Шестой на Закате

Такова жизнь на Патжи. Даже самый осмотрительный траппер может совершить ошибку, но, даже не совершив ее, рискует умереть в любой момент. Патжи был деспотичным и мстительным родителем, который жаждал крови каждого, кто ступал на его берега.

Сак щебетала на плече Заката. Он благодарно пощекотал ей шею. Казалось, что она извинялась: предостережение чуть не опоздало. Однако, если бы не птица, уже сегодня Патжи добрался бы до Заката. Траппер отогнал назойливые вопросы, над которыми не стоило думать, и продолжил путь.

Над островом уже начали сгущаться сумерки, когда он наконец добрался до убежища. Две из установленных им растяжек оказались обезврежены. Они были намеренно плохо замаскированы, поэтому ничего удивительного. Закат прокрался мимо еще одного гнезда муравьев-убийц. Это гнездо было больше, чем то, на которое он наткнулся ранее, а постоянная трещина в земле позволяла насекомым в любой момент хлынуть на поверхность. Однако щель оказалась заткнута тлеющей веткой.

Неподалеку росли ночные ветрянки — грибы, которые Закат разводил здесь годами. Их залили водой, чтобы споры не разлетались. Следующая пара надежно замаскированных растяжек также была обрезана.

«Хорошая работа, малец!» — подумал траппер.

Юноша не только избежал ловушек, но и обезвредил их на случай, если придется убегать тем же путем. Но кто-то должен преподать мальчишке урок, как передвигаться, не оставляя следов. Конечно, эти следы сами по себе могли оказаться ловушкой — попыткой заставить Заката потерять бдительность. Поэтому он лишь сильнее насторожился, продвигаясь вперед. Да, здесь юнец наследил еще больше: отпечатки обуви, обломанные стебельки, множество других знаков…

Вверху, в кроне дерева что-то зашевелилось. Покосившись туда, Закат замер. С ветвей свисала женщина, пойманная в сеть из жалящих лиан, которые вызывали онемение и лишали способности двигаться. Итак, одна из его ловушек все-таки сработала.

— Э-э-э… привет, — сказала она.

«Ну конечно, женщина! — подумал траппер, внезапно почувствовав себя глупцом. — Маленький размер ступни, легкий шаг…»

— Сразу хочу пояснить, — произнесла незнакомка. — Я не собираюсь красть твоих птиц или нарушать границы твоей территории.

Закат подошел ближе, чтобы рассмотреть женщину в угасающем свете дня. Он узнал ее: одна из тех клерков, что присутствовали на встречах в компании.

— Ты обрезала мои растяжки, — сказал Закат. Слова непривычно перекатывались на языке, и фраза вышла обрывистой, будто он проглотил пригоршню пыли — следствие нескольких недель молчания.

— Э… да… Я думала, что ты сможешь их починить. — Женщина помедлила. — Тысяча извинений!

Закат подался назад. Женщина медленно вращалась вместе с сетью, и он заметил авиара, цепляющегося за ловушку снаружи. Тот походил на его собственных птиц, но с бело-зеленым оперением, и был размером с три кулака, поставленных один на другой. Стример — порода, которая не водится на Патжи. Закат почти ничего не знал о стримерах, кроме того, что, как и Кокерлии, они защищали от охотящихся по волнам разума хищников.

Заходящее солнце все больше удлиняло тени, небо темнело. Скоро придется затаиться на ночь, ведь с темнотой пробуждались самые опасные хищники острова.

— Клянусь! — пыталась убедить его женщина из своих пут. — Я не собираюсь ничего у тебя красть.

Как же ее звали? Закату наверняка ее представляли, но он не мог припомнить имя. Что-то необычное.

— Ты ведь меня помнишь? Мы встречались в компании.

Он не ответил.

— Пожалуйста, — проговорила она. — Мне в самом деле не хочется висеть вниз головой на дереве и истекать кровью. Это может привлечь хищников. Если уж тебе все равно…

— Ты не траппер.

