«Крестовый поход на Восток». Гитлеровская Европа против России

Однако Карель не уточняет, что сообщения о невинности Тухачевского, Якира и т. д. «звучали» из геббельсовских листовок, сбрасываемых на наши войска в 1941 г. Поэтому и ссылался Хрущев не на советские архивы, а на «иностранную прессу», в качестве которой, к примеру, можно привести немецкую листовку 178 RA: «Знаете ли вы, почему Красная Армия терпит поражение за поражением?… А талантливое руководство РККА Сталин расстрелял. В 1937—38 гг., когда вместе с Тухачевским, Корком, Егоровым, Орловым и другими в сталинских застенках было замучено больше 30 000 человек среднего комсостава»[22]. И мы до сих пор, спустя почти 70 лет после тех событий пользуемся геббельсовской брехней, и архивы по делу о заговоре в РККА до сих пор засекречены, несмотря на «оттепели» и «свободу».

Так вот, немцы упорно проводили и мысль (в листовке 145 RAB, к примеру) о том, что Сталин, в отличие от Гитлера, боится своего народа: «Почему Сталин прячется в кремлевских стенах за широкими спинами своих телохранителей? Он страшится народного гнева, ждущего часа расплаты»[23]. А теперь вспомните непрерывные разглагольствования «перестройщиков» о том, что Сталин, дескать, в своей квартире обрезал шторы, чтобы за ними никто не мог спрятаться, бред о тысячах телохранителей и т. д. и т. п.

В 1933 г. был большой голод на Украине, Дону и Кубани. Казалось бы, гнев народа должен быть неизмерим. А в начале 1934 г. в Москве было открыто метро и начались пробные поездки москвичей. Родственница первой жены Сталина, М. А. Сванидзе, вела дневник, и 29 апреля 1934 года она в него записала (Сталина она помечает буквой «И» – Иосиф):

«…22-го вечером мы всей гурьбой зашли к ребятам в Кремль. Было рождение няни Светланиной, я ей купила берет и шерстяные чулки, и мы пошли ее поздравлять. Пришли И. с детьми, Каганович и Орджоникидзе. Обедали. Мы присоединились. Очень оживленно говорили. И. был в хорошем настроении, кормил Светлану. Сейчас же открыли «Абрау» и начались тосты. Заговорили о метро. Светлана выразила желание прокатиться, и мы тут же условились – я, Женя, она и няня проехаться. Л.М. заказал нам 10 билетов и для большего спокойствия поручил своему чиновнику нас сопровождать. Прошло 1/2 ч., мы пошли одеваться, и вдруг поднялась суматоха – И решил внезапно тоже прокатиться. Вызвали т. Молотова – он подошел, когда мы уже садились в машины. Все страшно волновались, шептались об опасности такой поездки без подготовки. Лазарь Моисеевич волновался больше всех, побледнел и шептал нам, что уже не рад, что организовал это для нас, если б он знал и пр.

Предлагал поехать в 12 ч., когда прекратится катание публики, но И. настаивал поехать сейчас же. У меня на душе было спокойно, я говорила, что все будет отлично и нечего беспокоиться. Разместились в 3-х машинах, поехали к Крымской площади. Там спустились и стали ждать поезда. Пахло сырой известью еще не высохшего дома, чисто, светло, немного народу, ожидавшего очереди сесть в метрополитен, чтоб сделать рейс. Начались перезвоны по телефону с соседними станциями, и мы простояли минут 20. В это время подъехал кое-кто из охраны. Публика заметила вождей, и начались громкие приветствия. И. стал выражать нетерпение. Дело в том, что хотели на предыдущей станции освободить состав, из-за этого произошла путаница и задержка, во всяком случае поезд подошел переполненный, тут же освободили моторный вагон от публики и при криках ура со стороны всех бывших на перроне мы его заняли. Еще в вагоне мы простояли минут 10, пока вышел встречный и освободился путь. Наконец мы двинулись. В Охотном вышли посмотреть вокзал и эскалатор, поднялась невообразимая суета, публика кинулась приветствовать вождей, кричала ура и бежала следом. Нас всех разъединили и меня чуть не удушили у одной из колонн. Восторг и овации переходили всякие человеческие меры. Хорошо, что к этому времени уже собралась милиция и охрана. Я ничего не видела, а только мечтала, чтоб добраться до дому. Вася волновался больше всех. И. был весел, обо всем расспрашивал откуда-то появившегося начальника стройки метро, тов. пошучивал относительно задержки пуска эксплуатации метро и неполного освоения техники движения.

На следующей станции, где самый высокий эскалатор, И. и все опять вышли, но я, Женя и Светлана остались в вагоне, напуганные несдержанными восторгами толпы, которая в азарте на одной из станций опрокинула недалеко от вождей огромную чугунную лампу и разбила абажур. Мы доехали до Сокольников, поехали обратно до Смоленского, хотя в Сокольниках ждали машины, но И. решил проехаться обратно. Приезжаем на Смоленский, у вокзала ни одной машины (они не успели доехать из Сокольников). Моросит дождь, на улице лужи и весь кортеж двинулся пешком через площадь по Арбату. Новые волнения, растерянность. Наконец, около Торгсина первая машина из особого гаража. Ее ловят посреди улицы, т. к. она летит к Смоленскому вокзалу. И. не хочет садиться и отправляет детей и женщин. Мы едем в Кремль, через 5 минут приезжает Павел, а затем Ал. И. уехал прямо на дачу. Светлана устала – идет прямо в постель. Вася разнервничался от всех переживаний, кидается на постель и истерически рыдает, мы упиваемся валериановыми каплями и только спустя 1/2 ч., когда узнаем по телефону, что все на местах, пьем чай и обмениваемся впечатлениями. Метро – вернее вокзалы изумительны по отделке и красоте, невольно преклоняешься перед энергией и энтузиазмом молодежи, сделавшей все это, и тому руководству, которое может вызвать в массе такой подъем. Ведь все было выстроено с молниеносной быстротой и такая блестящая отделка, такое оформление…»[24].

