Император молчал. Он был в растерянности. Ничего подобного в его жизни не было. Спор продолжался, и большинство склонилось к предложению Форвина. Неожиданно в зале появился дворецкий Таврион. Он подошёл к Льву Мудрому и сказал:
- Божественный, тебя просит Зоя-августа. Она должна сообщить нечто очень важное.
Лев Мудрый словно ждал этого вызова супруги. Он молча встал и ушёл в покои императрицы. В пути он опять вспомнил о том, как Зоя-августа рассказывала ему о своём видении сына-отрока и о том, что он говорил. Но причина вызова Льва Мудрого с совета была не в том, что Зое-августе пришло во сне, а в другом. В свои неполных два годика сын, словно взрослый и мудрый муж, пророчествовал. Потому Зоя-августа и попросила Льва Мудрого покинуть совет. Войдя в покой супруги и столкнувшись с ней лицом к лицу у дверей, он осведомился:
- Наш сын спит?
- Нет, Божественный. Он ждёт тебя и требует невозможного.
- Говори суть.
- Багрянородный повелевает мне отнести его на крепостную стену.
Властно говорит и показывает ручонкой: «На стену! На стену! Хочу видеть русов!»
- Но сейчас ночь! Что он там увидит? Младенцу надо спать.
И сердитый отец направился в опочивальню сына. Войдя в покои, он остолбенел. Мальчик, одетый как на прогулку в зимний сад, тянул своей ручонкой мамку Вевею к дверям. Оторопь у Льва Мудрого прошла, он подхватил сына на руки и спросил:
- Куда ты ведёшь мамку Вевею?
- На стены. Хочу видеть русов. Мне с ними жить бок о бок. Позову их к миру.
Лев Мудрый чуть было не выронил из рук сына, настолько поразило его сказанное малышом. «Да нет же, нет, это не малыш, это говорит мудрый муж», - мелькнуло у императора. Увидев сбоку от себя Зою, он спросил:
- Августа, ты слышала, что изрёк твой сын?
- Да, Божественный, и, прошу тебя, исполни его волю. Устами младенца глаголет провидение Божье. К тому же мы обещали отнести его на стены в шлеме и в латах.
- Не засмеют ли нас с тобой?
- Не посмеют, - ответил сын за мать.
Льву Мудрому стало легче, он улыбнулся. «И верно, не посмеют смеяться над подрастающим Багрянородным», - подумал император и молча понёс сына из покоев Зои-августы, из дворца. Они с супругой шли рядом. Члены совета узнали, что император уходит на стены, и поспешили следом за ним. Уже наступал рассвет, когда император с сыном на руках и свита поднялись на стену. Воины с удивлением заметили, что император несёт на руках ребёнка. Великий доместик Анатолик велел воинам заслонить императора от случайной вражеской стрелы, они сделали из щитов стену, за которой шёл император с сыном. А он направился к северным воротам, где виднелся шатёр великого князя Олега. Когда Лев Мудрый остановился, Багрянородный-младенец громко сказал:
- Я хочу видеть русов!
Император велел воинам расступиться и подошёл к зубчатому поясу. В просвете между двумя зубцами мальчик увидел стан русской рати. Его глаза засверкали от любопытства, но лицо было не по-детски серьёзным.
- Я так и знал, что они придут несметной силой. Нам их не одолеть, - сказал он отцу.
- Что же делать. Багрянородный? - обеспокоенно спросил император.
- Мы придём к миру. Вели найти на стене руса Фёдора. Пусть приведут его ко мне.
Лев Мудрый сказал об этом стратигу Анатолику, и тот распорядился найти Фёдора-руса. Ждали долго, уже солнце поднималось. Наконец к императору привели двух полусонных Фёдоров. Один из них был щуплый, чернявый мужичишка, а другой - молодой богатырь, с маленькой рыжей бородкой.
- Вот он истинно Фёдор, - показал ручонкой на богатыря Багрянородный.
- Что ему делать? - спросил отец сына.
- Вели крикнуть в стан русов, чтобы позвали к стене князя Олега.
Лев Мудрый знал, что все воины-русы хорошо говорят по-гречески, и пересказал Фёдору повеление сына. При этом он тихо добавил:
- Скажешь князю Олегу, что если он не уйдёт, то все вы, русы, живущие в Константинополе, будете изгнаны в пустыню.
- Я понял тебя, Божественный, - ответил Фёдор-богатырь.
- Иди же! - побудил его Лев Мудрый.
Фёдор встал между зубцами и крикнул, приложив руки к лицу рупором:
- О-го-го, русичи, говорит Фёдор-муромец! Шлите к стене князя Олега! Разговаривать будем!
Голос у Фёдора был могучий и прокатился над всем русским станом.
Снизу долго никто не отзывался. Но Фёдор видел движение в стане и то, как слушали его. Он ещё раз громко прокричал то же самое, и кто-то откликнулся:
- Князь почивает! Ждите, когда проснётся!
Фёдор вернулся к императору, развёл руками и повторил:
- Князь-батюшка почивает, будить не велено.
Лев Мудрый задумался: не к лицу ему, Божественному, ждать, пока какой-то князь варваров проснётся.
- Идёте во дворец. Нет нужды нам торчать здесь, - произнёс он.
Было очевидно, что сыном императора управляет небесная сила. Он по-взрослому сказал отцу:
- Божественный батюшка, за бухтой Золотой Рог уже льётся кровь твоих воинов. Не допускати, чтобы и здесь пролилась.