— Естественно! Ты же видишь, что я женщина?

— Случалось, и женщины становились трапперами.

— Лишь однажды, — сказала она. — Была только одна женщина-траппер, Яалани Отважная. Я слышала ее историю сотни раз. Возможно, тебе будет интересно узнать, что почти в каждом обществе есть миф о женщине, занимающейся мужской работой. Она или отправляется на войну, переодетая мужчиной, или ведет армии отца в бой, или промышляет на острове. Я убеждена, что такие истории существуют только для того, чтобы родители могли приструнить дочерей: «Ты не Яалани!»

Женщина любила поговорить. Даже слишком. Многие на Иилакинских островах вели себя так же. Ее кожа была столь же смуглой, как у Заката, и говорила она так, как было принято у его народа. Но эта легкая странность в ее произношении… Траппер все чаще слышал ее, возвращаясь на родные острова. Так разговаривали люди, получившие образование.

— Мне можно спуститься? — спросила она дрожащим голосом. — Я не чувствую рук. Это… тревожный признак.

— Как тебя зовут? — спросил Закат. — Я подзабыл.

Столько болтовни. Слова резали слух. В этом месте должно быть тихо.

— Вати.

«А как же иначе».

Неподобающее имя. Оно не указывало ни на очередность, ни на день рождения. Такие имена носили жители материка. Теперь они не редкость и среди его народа.

Траппер подошел к ближайшему дереву и потянул за веревку, опустив сеть. Авиар женщины спорхнул вниз, раздраженно крича и размахивая одним крылом, очевидно, раненый. Вати грохнулась на землю этакой мешаниной темных кудряшек и складок зеленой льняной юбки. Она попыталась встать на ноги, но снова упала. После прикосновения лиан ее кожа останется нечувствительной еще минут пятнадцать.

Она сидела и шевелила руками, пытаясь стряхнуть онемение.

— Так… э-э… никакой крови и подвешиваний вниз головой?

— Эти байки родители рассказывают детишкам, — проговорил Закат. — На самом деле мы так не поступаем.

— Вот как.

— Будь ты траппером, я скорее прикончил бы тебя на месте, чем предоставил возможность отомстить позже.

Закат подошел к ее авиару. Птица разинула клюв и зашипела, расправив оба крыла, чтобы казаться внушительнее. Сак подала голос с плеча хозяина, но, судя по всему, незнакомая птица не обратила на нее внимания.

Действительно, одно крыло в крови. Вати, как ни странно, знала достаточно об уходе за птицей, что радовало. Немногие из соотечественников Заката были внимательны к авиарам, все больше относясь к ним как к вещам и не считая за разумных существ.

Женщина выщипала перья вокруг раны, в том числе и окровавленные, и перевязала ее. Но все равно крыло выглядело скверно. Возможно, перелом. Закат предпочел бы забинтовать оба крыла, чтобы пресечь любые попытки взлететь.

— О, Миррис, — произнесла Вати, поднимаясь наконец на ноги. — Я пыталась ей помочь. Понимаешь, мы упали, когда монстр…

— Бери ее, — перебил траппер, поглядывая на небо. — Иди за мной. Ступай след в след.

Вати кивнула, не жалуясь, хотя онемение еще не прошло. Она подобрала с лиан небольшой заплечный мешок и расправила юбку. На ней был облегающий жилет, а из мешка торчала какая-то металлическая трубка. Футляр для карт? Женщина подсадила своего авиара, и птица с благодарностью устроилась на ее плече.

Как только Закат зашагал дальше, Вати последовала за ним, не делая никаких попыток напасть сзади. Что уже радовало. Темнота сгущалась все сильнее, но до убежища было недалеко, и он знал дорогу чуть ли не наизусть. Пока они шли, Кокерлии спорхнул вниз, приземлился на свободное плечо Вати и стал дружелюбно щебетать.

