С первого взгляда

А сама Тимми, пока Джейд и Дэвид судили и рядили о том, как сложатся ее отношения с Жан-Шарлем, разговаривала с ним по телефону. У него в Париже сейчас было семь вечера, у нее два часа дня.

– Я ужасно скучал по тебе весь день, – грустно признался он.

– И я по тебе. – Тимми сияла улыбкой. Как она рада, что он по ней скучает, а ведь только вчера они сжимали друг друга в объятиях в Нью-Йорке, разве это не чудо? Но с тех пор, казалось, прошло уже много, бесконечно много времени. – Скорее бы ты опять приехал, не могу тебя дождаться.

– Я стараюсь тут все устроить. Мне обязательно нужно найти кого-то, кто бы меня заменил. Мой ассистент обещал подумать и дать мне ответ дня через два.

Неужели Жан-Шарль и в самом деле прилетит к ней в Калифорнию? Немыслимо, невероятно, это же просто чудо!

Она стала расспрашивать его о пациентах, которых он сегодня смотрел, потом рассказала о том, что собирается делать сегодня после обеда, о своей вилле в Малибу, и Жан-Шарль сказал, что ему не терпится увидеть ее виллу и пожить там с Тимми несколько дней. Господи, неужели все это не сон? В нее влюбился этот удивительный, обаятельный, бесконечно добрый и любящий парижский доктор, который оказался к тому же таким страстным любовником, а она, Тимми, влюбилась в него. Они только что провели в Нью-Йорке четыре дня, почти не выпуская друг друга из объятий, и вот теперь он скоро прилетит к ней в Лос-Анджелес, чтобы повидаться! Она и верила, и не верила, и не понимала, на каком она свете… Они разъединились, и она подошла к окну и стала глядеть в него, размышляя о том, какие неожиданные сюрпризы преподносит нам жизнь и какие удивительные дарит подарки, – она дарит надежду, и весь мир сразу меняется. Таким подарком был для Тимми Жан-Шарль, его подарило ей небо. Сколько доброго и прекрасного она получила от жизни, и как она счастлива. И это счастье – Жан-Шарль.

Глава 15

Ассистент Жан-Шарля подумал и через два дня дал ответ, как и обещал: согласился заменить его в марте во время уик-энда. Ассистенту было удобно, чтобы это было – о чудо! – через две недели, и Жан-Шарль тотчас же позвонил Тимми и сообщил радостную новость. А еще до звонка заказал себе билеты. Он едва дождался, когда она ответит, и был счастлив, как ребенок, получивший рождественский подарок, и Тимми тоже. Они все спланировали очень точно и четко. Ей нужно было до этого времени завершить работу над созданием моделей, и она будет трудиться день и ночь, чтобы все успеть к сроку. Тимми хотела посвятить Жан-Шарлю целую неделю. Она сделает перерыв на несколько дней, и они будут проводить время так, как захочет Жан-Шарль, и хотя бы несколько дней проживут на ее вилле в Малибу. Тимми хотела только одного – быть с ним, и он мечтал о том же.

Следующие две недели тянулись нескончаемо долго. Каждый день казался Тимми вечностью и Жан-Шарлю тоже. Она благодарила судьбу за то, что у нее есть работа, она хотя бы все время занята. Забирала работу по вечерам домой, а в выходные делала эскизы моделей и фасонов, наводила порядок в своем доме в Бель-Эйр и на вилле в Малибу. Ей хотелось, чтобы все было чисто и красиво, она выбросила вещи, которые казались ей старыми и неинтересными или просто надоели. Купила в питомнике несколько горшков с домашними растениями, заказала новые полотенца, отвезла в Малибу новое постельное белье. Украшала как могла свое гнездышко для Жан-Шарля, хотя он не уставал повторять, что его интересует только она. За день до его приезда Тимми купила новые диски и для дома в Бель-Эйр, и для виллы. Продумала все до мелочей и купила еду, которая, как ей представлялось, должна ему понравиться. Купила французские журналы и разложила их на кофейном столике. А утром в день его приезда поставила в большую вазу огромный букет. Тимми хотелось, чтобы все было идеально. И как оказалось, даже погода была с ней заодно. Был ослепительно яркий солнечный день, на небе ни облачка, ветерок нежнейший, ласковый. Во всем чувствовалась весна. Тимми знала, что в Париже всю неделю стояли холода, так что Жан-Шарля здесь ждет еще один прекрасный подарок.

Тимми надела бежевые брюки и бежевый свитер, волосы оставила распущенными. На ногах туфли-балетки из кожи аллигатора, в руках бледно-желтая сумка «Келли» от Гермеса, которую она купила в Париже. Когда она выходила из машины в аэропорту, то была похожа на картинку из модного журнала. Нынче утром она не поехала на работу, слишком было много дел дома, наводила окончательный глянец. Кровать застелила идеально отглаженным роскошным постельным бельем «Пратези», для виллы она тоже купила все новое, небесно-голубого цвета с рисунком из мелких морских ракушек. Тимми не знала, заметит он все эти мелочи или нет, но даже если и не заметит, не все ли равно, ей самой хотелось украсить свой дом для него. В офисе она сказала, что ее не будет всю неделю, что в выходные закончила всю свою работу по созданию эскизов и теперь должна сделать перерыв. Когда Тимми уезжала накануне вечером из офиса домой, Джейд под нажимом Дэвида воздержалась от комментариев – в кои-то веки! – но посмотрела на нее с мрачным укором, потом, впрочем, позвонила ей и извинилась. Она в ужасной тревоге, объяснила Джейд, и Тимми сказала, что все понимает. Дэвид пожелал ей удачи, пусть они с Жан-Шарлем забудут обо всем на свете и радуются своему счастью. У Тимми было такое чувство, будто она уезжает в путешествие на медовый месяц. И в каком-то смысле так оно и было. У них с Жан-Шарлем сейчас начнется новая жизнь, вернее, это будет продолжением той новой жизни, которая началась для них в Нью-Йорке. Неужели им опять будет так же хорошо вместе, неужели это возможно? Нет, Тимми не будет об этом думать, и он тоже не думал. Он говорил, что хочет только одного – видеть ее. Накануне вечером, перед тем как садиться в самолет, он позвонил ей и потом отключил свой телефон. Оба волновались, как подростки. Ему предстояло лететь одиннадцать часов, и Тимми подъехала к аэропорту как раз к тому времени, как его самолет должен был садиться. Она была уверена, что он сейчас, подлетая к Лос-Анджелесу, волнуется так же сильно, как и она. И едва это свое волнение сдерживала, дожидаясь, пока он пройдет таможенный контроль.

