня поражало то, насколько часто тема канонизации Царской семьи становилась стимулом для пробуждения оголтелых, человеконенавистнических страстей. Отсюда химерические рассказы о ритуальных убийствах, об отрезанных головах. Но самого главного, что было характерно для этой смерти, такого рода ревнители не ощущали. Они не ощущали того духовного величия Царской семьи, приобщение к которому пробуждает прежде всего два чувства: чувство благоговения по отношению к этой, оказав шейся накануне смерти подлинно христианской, семье и чувство страшной вины всех нас, русских, православных христиан, в стране которых стало возможно подобное преступление. Да, мы не были современниками этих событий, но мы дети и внуки тех, кто жил тогда. И независимо оттого, боролся ли он с большевиками или служил большевикам, или пытался, как, к сожалению, большая часть народа переждать обрушившуюся на страну бурю – мы потомки всех тех, кто жил в стране, где стало возможно уничтожение этой и многих других христиански х семей. Немало христианских семей при нимало, может быть, более мучительную смерть не менее достойно, чем Царская семья. Но мы мало знаем о них. А вот о Царской семье мы знаем достаточно много, чтобы не только отдать дань благоговейного почтения им, но и для того, чтобы задуматься о том, сколь глубокий грех поразил нашу страну, сколь глубокие искушения приняли в свои сердца предки наши.
С пониманием этих печальных истин, важных для духовной жизни каждого современного христианина, мы должны принять канонизацию Царской семьи. Именно с этими чувствами должны мы прийти в храм, ибо много в Православной Церкви святых, но далеко не о всех мы знаем так много, как о семье Царственных страстотерпцев. И отнюдь не ко всем святым наша страна имеет такое непосредственное отношение, какое она имеет к семье Царственных страстотерпцев.
С этими мыслями и чувствами мы шли к канонизации Царской семьи. Этих мыслей и чувств, как мне кажется, не достает многим из нас. Царственные страстотерпцы продолжают оставаться за гранью понимания для одних, за пределами духовной жизни для других православных христиан, озабоченных суетными делами нашей современной жизни и не испытывающих потребности понять свою нынешнюю жизнь, конечно же, исполненную больших бед, испытаний, переживаний, в контексте тех трагических событий, которые стали частью нашей истории в недавнем прошлом.
Дай Бог всем нам задуматься над духовным величием Царской семьи и в то же время задуматься над мерой падения нашего народа, допустившего гибель не только этой, но многих других христианских семей в столь недавней истории нашего Отечества. Надеюсь, что этот нелегкий, но очень важный разговор поможет нам всем должным образом отозваться на поминовение в Церкви Царственных страстотерпцев, которые символизируют собой страшный голгофский путь, по которому многие десятилетия шла Россия в XX веке.
Послесловие
Мы ищем авторов, соратников, хотели бы услышать ваше мнение об увиденном. Обращайтесь к Михаилу Грозовскому!
эл. почта: mikhail.grozovski@gmail.com
тел. +7-926 011-83-39
Читать газету можно через приложения «ЛитРес», Bookmate, а также в Google Play Книги.
Поделиться книгой: