Дорога на Сталинград. Экипаж легкого танка

— Ты кто? Стоять, не двигаться!

— Барев дзез! Гамарджобат! — спокойно произнес летчик и тут же, не останавливаясь, рявкнул по-русски. — Какого хрена!?

— Что какого хрена? — не понял главарь.

Лейтенант в ответ разразился длинным ругательством сразу на трех языках, не давая предводителю налетчиков возможности опомниться и трезво оценить ситуацию.

— Какого хрена вы срываете операцию? — продолжал орать Микоян в лицо опешившему от такого напора главарю. — Я Ашот Казарян из второго отряда. Два часа уже жду здесь этих, а вы, бараны тупые, мне все карты спутали. Что я теперь наверх докладывать буду? А!? Не слышу ответа?

Стоящий рядом с предводителем автоматчик повернулся к своему командиру и принялся что-то нашептывать тому на ухо. "…Дознаватели… внедрение… спецгруппа…", — до Володи долетело лишь несколько слов, но этого оказалось достаточно, чтобы главарь вдруг переменился в лице и весь как-то сник от полученной информации.

— Прощу прощения, не знал, — теперь старший из налетчиков был сама любезность. — Эти сволочи пытались через пост проскочить, — кивнул он в сторону лежащего парня. — Двоих наших положили. Мы же не знали, что спецоперация… — продолжал оправдываться бандит, но Володя его уже не слушал. "Офигеть! Первым выстрелом — и прямо в яблочко! Ну охренеть просто! Ай да я". Брезгливо скривившись и тщательно скрывая охватившее его возбуждение, лейтенант небрежно отодвинул главаря и шагнул к девушке. Схватив ее плечи, он злобно проорал:

— Где!? Где и когда!?

Девушка молчала, с ненавистью глядя на нового мучителя. Изображая порыв ярости, лейтенант швырнул допрашиваемую на землю, а затем, встав на одно колено и выхватив из кобуры ТТ, он сунул пистолетный ствол прямо под нос упавшей.

— Повторяю еще раз. Где и когда!?

Сгрудившиеся вокруг налетчики расслабились, опустили оружие и принялись отпускать сальные шуточки, наблюдая за увлекательным процессом допроса. Володя же незаметно подмигнул девушке, с нескрываемым удовольствием отметив расширившиеся от удивления глаза красавицы, а потом резко развернулся и несколько раз выстрелил в окружающих его бандитов, в первую очередь, пытаясь достать самого главного.

Будь лейтенант один, ему бы вряд ли удалось уничтожить всех противников. И никакая внезапность не помогла бы. Один, без опыта, против шестерых, да еще с автоматами — это фантастика. Но залегшие в засаде и не замеченные никем бойцы не подкачали. Как только прозвучали первые выстрелы, Макарыч с Кацнельсоном несколькими прицельными очередями срезали и пулеметчика, и остальных бандитов. Благо, что лейтенант упал, прикрывая собой девушку, а ее напарник и так уже лежал на дороге и вскочить не пытался. Так что завалить не ожидавших нападения боевиков, не задев при этом никого из своих, оказалось задачей не слишком сложной.

Наступившую после выстрелов тишину прервал скрежет стартера и гул ожившего двигателя. Оказывается, в стоявшем позади "автобусе" еще оставались живые налетчики. Но, видимо, проникшись столь скорой расправой над сотоварищами, они решили в драку не лезть, а попытались быстро и очень решительно смыться. Однако сегодня фортуна была явно не на их стороне. Когда черная коробка на колесах, вихляя задом и поднимая клубы пыли, на всех парах рванула к лесу, на дорогу метрах в двухстах от места боестолкновения вылетел знакомый Т-70 под номером "236". Крутнувшись на месте и слегка довернув орудие, он шмальнул снарядом прямо по несущейся на него машине. Огненный болид насквозь прошил бандитский "автобус", смахнув по пути капот, а заодно и водительское кресло вместе с водителем. Потерявшая управление машина вильнула в сторону и, приподнявшись на двух колесах, свалилась в придорожный кювет.

* * *

Лейтенант стоял на коленях возле обочины. Его уже второй раз подряд выворачивало наизнанку. Конечно, он видел смерть, видел подбитые танки, видел падающие вниз горящие самолеты, видел раненых и даже убитых товарищей. Но все это было где-то там, на земле, кажущейся с высоты птичьего полета такой игрушечной и такой далекой. Словно в кино, словно бы все понарошку. А тут… Ну до чего же положение дурацкое! И перед ребятами неловко.

На плечо мягко легла рука. Девушка. С растрепанными каштановыми волосами и шрамом на губе, в помятой и запыленной гимнастерке, но все равно красивая. Тонкая и гибкая, как лоза, и в то же время твердая, как сталь, — ведь даже бровью не повела, когда сволочам этим в лицо смотрела. И сильная. Наверное. И движется она так, как…как…ух, как же она движется! Володя попытался немного отстраниться, смущаясь собственной слабости, но девушка сжала ладонь, не отпуская плечо лейтенанта.

— Меня Оля зовут.

— Володя, — прошептал летчик, сгорая от стыда и утирая губы рукавом. — Извини…те. Я тут… немного… я…

— Дурачок, — ласково улыбнулась девушка, протягивая лейтенанту фляжку с водой. — Ты же нас всех спас. А это… это ерунда. Так всегда в первый раз бывает.

— Спасибо, — Володя тихо улыбнулся в ответ, ополоснул лицо и медленно поднялся, разворачиваясь к собеседнице. — Спасибо. Я… в норме… Оля.

— Вот и славно, — рассмеялась Ольга, озорно сверкнув зелеными глазами. — Кстати. Вы, товарищ лейтенант, даме чуть руку не сломали, когда ее на землю укладывали, — и вновь заливисто расхохоталась, заметив, что и так слегка покрасневшие уши летчика после этих ее слов стали совсем пунцовыми.

— Ладно, Володя, не смущайтесь. Это у меня всегда так, после стычки смеяться хочется… Пойдемте уж, — девушка взяла лейтенанта за локоть и решительно повела его к машинам.

А у машин уже вовсю распоряжался Винарский. Барабаша он отправил проверять первый автомобиль, тот, который с пулеметчиком, — вдруг в нем еще какой злыдень затихарился. Марика озадачил второй черной коробкой, и тот тут же бросился к перевернувшемуся "автобусу" на предмет посмотреть, "кого и скольких мы там расхреначили". Однако, пока инструктировал Кацнельсона, на глаза попался Синицын, со скучающим видом разглядывающий окрестности из люка мехвода. Этот непорядок сержант вынести не смог и рявкнул на мающегося бездельем бойца. В итоге Синицын принялся активно шмонать жмуров, в живописных позах раскинувшихся на дороге. Нарезав всем задачи и не трогая пока еще не отошедшего от боя лейтенанта, Винарский взялся, наконец, за спасенного красноармейцами парня, резонно посчитав его ценнейшим источником информации об окружающем мире.

— Тебя как зовут-то, братишка? — спросил сержант у привалившегося к колесу паренька, присев перед ним на корточки. Спасенный изумленно озирался, видимо, еще не до конца осознавая произошедшее.

— Антон я. Антон Фомин, боец Красной Армии, — проговорил он ломким юношеским баском. — А Оля где? Ну, сеструха моя.

— Да вон она. С лейтенантом нашим героическим общается, — махнул рукой сержант и продолжил. — Так откуда, говоришь, вы тут взялись?

— Как откуда? — удивился парень, перестав, наконец, мотать головой. — Из Иловли мы. Неужто не знаете?

— Так откуда ж нам знать? Мы же не местные.

— Да? — юноша недоверчиво покосился на танкиста. — Так ведь форма на вас такая… правильная, да и этих вы сразу… того. Вы же вроде танкист, товарищ сержант.

— Ну, что не моряк, это точно, — ухмыльнулся Винарский. — А вот твое обмундирование, боец, у меня сомнение вызывает. Петлицы малиновые, а кант зеленый. Ремень не тот и карманы не на месте. Да и звезды полковничьи на рукаве — это уж совсем ни в какие ворота не лезет.

— А мы все так одеваемся, — ошарашенно пробормотал парень. — Как эти подонки власть здесь взяли, так мы свою форму сделали. Такую, чтоб сразу своих видеть. Мы теперь Красная Армия, как в Великую Отечественную. Раньше у нас тут много реконструкторов было, вот и пригодилась форма старая.

— В Великую Отечественную, значит, — проговорил сержант задумчиво и, поднявшись во весь рост, обернулся к девушке и лейтенанту. "А лейтенант — молодец. Дурак, конечно, но все равно молодец. Герой".

Глядя на парочку, возвращающуюся от обочины к застывшим на дороге машинам, он мысленно улыбнулся: "Все, попал наш лейтенант. Видок у него, как будто мешком по башке стукнули. Такой только у влюбленных и бывает. И девчушка тоже, вон как глазами стреляет. Ох, хороша чертовка". Сам сержант, хоть и был роста небольшого и атлетическим сложением не отличался, предпочитал женщин статных, таких, чтобы и спереди, и сзади все было ого-го. Да и мехвод его, бывший сельский тракторист Серафим Барабаш, в этом разрезе всегда поддерживал командирские предпочтения. Однако тут танкист не мог не признать, что барышня и впрямь оказалась симпатичной, стройной, как раз для лейтенанта. "А неплохая из них пара получится. Одобряем".

— Ну, как вы, товарищ лейтенант? — поинтересовался сержант у летчика. Тот в ответ только пожал плечами, слегка покосившись на девушку, продолжающую держать его за локоть. В этот момент к Винарскому подрысил Кацнельсон, задыхаясь от усердия и быстрого бега.

