Возмездие обреченных: без иллюстр.

— Боже всевышний, Благочестивая Непорочная дева Мария, Святой Иосиф — заберите меня из этого несносного мира!

Мой брат проснулся и зарычал:

— Ради Бога, ложитесь спать. Я не могу спать в таком шуме.

— Прошу не заблуждаться насчет меня. Я лично не проронил ни слова, — заметил я.

— Ма, у тебя будет достаточно времени покостерить его завтра, — сказал он.

— И для этого я гнула спину и надрывалась, чтобы ты читал эти безбожные книжки? А говорится ли в этих грязных книжках о покорности, о послушании, о повиновении?

Увы, я испытываю те же муки, что и Юрген, когда Кощей забрал у него его четвертую жену.

— Говорится ли в этих грязных книгах о том, что надо ходить в церковь? Любить свою мать? Ты, пес, ты не любишь свою мать! Ты бы только обрадовался ее смерти!

— Нет, мам, я люблю тебя, — сказал я.

— Любишь? Ты — любишь? Это называется любовью? Водиться с грязными заразными девками? Я все знаю про тебя, я вижу тебя насквозь, тебе не обмануть меня!

— Я должен иногда немного отдохнуть, — сказал я.

— Отдохнуть? Отдохнуть! Ты называешь смертный грех отдыхом? Ох, мой мальчик, мое бедное дитя! И это то, чему учат тебя твои книги? Ты когда-нибудь видел Пола Рейнерта с женщинами легкого поведения? Видел?!

Будь проклят этот Пол Рейнерт и все священники на свете.

— Ты губишь себя. Твоя душа черна как сажа!

Я решил не надевать пижаму. Меня стала одолевать усталость. Я отказался от мысли что-нибудь написать перед сном. Я посмотрел на руки, и снова пожалел, что не отправил эту студентку в нокаут. Как бы я хотел так же, как она, ходить в колледж. Я припомнил девушку в черном атласе, скачущую на пятачке. Надо бы прочитать что-нибудь из Заратустры и обдумать прочитанное перед сном.

— Завтра я разорву на куски все твои поганые книжки! — кричала мать. — Я все их сожгу до единой!

— Попробуй только. Клянусь, я тогда уйду из дома.

— Ложись спать! — заорал мой брат.

— Да, пожалуйста! — донесся голос сестры из соседней комнаты.

Я подошел к моему столу и отыскал Заратустру.

Наугад открыл страницу и прочел: „Они называли Богом то, что противостоит им и внушает страх, и поистине, они были героически духовны в своем поклонении Ему“.

Поцеловав мать, я лег в постель.

Она ушла к себе в комнату. Я слышал, как захрустели ее преклоняемые колени. Потом затрещали четки.

Примечания к рассказу «Быть чертовски умным парнем»

Бен Хехт (1893–1964), американский сценарист, продюсер, драматург, романист. Современники называли его «Шекспиром Голливуда». Родился в Нью-Йорке в семье евреев-эмигрантов из России. Позже его родители переехали в городок Расин, штат Висконсин, где Бен пошел в школу. В возрасте 12 лет он некоторое время работал цирковым акробатом, затем поступил в университет Висконсина, а после его окончания перебрался в Чикаго. Здесь Хехт начал свою литературную карьеру в качестве репортера. После Первой Мировой войны он некоторое время был корреспондентом «Чикаго Дейли Ньюс» в Берлине, где написал целую серию материалов о германском революционном движении, а также свой первый роман «Эрик Дорн» (1921).

Вернувшись в Чикаго, Хехт некоторое время редактировал собственную литературную газету, после чего переехал в Нью-Йорк и переключился на работу кинодраматурга. Самостоятельно и в соавторстве он написал множество сценариев, причем наиболее плодотворным оказалось соавторство Хехта с Чарльзом Мак-Артуром; за фильм «Негодяй» они даже получили «Оскара».