Закат остановился и обернулся. Миррис отодвинулась по плечу Вати подальше от Кокерлии и прицепилась возле лифа. Птица негромко шипела, но Кокерлии по своему обыкновению не обращал ни на что внимания и продолжал выдавать счастливые трели. Какая удача, что эта порода птиц обладала такими способностями скрывать разум, что даже муравьи-убийцы считали их не съедобнее куска коры.

— Это… твой? — спросила женщина, взглянув на Заката. — Ну конечно! Та другая птица на плече не авиар.

Сак отодвинулась и нахохлилась. Она действительно не авиар. Закат пошел дальше.

— Никогда не встречала траппера с птицей, которая не с островов, — рассуждала Вати, ковыляя позади.

Это был не вопрос. Поэтому он не счел необходимым ответить.

Убежище — всего на острове их у Заката насчитывалось три — располагалось на вершине невысокого холма, к которому вела извилистая тропинка. В ветвях массивного гурра-дерева обнаружилась однокомнатная хижина. Самые безопасные места ночлега на Патжи — деревья. Их кроны служили пристанищем для авиаров, а большинство крупных хищников передвигалось по земле.

Закат зажег фонарь и поднял его повыше, залив оранжевым светом свой дом.

— Наверх, — скомандовал он женщине.

Вати взглянула через плечо на погружающиеся во тьму джунгли. В свете фонаря траппер заметил, что ее глаза покраснели от недосыпания. Однако, прежде чем подняться по колышкам, прибитым к стволу, женщина одарила его беспечной улыбкой. Ее онемение уже должно было пройти.

— Как ты узнала? — вдруг спросил он.

Вати помедлила возле люка, ведущего в хижину.

— Узнала что?

— Где находится мое убежище. Кто рассказал тебе?

— Я шла по звуку воды, — пояснила она, кивнув в сторону небольшого ручейка, который стекал по склону холма. — Обнаружив ловушки, я поняла, что иду в правильном направлении.

Закат нахмурился. Никто не мог услышать этот ручей: через сотню ярдов он скрывался под землей и снова вытекал на поверхность в совершенно непредсказуемом месте. Идти по звуку воды… Это было на самом деле невозможно.

Так она лжет или ей просто повезло?

— Ты хотела найти меня, — произнес Закат.

— Я хотела найти хоть кого-нибудь, — ответила Вати, откидывая люк. Внутри хижины ее голос зазвучал глуше. — Я поняла, что траппер — моя единственная надежда на спасение.

Она подошла к одному из окошек, затянутых сеткой. Кокерлии так и не покинул ее плеча.

— Здесь мило. Довольно просторно для хижины, построенной на склоне холма посреди смертоносных джунглей на уединенном острове, да еще и в окружении всяких чудищ.

Закат вскарабкался следом с фонарем в зубах. Комната была два на два шага, стоять в полный рост еле удавалось.

— Вытряхни одеяла, — кивнул он на стопку в углу и повесил фонарь. — Потом переверни все чашки и миски на полке и проверь их внутри.

Женщина округлила глаза:

— Что проверить?

— Чтобы не было муравьев-убийц, скорпионов, пауков, кровочесов. — Закат пожал плечами и пересадил Сак на насест у окна. — Эта хижина специально выстроена небольшой, но мы на Патжи. Отец любит преподносить сюрпризы.

Когда Вати нерешительно сняла заплечный мешок и принялась за дело, траппер поднялся по лесенке на крышу. Там были оборудованы два ряда птичьих домиков с гнездами внутри и отверстиями, чтобы авиары могли свободно сновать туда-сюда. Птицы никогда не улетали далеко, разве что в каких-то особенных случаях, так как выросли здесь под неусыпной заботой Заката.

Кокерлии уселся на один из птичьих домиков, издавая трели, но негромко, поскольку уже стемнело. Из домиков донеслось ответное воркование и щебетание. Закат выбрался на крышу, чтобы проверить, не повредила ли какая из птиц лапку или крыло. Эти авиары были делом всей его жизни. Их высиженные птенцы — его главный товар для продажи. Конечно, он пытался промышлять на острове — искал гнезда и диких птенцов, но охота на авиаров никогда не была так эффективна, как их разведение.