— Один там был, товарищ сержант. Готовый. Только сапоги от него и остались.

— Ну и хорошо, — подытожил командир. — А вас, барышня, как звать-величать? — он вновь повернулся к девушке.

— Ольга, — с небольшой заминкой ответила та, недоуменно сравнивая значки на петлицах у вопрошающего и того, кто стоял рядом с ней.

— Он старший, — глухо пояснил лейтенант.

— Понятно, — Ольга кивнула и закончила уже по всей форме. — Ольга Фомина. Младший сержант Красной Армии.

— Сержант Винарский. 12-я танковая бригада РККА.

— Танковая бригада? — удивилась девушка и тут же, опомнившись, извинилась. — Простите, товарищ сержант, не знала просто, что у нас танки есть. Да, кстати, бросьте вы это, — она поморщилась и указала взглядом на Синицына, собирающего оружие убитых бандитов. — Кустарщина же китайская. Из них стрелять невозможно. Отказ за отказом.

Винарский кивнул бойцу, и тот бросил на землю все собранное с налетчиков барахло.

Антон, брат Ольги, все это время продолжал сидеть на земле, опираясь спиной на высокое колесо изрешеченного пулями автомобиля. Болела голова, да и позвоночник постреливал от каждого неосторожного движения. Все же бандиты успели слегка попинать его ногами, пока их не завалили эти странные бойцы в до боли знакомой форме. Удивительно, но юноша всем сердцем чувствовал что-то родное в тех парнях, что стояли рядом с сестрой. И вроде бы ничего особого в них нет, и сами они ненамного старше Антона, но лица! Лица их, обветренные, усталые, запыленные, словно бы освещались изнутри какой-то верой, верой в то дело, которому только и стоит посвящать свою жизнь, всю до конца, без остатка. И правдой. Правдой, что стоит у них за плечами. Чем-то они были похожи на дядю Сережу, заменившего Ольге с Антоном погибшего девять лет назад отца. Тот тоже, бывало, сжимал губы и хмурил брови, почти как этот сержант-танкист. Или, например, лейтенант, немногословный и чуть смущенный, но как же лихо он с "фашиками" разобрался. И двое красноармейцев в х/б. Стоят спокойно и как будто расслабленно, но в то же время внимательно и цепко следят и за кустами, и за лесом, да и что греха таить, его, Антона, тоже из виду не выпускают. А вот еще один танкист в разорванном шлеме и с рукой на перевязи, вылезающий из трофейного "Гелена". Кряжистый и спокойный как слон, но автомат на плече висит так, что в любую секунду готов поймать цель и залить свинцом вражину. "А, кстати, зачем ему этот календарь?".

— Командир, — слегка напряженным голосом произнес Барабаш, протягивая сержанту раскрашенный яркими красками глянцевый лист. — Глянь-ка на это.

— Чего это? Это календарь такой что ли?… Ага… год деревянной… козы… — брови Винарского в изумлении поползли вверх, и он непонимающе уставился на Макарыча. — Какой еще на хрен козы? Что за бред, Макарыч?

Но Макарыч в ответ лишь пожал плечами, закатил глаза и принялся невозмутимо разглядывать какую-то точку на небе, предоставляя командиру право самому принимать решение. Сержант свернул лист в трубочку, несколько раз качнулся с пятки на носок, а затем ударил этой своеобразной бумажной дубинкой себя по колену и хорошо поставленным голосом отдал приказ:

— Младший сержант Фомина. Остаетесь здесь, с братом. — и, больше ничего не объясняя, развернулся, решительно махнул рукой своим бойцам и зашагал к стоящему невдалеке танку. Синицын с Кацнельсоном переглянулись и поспешили за командиром, за ними последовал ухмыляющийся Барабаш. Крайним ушел Микоян, ободряюще улыбнувшись девушке напоследок. Ольга с недоумением посмотрела им вслед, а затем присела рядом с братом и принялась его ощупывать на предмет повреждений. Лейтенанту очень хотелось остаться, он с досадой воспринял приказ командира, но все же приказ есть приказ, пусть даже командир младше тебя по званию. "В конце концов, мы пока еще никуда не ушли", — подумал Володя и повеселел. — "Черт. Какая же она все-таки… славная".

* * *

— Ну, что скажете, мужики? Что делать будем? — Винарский смотрел на свой отряд насмешливым взглядом.