Многие фильмы, поставленные по сценариям Хехта, а иногда и при его непосредственном участии в качестве сорежиссера и/или продюсера, стали классикой «фабрики грез» («Леди и джентльмен» — 1939, «Его девушка Пятница» и «Ангелы над Бродвеем» — 1940, и др.). С конца 1940–х количество сценариев, выходящих из-под пера Хехта, несколько уменьшилось, однако на экраны стали выходить ремейки его старых фильмов (наиболее известный и удачный пример: «Некоторые любят погорячей» — в советском прокате «В джазе только девушки»), Скончался Бен Хехт во время работы над очередным сценарием — «Казино „Рояль“» (фильм вышел в свет в 1967).

Фридрих Ницше родился 15 октября 1844 года в местечке Реккен в Тюрингии (Германия) в семье протестантского священника, ведущего свою родословную от польских дворян Ницке. В период учебы в гимназии одноклассники сравнивали маленького Фрица с «12–летним Иисусом Христом в храме». Библейские тексты и церковные песнопения он декламировал настолько проникновенно, что не раз вызывал слезы у слушателей.

Отучившись в Бонне и Лейпциге, Ницше получил диплом филолога и в 25 лет стал профессором Базельского университета. В 1879 он был вынужден оставить кафедру и отправиться в Швейцарию для поправки здоровья.

Остаток своих лет Ницше провел в различных лечебницах, а также в доме своей матери (близ Наумбурга), страдая от сильных головных болей и приступов какой-то неизвестной болезни. Тем не менее, это не помешало ему создать множество философских произведений, оказавших огромное влияние на современников и потомков («Рождение трагедии из духа музыки», «Человеческое, слишком человеческое», «Веселая наука», «По ту сторону добра и зла», «Генеалогия морали», «Сумерки кумиров», «Ессе Homo», «Антихристианин», «Воля к власти» и др.). Особенно большим успехом у читателей пользовался трактат «Так говорил Заратустра» (1885), написанный от имени известного основателя древнеиранской религии — зороастризма.

В 1882 Ницше и его друг Пауль Рэ познакомились с 20–ти летней русской туристкой Лу Саломе. На какое-то время философу показалось, что в ее лице он нашел идеальную спутницу жизни и ученицу, однако постоянно находившийся рядом Рэ путал все расчеты на брак. Некоторое время друзья следовали за Саломе из города в город и попеременно уговаривали друг друга сделать ей предложение. Ницше говорил Рэ: «Это изумительная женщина, женитесь на ней» — «Нет, — отвечал Рэ, — я пессимист, мне ненавистна идея продолжения человеческого рода. Женитесь на ней сами, она будет как раз нужной для вас женой». В конце концов Саломе досталась пессимисту. Вероятно история с русской красавицей была самым сильным любовным переживанием Ницше.

В 1889 у философа помутился разум, однако скончался он только через 11 лет — 25 августа 1900 года.

Франсуа Мари Аруэ (литературный псевдоним Вольтер) родился в Париже в 1694 году в семье юриста. Отец его служил в Счетной палате, а мать, в подражание «большому свету», держала небольшой литературный салон.

После смерти госпожи Аруэ мальчика отдали в иезуитский колледж, который он окончил в 1710. Затем, по совету отца, юноша изучал право и при этом мечтал о литературной деятельности. За ядовитые стихотворения против регента Филиппа Орлеанского его на некоторое время заключили в Бастилию (1717). Выйдя на свободу, он опубликовал трагедию «Эдип», наполненную колкостями в адрес «жрецов» и «царей». Именно тогда на свет появился псевдоним Вольтер (заимствованный, вероятно, от названия урочища, ранее принадлежавшего семье Аруэ). Начиная с 1726 писатель попеременно проживал в Англии, Франции, Пруссии, Швейцарии. Дважды он пытался подружиться с властями (сначала в лице французского короля Людовика XV, затем — прусского монарха Фридриха II), однако язвительность и огромные амбиции так и не позволили Вольтеру обрести влиятельных покровителей. За это время на свет появились «Философские письма», исторические труды о Карле XII и Петре I, несколько трагедий и повестей. Особенно доставалось от Вольтера католической церкви — «гадине», которую он требовал «раздавить».