Она стояла у выхода из зала иммиграционного контроля, и вот двери открылись, и она увидела, что он идет к ней, широко шагая, в брюках и свитере, блейзер накинут на плечи, голубой воротничок рубашки расстегнут, из кармана блейзера свисает красный галстук. Он был небрежно элегантен, как истинный француз, и очень красив, и сиял радостной улыбкой, глядя на Тимми. Мгновение – и они оказались в объятиях друг друга, он прижал Тимми к себе так крепко, что она задохнулась, и поцеловал. Их охватило такое счастье от того, что они снова вместе, что ни он, ни она сначала не могли произнести ни слова. Да и зачем им слова? Все, что они хотели сказать друг другу, сияло на их лицах.

– Как я скучала, – едва переводя дух, прошептала Тимми; она не могла оторвать от него рук. Прошло всего две недели, а обоим им казалось, что они не виделись чуть не тысячу лет. И сейчас без конца целовались, им было даже трудно идти.

– И я. – Жан-Шарль блаженно улыбался. – Думал, самолет никогда не прилетит. Он летел целую вечность.

Полет и в самом деле был долгий, но Жан-Шарль наконец прилетел!

– Ты устал?

Ей хотелось заботиться о нем, баловать его, исполнять все его желания, прихоти, и он был от этого в восторге.

– Нисколько. – Он сиял. – Я весь полет проспал. Посмотрел два фильма и съел отличный ужин. – Тимми знала, что на рейсах «Эр Франс» пассажирам первого класса подают черную икру. – Что будем делать сегодня? – с интересом спросил он. Но больше всего ему хотелось одного, и, как только они сели в машину, он выполнил это свое желание – поцеловал Тимми и нежно положил руку ей на грудь. Все то время, что они не виделись, он тосковал по ее телу. И вот сейчас они снова вместе, и не в Нью-Йорке, а в Калифорнии, как в это поверить!

– До чего же я счастлива, что ты здесь, – говорила Тимми, не в силах перестать улыбаться. Ей не терпелось показать ему свои любимые места, свой дом в Бель-Эйр, виллу на берегу океана, пойти с ним погулять по улицам, приготовить для него ужин, сходить в какой-нибудь ресторан, показать его людям – пусть все видят, какой он замечательный, – смеяться с ним, спать, заниматься любовью… Их ждало сказочное королевство счастья, и самым главным сокровищем в этом королевстве была их любовь, и оба они это знали.

Они ехали в Бель-Эйр по шоссе Санта-Моника-Фривей, которое оказалось на удивление незагруженным, по дороге о чем только не болтали, Жан-Шарль говорил Тимми, как важно для него быть с ней здесь, в ее привычной обстановке. Ему хотелось узнать о ней все до мельчайших деталей, разделить с ней мир, в котором она живет. Время за разговором летело незаметно, не прошло и часа после того, как она его встретила, а они уже подъехали к ее дому.

Тимми вошла в дом, Жан-Шарль за ней. Его поразило, с каким вкусом она здесь все декорировала, какой спокойный, умиротворяющий интерьер в гостиной, как гармонично в него вписываются картины и вазы. Он принялся все рассматривать, любовался всем, что она сделала, а потом его вдруг точно магнитом притянуло к книжному шкафу, он остановился и стал рассматривать фотографию Марка – все произошло так, как и должно было произойти. Жан-Шарль сразу понял, кто этот мальчик. Тимми молча смотрела на него, а он взял в руки снимок и стал вглядываться в глаза мальчика.

– Это ведь твой сын? – тихо спросил он. Она кивнула, и он увидел в ее глазах боль, которая никогда не изгладится.

– Да. Это Марк.

– Прелестный мальчик, – тихо сказал он, ставя снимок на место, подошел к ней и обнял. – Любимая моя, какое это горе… какое ужасное горе… Как бы я хотел, чтобы судьба тебя пощадила. – Она еще раз кивнула, и он положил руки ей на плечи. Она не заплакала, просто стояла и горевала о Марке и еще чувствовала в своей душе любовь к Жан-Шарлю. В эту минуту ее любовь к этим двум существам слилась в единое чувство, и хотя это чувство было окрашено печалью, оно принесло умиротворение. Тимми чуть отклонилась и улыбнулась ему, и тогда он опять ее поцеловал. Ее душа была полна, нежность и счастье переливались через край.

– Хочешь есть? – спросила она, идя вместе с ним в кухню, и он опять ее обнял. Казалось, он не может оторвать от нее рук. В ответ на ее вопрос он лишь засмеялся.

– Нет, любимая, я хочу только тебя. Я начал тосковать по тебе в ту самую минуту, как мы расстались.

Она улыбнулась счастливой улыбкой и тоже прильнула к нему.

– Но тебе все же надо поесть. – Она накупила столько всякой еды, которая могла бы ему понравиться, даже длинный французский багет; она заметила еще в Нью-Йорке, что он за едой не обходился без багета.

– Я все время полета только и делал, что ел. И сейчас есть не хочу. Хочу только тебя, – повторил он, целуя ее, и она почувствовала себя героиней романтического французского фильма о любви.

Тимми показала Жан-Шарлю весь дом, и наконец они дошли до ее спальни. Шторы были раздернуты, в окна лился яркий солнечный свет, кровать безупречно застелена, на низеньком столике возле нее огромный букет цветов в вазе. Жан-Шарль обвел взглядом спальню и улыбнулся.

– Как тут все красиво, Тимми. У тебя замечательный дом. – Ему очень нравилось любоваться ею именно здесь, дом идеально к ней подходил. Здесь царили небрежная элегантность, не бросающаяся в глаза роскошь, теплота, радушие, гостеприимство, артистичность, творческая мысль – все, что было свойственно и ей. Да, именно в таком доме она и должна жить.