При Сталине агенты ГПУ, потом ОГПУ, потом НКВД слушали, что говорит народ, и докладывали об этих разговорах «наверх». И после пуска метро они тоже в справке с грифом «Секретно» доносили секретарям МГК о разговорах народа по этому поводу. Причем и о положительных высказываниях, и о злобных. Среди людей не осталось незамеченным посещение метро руководителями страны. И среди восторженных разговоров о том, что людям посчастливилось вблизи видеть Сталина и Молотова и даже говорить с ними, агенты сообщили и о следующих разговорах.

«На ряде предприятий рабочие выражали опасение, почему т. Сталин рискует, совершая поездку в общем поезде, где могли оказаться всякие люди. Например, т. Ветков (Дорхимзавод) говорил:

«По-моему, поездка т. Сталина на метро правильна. Но если эта поездка не была организована, не было проверки и подготовки, кто будет пассажирами в это время, тогда нельзя было ездить тов. Сталину. Нельзя подвергать вождя опасности».

Группа учеников ФЗУ завода им. Сталина (Седин, Нермель, Бобылев), побывавшая на метро до поездки т. Сталина, была восхищена этим строительством. По поводу поездки т. Сталина они говорили:

«Тов. Сталин, Каганович, Молотов, Орджоникидзе зря ездят так просто. Среди молодежи много хулиганья, и такие люди могут пропасть ни за что. А это испытанные вожди. Как бы предупредить, чтобы в следующий раз не ездили так просто»».[25]

Сталин интересовался в стране всем, включая строительство. Его бывший телохранитель Рыбин вспоминает: «Размах столичной промышленности увеличивал потоки транспорта. Узкие древние улицы затрудняли движение. Самой широкой магистралью города было Садовое кольцо, посреди которого частоколом торчали высохшие от старости дубы. Вдобавок, проезжую часть сокращали трамвайные линии, бегущие вдоль деревянных домишек и потрескавшихся от старости кирпичных особняков. Приближалась реконструкция Москвы, строительство Метрополитена, способного лучше и быстрей перемещать людские потоки. Следовало подготовить необходимое решение правительства..

И Сталин лично осматривал нужные улицы, заходя во дворы, где в основном кособочились дышавшие на ладан хибары да ютилось множество замшелых сараюшек на курьих ножках. Первый раз он сделал это днем. Сразу собралась толпа, которая совершенно не давала двигаться, а потом бежала за машиной. Пришлось перенести осмотры на ночь. Но даже тогда прохожие узнавали вождя и провожали длинным хвостом.

В результате длительной подготовки был утвержден генеральный план реконструкции Москвы. Так появились улицы Горького, Большая Калужская, Кутузовский проспект и другие прекрасные магистрали. Во время очередной поездки по Моховой Сталин сказал шоферу Митрюхину:

– Надо построить новый университет имени Ломоносова, чтобы студенты учились в одном месте, а не мотались по всему городу»[26].

Председатель Моссовета в те годы В. П. Прошин, хрущевец, уверяет, что Сталин был очень жестоким. Однако на вопрос, боялся ли он Сталина, счел нужным ответить так:

«Конечно. Но он умный и начитанный человек. Очень скрупулезно влезал в дела. В 1939–1940 годах был такой порядок. Шла интенсивная застройка столицы. Сталин еженедельно ездил по стройкам Москвы. И часто я его сопровождал. Он сам назначал, куда едем. Садимся в одну машину. Часто другой, с охраной, не было. Рядом с шофером начальник личной охраны генерал Власик, на втором сиденье я, рядом Сталин, позади Щербаков, Жданов или Молотов. Это бывало обычно под вечер. Приезжаем на место. Сталин выходит из машины, начинаем ходить по стройке, обсуждаем планировку, застройку и т. д. Народ собирается. Помню, на Ленинском проспекте Сталин в такой ситуации говорит людям: «Товарищи, здесь же не митинг, мы по делу приехали». Власик, весь потный, бегает кругом, никого из охраны больше нет»[27].

А вот уже о более позднем времени вспоминает начальник правительственной охраны Власик:

«Говоря о поездках на юг, которые Сталин совершал ежегодно, мне хотелось более подробно рассказать об одной поездке, так как маршрут ее был необычен. Это было в 1947 году, в августе, числа не помню, Сталин вызвал меня и объявил, что поедем на юг не как обычно, на поезде, а до Харькова на машинах, а в Харькове сядем на поезд.

…Считая, что такое длительное путешествие на машинах будет для него утомительным, я пытался убедить его отказаться от такой поездки. Но он и слушать меня не захотел. План он одобрил, и я начал готовиться к этому ответственному путешествию. Выехали мы, кажется, 16 августа. Ехали до Харькова с тремя остановками – в Щекино Тульской области, Орле и Курске. На остановках все было очень скромно и просто, без всякого шума, что т. Сталину очень понравилось.

Ели мы все вместе с т. Сталиным. И в Щекине, и в Курске т. Сталин гулял по городу. В пути между Тулой и Орлом у нас на «паккарде» перегрелись покрышки. Тов. Сталин велел остановить машину и сказал, что пройдется немного пешком, а шофер за это время сменит покрышки, а потом нас догонит.

Пройдя немного по шоссе, мы увидели три грузовика, которые стояли у обочины шоссе, и на одном из них шофер тоже менял покрышку.

Увидя т. Сталина, рабочие так растерялись, что не верили своим глазам, так неожиданно было его появление на шоссе, да еще пешком. Когда мы прошли, они начали друг друга обнимать и целовать, говоря: «Вот какое счастье, так близко видели товарища Сталина!»

Пройдя еще немного, мы встретили маленького мальчика лет 11–12. Тов. Сталин остановился, протянул ему руку и сказал: «Ну, давай познакомимся. Как тебя зовут? Куда ты идешь?» Мальчик сказал, что зовут его Вова, идет он в деревню, где пасет коров, учится в 4 классе на четверки и пятерки.