Начиная с 1758 Вольтер жил в своем поместье Фернэ на границе Швейцарии и Франции. В 1778 он самовольно покинул свою обитель и прибыл в Париж, где был встречен как триумфатор. Власти не рискнули подвергнуть писателя каким-либо репрессиям, однако неожиданные почести подорвали его здоровье, и 30 мая Вольтер скончался. Поскольку церковь запретила хоронить известного безбожника, тело его тайно вывезли из Парижа и погребли в местечке Ромильи в Шампани.

Джеймс Ханекер (1860–1921), американский публицист. Родился в Филадельфии. В качестве музыкального, театрального и арт-критика сотрудничал в таких изданиях, как «Нью-Йорк Сан» (1902–1917), «Таймс» (1917–1919), «Уорлд» (с 1919 и до конца жизни). Его статьи и эссе об искусстве вышли несколькими отдельными книгами. Самобытность, остроумие стиля и здравость суждений сделали Ханекера одним из самых значительных критиков своего времени.

Джордж Джин Натан (1882–1958), американский редактор и театральный критик. Родился в Форт-Уэйне, штат Джордж Джин Натан Индиана. В 1914 стал со-редактором Л. Менкена в литературном журнале «Законодатель Мод». В 1924 тандем Менкен — Натан учредил «Американский Вестник» — издание, поощряющее наиболее дерзкие и новаторские литературные и драматические произведения. Несколько десятилетий этот журнал оставался законодателем литературных вкусов в Америке.

Сам Натан был в первую очередь театральным критиком. Его статьи отличались эрудицией и цинизмом. Он стал первым призером конкурса Юджина О'Нила, а также основателем и редактором журнала «Американский Зритель» (1932–1935). С 1943 его статьи выходили во многих американских журналах, а также издавались отдельными книгами: «Мистер Джордж Джин Натан представляет» (1917); «Критика и Драма» (1922); «Принципы Критики» (1931); «От Ибсена до…» (1933); «Мир Джорджа Джина Натана» в редакции Чарльза Ангоффа (1931) и «Волшебное зеркало» в редакции Т. Кертиса (1960). Свою философию критики Натан изложил в «Автобиографии Непреклонной Позиции» (1925).

Джеймс Брэнч Кэйбелл (1879–1958), американский писатель. Энергично атаковал ортодоксальные правила и нормы поведения в своем самом известном романе «Юрген: Комедия справедливости» (1919), изрядно сдобренном сексуальной символикой и ироническими фантазиями на темы средневековой мифологии. Книга вызвала громкий скандал и некоторое время находилась под запретом из-за обвинений в «непристойности». Прочие работы писателя в большинстве случаев представляли собой аллегорические картины воображаемой средневековой провинции («Записки шута» — 1917, «Загробная жизнь» — 1919, «Высший свет» — 1923). К концу жизни полное собрание сочинений Кэйбелла насчитывало 52 тома прозы, стихов и критики.

Шервуд Андерсон (1876–1941) — прозаик, поэт, издатель. Систематического образования Андерсон не получил. В двадцать лет он уезжает из родного городка в Чикаго и трудится там простым рабочим. После кратковременной службы в армии во время испано-американской войны Андерсон возвращается в Чикаго и устраивается в рекламное агенство в качестве сочинителя текстов. На этой должности и проявилась у Андерсона тяга к писательству. К тому же в это время он познакомился с Теодором Драйзером, который и сподвиг молодого человека перейти от рекламных тезисов к роману. Первые два произведения не вызвали сильного резонанса. Андерсон приспустил планку и в 1919 году выпустил цикл рассказов о жизни своего заштатного городка — «Уайнсбург, Огайо». Эта книга сразу сделала его знаменитым и очень популярным среди молодежи. В 1926 году, после скитаний по свету, Андерсон осел на ферме в штате Вирджиния и перекупил в ближайшем городе две еженедельные газеты, чтобы «…иметь от общественной деятельности более осязаемую прибыль». Он опубликовал еще несколько книг, но выше «УАЙНСБУРГА» подняться ему так и не удалось. Андерсон умер во время очередного путешествия в Африке от перитонита. Влияние андерсеновского стиля — смесь простоты с легкой риторикой — просматривается в ранних работах Хемингуэя, Вулфа, Сарояна и Стейнбека.