Тимми не успела поблагодарить Жан-Шарля за добрые слова, он подхватил ее на руки и медленно понес к кровати.

– Я так устал, – лукаво прошептал он, – мне так хочется отдохнуть…

Она засмеялась, а он бережно опустил ее на постель, и она протянула к нему руки.

– Иди ко мне, любимый…

В ее глазах было столько любви, что он утонул в ней. Не Они начали срывать друг с друга одежду; мгновение – и вся она уже была разбросана по полу, а их обнаженные тела, так истосковавшиеся друг по другу, так же страстно переплелись и слились на постели, как сливались в Нью-Йорке. Но сейчас, в ласковом, интимном гостеприимстве ее дома, все было еще прекраснее. У нее было такое чувство, что она целиком и безраздельно принадлежит ему и всегда будет принадлежать, а ему казалось, что наконец-то он пришел к себе домой.

Они заснули, проснулись и опять предались любви, снова заснули, а когда решили встать, на улице уже стемнело. Тимми не могла нарадоваться на него, а он на нее. Они нескончаемо дарили друг другу себя, свои мысли, свою душу, свое сердце, свое тело… Жан-Шарль в какой-то миг сказал, прижимая ее к себе, что сейчас у них не два сердца, а одно, и она чувствовала то же самое. Каждое их соитие было так же прекрасно, как и первое, нет, каждое следующее казалось еще прекраснее…

Вечером они спустились на кухню в одних только купальных халатах на голое тело, и она приготовила ему омлет и салат и подала сыр бри и столь любимый им французский багет. Это был идеальный ужин, а после ужина они снова вернулись в спальню и снова прильнули друг к другу, а потом долго и блаженно сидели в ванне и разговаривали. Когда они были вместе, им казалось, что они перенеслись на другую планету, там не было часовых поясов, никто никого ни к чему не принуждал, не налагал ни за что ответственности, не требовал, чтобы люди что-то делали, чтобы, например, завтракали, обедали и ужинали в определенное время. Тимми и Жан-Шарль делали только то, что хотели, и все, что они хотели делать, делали вместе. За все время, что они провели вместе, у них не выдалось ни единой минуты, когда бы они отошли друг от друга. Обычно Тимми утомляло чье-то постоянное присутствие, и Жан-Шарля тоже, но сейчас оба с удивлением заметили, что им легко и приятно общество друг друга и что чем больше они остаются вместе, тем больше им не хочется разлучиться хотя бы на миг. Оба они попали в ловушку, у них развилась сильнейшая зависимость друг от друга, и они сами выбрали этот наркотик.

Когда они наконец заснули, была уже глубокая ночь. В Париже было около пяти дня, но что Жан-Шарлю до парижского времени! Проснулись они в десять утра, и, как только Жан-Шарль открыл глаза, он объявил, что умирает с голоду. Взглянул на свой турбийон и увидел, что в Париже время ужина. На этот раз Тимми поджарила ему стейк, потом они приняли душ и с великой неохотой оделись. Был такой же яркий весенний день, как и вчера, и они решили ехать в Малибу.

Выехали они уже за полдень, она медленно вела машину по Пасифис-Коуст-хайвей, а он любовался и ею, и пейзажем.

– Какая здесь красота, Тимми. И какая же ты красавица.

Никогда в жизни у Жан-Шарля не было такого сказочного дня, никогда в жизни он не был так счастлив. А когда увидел ее виллу на берегу, то ахнул от восхищения.

– Да это же просто чудо! – воскликнул он, оглядывая все вокруг. Ему нравилось все – и то, как Тимми декорировала виллу, ее белые и голубые тона, прекрасная открытая веранда, пляж, безбрежный океан. Они сразу спустились на пляж и пошли вдоль берега по щиколотку в воде, шли, пока не устали, потом повернули обратно и вернулись на виллу.

– Я мог бы жить здесь всегда, – мечтательно сказал Жан-Шарль.

– Как бы мне этого хотелось, – прошептала Тимми. У него в Париже своя налаженная жизнь, высокий статус всеми уважаемого врача и профессора, который он заслужил долгими годами труда, дети, которых он любит. А у Тимми здесь империя, которой она управляет. И оба знают, что если они хотят быть вместе, им придется продолжать трудиться так, как они трудятся сейчас, при малейшей возможности летать друг к другу, а все остальное время прозябать в тоске. Но, встретившись всего два раза, оба поняли, что как раз разлуки-то они и не вынесут. Жан-Шарль хотел быть с ней каждый день, вот так, как сейчас, а Тимми ни о чем другом и мечтать не могла, это было гораздо больше того, чего она ожидала.

Потом они долго лежали в шезлонгах на веранде, впитывали в себя солнце и разговаривали, разговаривали… Жан-Шарль ненадолго задремал – он все еще жил по парижскому времени, совсем в другом часовом поясе, а она лежала рядышком и караулила его сон – вольно раскинувшийся лев и его львица. Ей даже казалось, что он вот-вот замурлычет. Приближался вечер, становилось прохладно, и Тимми укрыла Жан-Шарля кашемировым пледом. Но вот солнце закатилось, и тогда она его разбудила; и они вместе вошли в дом и затопили в гостиной камин. А потом сели возле него и опять разговаривали. Тимми старалась избегать всех тем, которые могли быть связаны с их будущим, и уж тем более не спрашивала его, когда он уйдет от жены. Не хотела давить на него, пытаясь узнать, что он намерен делать и когда. Она доверяла ему совершенно. А вот о детях рассказать попросила.