В это время подошла наша машина, мы простились с Вовой и продолжали наше путешествие. После этой остановки т. Сталин пересел на ЗИС-110. Машина ему очень понравилась, и весь отпуск он ездил только на отечественном ЗИСе. В Орле мы сделали остановку, отдохнули, помылись с дороги, пообедали и тронулись в дальнейший путь. Следующая остановка была у нас в Курске. Мы остановились отдохнуть в квартире одного из наших работников-чекистов. Квартира была чистенькая и уютная, на полочке над диваном было много фарфоровых безделушек, а на подзеркальнике стояло много красивых флаконов с духами. Тов. Сталин внимательно осмотрел всю обстановку квартиры, потрогал безделушки, стоявшие на полочке, посмеялся, а когда мы, отдохнув, собрались уезжать, спросил меня, что же мы оставим хозяйке на память и нет ли у нас одеколона. К счастью, одеколон нашелся, и в довольно красивом флаконе. Тов. Сталин сам отнес его в спальню, где он отдыхал, и поставил его на подзеркальник.

Несмотря на очень утомительную дорогу (мы выехали из Москвы вечером, ехали всю ночь и день) спал т. Сталин немногим больше двух часов. И. В. чувствовал себя очень хорошо, настроение у него было прекрасное, чему мы все были очень рады.

В разговоре он сказал, что очень доволен, что поехали на машинах, что он много увидел. Видел, как строят города, убирают поля, какие у нас дороги. Из кабинета этого не увидишь. Это были его доподлинные слова»[28].

Как видите, Сталин совершенно бесстрашно общался со своим народом. Настолько бесстрашно, что сам народ за него переживал – не случилось бы чего! Но единственно, в отличие от Гитлера и западных руководителей, он никогда из своих встреч не делал себе рекламы.

Советский Союз

Итак, был уникальный народ, у этого народа был уникальный вождь, а что же представлял собой Советский Союз в целом?

Посмотрите телевизор, и вам сообщат, что это была «тюрьма народов», в которой злобный тиран Сталин с помощью НКВД держал всех в страхе и не давал осуществить мечту каждого советского человека – удрать за границу в страны «цивилизованного» Запада. Наоборот, перед войной СССР напал на Польшу и включил в свой состав западных украинцев и белорусов, затем насильно присоединил к себе Литву, Латвию и Эстонию. Короче, был мрак, ужас и мерзость запустения. Но боюсь, вам забудут сообщить, что входящие в Польшу советские войска встречались восторженной радостью населения, которое практически сразу же заявило о своем желании стать гражданами СССР.

Правда, если говорить о Польше, то поляки всегда отличались исключительным расизмом. И, конечно, то, что советские войска освобождали украинцев и белорусов от польского расизма, было основанием радости для этих народов. Но это еще не было основанием для их единодушного решения войти в состав СССР. Ведь среди украинского и белорусского населения тоже были сильны националистические организации, имевшие целью суверенитет и от Польши, и от СССР, а сионистские организации польская армия, на свою голову, даже обучала военному делу[29]. Националистов вхождение в Советский Союз не радовало. Ведь СССР этим националистам не подыгрывал ни в малейшей мере и беспощадно боролся с ними[30]. Почему же когда СССР организовал голосование по решению вопросов: «1. Утвердить передачу помещичьих земель крестьянским комитетам; 2. Решить вопрос о характере власти, т. е. должна ли быть эта власть советская или буржуазная; 3. Решить вопрос о вхождении в состав СССР, т. е. о вхождении Украинских областей в состав УССР, о вхождении Белорусских областей в состав БССР; 4. Решить вопрос о национализации банков и крупной промышленности»[31], – то на выборы депутатов, которые должны были положительно ответить на эти вопросы, из 7 538 586 избирателей пришло 94,8 %, из которых «за» проголосовало 90,8 %, а «против» – 9,2 %?[32]

Вам на это ответят: потому, что работники НКВД всем тыкали маузером в зубы и под угрозой смерти заставляли голосовать именно так. Умственно недоразвитых такой ответ вполне устраивает, а у остальных возникают вопросы.

Для того чтобы силой заставить население определенным образом проголосовать, нужно репрессиями запугать народ, что при тайном голосовании вообще нереально, или нужно во все избиркомы (а их была масса – избирался один депутат на 5000 населения, т. е. около 1500 депутатов) подобрать своих людей для подтасовки выборов, а всех кандидатов соответственно обработать. А вот для этого требуется время даже НКВД, поскольку его работникам нужно сначала создать агентурную сеть, выявить противников, арестовать их, выявить покладистых, рекомендовать их в избирательные комиссии, заставить собрания за них проголосовать, подобрать нужных депутатов, обеспечить их выдвижение и т. д. и т. п. Такое теоретически возможно, но для этого, повторяю, нужно очень много времени. К примеру, в СССР проститутки были не в почете и их высылали в отдаленные области СССР, избавляясь от специалисток ненужной профессии. И проститутки из западных областей УССР и БССР тоже были выселены, но только через 7 месяцев после присоединения[33]. Оцените, сколько времени потребовалось НКВД, чтобы выявить проституток и составить список этих лиц, действовавших легально.

А с присоединением западных областей дело происходило в таком темпе: 17 сентября 1939 г. Красная Армия с небольшими боями стала входить в эти области, беря в плен польскую армию, полицию и жандармов, 1 октября СССР перед народом этих областей поставил перечисленные выше вопросы, а 22 октября того же 1939 г. избиратели проголосовали[34]. Ну как за три недели в стране, в которой по лесам еще слонялись неразоруженные войска Польши, НКВД мог успеть организовать и провести работу по запугиванию населения?

Теперь о реальных репрессиях по запугиванию избирателей. За три с половиной месяца (сентябрь-декабрь 1939 г.) НКВД арестовало 19832 человека, из которых 72,1 % были арестованы за уголовные преступления и за нелегальный переход границы[35]. Положим, что все они были арестованы до 22 октября с целью запугать население перед выборами. Много это или мало? Из расчета 7,5 млн. избирателей это один арестованный на 375 человек. В нынешней России в тюрьмах сидит более миллиона заключенных при примерно 100 млн. избирателей, а это один репрессированный на 100 человек. И никто не боится, и все считают нынешнюю Россию самой демократической страной за всю ее историю.