«Андерсон дал мне строку, за которой стоит больше чем просто слова…» Ч. Буковски.

Синклер Льюис (1885–1951 гг.) вырос в семье провинциального врача. В студенческие годы увлекался идеями Эптона Синклера и даже целый месяц проработал уборщиком в Геликон-Холле. Стал известен всей Америке после выхода романа «Главная улица» (1920 г.), где он, основываясь на своих детских воспоминаниях, изобразил жизнь маленького провинциального городка на Среднем Западе. Книга получилась едкой и смешной и, по утверждению критики, разрушила «миф о счастливой деревне», который создала литература XIX века. Льюис продолжил свои сатирические разоблачения, за что был окрещен соотечественниками «рассерженным американцем» (1922 год — роман «Бэббит»; 1925 — «Эроусмит»; 1929 — «Дедсворт»; 1935 — «У нас это невозможно»; 1938 — «Блудные родители»; 1943 — «Гедеон Плениш»; 1947 — «Кингсблад — потомок королей» и др.). «Однако, — отмечала советская критика, — в своих произведениях Льюис не шел дальше осуждения отдельных пороков буржуазного общества». Само буржуазное общество, судя по-всему, это устраивало, и в 1930 году он стал первым американским писателем, увенчанным Нобелевской премией.

Генри Луис Менкен (1880–1956), известный журналист, книжный обозреватель и политический комментатор. Его острое перо касалось практически всех сторон американской жизни. В области литературы он сражался против «авторов-мошенников», которые морочили публику своими «мыльными пузырями», и протежировал таким писателям-реалистам, как Теодор Драйзер и Синклер Льюис. С 1919 и до конца жизни Менкен почти ежегодно выпускал «Американский язык» — собрание американских выражений и идиом. Его литературное наследие составляет 6 томов под общим названием «Предрассудки», в которые вошли полемичные статьи, эссе и автобиографичная трилогия: «Счастливые дни», «Газетные дни» и «Невежественные дни».

Свое «кредо» Менкен излагал следующим образом:

«Я считаю, что религия, по большому счету, — это проклятие человечества, что ее скромное и чрезмерно переоцененное обслуживание нравственных норм общества с лихвой перекрывается тем вредом, который она наносит ясности и честности мышления.

— Я считаю, что раскрытие фактов, пусть даже самых пошлых, может быть максимум бесполезным для нации, а вот воспевание лжи, пусть даже с самыми благими намерениями, является уже развратом.

— Я считаю, что любое правительство — это зло, и что любое правительство неизбежно вступает на путь борьбы со свободой.

— Я считаю, что обоснование бессмертия ничем не лучше обоснования колдовства, и заслуживает ничуть не большего уважения.

— Я верю в совершенную свободу мысли и слова.

— Я верю в способность человека покорить этот мир, и познать, как он устроен и чем движим.

— Я верю в реальное существование прогресса.

— А вообще-то, все просто как дважды два: я верю, что лучше говорить правду, чем лгать; я верю, что лучше быть свободным, чем рабом; и я верю, что лучше знать, чем быть несведущим».

Е. Бойд Баррет родился в Дублине в 1883 году. Довольно популярный в 20–х-30–х годах психолог, автор книг «Иезуит» (1927) и «Экс-иезуит» (1931).

Эверетт Дин Мартин (1880–1941), американский социолог, автор книг «Поведение толпы» (1920) и «Значение либерального образования» (1926).

Уильям Дженингс Брайан (1860–1925), американский политический деятель. В 1881 успешно окончил Иллинойский колледж в Джексонвилле, затем юридическую школу в Чикаго. В 1887 поселился в Линкольне, штат Небраска, где вместе с одним из своих коллег основал собственную адвокатскую контору и вступил в местное отделение Демократической партии США.