– Жюли очень сдержанная девочка, даже, пожалуй, замкнутая. У нее прекрасный вкус. Она похожа на мать. И не так близка со мной, как мне бы хотелось. Она словно кошка – гуляет сама по себе, за всем внимательно наблюдает, все замечает. От ее взгляда ничто не укроется. Она очень близка с матерью и сестрой, но вот с Ксавье у нее такой дружбы нет. Он старше ее на шесть лет, и когда был маленький, терпеть не мог девчонок. Они вечно у него что-то брали, все ломали, любили играть в его комнате и устраивали там погром. А уж как дразнили, когда он приглашал к себе в гости девушек. И кончилось тем, что Ксавье вообще перестал приглашать девушек, и, наверное, правильно сделал… А Софи пятнадцать лет, и с ней очень легко. Мне кажется, она во многих отношениях еще совсем ребенок. Жюли гораздо более взрослая, любит красивую одежду, умеет хорошо выглядеть. А Софи иногда просто мальчишка-сорванец, а потом глядишь – нет, она женщина, истинная женщина, и столько в ней женских хитростей, уловок, словом, она вьет из меня веревки. Ксавье для нее – идеал мужчины, герой, а я всегда и во всем прав. Но с матерью они не ладят. Думаю, это возраст. Жюли в пятнадцать лет тоже не ладила с матерью. А сейчас они просто настоящие заговорщицы и плетут свои заговоры, в основном против меня.

Жан-Шарль улыбнулся. Было видно, как сильно он любит свою семью, какая близкая дружба у него с детьми. Тимми любила его за это только еще сильнее и жалела, что ей уже так много лет. Встреть они друг друга раньше, Тимми была бы счастлива родить ему ребенка, когда они наконец устроят свою совместную жизнь, она это вдруг с изумлением поняла, раньше ей ничего подобного в голову не приходило. И ночью, когда они лежали в постели, Тимми рассказала ему об этом. Жан-Шарль был взволнован и тронут до глубины души. Ему страстно хотелось, чтобы у них был ребенок.

Он долго смотрел на нее с нежностью, потом спросил:

– А это возможно?

Спросил осторожно и деликатно, но очень серьезно.

– Возможно, но вряд ли вероятно. Думаю, в моем возрасте это было бы не так-то легко. Даже уверена. – Тимми вдруг стало грустно оттого, что она так бездарно растратила впустую двенадцать лет своей жизни после смерти Марка. До встречи с Жан-Шарлем она никогда не думала, что можно родить еще одного ребенка. – Я иногда думала, что хорошо бы кого-нибудь усыновить. – Тимми рассказала ему о приюте Святой Цецилии, и он изумился тому, как много она для него делает, как искренне любит сирот, которым дает кров и семью. – Мне кажется, я потому никого так и не усыновила, что боялась еще раз слишком сильно полюбить, – объяснила Тимми не только Жан-Шарлю, но и самой себе. – Не только ребенка, но даже и мужчину. Насколько легче жить, когда держишься от всех на расстоянии.

– А сейчас? – спросил Жан-Шарль, обнимая ее. – Ты все еще боишься?

Тимми не сразу ответила, и он прижал ее к себе еще крепче.

– Нет, сейчас не боюсь. Когда я с тобой, я ничего не боюсь, – нежно прошептала она. – Боюсь только потерять тебя. Не хочу больше никогда терять тех, кого люблю.

– Никто этого не хочет.

И все же оба они знали, что многие легче смиряются с потерей любимых, чем Тимми, слишком уж много горя выпало на ее долю.

Они снова заговорили о его детях, говорили о его жизни, о ее жизни, обо всем на свете, говорили и не могли наговориться, а потом, как всегда, их охватила страсть, и, как всегда, потом они заснули, а проснувшись, снова устремились друг к другу… Их желание не иссякало, и когда в четыре утра он снова пожелал Тимми, она принялась подшучивать над ним. Сказала, что он ей солгал, ему не пятьдесят лет, а гораздо меньше. Мужчина в его возрасте не может так пылать страстью. Но он, как выяснилось, мог. Тимми смеялась и говорила, что он, конечно же, колдун, и Жан-Шарлю это было страшно приятно. Разжав наконец объятия, они вышли на веранду в купальных халатах, которые Тимми привезла из города, легли на шезлонгах и стали смотреть на звезды, держа друг друга за руку. Для Тимми это были минуты величайшего счастья, давно она ничего подобного не переживала, – а может быть, и вообще никогда не переживала.

Наконец они заснули в объятиях друг друга и на этот раз проспали почти до полудня. Тимми заварила для него чай и подала круассаны, а потом они пошли гулять по пляжу.

Тимми и Жан-Шарль прожили на вилле в Малибу четыре дня. Жан-Шарлю было здесь так хорошо, что он не хотел отсюда уезжать. В мире Тимми его окружали покой, любовь, умиротворенность, и это было чудо. Он словно спрятался в кокон, нигде и никогда в жизни ему не было так отрадно и уютно. И он чуть ли не с отвращением думал о том, что надо будет возвращаться в Бель-Эйр, хотя ему, конечно, хотелось познакомиться и с лос-анджелесской жизнью Тимми. А пока они ходили в ресторанчики, заглядывали в антикварные лавки, подолгу гуляли, пили капучино в ее любимой кофейне. Плавали в бассейне, часами нежились в теплой ванне, а по ночам в ее огромном мраморном джакузи. Большую часть времени они проводили в постели и в воде, точно младенцы в материнском лоне. Они и чувствовали себя близнецами, их души связывала пуповина любви.

И вот наступила их последняя ночь, она пролетела слишком быстро, как и вся неделя, что они провели вместе. Они лежали в ее огромной роскошной кровати и разговаривали, радовались тому, что пережили сейчас столько счастья, строили планы о том, как и когда им будет можно встретиться в следующий раз. И бесконечно удивлялись тому, что их страстный роман начался всего месяц назад. Им обоим казалось, что они всегда были вместе. Рассказывали друг другу о своих детских страхах и горестях, гадали о будущем, о детях… Детей у них скорее всего не будет, а вот будущее – они надеялись, что будущее у них есть. Но всему свое время, говорил ей Жан-Шарль всякий раз, как речь заходила об их будущем.

В тот день, когда ему надо было возвращаться в Париж, Тимми отвезла его в аэропорт. У обоих было тяжело на душе. За эту неделю они еще сильнее привязались друг к другу. Они уже привыкли жить вместе, делать то, что им обоим нравится. Тимми знала, что Жан-Шарль любит есть на завтрак, и с радостью все это готовила. Они часами занимались любовью, и это было нескончаемое счастье. Знали привычки и потребности друг друга, тайны, все события жизни, уязвимые места, глубинные, никому больше не известные страхи. Казалось, уже не осталось ничего, чего бы они не знали друг о друге. И все это они успели узнать за такое короткое время. А теперь им предстоит расстаться, они должны научиться жить друг без друга до следующей встречи. Это все равно что научиться жить без рук или без ног. Они знали, что, как и после первой разлуки, им потребуются гигантские усилия, чтобы войти в прежнюю колею, когда они сейчас расстанутся, и ни он ни она не хотели об этом даже думать. Жить врозь – какой абсурд! Они так щедро, так безудержно дарили друг другу свою любовь. И оба были убеждены, что время, которое они провели вместе, было великим даром небес.