В 1939 г. население западных областей УССР и БССР совершенно добровольно проголосовало за советскую власть и включение в СССР. И тут не может быть никакой политики, поскольку основная масса населения – это аполитичный обыватель, которому все равно, какая власть и как называется государство, лишь бы были еда и барахло. Он-то почему голосовал за СССР?

Социалистический СССР был государством, построенным на идеях справедливости, поэтому окружавшие его капиталистические государства в идейной борьбе не могли ему ничего противопоставить. Оставалось лишь одно – утверждать, что это очень нищая страна, которую грабят комиссары и евреи. Справедливости ради следует сказать, что первые лет 15 после революции были основания обвинять СССР в нищете.

Какая страна является богатой материально? Если страну не грабят, – то та, в которой производится много товаров. А что нужно, чтобы промышленность данной страны производила много товаров? Нужен рынок, нужны люди с деньгами, которые бы могли купить товары данной страны. Ведь если товар не покупается, то его и не производят. Так вот, до начала 30-х годов прошлого века большевики в СССР искусственно ограничивали внутренний рынок СССР с тем, чтобы создать тяжелую промышленность – основу промышленности для производства товаров народного потребления. Поскольку сама тяжелая промышленность товаров для народа не дает, приходилось их потребление искусственно ограничивать. Делалось это так.

В 1917 г. население России на 85 % состояло из крестьян, причем собственно в России – даже больше. То есть главными покупателями страны, главным рынком товаров промышленности в России были они. Но им, чтобы купить, нужно было продать свою продукцию – хлеб, мясо, молоко, пеньку, лен и т. д. Придя к власти, большевики до начала 30-х годов удерживали цены на хлеб и остальные товары сельского хозяйства на уровне мировых цен, на уровне цен, которые были в России при царе. А так как Россия – страна с суровым климатом, то мировые цены – это цены, которые не дают крестьянину практически никакого дохода. Именно по этим низким ценам большевики скупали хлеб у крестьян и изымали его налогами, продавая за рубеж. На выручку закупали электростанции и металлургические заводы, заводы тяжелого машиностроения и тракторные. Их продукцию продать населению было нельзя, поэтому рынок СССР и держался в сжатом по деньгам состоянии – большевики не давали народу деньги для покупки товаров.

Но к началу 30-х годов тяжелая промышленность СССР стала производить станки, оборудование и сырье для производства товаров народного потребления, и эти товары стали поступать на рынок СССР. И большевики резко развили свой рынок, т. е. в течение нескольких лет предоставили народу огромные деньги для покупки товаров промышленности СССР.

Сделано это было так. Началась коллективизация сельского хозяйства, и хотя она происходила с эксцессами, за счет коллективной обработки земли и за счет механизации этой обработки себестоимость продукции сельского хозяйства резко упала. Казалось бы, в этом случае большевики могли снизить цены на нее еще больше. Но они сделали прямо противоположное – с 1929 по 1934 г. они внутренние цены на сельхозпродукцию подняли в 10–13 раз по сравнению с мировыми. Соответственно поднялась и зарплата рабочих в промышленности, и цены на промышленные товары. Но не сильно, поскольку затраты на еду не составляют 100 % зарплаты промышленного рабочего. Если при царе хлеб стоил 8—10 коп. за килограмм, то к концу 30-х он стал стоить 90 копеек, но шерстяной мужской костюм, стоивший при царе 40 рублей, стал стоить всего 75. И хотя в это время крестьяне организованно уходили на работу в города (к 1940 г. сельского населения оставалось 58 %), они все же составляли большинство населения, и у этого населения появились большие деньги. Товары промышленности СССР буквально расхватывались, а сама она наращивала производство никогда ранее в мире не виданными темпами.

В царской России перед Первой мировой войной проживало 9 % населения мира, а производила эта Россия чуть более 4 % мировой промышленной продукции, т. е. в два раза меньше среднемирового уровня, включая сюда малоразвитые страны Азии и Африки[36]. А уже в 1937 г. СССР производил 13,7 % мировой промышленной продукции, хотя его население составляло всего 8 % от общемирового[37]. По производству промышленной продукции СССР поднялся с четвертого на первое место в Европе и с пятого на второе место в мире, уступая лишь США[38]. Если страна производит много товаров, а ее никто не грабит ни процентами по займам, ни путем вывоза дивидендов на инвестированный капитал, то как бы ни распределялись эти товары – прямо ли, либо через бесплатное медицинское обслуживание, бесплатные квартиры, бесплатное обучение, бесплатный отдых, – они все равно доходят до народа, и этот народ становится богаче. Со второй половины 30-х годов народ СССР начал богатеть невиданными темпами, и даже в 60-х годах люди, сравнивая свою жизнь, говорили, что они никогда так хорошо не жили, как до войны.

А как же западные соседи СССР? Ведь нам сегодня твердят, что нищий, ободранный и голодный СССР напал с целью грабежа на богатенькую Польшу и богатейшие Прибалтийские страны.