В качестве конгрессмена от Небраски, Брайан закрепился на политическом Олимпе и в 1896 был выдвинут в кандидаты на пост президента. Впоследствии, еще дважды (в 1900 и 1904) он проигрывал президентские выборы, и в результате приобрел репутацию вечного неудачника. В 1912 новый лидер американских демократов Вудро Вильсон, в конце концов, получил вожделенное президентство. «Неудачник» Брайан также не оказался забыт и занял при Вильсоне ключевую должность государственного секретаря.

Ральф Уолдо Эмерсон — американский философ, поэт, писатель. Родился в Бостоне 25 мая 1803 года в семье унитарианского пастора. В 1821 закончил Гарвардский университет, принял сан и стал читать лекции в Гарвардской школе богословия. В 1829 из-за расхождений в толковании некоторых канонов Эмерсон отказался от сана и целиком посвятил себя литературе и философии. В 1831–1832 совершил 1–е путешествие по Европе, по возвращении из которого начал выступать с публичными лекциями. В октябре 1834 переехал в город Конкорд, где и прожил до конца жизни (если не считать еще двух путешествий в Европу в 1847–1848 и 1872–1873). С 1836 Эмерсон регулярно публиковал философские опусы, названия которых дают представление об амбициях и «масштабности мышления» их автора: «Философия истории», «Культура человечества», «Жизнь человеческая», «Наша эпоха» и др.

В 1841–1844 были изданы т. н. «Опыты», состоящие в общей сложности из 21 эссе. Из последующих его работ наиболее известен сборник «Общество и одиночество» (1870). Наиболее правильной, на взгляд Эмерсона, была «простая и близкая к природе» жизнь фермера и ремесленника. Не случайно самый известный последователь философа (и одновременно его садовник) Генри Торо целых два года прожил в полном одиночестве на берегу озера, после чего издал книгу «Том Уолдон, или Жизнь в лесу». Сам Эмерсон жить в лесу не отважился, видимо, не желая отказываться от благ цивилизации. В мире и достатке он тихо скончался в Конкорде 27 апреля 1882 года.

Грехи матери

Ужин был подан. Донна Мартино — толстая и грозная — села во главу стола. Стул в знак протеста пронзительно взвизгнул. Роза и Стелла сели справа от нее, Беттина — слева. Папа Мартино, как ему и полагалось, разместился в конце стола. Оставалось свободным еще одно место, но та, которой оно предназначалось, была еще наверху. Стук ее высоких каблуков вызвал у Беттины приступ смеха.

— Молчать! — гаркнула Донна Мартино.

Папа затрепетал. Склонив голову и потупив взор, он стал шарить рукой по столу в поисках стакана с вином. Он ощущал на себе всемогущее неистовство больших черных глаз своей жены. Папа знал, какие мысли клокочут сейчас в голове Донны Мартино, как она ненавидит его слабохарактерность, как презирает его мягкость, как обвиняет его в сговоре с той наверху — этой Шарлоттой, этой предательницей, этой самой несуразной из их дочерей.

С поджатыми губами, не сводя с него глаз, она разместила перед собой кусок жареного мяса. Затем, стиснув зубы, она подхватила нож и точило, и с дикой яростью, аж искры в стороны, зачиркала ножом по корунду. Папа Мартино прикрыл шею своими тонкими нежными пальчиками.

Да, когда-то это должно было случиться. Зловещие пророчества Донны Мартино стали реальностью, и грешки придурковатого папули, наконец, явно обозначились в одной из его преемниц.

Другие, слава Всевышнему, извлекли урок из материнских ошибок. Они не вышли замуж за такого жалкого портнягу, как их папочка. Роза была женой доктора Фаустино, одного из лучших денверских дантистов. Муж Стеллы был владельцем четырех аптек. А Беттина, самая умная из дочерей, была женой Харви Крэйна, который, как писали газеты, со временем станет губернатором штата.