За эту неделю, что Тимми прожила сейчас с Жан-Шарлем, случилось нечто, чему никто и никогда не смог бы поверить: она ни разу не позвонила в свой офис. И запретила звонить себе своим помощникам, ну разве что здание их штаб-квартиры сгорит дотла. Со всеми остальными проблемами пусть справляются сами. Тимми хотела, чтобы каждая минута ее жизни была посвящена Жан-Шарлю. И потому он не смог в полной мере осознать, как бесконечно много она трудится и в каких заботах проходит ее жизнь, когда его с ней нет. Но Тимми решила, что так будет лучше. Хотела сосредоточить и самое себя, и всю свою жизнь на Жан-Шарле, пока он здесь, и он был от этого в восторге. Равно как и она от этой своей новой роли. Чего ей не хотелось, так это быть в его присутствии генеральным директором «Тимми О». Нет, она будет с Жан-Шарлем всего лишь женщиной, которая его любит. И это казалось ему просто идеальным. Оба были счастливы. А Тимми только с Жан-Шарлем и почувствовала себя настоящей женщиной, ничего подобного в ее жизни раньше не было.

Тимми стояла и смотрела, как Жан-Шарль сдает багаж на стойке «ЭрФранс» и получает посадочный талон, и сердце ее разрывалось. Он убрал свой паспорт, и ее глаза начали наполняться слезами. Они немного постояли у стойки, потом отошли в терминал аэропорта… Но время бежало неумолимо, и ему еще нужно пройти процедуру службы безопасности, потом контрольно-пропускной пункт, выход на посадку… А ей нельзя идти с ним. Он стоял и долго-долго обнимал Тимми, целовал ее, прижимал к себе, и душу его переполняла любовь. Он просто не мог с ней расстаться. А Тимми, как и всегда с самого детства, прощаясь с теми, кого любила, чувствовала себя маленькой девочкой, которую предали и бросили, только сейчас эта горечь оставленности была особенно мучительной. Ведь знала она, что увидит Жан-Шарля вновь, и, Бог даст, произойдет это скоро, и все равно любая разлука с ним оказывалась для нее трагедией. У нее в висках билась одна мысль – а вдруг он не вернется, как ей тогда жить? Жан-Шарль уже знал об этом ее страхе и без конца твердил ей, что вернется, что обязательно вернется. Она ему верила, и все равно было невыносимо видеть, как он уходит.

– Люблю тебя, – прошептал Жан-Шарль в последний раз перед тем, как пройти через рамку, которая окончательно отрежет их друг от друга. Неотвратимое свершилось, они были разлучены.

– Я так тебя люблю… скорей бы снова встретиться… – лепетала Тимми.

Она не представляла себе, как он сможет еще раз прилететь к ней в Калифорнию. Ведь у него пациенты, он не может их бросить на целую неделю. Им выпала редкая удача, подарок богов, они оба это понимали.

– Когда ты опять приедешь в Париж? – спросил Жан-Шарль, охваченный почти такой же паникой, как и она, оттого что они расстаются. Его жизнь без нее была пустой и бессмысленной, как жить в такой пустоте?

– Приеду как только смогу, – пообещала Тимми. Ну конечно, она к нему приедет! Ей так легко найти какой-нибудь предлог. Да и предлогов никаких искать не надо, она просто изменит график своих поездок и полетит в Париж. Но в Париже не так-то все просто. Жан-Шарль еще не уехал из квартиры, в которой живет с женой и дочерьми, поэтому вместе они жить не смогут. А переехать на эти дни к ней в отель ему тоже будет неловко, их наверняка узнают, и она будет скомпрометирована, ведь он еще не оформил официально соглашение с женой об их раздельном проживании. Они обсуждали другую возможность – снять квартиру и жить там, пока Жан-Шарль не разведется и не купит для себя жилье. Это будет совсем скоро. Они дали друг другу клятву, что обязательно что-нибудь придумают. И вдруг Жан-Шарль почувствовал, что хочет жить с ней всегда, каждый день, потому и попросил приехать в Париж.

– Я постараюсь, – повторила она, и он снова ее поцеловал, наконец все-таки оторвался, сделав над собой чуть ли не сверхчеловеческое усилие воли, и с мрачным выражением на лице прошел через рамку. Но потом остановился и улыбнулся Тимми. У обоих в глазах стояли слезы, и ее это растрогало до глубины души, хоть она и назвала себя при этом дурочкой. Оба они были такие прекрасные дурачки, сентиментальные и романтичные. Но и в этом они были зеркальным отражением друг друга. А еще в мыслях, во взглядах, мнениях, в поступках. Тимми только диву давалась. Оба были убеждены, что их встреча произошла не без участия высших сил, и насколько это лучше, чем сайт знакомств. Их предназначил друг другу сам Господь Бог.

Жан-Шарль пошел на посадку, не переставая махать ей рукой, и крикнул: «Люблю тебя, люблю!» Она тоже крикнула ему: «Люблю!» – но вот он повернул к залу, где был выход на посадку, и она перестала его видеть, он скрылся из глаз. И Тимми охватила непереносимая тоска утраты, в душе возникла холодная, мертвая пустота.

Проводив Жан-Шарля, Тимми вернулась на стоянку, села в свою машину и несколько минут сидела без движения. В салоне еще ощущался запах его лосьона после бритья, она чувствовала на своих губах прикосновение его губ, словно его дух остался с ней и не хочет ее покидать. Потом она медленно, вся полная мыслями о нем и обо всем, что им подарила эта неделя, тронулась с места. И поехала к себе, в дом, который целую неделю был их любовным гнездышком, в котором стояла кровать, где они подарили друг другу столько страсти и столько счастья. Казалось, теперь все в ее доме пронизано им. Тимми не знала, когда он сюда вернется, зато знала каждой клеточкой своего существа, что она принадлежит ему, а этот дом – его и ее дом. Жан-Шарль оставил здесь на всем свою особую печать, как и на ней, Тимми, когда они влюбились друг в друга в Париже. Отныне она и его возлюбленная, его любимая женщина.