До революции все эти государства были составными частями Российской империи и за счет развития путей сообщения и выхода ряда этих имперских территорий к морю в них развивалась промышленность на российском сырье и для российского рынка. И с сельским хозяйством не было проблем: климат в этих частях империи был мягче, чем на большинстве остальных территорий, себестоимость молока, хлеба и мяса соответственно была ниже, а близость Петербургского района позволяла сбывать продукцию по хорошим ценам. Но вот эти страны стали суверенными (что не беда, ведь большевики сами отпустили их из империи). Беда в том, что они немедленно стали враждебны СССР, предоставляя свои территории для интервенции против него, а Польша и прямо вела войну. Эта политика «суверенов» в Прибалтике привела к тому, что СССР потерянные там производства отстроил на своей территории и поставляемое в Прибалтику сырье стал перерабатывать сам, сам же заполняя свой рынок товарами этих производств. И, как и сегодня, промышленность в Прибалтике пришла в упадок. Скажем, в Эстонии количество работающих в промышленности упало с 36 тыс. при царе до 17 тыс. при «демократии»[39]. Кроме леса, никакого путевого сырья во всей Прибалтике нет, и у прибалтов остался один путь – развивать сельское хозяйство. Но ведь и для него нужен рынок, а производство сельхозпродукции во всей остальной Европе дешевле, чем в Прибалтике. Приходилось продавать в Европу масло и свинину по ценам, которые оставляли прибалтийским крестьянам мизер для полунищенского существования. Эстония, к примеру, была в Европе на одном из последних мест по уровню жизни[40].

Читатель «Дуэли» написал, что при обсуждении этой темы в Интернете на форуме ВИФ-2 корреспондент из Эстонии сообщил: «Как известно, в СССР до войны было много кампаний типа «Все на трактор», «Все на автомобиль», «Ворошиловский Стрелок» и т. д. В Эстонии тракторов и самолетов не было, но кампания была. Кампания называлась «Каждому хутору отхожее место». На хуторах жило 90 % населения, из них половина была батраками. До конца 30-х годов в эстонских хуторах не знали, что такое сортир (даже не канализация) и просто ходили за угол или где попало… В результате было много заболеваний. Даже объявили конкурс с премией. Победителей конкурса ставили в пример, президент лично их поздравлял, и в результате количество хуторов с сортирами выросло с 5 % до 35 %. За 1938—40 годы из Эстонии в СССР бежало около 1 000 человек. У Департамента погранохраны был приказ стрелять в нарушителей на поражение».

Это естественно: пока в соседнем СССР люди тоже жили крайне бедно, прибалтийские режимы еще могли контролировать ситуацию, но как только жизнь людей в СССР стала резко улучшаться, никакие фашистские диктатуры помочь не могли.

Колхозная бригада на прополке, 1937 г.

С распадом Российской империи границы разделили не только один народ, но и миллионы семей. Люди переписывались друг с другом. И когда один брат из-под Минска или Кривого Рога писал другому брату подо Львов, Каунас или Тарту, жалуясь по русскому национальному обычаю, что его загнали в колхоз, что оставили только корову и десяток овец, то все это полбеды. Но когда он начинал писать, что его старший сын командует батальоном в Красной Армии, второй сын заканчивает университет в Москве, дочь учится в мединституте в Харькове, больную жену бесплатно возили на операцию в Киев, а младшие дети бесплатно отдыхали в Крыму, то как должен был себя чувствовать обыватель в Польше или Прибалтике? Обыватель, который со своей земли с трудом мог прокормить семью, а семьи своих детей кормить уже было нечем; обыватель, который считал за счастье устроить сына матросом на иностранное судно в надежде, что когда-нибудь лет через 5 это судно вновь зайдет в Ревель.

Семья фермеров в США, 1936 г. (фото из Der Standard, 31.07.1999)

Да, в городах этих стран было несколько магазинов, чьи витрины блистали богатством товаров со всего мира, и был какой-то процент населения, который мог в этих магазинах покупать. И этот процент голосовал против присоединения к СССР. Но что эти, действительно враги народа могли сделать против толп обывателя, который стремился в СССР и был абсолютно прав в своем стремлении? Президент Литвы Бразаускас, когда еще был первым секретарем ЦК компартии Литвы, на Съезде советов СССР рассказывал о том, что он видел в Литве в 1940 г. Он говорил, что в его районе крестьяне всех хуторов без колебаний проголосовали за советскую власть и за присоединение к СССР, а в это время в этом районе еще не было не только ни одного советского солдата, но никто еще и не видел ни одного советского человека.

Правда, у Польши не было никаких экономических оснований иметь то жалкое состояние, в котором пребывали прибалты. На территории Польши было достаточно полезных ископаемых: железные и цинковые руды, нефть; по запасам каменного угля она занимала третье место в Европе. Прекрасно развита водная система, обширная сеть железных и автомобильных дорог и, главное, мощная промышленность, доставшаяся Польше в наследство от трех бывших империй. Однако при мощностях добычи каменного угля в 60 млн. т. его добывалось около 36 млн. т., при мощностях по производству чугуна в 1 млн. т. его выплавляли 0,7 млн. т., при мощностях по производству стали в 1,7 млн. т. ее производили 1,5 млн. т. даже такого ликвидного товара, как нефть, производили 0,5 млн. т., хотя в 1913 г. ее качали 1,1 млн. т.[41]. До самой войны Польша ни разу не достигла уровня производства 1913 г. и при населении, равном 1,6 % от мирового, производила всего 0,7 % промышленной продукции мира[42]. При этом при годовом предвоенном бюджете в 2,5 млрд. злотых Польша имела государственных долгов 4,7 млрд.[43] и по 400 млн. злотых ежегодно вывозилось из страны в качестве процентов по займам и дивидендов[44].

Чтобы понять, насколько СССР был богаче Польши, давайте сравним их бюджеты в расчете на душу населения. Рубль стоил 0,774 г. золота и уже к 1925 г. котировался на валютных биржах Стамбула, Милана и Стокгольма[45], в Москве он продавался выше номинала: за 10-рублевую золотую монету давали 9 руб. 60 коп. купюрами[46]. В 1937 г. немцы за доказательства организации заговора генералов во главе с Тухачевским запросили 3 млн. рублей золотом. СССР выплатил банковскими купюрами, и немцы взяли их без сомнения в их золотой стоимости.