Сегодня дочери собрались на важный судьбоносный сход. Донна Мартино предупредила их, чтобы они были без мужей. Если еще оставались какие-либо сомнения, что этот семейный конклав посвящен той наверху, то незанятый стул Шарлотты полностью рассеивал их. И они были рады этому — Роза, Стелла и Беттина, — их глаза мерцали всполохами предвкушения долгожданной сатисфакции.

Эта Шарлотта! С самого детства она вела безмолвную борьбу сними, с Мамой — необъявленную войну с их мыслями, с их друзьями, с их желаниями. Но они были послушными детьми, и, подчиняясь могущественной воле Донны Мартино, достигли тех целей, которые она наметила для них.

— Помните о моей судьбе, — повторяла она без конца и края. — Помните, и выходите замуж как следует.

Да, Донне Мартино нелегко пришлось на ее веку. Как бы там ни было, Джованни обманул ее. Знай она обо всем с самого начала, она бы осталась на Сицилии и жила бы сейчас совсем другой жизнью у себя на родине. Но тридцать пять лет назад Джованни Мартино сделал предложение Донне и отправился в Америку, чтобы устроить там дом для себя и своей обожаемой невесты. Ах, какой подлец! А как был хорош! Какие белые цвета полной луны зубы! Какие соблазнительные, как сон, перспективы!

Потом она не видела его пять долгих лет. Пять лет — по письму в неделю, пятьдесят два письма в год от своего суженого из Нью-Иорка. Каким же надо быть извергом женского рода, чтобы писать о куче денег, о великолепном доме, который ждет ее, и о невероятной свободе и дружелюбии Америки. А именно это он писал ей в своих письмах, которые она до сих пор иногда перечитывает, чтобы утешить свое разочарованное сердце и убедить себя в его бесстыдном коварстве.

И вот, наконец, через год после окончания войны она приехала в Америку. Она прибыла в полном смирении, готовая упасть ниц к ногам своего повелителя Джованни.

Mama mia! Какой лжец! Она застала его едва живым, в меблированных комнатах на Малбери стрит. Все его богатство умещалось в два чемодана. Его рассказы о крупной торговле, о тысячах в банке — все это было жалким вымыслом одинокого неудачника, чьи антрацитовые волосы побелели за пять лет изнурительной портняжной профессии, и чьи поблекшие глаза истосковались по девушке, символизирующей его родную Сицилию, где нежное голубое море вплотную подступает к ласковым лимонным посадкам.

Подавив свое разочарование, она все-таки вышла за него замуж. А что оставалось делать? У него прогрессировал кашель, каждый вечер его лихорадило, и сердце было тоже уже подорвано. Памятуя о том, каким Марко Поло был он пять лет назад, она вышла за воспоминание. Ему удалось скопить несколько сотен долларов, и так как доктор настоятельно требовал сменить климат на горный, они уехали в Денвер. Все это было лет тридцать назад. Тридцать лет, четыре дочери и Джованни, потому что Папа Мартино оставался все еще больше мальчиком, нежели мужчиной. Горный воздух быстро восстановил его здоровье, но он так и не смог избавиться от комплекса тех ужасных нью-йорских лет.

Он был хорошим портным. Его маленькое ателье находилось в нескольких кварталах от их старого кирпичного дома, который он умудрился выкупить на свои заработки. Год за годом он шил одежду для своих постоянных клиентов, своих paesani, и ателье стало со временем местом встреч старорежимных итальянцев. Здесь они собирались поиграть в картишки и поспорить о ходе истории.

Но, по мнению Донны Мартино, Папа всегда был на грани полного разорения. Она совершала регулярные вторжения в ателье, где, размахивая метлой и покрикивая, разгоняла почтенных бездельников. Она знала все тонкости его дела, каждый рулон материи, каждую катушку и шпульку ниток. Иногда, чтобы быть уверенной, что работа будет выполнена в срок, она усаживалась на стул у его рабочего стола и не сводила с него своих испепеляющих черных глаз, не давая ему ни минуты передышки в работе. Si, si, без Донны Мартино дела у Папы давно бы развалились.