Глава 16

Прошло три недели, Жан-Шарль и Тимми без конца звонили друг другу, говорили, как друг друга любят, обменивались е-мейлами по многу раз в день. Пока у них еще не было ясных планов, где и когда они встретятся, но они лихорадочно их строили и волновались, точно голодные львы, которые мечутся по клетке, когда смотритель не пришел в урочный час их кормить.

Джейд и Дэвид сразу заметили, что Тимми очень расстроена, что она с радостью хватает телефон, когда он звонит, и очень много времени проводит у компьютера, печатая ему письма. Когда Джейд и Дэвид говорили ей, что звонит Жан-Шарль, она вспыхивала от радости. Все ее мысли были только о нем, единственно, чего ей хотелось, это увидеть его. Да, Тимми непереносимо тосковала о нем, и все же у нее было утешение: она знала, что он ее страстно любит и так же отчаянно стремится к встрече, как и она. Тимми была уверена, что они скоро будут вместе, просто пока они еще не придумали, как это осуществить. Но ни у него, ни у нее не было и тени сомнений, что большую часть времени они будут вместе, надо только дождаться июня, когда он переедет из их общей с женой квартиры.

А пока они жили ожиданием следующей встречи. В Париже началась эпидемия какого-то очень тяжелого гриппа, считалось, что его штамм занесен из Северной Африки, и Жан-Шарлю некогда было перевести дух – больных поступало все больше и больше. Они разговаривали по телефону утром и вечером, Тимми все пыталась придумать, как бы ей вырваться, но тут на фабрике в Нью-Джерси опять начались серьезные неприятности. Профсоюз грозил объявить «дикую» забастовку, большинство сотрудников советовали Тимми плюнуть на профсоюз. Она и склонялась к тому, чтобы плюнуть, хотя и понимала, что даст этим ребятам в руки опасное оружие, которое они могут обратить против нее, а этого ей никак не хотелось. Лучше бы все-таки как-то всех умиротворить, пусть даже за это придется заплатить дорогой ценой. И пока она обсуждала со своими юрисконсультами, как уладить конфликт, один из крупнейших универсальных магазинов, который продавал одежду «Тимми О», захотел утроить свой заказ, и это создало еще одну производственную проблему.

Тимми в конце концов решила, что придется ей лететь в Нью-Йорк и лично со всеми договариваться. Прошло три недели с того времени, как она рассталась с Жан-Шарлем, и оба они были на пределе отчаяния. И тут вдруг Тимми озарило, что конфликт на восточном побережье ей послала сама судьба, это ее счастливый шанс, хоть ей, возможно, предстоит пережить стресс долгих, изматывающих переговоров. Она позвонила Жан-Шарлю и рассказала о своей непредвиденной поездке – летит она завтра утром. Конечно, ему ох как нелегко сразу сорваться с места, бросив своих больных.

– Наверное, я там пробуду три-четыре дня, – объяснила она ему, и это означало, что к этим трем-четырем дням можно будет приплюсовать выходные. – У тебя нет никакой возможности выкроить два дня и прилететь?

Все это время Тимми не выезжала за пределы Калифорнии, ей и на западном побережье хватало проблем самого разнообразного толка, а на Жан-Шарля навалилась целая лавина работы – его ассистент, который обычно брал на себя пациентов Жан-Шарля, когда тот уезжал, сломал ногу на лыжах. Но несколько дней назад Жан-Шарль сказал Тимми, что его ассистенту уже лучше.

Услышав, что Тимми летит на восточное побережье, Жан-Шарль обрадовался как ребенок. Если говорить об организационной стороне дела, то встретиться в Нью-Йорке гораздо проще, ведь туда лететь всего шесть часов, а в Калифорнию почти в два раза дольше – одиннадцать, на дорогу приходится тратить целые сутки. Конечно, Нью-Йорк для Жан-Шарля намного более доступен.

– Сделаю все, что смогу. Мой ассистент снова приступил к работе, нога все еще в гипсе, но он может ходить. – Жан-Шарля охватил ужас, когда он увидел своего молодого помощника обездвиженным и беспомощным сразу после травмы. – Позвоню тебе вечером, – пообещал он. Тимми заверила его, что он может позвонить ей хоть в последнюю минуту. Она надеялась пробыть в Нью-Йорке несколько дней и провести с Жан-Шарлем выходные. Для них обоих это уже давно стало вопросом жизни и смерти. Жить так долго в разлуке было непереносимо, они терзались и мучились. И сейчас оба были счастливы, что появилась возможность встретиться. Эти три недели, когда они были физически разъединены, показались им вечностью, хотя они без конца разговаривали по телефону, обменивались е-мейлами, делились друг с другом всем, что происходит в их жизни, объяснялись в любви. Тимми и представить себе не могла, что в мужчине может быть столько нежности, как в Жан-Шарле.

Он позвонил Тимми, когда у нее была полночь, а у него в Париже уже наступило завтра и было девять утра, и сказал, что ему удалось обо всем договориться. Он вылетает из Парижа в четверг вечером, после работы, восьмичасовым рейсом, самолет приземлится в Нью-Йорке, когда по местному времени тоже будет восемь, и сможет остаться до вечера воскресенья, а обратно полетит ночным рейсом. Ассистент согласился заменить его на эти три дня, хотя сломанная нога все еще в гипсе. Жан-Шарль был окрылен, Тимми тоже. В предвкушении встречи с Жан-Шарлем ей будет легче одолевать трудности, которыми ей грозит предстоящая неделя, а трудности эти были нешуточные. Но зато потом их обоих ждет великая награда.