Номинал польского злотого был 0,169 г.[47] При населении Польши в 35 млн. человек из ее бюджета на 1938/1939 финансовый год (2,5 млрд. злотых) в расчете на одного польского гражданина приходилось 12 г золота. В 1938 г. бюджет СССР составлял 124 млрд. руб.[48], при населении в 170 млн. человек на одного советского человека приходилось 564 г. золота – в 47 раз больше, чем в Польше! У СССР даже в 1928 г. бюджет на душу населения был уже в два раза больше, чем у Польши в 1938 г. На 1937 г. в бюджете Литвы на одного человека приходилось 16 г золота[49], Латвии – 13 г.[50]

Тяга соседей к Советскому Союзу накануне Второй мировой войны была огромна. Что говорить о нищей Польше. Посмотрите, как описывают венгерские историки состояние общества в общем-то не бедной по европейским меркам Венгрии. Власти в Венгрии ненавидели СССР не меньше, чем шляхта. Достаточно сказать, что в начале 1939 г. Венгрия официально примкнула к антикоминтерновскому пакту – странам оси. Венгерские коммунисты были посажены в тюрьмы. (Чтобы освободить лидера венгерских коммунистов М. Ракоши, Советский Союз обменял его на хранящиеся в музеях знамена венгерских гонведских полков, которые русские полки взяли трофеями в походе 1848–1849 гг.) Таким образом, пропаганда собственно коммунистических идей в Венгрии была ослаблена до предела. Кроме того, венгры, как старая имперская нация, умели вести себя с входящими в состав государства народами, и межнациональные конфликты в Венгрии были редкостью.

Тем не менее: «В конце 30-х – начале 40-х гг. в Закарпатье существовала Русская национальная партия. Ее лидером был депутат парламента Венгрии С. Фенцик. Он выступал за «утверждение русского языка для закарпатских русин». Фенцик считал, что в будущем русины, или карпаторуссы, должны войти в состав России. Правда, среди историков есть мнение, что позиция лидера Русской национальной партии объяснялась «практическими соображениями». Она позволяла ему получать финансовую поддержку.» Тут бы венгерским историкам написать, что это Коминтерн проплачивал Фенцику, но подло врать, как наши антисоветчики, они еще не научились, поэтому стараются выкрутиться по-другому: «Поддержка шла не от русских из СССР, а от самих венгров, живущих в Закарпатье. Тех, которые считали для себя ориентацию на русских менее опасной, чем «непосредственное украинское соседство»».[51]

При чем здесь «украинское соседство» и о какой-такой Украине речь идет, ведь никакой другой Украины, кроме Советской, не было? Историкам очень неудобно признавать, что вместе с русинами хотели войти в СССР и венгры. Причем, судя по тому, что они давали деньги Фенцику, не обязательно нищие. А когда Польша развалилась и граница СССР приблизилась к Венгрии, то до весны 1941 г. «уже около 20 тысяч жителей Закарпатья перешли границу и осели в СССР. Те же, кто не решался на такой смелый шаг[52], но верили, что жить при советском строе лучше, собирались большими группами в отдельных местах Закарпатья и ждали прихода русских солдат. В надежде на то же в Закарпатье перешла и часть населения Северной Трансильвании. Кроме того, в руководимое Шароновым полпредство поступило большое количество заявлений от подданных Венгрии с просьбой принять их в советское гражданство…»[53]

Знаете, я не верю, что эти толпы людей гнали в СССР их коммунистические убеждения. Здесь что-то попроще.

Вот активный член бригады Геббельса В. Парсаданова описывает, как СССР в 1940 г. устраивал у себя пленных поляков рядового и сержантского состава – тех, кто по Женевской конвенции не мог отказываться от предлагаемой работы.

«На основе соглашения между Наркомчерметом и НКВД для жителей Западной Украины и Западной Белоруссии предусматривалась возможность перевода интернированных в вольнонаемные рабочие по договору. Но эта тенденция развития не получила, хотя этим людям сулили ссуды на строительство индивидуальных домов, выдачу советского паспорта, приезд семьи. Заключение договора обязывало предоставить человеку жилье, резервов которого у предприятия было мало, у интернированных отсутствовали профессиональные навыки, а главное – желание работать.

Часть интернированных отказалась работать. Тогда их стали «стимулировать» различиями в нормах питания. Оплата труда определялась нормой выработки. Сведения о выполнении норм крайне противоречивые. Более близки к истине сообщения о том, что только 10–15 процентов работавших выполняли и перевыполняли нормы. Это были белорусы и украинцы, «желавшие закрепиться за данным предприятием». Формально заработная плата должна была соответствовать оплате труда советских вольнонаемных рабочих, но ее размер могли определить и органы НКВД. Часть денег можно было пересылать семьям. Из зарплаты вычиталась стоимость содержания, жилья. В итоге она колебалась от 20–30 копеек до 40–50 рублей в день. Так что материальный достаток и резервы для помощи семьям маловероятны».[54]

Однако я, прежде чем присоединиться к этому горестному бабьему всхлипыванию о несчастной доле поляков в СССР и оросить эту страницу скупой мужской слезой, хочу сделать кое-какие расчеты и понять для себя, что означает зарплата 50 рублей в день в том СССР.

В те годы нарком внутренних дел, по своему званию равный маршалу СССР, Л. П. Берия получал 3500 рублей в месяц[55], генерал, командир дивизии Красной Армии – 2200; командир полка – 1800; командир батальона – 850; учитель от 250 до 750; стипендия студента – 170; библиотекарь – 150; завсклада – 120. Хлеб стоил 90 коп.; мясо – 7 руб.; сахар – 4,50; водка 6 руб.; мужской костюм – 75[56]. Солдаты конвоя (вахтеры), охранявшие пленных, получали 275 руб. в месяц[57]. Средняя зарплата по стране в 1940 г. составляла 339 руб. в месяц[58], прожиточный минимум – 5 руб. в день[59]. Итак, хорошо работающий пленный получал 1300 руб. в месяц (50 руб. х 26 дней) – больше командира батальона, взявшего его в плен, вчетверо выше средней зарплаты по стране, в десять раз выше прожиточного минимума, в пять раз больше, чем его конвоир. И еще ему давали беспроцентную ссуду, чтобы он построил себе дом. А на Западе вопили, что СССР – тюрьма, один сплошной ГУЛАГ. Это для подлых и тупых бездельников СССР был тюрьмой, а для трудящихся сталинский Советский Союз был родным. Вот труженики в него и ломились.