Но он был великолепным возлюбленным, этот Джованни, добрым и одиноким, всегда мечтающим о своих утраченных сицилианских кущах, и неизменно находящий их цветущими в благоухающем мире ее щедрых объятий. И когда они были вместе, его прежние ум и обаяние очаровывали ее и превращали в прежнее застенчивое и прекрасное создание, которое он запомнил когда-то в лучах Средиземноморского солнца.

У Папы Мартино было странное отношение к детям. Будучи отцом, он жил в мире, далеком от детских проблем. Он принимал свое отцовство как природную данность, и сверх того не усердствовал. Донна Мартино взяла все в свои руки: произвела на свет дочерей, крестила, ухаживала за ними во время болезней, устраивала в школу, давала на карманные расходы и решала, как могла, все их бесчисленные детские и девичьи проблемы. Да, Донне Мартино было нелегко. В Америке не как в сицилианском городке. Здесь были другие обычаи, и язык здесь был новый и каверзный. Папа был совсем не помощником в решении проблем ее четырех любимых дочерей.

Тот факт, что три его ребенка были уже женаты, иногда озадачивал папашу. Закрыв глаза, он с трудом пытался вспомнить, когда это они успели вырасти и стать женщинами. Процесс был так расплывчат, что не поддавался разделению на фазы. Одна за другой дочери как-то взрослели, находили мужей и переезжали к ним жить. Он ничего не знал о своих зятьях, и это его мало заботило. Отсутствие дочерей он замечал за большим дубовым столом во время еды. И всякий раз, когда очередная из них исчезала, Мама сидела с подавленным видом, решительно настроенная не давать воли слезам, но они, неподвластные воле, катились бурным потоком по ее щекам. Тогда Папе становилось ясно, что еще одна девочка оставила их. Сначала Стелла, потом Роза и Беттина, и все в какие-то четыре года.

Оставалась только Шарлотта. Если у Папы и была любимая дочь, то это была именно Шарлотта. Она была точно как Донна Мартино тридцать пять лет назад: высокая, смелая и красивая, с Маминой несгибаемой волей. Такая же вспыльчивая и отходчивая, но умеющая гораздо лучше держать себя в руках. Мама кричала на него, что он хлещет очень много красного вина, а Шарлотта просто целовала его и убирала бутылку.

Теперь Донна была уже тяжела и страдала ревматизмом. Она уже не могла преодолеть несколько кварталов до Папиного ателье, и раеsani благоденствовали, играя одновременно, по меньшей мере, три партии. Всем теперь заправляла Шарлотта, посещая магазин каждый день. Она не влетала с метлой и грохотом, как ведьма. Она входила с разрумянившимися от прогулки щеками и улыбалась приятелям Джованни. Бросала шутку Анжело. Осведомлялась о здоровье жены Паскуале. Почти бесшумно она снимала пальто и помогала Папе в его работе. Владела она немногим, но Джованни любил, когда она была рядом, болтая о всякой всячине — в основном, о своем детстве на Сицилии. Вскоре paesani уходили, и он снова принимался за работу.

Кризис в семье Мартино начался три месяца назад в ателье Джованни. Папа запомнил этот случай хорошо из-за сокрушительного грохота дизельного двигателя грузовика, когда тот остановился у ателье. Грузовики таких размеров редко появлялись на этой тихой улочке, и это событие прервало карточную партию. Джованни и его завсегдатаи поспешили на улицу, чтобы обследовать это красное чудовище.

Серьезный молодой человек, управлявший этим драконом, будто из пекла адова, тяжело отдуваясь, выбрался из кабины, снял перчатки и помассировал виски. Затем, постукивая ногой по скатам, медленно обошел со всех сторон грузовик. Выглядел он при этом очень усталым. Paesani безмолвно взирали за инспекцией. Вышла Шарлотта. Она остановилась в дверях и тоже наблюдала с некоторым любопытством. Если что-то и было не так с грузовиком, молодой человек никак не выказал этого своим поведением. Неожиданно он прервал осмотр и направился к ателье. Тут он увидел Шарлотту.

— Вы портниха?

— Не совсем, — она улыбнулась. — Но мой отец — да.

Джованни приблизился.