Тимми крепко заснула, мечтая о выходных, когда он еще раз прилетит к ней и она его встретит, – какое же это счастье! Летела она в Нью-Йорк первым утренним рейсом, а это означало, что ей вставать ни свет ни заря, выехать из дома она должна в пять утра. Это был бизнес-рейс, и в салоне первого класса была еще только одна женщина кроме Тимми. Все остальные были мужчины чрезвычайно солидного и респектабельного вида, и, как всегда, с Тимми полетел Дэвид. Джейд осталась дома защищать крепость. И на этот раз Тимми с Дэвидом и со своими юрисконсультами тоже сумела договориться с профсоюзными деятелями, которые готовы были конфликтовать по поводу и без повода, – форменная пороховая бочка, готовая в любую минуту взорваться. Решить их проблемы раз и навсегда, и тем более в короткий срок, было невозможно, но Тимми хотя бы удалось выторговать почти два года мирного сосуществования с помощью компромиссов, на которые пришлось пойти. Они даже придумали, как выполнить тройной объем заказов, увеличив производственные мощности на Тайване и наняв необходимый штат рабочих. К вечеру четверга, когда должен был прилететь Жан-Шарль, Тимми навела во всех делах фирмы порядок, хотя вид у нее был измученный, и Жан-Шарль встревожился, увидев ее. Она похудела со времени их последней встречи, и сейчас, пока Жан-Шарль был с ней, он старался как можно чаще ее кормить. А Тимми, когда бывала с ним, освобождалась от всех забот и тревог. Так все случилось и сейчас. Он приехал в гостиницу, и они тотчас же кинулись в объятия друг к другу. И хотя они каждый вечер ходили в какой-нибудь ресторан ужинать, большую часть времени все же проводили у себя в номере. Все три дня шел дождь, и Тимми больше всего на свете хотелось лежать с ним в постели, обнявшись, разговаривать, заниматься любовью, и ему это казалось бесконечным наслаждением. Они дарили друг другу не только счастье страсти, которая казалась им неутолимой, не только безоглядную щедрость любви, но и великий душевный покой и утешение, которые помогали им держаться на плаву и давали силы жить, когда они были вдали друг от друга. Тимми вздохнула с облегчением, когда Жан-Шарль сказал ей, что через два месяца уедет из квартиры, где живут его жена и дочери. Сказал также, что дочери смирились с его отъездом, и у квартиры даже наметились потенциальные покупатели, их несколько. Жан-Шарль был по-прежнему убежден, что к началу июня узел его домашних проблем развяжется, и Тимми с замиранием сердца этого ждала. Ведь тогда он уже будет один, и в Париже они смогут жить вместе. Он хотел, чтобы Тимми помогла ему выбрать квартиру и декорировать ее вместе с ним. Хотел, чтобы отныне она принимала участие во всех сторонах его жизни, и надеялся, что через несколько месяцев сможет познакомить ее со своими детьми. Тимми все это очень радовало.

В субботу вечером они отказались от заказанного столика в ресторане Джузеппе Чиприани, им не захотелось уходить из своего номера в гостинице. На улице лил дождь, и им было так отрадно и уютно в постели, они наслаждались каждой минутой, проведенной вдвоем. Тимми сказала, что ей не хочется одеваться и идти в модный ресторан, и они остались в своем коконе, дремали, разговаривали, а когда стали заниматься любовью ночью, Тимми почувствовала какую-то особенную, новую и совершенную близость с ним, она не чувствовала такого раньше. Их любовь была полна такой страсти, и они порой достигали в этой страсти таких захватывающих дух высот, что становилось страшно, слишком уж много они друг для друга значили. Казалось, что на какое-то мгновение сливаются не только их тела, но и души, и сердца, и мысли. Жан-Шарль тоже почувствовал это ночью, и когда они выпустили друг друга из объятий, в ее глазах стояли слезы. Никогда в жизни ни с кем она не ощущала ничего хоть отдаленно напоминающего это удивительное состояние. И все, что они делали вместе, связывало их так же сильно, как физическая близость, а после близости, когда она лежала в изнеможении с ним рядом, ее душа распахивалась перед ним и желала остаться в таком же нерасторжимом слиянии. Каждая близость была еще прекраснее предыдущей и открывала для них что-то новое и неизведанное. И сегодня она пролежала в его объятиях всю ночь, крепко к нему прижавшись, и его руки ни на миг не ослабили объятий. Она незаметно уплыла в сон, а Жан-Шарль лежал и смотрел на нее спящую, и сердце его переполняла невыразимая нежность. Она еще раньше нашла на его теле такие точки, о значимости которых он и не подозревал, и сегодня они сделали еще новое открытие. Она подарила ему себя и приняла от него в дар то, что он ей преподнес. И всю ночь, пока Тимми спала в кольце его рук, ей снилось, что он и она – одно существо.

Спали они долго, а когда наконец проснулись, то увидели, что лежат лицом к лицу, и тотчас же заулыбались. Оказывается, они спали не только лицом к лицу, но и нос к носу, губы к губам. Он поцеловал ее, и они так и остались лежать, вставать им совсем не хотелось. Тимми за всю ночь так и не переменила позы. Жан-Шарль заказал для них завтрак в номер, завтрак принесли, но Тимми все равно не вставала. Лежать бы вот так всегда в его объятиях и дремать. Наконец она все же поднялась и только ради него умылась и причесалась. Когда Тимми села завтракать рядом с ним, она показалась Жан-Шарлю необыкновенно красивой. И он, и она пробежали взглядом какие-то статьи в воскресной газете и стали их обсуждать. Тимми всегда набрасывалась на новости делового мира, а Жан-Шарля интересовала научная рубрика. Сколько всего увлекательного, о чем можно поговорить за завтраком; да, в совместной жизни скучать им не придется.