Бойцы отреагировали на календарь по разному. Синицын округлил глаза, матюгнулся вполголоса и почесал затылок. Кацнельсон отчего-то сильно возбудился и принялся нервно подпрыгивать на месте, почти как школьник, который знает ответ на вопрос, но при этом никак не может привлечь внимание учителя. Лейтенант же откровенно обрадовался, хотя всеми силами старался сохранять вид невозмутимый и солидный. Макарыч… Макарыч все свои эмоции, видимо, оставил еще в "автобусе" и сейчас был больше занят сломанной рукой, чем размышлениями о парадоксах бытия. Глянцевый лист с календарем на 2015-й год спрятали в недрах боевого отделения, дабы он более не смущал никого из красноармейцев своим вызывающим видом, а заодно и для сохранения документа в качестве вещественного доказательства странного казуса, приключившегося с экипажем легкого танка.

— Молчим? Ну что ж. Тогда будем высказываться по очереди. Начинай, Марик.

— Товарищ сержант. Это… это же прорыв в науке, и вообще, — Кацнельсон кипятился так, словно он лично организовал туннель в пространстве-времени и теперь вынужден доказывать бюрократам-начетчикам необходимость продолжения исследований. — Мы просто права не имеем оставлять все как есть. Нам надо здесь все как следует изучить, записать. Может, даже…

— Понятно, — перебил его командир. — Значит, ты за то, чтобы остаться. Поехали дальше. Гриша?

Синицын перестал чесать затылок и отрапортовал с бесхитростным видом:

— Товарищ сержант, я за то, чтоб назад… Фрицев бить.

— Хм, доходчиво изложил, красноармеец. Макарыч, что скажешь?

— Знаешь, командир… Заманчиво, конечно, погулять здесь немножко, глянуть, что к чему. Да и знать, чего тут в будущем было, Советской власти не помешает. Вот только как-то оно так не очень… А вдруг то, что нет нас там, на войне, и войну мы из-за того проиграем… Может, только от нас и зависит, одолеем немца али нет… Да и чего тут скажешь. Я с Гришкой согласен. Нечего нам здесь делать. Домой, командир, вертаться надо. Взад по овражку прокатимся, проход найдем и туда.

Сержант задумался, кинул взгляд на машины, где остались девушка с парнем, о чем-то тихо переговаривающиеся и время от времени посматривающие на пятерку странных бойцов, и обратился к летчику:

— Ну а вы, товарищ лейтенант?

Лейтенант молчал примерно с минуту. Володя действительно не знал, как следует поступать в такой ситуации. Не говоря ни слова, он стоял и смотрел на степь, уходящую куда-то далеко-далеко, за горизонт, туда, где небо встречается с землей, растворяясь в ней, как день, исчезающий в сумраке подступающей вечерней прохлады. Взлетит ли он когда-нибудь еще в это солнечное небо или теперь всегда будет вынужден ходить по земле, забыв о пьянящем восторге полета? И смогут ли они вообще вернуться обратно, на ту войну, где он уже один раз погиб? Да-да, не стоит себя обманывать — на самом деле погиб в искореженном, изломанном снарядами и пулями Яке.

Летчик перевел взгляд на стоящих рядом бойцов.

Марик и Гриша. В чем-то похожие, почти такие же, как он. Молодые ребята, наверняка, комсомольцы. И хотя сами, видать, парни не промах, но на командира смотрят как положено, без тени сомнения, словно точно знают, что именно он вправе послать их на смерть. В любую секунду. Туда, откуда не возвращаются. Но ведь верят, верят, что не зазря. "А я даже фамилий их не знаю. Ну да ничего, дело поправимое".

Макарыч. Имя у него интересное, старорежимное. Серафим, кажется. Серафим Макарович. Этот мужик тертый, хитрован, каких поискать. Зато надежный. Как скала среди водопада. Если такой позади встанет, за спину можно не волноваться. Идеальный ведомый. И в жизни, наверное, многое повидал. Лет тридцать ему, не меньше. Или меньше? Да уж, видно, и вправду говорят, что на войне молодеют редко — седина на висках просто так не появляется.

А командир что? Сержант-танкист, с самого первого дня воюет, опыта столько, что на всех пятерых хватит. И интересно, почему он до сих пор сержант? Командиры танков сейчас почти все лейтенанты, ну или, на худой конец, старшины. Хотя… Черт его знает, может, независим слишком, да и душой кривить не привык — начальство таких всегда ценит, но не балует. И ведь не зря затеял он разговор этот. Не зря. Наверняка ведь, давно уже все решил для себя, ну, как поступать будем. Но все-таки спросил каждого. Зачем? "А затем, товарищ лейтенант, что он и есть командир, и в ответе он за каждого из нас, и знать он должен про каждого, и уверен быть должен в том, что не повернет никто в сторону, когда приказ будет. Вот так вот, лейтенант. Учись".

— Я считаю, — медленно произнес лейтенант, глядя прямо в глаза Винарскому, — мы здесь не случайно. Думаю, там, на нашей войне, мы уже погибли, и, возможно, возвращаться просто некуда. Но мы все равно вернемся. Выполним боевую задачу. Здесь. И вернемся.

— Уверен?

— Уверен… товарищ командир.