— Тебя ведь зовут Шестой? — Донесшийся снизу голос Вати сопровождался звуком вытряхиваемых одеял.

— Так и есть.

— Большая семья, — отметила она.

Обычная семья. Или считалась такой по старым меркам. Его отец родился двенадцатым, а мать — одиннадцатой.

— Шестой, а дальше? — не унималась Вати.

— На Закате.

— Значит, ты родился вечером. Всегда считала традиционные имена чересчур… э-э… описательными.

«Что за болтушка! — подумал Закат. — Почему островитяне не могут помолчать, даже когда говорить не о чем?»

Он перешел к следующему домику, осмотрел двух сонных птиц, затем их помет. Птицы радовались его присутствию. Авиар, выросший среди людей, а особенно приученный охранять хозяина еще птенцом, всегда воспринимал человека как члена стаи. Эти птицы не сопровождали Заката повсюду, как Сак и Кокерлии, но он все равно относился к ним с большой теплотой.

— В одеялах насекомых нет, — объявила Вати, высунувшись из люка со своим авиаром на плече.

— А в чашках?

— Сейчас проверю. Значит, тут ты разводишь своих авиаров, да?

Это было очевидно, поэтому Закат не счел нужным ответить.

Женщина наблюдала, как он проверяет птиц. Он чувствовал ее взгляд. Наконец траппер спросил:

— Почему твоя компания не прислушалась к нашим советам? Отправиться сюда — чудовищная ошибка.

— Согласна.

Он повернулся к Вати.

— Согласна, — повторила она. — Наша экспедиция наверняка станет чудовищной ошибкой, которая лишь приблизит нас еще на шаг к заветной цели.

Следующей на очереди была Сизиру. Закат осматривал птицу в свете восходящей луны.

— Глупости.

Вати оперлась руками о крышу хижины, наполовину высунувшись из освещенного квадрата люка.

— Думаешь, наши предки осваивали океанские маршруты, не совершая промахов? А что насчет первых трапперов? Вы передаете знания из поколения в поколение! Знания, накопленные путем проб и ошибок. Если бы первые трапперы посчитали исследования «глупостями», где бы вы были сейчас?

— Первые трапперы были хорошо подготовленными одиночками, а не командой из клерков и портовых рабочих.

— Мир меняется, Шестой на Закате, — негромко произнесла Вати. — Людям с материка требуется больше авиаров. Вещи, доступные раньше только богачам, теперь по карману простым людям. Мы уже столько всего знаем, но авиары остаются загадкой. Почему птенцы, выросшие на обитаемых островах, лишены дара? Почему…

— Глупые доводы, — перебил Закат, сажая Сизиру обратно в гнездо. — Не хочу больше это слышать.

— А Высшие? — не унималась Вати. — Что насчет их диковинных технологий?

Траппер задумался, потом достал пару толстых перчаток и махнул в сторону бело-зеленого авиара. Вати повернулась к Миррис, успокаивающе поцокала и взяла ее обеими руками. Птица несколько раз раздраженно клюнула ее пальцы и успокоилась.

Закат бережно принял птицу руками в перчатках — его она стала бы клевать не так робко — и размотал наложенную Вати повязку. Затем очистил рану, вызвав бурю протеста со стороны авиара, и аккуратно перевязал заново. Он прибинтовал крылья к телу птицы, но не слишком туго, чтобы та могла дышать.

Миррис его действия явно не понравились. Но в полете она могла еще больше повредить сломанное крыло. В конце концов с помощью клюва она избавится от повязки, но до тех пор у крыла будет возможность зажить. Закончив с перевязкой, Закат усадил Миррис к другим авиарам, которые пытались успокоить взволнованную птицу негромким дружелюбным щебетанием.