Мясная лавка кооперативного общества

Адъютант Пилсудского капитан М. Лепецкий в своих воспоминаниях описывает такой эпизод:

«Министр Иден прибыл в сопровождении посла X. Кеннарда и еще двух человек. Министр Бек приехал перед ним. Следовало признать, что оба государственных деятеля своим внешним видом делали честь народам, которые представляли. Однако мы с удовлетворением отмечали, что не обменяли бы Бека на Идена.

Английский министр иностранных дел любил подчеркивать, что был офицером, капитаном. Может быть, поэтому он держался просто и во внешности имел что-то рыцарское. Высокий, худощавый, с коротко подстриженными усами и милой улыбкой, он вызывал симпатию. С особым интересом мы, адъютанты, разглядывали его безукоризненно скроенное представительское обмундирование, а кто-то из бельведерских вахмистров заметил позднее:

– Такой костюмчик как пить дать злотых четыреста»[60].

Тут хорошо показаны и круг интересов польской шляхты и то вожделение, которое представляли для этой шляхты 400 злотых. Но ведь 400 злотых это всего-навсего 87 рублей – то, что оставалось у хорошего трудяги-пленного от зарплаты за два дня работы на советском заводе даже после вычета прожиточного минимума. Еще раз подчеркну – на заводе сталинского СССР.

Еще один эпизод к данной теме. 17 сентября 1939 г. войска Красной Армии перешли границу и вошли на территорию бывшего польского государства. Исполняющий обязанности начальника погранвойск Киевского округа вечером пишет донесение о том, что польская авиация атаковала и пыталась штурмовать территорию СССР (один самолет сбит артиллерией), о том, что одна наша погранзастава по ошибке открыла огонь по своей же кавалерии (один красноармеец убит, трое ранено и ранено две лошади) и т. д. Однако в конце донесения он информирует о том, что может стать экономической проблемой (выделено мною): «Население польских сел повсеместно приветствует наши части, оказывая содействие в переправе через реки, продвижению обоза, вплоть до разрушения укреплений поляков. Зарегистрированы попытки группового перехода на нашу сторону с целью свидания с родственниками и покупок разных предметов и продуктов в кооперативах наших погрансел».[61] Война, кровь, а обыватель ринулся в магазины Советского Союза за покупками.

«Мы никогда так хорошо не жили, как перед войной», – говорили наши старики еще в 70-х. «Мой милый, если б не было войны», – вздыхается в грустной советской песне. Но война была.

И развязал эту войну не Советский Союз.

Глава 2. Наша добрая соседка Польша

Ситуация вкратце

Накануне Второй мировой войны на западе СССР почти на тысячу километров протянулась граница с тогдашней Польшей. До Первой мировой войны такого государства не существовало (вспомните «Стихи о советском паспорте» В. В. Маяковского:

«На польский – глядят, как афишу коза.На польский – выпяливают глазав тугой полицейской слоновости —Откуда, мол, и что это за географические новости?»).

Поляки жили на территории трех империй: Российской, Австро-Венгерской и Германской. В Первую мировую все эти империи потерпели поражение, и государства-победители Англия, Франция и США, объединенные в военный союз (Антанту), в 1918 г. выделили из павших Германии и Австро-Венгрии территории проживания поляков и объединили их с тем куском Польши, который был в составе России и которому большевики предоставили независимость сразу же по приходе к власти. Антанта определила границы «географической новости», и на востоке Польши это была так называемая «линия Керзона», которая проходила там, где сегодня примерно и проходит польская восточная граница. Надо сказать, что поскольку в то время новорожденную Польшу окружали разгромленные империи и их осколки, то Польша, как говорится, не будь дурой, отхватила себе от них гораздо больше территорий, чем ей определила Антанта. Сильно пострадала побежденная Германия, вновь образованные Чехословакия и Литва. У последней Польша отхватила кусок вместе со столицей. Антанта вынуждена была эти захваты признать.

Весной 1920 г., когда РСФСР раздирала гражданская война, Польша практически без боя вошла на Украину и в Белоруссию. Осенью большевики собрали силы и ударили по интервентам, однако в своем революционном романтизме потеряли чувство меры. Только Сталин пытался отрезвить правительство большевиков призывами остановиться на линии Керзона и заключить с поляками мир. Ленин и Троцкий были уверены, что при вхождении в Польшу там вспыхнет пролетарское восстание и Польша станет социалистической. Может быть, что-нибудь в этом роде со временем и получилось бы, но войсками советского Западного фронта командовал Тухачевский. При подходе Красной Армии к Варшаве, куда поляки стягивали свои отступающие войска, Тухачевский, вместо того, чтобы ударить по ним всеми силами, распылил армии Западного фронта, направив их в расходящихся направлениях.

В результате командовавший польскими войсками Ю. Пилсудский (назвавший эту войну «комедией ошибок»), пытаясь нанести частный останавливающий удар из-под Варшавы по фланговой армии советского Западного фронта, «провалился» ему в тыл и в несколько дней поляки частью разгромили, частью окружили почти все войска Тухачевского[62]. Поражение Красной Армии было оглушительным, компенсировать потери было нечем, и большевики, заключая с Польшей Рижский мир, вынуждены были отдать ей огромные территории, на которых проживали в основном белорусы и украинцы.

Заглотнув такую добычу, Польша все предвоенное время потратила на то, чтобы ее удержать. Польская шляхта, присвоив себе права высшего класса, жестокими расправами пыталась колонизировать украинцев, белорусов и литовцев своих восточных областей: 21 млн. поляков пытались смять 12 млн. человек военной добычи. Это до самой Второй мировой войны определило стабильно плохие отношения Польши и СССР, причем инициатором была Польша. С ее территории действовали банды, грабящие советские Украину и Белоруссию. Польша упорно отвергала все попытки СССР установить добрососедские отношения. Смешно сказать, но уже в начале 30-х СССР имел торговые договора со всеми странами мира, лишь Польша отказалась такой договор заключить, смилостивившись только в 1939 г., за несколько месяцев до своей гибели.