Сержант улыбнулся. "Молодец лейтенант. Хорошо разложил. И чинами не меряется. Правильный парень".

— Ну что ж, бойцы. Слушай тогда боевой приказ. В условиях изменившейся обстановки я, сержант автобронетанковых войск Евгений Винарский, принимаю на себя командование сводным отрядом Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Ввиду временных трудностей, связанных с определением противника, его местоположения и… — тут Евгений запнулся, а потом махнул рукой и продолжил уже по-простецки. — Короче, так, мужики. Гриша — в танке. Марик — наблюдаешь за дорогой. Макарыч — за тобой лесополоса. А мы с лейтенантом будем сейчас разбираться, с кем тут вообще воюет Красная Армия. Понятно, бойцы?

— Понятно, — отозвались те нестройным хором.

— Что это еще за мычание!? Вы бойцы Красной Армии или землекопы кладбищенские? — рявкнул сержант, состроив грозную мину.

— Понятно, товарищ командир! — дружным хором грянули бойцы в ответ, явно повеселев от какой-никакой, но все же определенности.

— Другое дело, — ухмыльнулся Винарский и, мотнув головой лейтенанту, двинулся в сторону притулившихся у обочины автомобилей. Летчик последовал за ним, слегка волнуясь в преддверии непростого разговора. Однако сержант, которому требовалась, в первую очередь, информация, дипломатию разводить не стал. Подойдя к машинам, он с ходу и без затей приступил к решению основной проблемы:

— Ну, товарищ Ольга… хм… виноват, младший сержант Фомина… докладывайте, что тут у вас неладного происходит. Только кратко и по существу. Времени мало — нам до конца дня еще фашистов победить нужно…

* * *

Сказать, что Ольга была ошарашена, означало не сказать ничего. Возможно, это покажется странным, но она отчего-то сразу поверила бойцам с танком из 1942-го. Поверила, видимо, потому, что в свое время читала книги, разнообразную фантастику, пока та была еще доступна. Темпоральный перенос. Какая банальность, об этом только ленивый не писал. И какое-то время ей действительно хотелось, чтобы сюда, к ним, явились "герои былых времен" и одним своим видом разогнали бы всю ту нечисть, что расползлась по родной земле и грабила, убивала, насиловала. Но одно дело быть готовой поверить в чудо, а другое — узреть это чудо собственными глазами.

…"Гелендваген", гордость немецкого автомобилестроения тридцатилетней давности, "позаимствованный" у теперь уже ничего не возражающих бандитов, хоть и был немного исклеван пулями, но оставался на ходу. Белая же Тойота, на которой Ольга с братом пытались удрать от "фашиков", восстановлению, увы, не подлежала. Мало того, что на "посту" машине пробили бак и умная система вырубила подачу топлива, переключившись на электромоторы, так потом еще в процессе вразумления негодяев в камуфляже ей разворотили рулевые тяги, а кузов, тот вообще превратился в дуршлаг — им теперь только, ха-ха, "вермишель отбрасывать". Но ничего, до нужного места можно и на покоцанном рыдване добраться, благо тут совсем недалеко. А что это значит? Да ничего особенного. Просто трофейную машину ставим во главу колонны, танк — замыкающим, и вперед, на север. Поворот ключа зажигания. Немецкий мотор начинает басовито гудеть, советские движки отзываются негромким рыком, и кавалькада, состоящая аж из двух транспортных средств, трогается в путь. Ну что ж, начало положено, первый по списку пункт назначения — существующая лишь на бумаге воинская часть с очень простым названием. "Энская"…

Слегка наклонившись вперед, девушка сидела в кресле водителя черного джипа и сосредоточенно следила за дорогой, стараясь вести машину плавно, без лишних разгонов и торможений. Полулежащий на заднем сиденье Антон, похоже, получивший в короткой стычке сотрясение мозга и, возможно, еще какие-то не видимые глазу повреждения, болезненно морщился на каждом ухабе, стараясь, правда, не демонстрировать окружающим свое не самое лучшее состояние. Танк, идущий сзади, никак не мог тягаться в скорости с автомобилем, так что их небольшая колонна не ехала, а, можно сказать, плелась черепашьим ходом по разбитому асфальту в сторону заброшенного военного городка, расположенной к северо-западу от Сталинграда. Конечно же, никто из власть предержащих не собирался возвращать городу-герою его славное имя, но Ольге и в голову не могло прийти называть его как-то иначе. Пусть даже и вполне себе нейтральным Волгоградом. Жаль только, что вместе с именем он потерял и часть доблести своего выстоявшего в боях предка, польстившись на сладкие посулы "светочей свободы и демократии", и потому превратившись со временем в арену сражений, усердно не замечаемых как нынешней российской властью, так и всем "цивилизованным миром". Впрочем, арена — это слишком громко сказано. Так, обычная "зона". Зона проведения контртеррористической операции. Включающая в себя всю излучину между Волгой и Доном. И, кстати, областей таких на карте России оказалось немало. Десятка два, как минимум.