После обеда они пошли в Метрополитен-музей, потом под дождем вернулись в гостиницу. Тимми была бесконечно счастлива и умиротворена. Перед тем как ехать в аэропорт, они в последний раз предались любви, хотя Тимми все еще казалась сонной. На этот раз она так устала к приезду Жан-Шарля, что никак не могла выспаться. По дороге в аэропорт она задремала в такси, положив голову ему на плечо, и он нежно ее обнял, оберегая ее сон. Как же ей сейчас было хорошо! А потом им снова пришлось пережить агонию прощания друг с другом. Тимми обещала Жан-Шарлю, что через несколько недель прилетит к нему в Париж. Она решила провести радикальную реорганизацию их ткацких фабрик во Франции, чтобы можно было организовать производство и там. А если это не удастся, все равно на свете нет ничего прекраснее Парижа весной. Сейчас апрель, но она надеялась, что к первому мая ей удастся вырваться в Париж и повидаться с ним, и это будет еще лучше. А там останется всего месяц до назначенного им срока, он освободится от необходимости жить в одной квартире с женой. Но даже и об этом Тимми сейчас не думала. Она словно плыла рядом с ним, словно парила. И когда он в последний раз ее поцеловал, ей было не так грустно, как прежде. Она чувствовала, что находится с ним в полной гармонии, чувствовала удивительную согласованность и их мыслей, и движений. Два сильных независимых человека слились в одно существо, не чудо ли?

Это ощущение не покидало ее и потом, когда она вернулась в Калифорнию. Ее душу наполнял неведомый ей раньше покой, и любила она Жан-Шарля еще сильнее, чем всегда. Но шли дни, а Тимми все никак не удавалось организовать свою поездку в Париж, хотя она и старалась. Ей нужен был повод, чтобы полететь туда, хотя можно ли найти более серьезный повод, чем встреча с Жан-Шарлем? Тимми хотела убить одним выстрелом двух зайцев. Она летела в Париж – или хотела туда лететь, – потому что любила его, но ей также хотелось уладить дела, которые у нее были всюду, куда бы она ни приезжала. Ей будет чем заняться, когда Жан-Шарль занят на работе.

Прошло три недели после отъезда Жан-Шарля. Тимми наметила целую серию встреч с руководством новой ткацкой фабрики в одном из пригородов Парижа и ждала подтверждения, и вдруг в один прекрасный день в офисе с ней случился приступ неукротимой рвоты. Джейд заказала им всем на обед суши, и Тимми понимала, что отравилась, что-то было явно несвежее. Она уже не помнила, когда ей было так плохо, и давно так не пугалась. Она позвонила Жан-Шарлю и рассказала обо всем, и он решил, что ей нужно ехать в больницу, в отделение неотложной помощи. Она сильно обезвожена, ей следует поставить капельницу. Но Тимми ненавидела больницы и решила подождать, к вечеру ей стало лучше, и она никуда не поехала. Утром она чувствовала сильную слабость и к тому же досадовала, что ткацкая фабрика до сих пор не прислала подтверждения. Было первое мая, ей хотелось скорее в Париж, скорее увидеть Жан-Шарля. Долгие месяцы ожидания подходили к концу. Через месяц учебный год кончится, и Жан-Шарль переедет, он уже подыскивал себе квартиру. Все постепенно налаживалось, устраивалось… И вдруг Тимми опять скрутила тошнота. Тошнота то откатывала, то опять накатывала, и Тимми снова позвонила Жан-Шарлю рассказать, как ей плохо. Он сказал, что это скорее похоже на приступ желчно-каменной болезни, а не на отравление, или, возможно, это какая-то разновидность вирусного гриппа. На этот раз Тимми позвонила своему доктору и приехала к нему в отделение «Скорой помощи». Она была такая бледная, даже прозрачная, что доктор, едва ее увидев, сразу же решил сделать все анализы, какие только можно. Тимми отказывалась, но Жан-Шарль настаивал, тем более что ее опять начало рвать.

Тимми провела в больнице два поистине ужасных дня. Джейд позвонила ей на мобильный телефон и сообщила, что от ткацкой фабрики наконец-то пришло подтверждение. На следующей неделе у Тимми были назначены переговоры с ее руководством, и она с радостью рассказала об этом Жан-Шарлю. Но его больше волновало ее нездоровье.

– Бог с ней, с ткацкой фабрикой, – сердился он, – сделай все анализы, на которых настаивает твой врач. Хочешь, я поговорю с ним?

– Не надо, – сказала она уже более спокойно. – Я чувствую себя лучше. Наверняка это грипп. Какая глупость делать такую прорву анализов из-за пустяка. Со мной все отлично, я уверена.

– Благодарю вас за точно поставленный диагноз, коллега. Поговорим, когда будут готовы результаты анализов. – Жан-Шарль хотел убедиться, что у Тимми не гепатит. Она так загоняла себя работой и при этом постоянно перелетала с места на место, что у нее могло развиться что угодно, включая и язву. И Тимми позволила врачам делать с собой все, что больница хотела. У нее взяли кровь и мочу для анализа, а она к тому времени почувствовала себя лучше и уехала домой, виня себя за то, что устроила вокруг себя такую суету скорее всего на пустом месте. Но ее очень растрогала забота Жан-Шарля. Он непременно хотел поговорить с ее врачом, когда будут готовы результаты анализов, вдруг обнаружится что-то серьезное.

– Пожалуйста, перестань волноваться. Я совершенно здорова.

Тимми приехала домой, легла в постель и заснула. Она совсем обессилела. Утром ей стало гораздо лучше, хотя слегка подташнивало, и она поехала на работу. Когда позвонил врач, она уже совсем разошлась. О его звонке сказала ей Джейд, и Тимми сняла трубку. Она слегка растерялась, что он звонит, ведь она убедила себя, что совершенно здорова.

– Здравствуйте, Тимми, – приветливо сказал доктор, когда она ему ответила. – Как самочувствие?

– Отлично, – сказала Тимми с легким смущением в голосе. – Чуть-чуть подташнивает, но, мне кажется, уже все прошло. Не знаю, что это было – отравление или грипп, но клянусь вам – в обозримом будущем я суши есть не стану.

Такой сильной тошноты она никогда не чувствовала, разве что, может быть, в Париже осенью, когда прорвался воспалившийся аппендикс. Да, пожалуй, так, но тогда тошнота была другая.

– А я не вполне уверен, что у вас все прошло. Вы не могли бы заехать ко мне сегодня во второй половине дня, мы посмотрим ваши анализы.

– Что-то плохое?

Тимми вдруг встревожилась.

– Нет, ничего плохого. Просто я не люблю обсуждать результаты анализов по телефону. И я подумал, что хорошо бы вам заехать, если у вас сегодня выберется время. Или завтра утром. Ничего срочного нет. Все отлично.