Генерал С. Булак-Булахович. Его банды громили и грабили Белоруссию с территории Польши

Русскому человеку писать о Польше трудно, хотя оригинальность поляков ему, конечно, тоже видна. Но когда русский берется за перо, в Польше тут же поднимается гвалт, вопли и вой о русском великодержавном шовинизме, и все попытки как-то обратить внимание поляков на их недостатки отвергаются с порога: у поляков недостатков не может быть в принципе. Польша – как жена Цезаря – вне подозрений!

Однако прежде следует понять для себя, кто такая эта Польша, кого мы будем иметь в виду, когда употребляем это понятие. В любой стране носителями национальных, государственных и политических идей является относительно небольшая группа людей, которых иногда называют правящим классом, что, на мой взгляд, некорректно. Сами себя они называют элитой, что еще более сомнительно. Это члены правительства, депутаты, журналисты и вообще любой, кого эти вопросы интересуют и кто способен свои идеи распространять среди обывателя, который сам над идеями государственности думать не желает. Любая нация хранит традиции и, соответственно, элита разных стран имеет свои традиционные особенности, которые если и изживаются, то очень долго и трудно. Соответственно, ни одна страна не договорится с другой, если в основе договора будет лежать нечто, что противоречит особенностям данной элиты.

К примеру, ни одна христианская страна не заключит договор с традиционно мусульманской, если в его основу положит требование прекращения многоженства, как бы это ни было выгодно простому человеку данной мусульманской страны. Можно убеждать мусульман, что мальчиков и девочек рождается примерно одинаковое количество, более того, в гаремах мальчиков рождается больше, чем девочек, следовательно, если в данной стране есть богатые люди, имеющие 4 жен, то есть и простые, которые не имеют ни одной. А это ведь несправедливо. Но это все логика, а особенности национальной элиты – традиция, которая логике может быть и неподвластна.

Еще пример. Главным кредо еврейской элиты является то, что жить нужно только в той стране, в которой это материально выгодно, и без сожаления бросать ее, если становится выгодно жить в другой стране. Мысль эта привлекательна для элиты многих стран, но совершенно противоречит самурайскому духу элиты Японии, согласно которому жизнь нужно посвящать служению обществу. В результате, если христианская элита охотно идет на договор с еврейской элитой и сегодня почти все развитые страны имеют укомплектованные евреями банковскую систему и средства массовой информации, то в Японии еврейской элиты нет совершенно, хотя нет в Японии и ни единого закона, который евреи могли бы объявить антисемитским.

А в Польше элита и народ настолько различны, что это не видно только полякам. Скажем, учебник «География России» для средних учебных заведений, выпущенный 2-м изданием товарищества Сытина в 1914 г., описывает физические типы многонационального населения Российской империи и в том числе поляков: «Физический тип поляка привлекателен: он строен, красив, ловок и силен. Характером поляк обладает твердым, настойчивым, но вместе с тем подвижным, предприимчивым, легко возбуждающимся. Кроме того, поляка отличает приветливость в общении, веселость, кажущаяся на первый взгляд даже легкомыслием, и склонность к поэзии и музыке: почти всегда он напевает песни и при всяком удобном случае пускается в пляс (польские танцы – мазурка, краковяк и др. прославились повсеместно); по деревням бродит много певцов и музыкантов. Однако многовековое крепостное право наложило на народ свою печать, выражающуюся в показной приниженности и раболепности перед имеющими власть и силу.

Ни у одного народа, пожалуй, не были так велики сословные различия, как у поляков. Дворянство всегда стояло особняком от народа (хлопов), и в нем выработались совершенно отличные черты характера. Богатство, праздность (благодаря крепостному труду), сопровождаемые непрерывными развлечениями, придали высшему сословию черты легкомыслия, тщеславия и любви к роскоши и блеску, доведшие государство до гибели. Но вместе с тем природная одаренность, развившаяся от общения с европейской культурой, дала прекрасные плоды: в области изящной литературы, науки, живописи, скульптуры и музыки поляки выдвинули ряд известных всему миру деятелей (Коперник, Шопен, Мицкевич, Семирадский, Сенкевич и др.)»[63].

Как видите, даже авторский коллектив, безмерно восхищенный «культурой» поляков, не смог обойти вниманием вопрос о том, что в Польше живут как бы два различных народа: хлопы и шляхта. Заметьте, русские авторы учебника отнюдь не обманываются: они не пишут, что поляки принижены и раболепны – отнюдь. Они пишут о «показной» раболепности, т. е. раболепствуя, поляк одновременно пытается обмануть того, перед кем раболепствует.

Второй мировой войне предшествовали годы контактов различных стран друг с другом, десятки договоров. Но война началась. Значит, все это не сработало, значит, нужных договоренностей страны (их элиты) достичь не смогли. Практически все историки сходятся во мнении, что если бы Польша заключила договор о взаимопомощи с СССР, то немцы не посмели бы на нее напасть и, следовательно, не было бы и Второй мировой войны. Советский Союз десятки лет, до самого начала войны бился об Польшу, как об лед, пытаясь заключить с ней этот договор, но не смог. Шляхта предпочла отдать народ Польши на растерзание немцам, но договор с СССР не заключила. Почему?

Очевидно, потому, что элита Польши имела особенности, которые позволили ей так поступить. Эти особенности всем бросаются в глаза, но логически понять их невозможно. Скажем, люди старательно обливают керосином свой прекрасный дом, поджигают его, а затем бегут проситься на квартиру к другим. Можете ли вы отыскать хотя бы одну здравую причину, почему так надо поступать? В плане антисоветской пропаганды какое-то здравое объяснение поведению поляков пытаются найти многие, но получается неубедительно, а чаще – просто глупо. Но об этом ниже. А пока, в связи с тем, что русскому мнению в польском вопросе веры нет, дадим слово экспертам, которым и поляк не вправе не верить.