* * *

Началось же всё, как полагала сама Ольга, еще в 2008-м, в августе. Сперва какая-то совершенно непонятная катастрофа с самолетом премьера, летящего в Пекин на церемонию открытия Олимпийских игр. Потом столь же несуразный не то теракт, не то просто несчастный случай (на этот счет СМИ кучу версий накидали) с только-только вступившим в должность президентом. И сразу после этого грузинское вторжение в Южную Осетию, а чуть погодя и в Абхазию. И застывшие в боевой готовности части 58-й армии, так и не получившие приказ войти в Рокский туннель. А дальше больше. Стертый с лица земли Цхинвал, разрушенные Сухум, Гагра и Гудаута. Гибель главы МЧС, пытающегося организовать эвакуацию беженцев. Опустившийся ниже плинтуса авторитет некогда великой страны. Подавленные случившимся граждане. Всеобщее колоброжение в умах. Борьба за власть, хоть и подковерная, но предельно ожесточенная и яростная. Завершившаяся исключительно "честными, демократическими, полностью соответствующими строгим международным нормам" выборами нового президента. Того самого, что на волне народного возмущения выскочил откуда-то как чертик из табакерки и тут же принялся бить себя пяткой в грудь, представляясь для одних борцом с коррупцией и патриотом, а для других — радетелем либеральных свобод и общечеловеческих ценностей. И который уже через месяц после инаугурации заявил о том, что России не нужен Кавказ, не нужен Калининград, не нужны Сахалин и Курилы, да и шельф арктический лучше бы под международный контроль передать. И вообще, какая-то она уж слишком большая, эта Рашка, управлять ею тяжело, оптимизировать бы надо. Короче, новый "парад суверенитетов" во всеуслышание объявил. И понеслось…

За пару лет после этого "знаменательного" события в Волгоградской области сменилось аж пять губернаторов. Из них самым "хитрым" оказался последний, сумевший грамотнее прочих лизнуть начальственный зад, сообразив, что и на местах разделяться надо, и потому успевший провести через областную думу закон о современных принципах местного самоуправления. В итоге территория области превратилась в эдакое лоскутное одеяло. И формально подчиненные губернским властям администрации городов, районов и весей тут же пустились во все тяжкие. Каждый творил что хотел. Многие даже полицию свою завели и вооруженные силы мелкотравчатые. Впрочем, губеру всё это было по барабану — освободившись от лишних обязанностей, он принялся очень активно осваивать новую профессию. "Федеральный сосальщик" обзываемую. То бишь, вовсю сосал деньги (те, которые дотациями считаются) из федерального бюджета на собствен… пардон, региональные нужды. А для этого приходилось участвовать во всех организуемых центральной властью кампаниях. Например, по приему вынужденных переселенцев из… э-э… оттуда, откуда скажут. Потом по выселению тех же самых переселенцев. Естественно, в целях защиты коренного электората от засилья разных там всяких. Потом надо было защищать этих всяких от чересчур уж раздухарившихся местных жителей. Затем уже аборигенов оборонять. Ну и так далее, до полного и окончательного абсурда, когда формально по всей области — режим чрезвычайного положения и контртеррористическая операция. Никто, правда, эту самую операцию проводить не собирается — армию развалили до состояния кадрированных бригад, полиция, связанная по рукам и ногам новыми ведомственными инструкциями, больше сама себя охраняет, но денежки-то текут, пусть и совсем тоненьким ручеечком, но ведь текут же. А что при этом почти все предприятия прекратили работу, общественный транспорт не ходит, больницы и школы позакрывались, электричество и вода лишь в правительственный район подается да в аэропорт иногда, так это ерунда. Главное — плановый дефицит бюджета не превышать и вовремя демонстрировать центру свою приверженность курсу жесткой экономии. Чтобы как в Европах, понимаешь.

И, кстати, многие жители покинули Волгоград и примыкающие к нему поселки не только из-за вакханалии с "беженцами", а еще и потому, что просто негде стало работать и жить соответственно стало не на что. Перебирались кто как может и кто куда может. Кто "за бугор", кто в Москву, кто в соседние регионы, а кто-то, как брат и сестра Фомины, обосновались в Иловле. И поначалу все у них шло довольно неплохо. Неплохо, если, конечно, сравнивать с теми, кто вообще никуда добраться не смог. На всех дорогах в ту пору орудовали многочисленные шайки, одни под вывеской полиции, другие из якобы казаков, третьи представлялись местными "дружинниками", остальные же откровенно бандитствовали, и, в лучшем случае, дело ограничивалось только дорожным "налогом", а в худшем… о худшем лучше не вспоминать. Но пятнадцатилетней Ольге и одиннадцатилетнему Антону тогда действительно повезло. Дядя Сережа, еще служивший тогда техником на аэродроме, угнал из одного заброшенного военного городка старый БТР и на этом восьмиколесном сарае, без вооружения, но зато с противопульной броней, довез двоих подростков, а заодно еще три семьи, до более-менее на тот момент спокойных мест, проскочив на бронированной машине все "засады" новоявленных "романтиков с большой дороги". В Иловле Сергей Васильевич Бойко поселился вместе с потерявшими родителей Фомиными на окраине, в покинутом прежними хозяевами небольшом домишке.

* * *

Анна, мать Ольги и Антона, умерла, когда сыну только-только исполнилось два, а дочери — шесть лет. Неизвестная лихорадка, то ли африканская, то ли пришедшая откуда-то из юго-восточной Азии, за неделю спалила молодую женщину, не успевшую дожить даже до тридцати. Отец, капитан милиции, пытаясь унять боль утраты, замкнулся в себе и почти не обращал внимания на детей. А в ноль шестом он ушел вслед за Анной. Погиб при исполнении служебного долга — так, по крайней мере, было написано в коротком некрологе. Воспитанием детей занимался живущий по соседству дядя Сережа, дальний родственник по материнской линии. Военный пенсионер Сергей Васильевич был холостяком. Жена его, не пожелавшая тратить лучшие годы жизни на не оправдавшего завышенных ожиданий неудачника, ушла от супруга уже через пару лет после свадьбы. А поскольку сам он, как оказалось, принадлежал к редкой породе однолюбов, то весь свой не растраченный и отвергнутый женой запас любви перенес на детей Анны, его то ли двоюродной внучатой племянницы, то ли троюродной сестры жены двоюродного дяди — разобраться в этих запутанных родственных связях никто так до конца и не смог. И Ольгу, и Антона он считал не просто родственниками, а чуть ли не самыми близкими ему людьми, и потому после гибели их отца Николая окончательно взял осиротевших детей под опеку, переселив их к себе, в небольшую квартиру на шоссе Авиаторов, доставшуюся по наследству от деда и потому не попавшую под раздел совместно нажитого имущества. Бывшая супруга аэродромного техника оказалась дамой весьма практичной и не стала ввязываться в безнадежную тяжбу, удовольствовавшись всем остальным барахлом, как движимым, так и недвижимым, и тем самым сэкономила отставному военному огромное количество нервных клеток. За это и за то, что развод прошел без скандалов, Сергей Васильевич остался своей бывшей благодарен и зла на нее не держал, бросив все силы на воспитание Ольги и Антона.

Правда, воспитателем он оказался своеобразным, игрушек не покупал, а мастерил их сам из подручных материалов, стараясь приобщить к этому занятию и ребят. Читал детям книги, причем чаще всего не беллетристику, а историческую и научную литературу. Заставлял учиться не только в школе, но и дома, заодно прививая навыки работы с разнообразными техническими устройствами. Плюс ежедневная зарядка, пробежки по пересеченной местности и умение обращаться с оружием, как с холодным, так и с огнестрелом — в условиях неспокойного мира население стремительно вооружалось и запасалось боеприпасами. Не совсем легально конечно, но, как говорится, хочешь жить — умей вертеться. И люди вертелись. Кто как мог.

Ну а потом случился кризис. Который впоследствии получил название "БАК-катастрофа". В том же 2008-м всё произошло, 19 сентября. Во время тестового запуска Большого Адронного Коллайдера в швейцарском Церне. Вроде бы ерунда какая, ну авария, ну эксперимент неудачный — так что? Никто бы и не заметил, но, увы, пакость там одна приключилась. Глобальная. Ученых в том вина была или не ученых, сейчас уже и не важно. Главное — результат. Все нефтяные поля мира опустели практически одномоментно — нефть и газ ушли на сверхнизкие горизонты, и как их оттуда извлечь, нынче одному богу известно. Возможно, лет через двадцать-тридцать найдется решение, а пока — увы, на уголь и альтернативные источники энергии нужно переходить. Очень и очень быстро. Плюс биотопливо и натуральные масла активнее использовать. И кто первым это успеет сделать, тот и выйдет в лидеры. Лидеры нового мира.

* * *

Самолеты в российском воздушном пространстве почти не летали — банально горючки не было. Нефтяной голод катком прошелся по всему шарику, разрушив "эффективную" экономику стран Залива и других экспортеров "черного золота", наподобие России, новые "демократические" правители которой даже после начала кризиса продолжали гнать на экспорт ресурсы, теперь уже из стратегических запасов, получая назад лишь раскрашенные фантики и бодрое похлопывание по плечу в награду за вклад в "общечеловеческую" копилку.

В итоге наши западные "друзья и партнеры" могли только радостно потирать руки, глядя на безумные пляски идиотов, но, к несчастью для Запада, новый кризис оказался гораздо серьёзнее, чем представлялось вначале, и потому через какое-то время участникам "мирового хозяйства" стало не до смеха над странными русскими. А прилетело всем, прямо скажем, неслабо. Даже Штаты и крупные европейские игроки по максимуму затянули пояса, правда, не на талиях власть имущих, а, в основном, на шеях собственных граждан. Волна конфликтов и разборок прокатилась от Токио до Лондона, и от Стамбула до Акапулько, смывая лишние рты с арены "глобального рынка".

В излучине же Волги и Дона всё шло своим чередом. Граждане искали, чем бы заняться, то бишь, выживали, кто как мог. Власти демонстрировали откровенный пофигизм. А самые горластые и беспринципные изо всех сил пытались пробиться к оскудевшей "кормушке", работая на пути к оной кто языком, кто локтями. Больше всех в этом деле преуспели так называемые "борцы с инородцами". "Хватит кормить Кавказ! Хватит кормить Среднюю Азию!", а чуть погодя — "Хватит кормить Москву!".

Последний лозунг пришелся по душе всем. Всем, кто так или иначе жаждал хоть немножечко "поцаревать" без оглядки на столичных бонз. Областная администрация в ответ на пару невразумительных запросов из Москвы изобразила из себя классическое обезьянье трио (не вижу, не слышу, молчу в тряпочку и вообще, "глас народа — глас божий"). А непримиримые "русские националисты", наплевав на "межэтнические" разногласия, как-то очень быстро сошлись со столь же непримиримыми представителями диаспор, организовав совместные "охранные отряды" ("охотки" на сленге). И в итоге сложилась довольно странная ситуация. Высшие губернские чины официально заявляли, что полностью контролируют процесс, но при этом стыдливо закрывали глаза на "шалости" набирающих силы бандитов. А те, в свою очередь, постепенно встраивались во власть, тихой (и не очень) сапой продвигая своих людей на все ключевые должности. Последнему, кстати, зарубежные "правозащитники" очень хорошо поспособствовали, намекнув губеру, что не стоит "ограничивать активность граждан". А если кочевряжиться начнет, враз всех грантов лишится, на продвижение "демократии" выделенных. То есть, лучше бы он, губернатор, местных террористов урезонил, "Красной Армией" обзывающихся, всех этих бывших вояк да тупую молодежь, толерантности не обученую.

"Что? Сил не хватает? В таком случае, господин областной голова, не мешайте народным дружинникам из "охоток". Пусть тогда они поддерживают порядок во вверенном вам регионе. И полицию им в помощь направьте. Сами ведь знаете, бороться надо с терроризмом. В какие бы тоги он ни рядился. И пожестче, пожестче. Нечего миндальничать. Весь мир на вас смотрит… Что вы говорите? Идеология у "охотников" фашистская? Ерунда. Во-первых, не фашистская, а отвечающая вызовам времени, пусть даже и свастику они на стенах рисуют. Тем более, что состав отрядов вполне себе… э-э… мультикультурный. А во-вторых, неважно, какого цвета кошка — главное, чтоб мышей ловила. Короче, вы нас поняли, господин губернатор. Работайте…"

* * *

Весь этот геополитический расклад Ольга вполне доходчиво, хотя и несколько сбивчиво, выложила бойцам второй мировой, присовокупив к нему еще и небольшой экскурс в историю второй половины двадцатого и начала двадцать первого веков. Бойцы на удивление спокойно восприняли рассказ о произошедших за семьдесят с лишним лет событиях в стране и мире, и даже новость о крушении СССР в 91-м не вызвала у них сильных эмоций. Только Барабаш зло сплюнул при упоминании о предательстве ленинского наследия:

— Прав был товарищ Сталин. Никуда классовая борьба не делась. Никогда эти сволочи не уймутся, пока всех рабочих и крестьян рабами не сделают.

Сержант же, прояснив для себя текущую ситуацию, осклабился и с чувством припечатал:

— Прям как в Гражданскую. Тут белые, там зеленые, а там вообще… серо-буро-малиновые какие-то. Да только вот хрен им с маслом! Красная Армия всех сильней! — при этом сильно хлопнув по плечу стоявшего рядом красноармейца. — Как, Марик? Осилят потомки?

— Ага, осилят, — радостно ответил тот, слегка присев под тяжелой командирской дланью.

Еще большее оживление вызвал рассказ девушки о самых последних событиях, а точнее, о том, что два года назад у местных "фашиков" появился вожак, принявший их под свою руку и назначивший себя, ни много, ни мало, "фюрером" народных дружин. При упоминании должности новоявленного "предводителя" бойцы хищно переглянулись и уже, не сговариваясь, постановили:

— Пока мы этому уроду кое-чего лишнего не отрежем, назад не вернемся. А то стыдно будет потом детям рассказывать, что, мол, рядом были, а сволочь эту за вымя так и не дернули…