Лев Мудрый ещё не сообразил, что ответить сыну, как на стене появился служитель в секрете Сфенкел. Он подошёл к императору и тихо произнёс:
- Мой государь, морские воины гибнут за Золотым Рогом. Русы вытащили свои суда на берег, наши подошли с моря и ринулись на них. Но многие были побиты стрелами, пока шли по песчаной отмели к берегу. Они просят помощи.
- Доместик Анатолик, веди свою гвардию на русов! - повелел император стоящему рядом командующему византийской армией.
Анатолику было чем распорядиться в Константинополе. В резерве под его рукой стояла войсковая тагма, в которой насчитывалось шестнадцать тысяч конных гвардейцев. Оставалось лишь дать команду и двинуться на врага. Но этому мешало то, что Константинополь был уже в осаде. Неприятель шёл в пять раз больше воинов, и прорваться через этот заслон было невозможно, счёл Анатолии. Выход из Константинополя был только через бухту Золотой Рог. Но надо было снять цепи, набрать в бухте десятки купеческих судов. Это было невыполнимо, и Анатолику оставалось лишь идти на вылазку через восточные ворота. Впервые стратиг был в трудном, почти безвыходном положении, ибо русам ничего не стоило разобрать за восточными воротами мост через протоку.
Той порой за бухтой Золотой Рог, на берегу пролива русы продолжали расстреливать в упор византийских воинов, не теряя своих ратников, укрытых ладьями и стругами. Наступил день, и оставшиеся в живых воины, покинув берег, вернулись на дромоны. Роман Лакапин, который по воле императора привёл флот в пролив Босфор, подсказал адмиралу Леониду, что нужно высадиться там, где нет русов, и зайти им за спину. Но Роману Лакапину не удалось обмануть русов. Их варяжский воевода Рулав послал берегом пролива лёгких на ногу воинов, они проследили манёвр византийцев и, вернувшись в стан, доложили о нём Рулаву. Он же распорядился поставить ладьи и струги в два ряда и обороняться между ними.
Время уже близилось к полудню, когда тысячи византийских воинов появились близ русского стана и были опять встречены тучами стрел. Не защищённые латами и щитами воины гибли, не успевая добежать до лагеря русов.
А возле северных крепостных ворот уже начались переговоры с князем Олегом. Вёл их по воле императора и его сына епарх Константинополя Форвин через руса Фёдора. Князь Олег подъехал к крепостной стене на вороном коне в сопровождении десяти воинов, прикрывающих князя щитами. Хороший стрелок из лука нашёл бы щель и мог бы достать князя. Но вот щиты опустились и князь Олег громко возвестил:
- Что вы хотите от меня? Чтобы я не брал ваш город? Но я возьму его, ибо затем и пришёл!
- Остановись, великий князь Олег! - услышал он мощный голос богатыря Фёдора. - Божественный император просит тебя не воевать славный Царьград. Он и нам, русичам, мил.
- Почему я не должен, как ты говоришь, воевать Царьград? Сильному принадлежит жизнь слабых.
- Слушай, великий князь, с вниманием. - И Фёдор начал говорить о том, чего ему не наказывали передать Олегу ни император, ни епарх. - Мы, русичи, живущие в Византии, знаем твою силу и мощь. Ты царь великой державы. Но если ты будешь воевать Царьград, то нас, русичей, твоих сородичей, вырежут, как овец. А нас в Царьграде вместе с жёнами и детьми больше трёх тысяч. Мы просим тебя о милосердии. А император готов заплатить тебе неслыханную дань, какой ты ни с кого не получал.
- Как тебя звать, русич? Ежели обманываешь, то я найду тебя и сам накажу!
- Будь обман в моих словах, я бы сам в сей миг спрыгнул на камни. Вера моя христианская бережёт от обмана и греха. А зовут меня Фёдором. Муромский я!
- Вот что, Фёдор Муромский: скажи царям, чтобы ждали моего слова до полудня. И ещё передай им моё повеление убрать со стены воев, не то постреляют мои ратники их, как белок. Тебя же я с собой заберу. Будешь у меня воеводой.
- Всё уразумел, великий князь, со всем согласен.
Князь Олег что-то сказал своим воинам, они быстро вскинули луки, положили стрелы на тетивы и выстрелили в небо. Стрелы улетели в небесную синь и, похоже, оттуда не вернулись. Олег помахал Фёдору рукой и поскакал в свой стан. Фёдор подошёл к императору. Робости перед ним у русича не было, и он передал басилевсу всё слово в слово. От себя же добавил:
- Ты бы, государь, внял его повелению.
Глаза императора засверкали гневом.
- Того не будет! За дерзость я уничтожу его рать!
Но сын, которого Лев Мудрый держал на руках, тронул его за лицо, провёл ручонкой по бороде:
- Уступи, божественный батюшка, русскому князю. Это во благо тебе и мне.
И гнев у императора схлынул, как морская волна от каменистого берега, но он упрекнул сына:
- Тебе, Багрянородный, рано вмешиваться в государственные дела.
- Батюшка, меня призывает к тому Всевышний.
- Ладно, - согласился Лев Мудрый. - Я посажу ратников на стены, и русы не увидят их. С тем и уйдём.
Багрянородный потянулся на руки к матери. Зоя-августа взяла его.
- Не греши, божественный батюшка, - укорил он отца.
- Да пребудет мир между вами! - воскликнула Зоя-августа. - Божественный, сведи воинов со стены, и пусть они встанут рядом с нею.
Льву Мудрому не хотелось углублять малую щель раздорам с сыном, и он согласился.
- Будь по-вашему. - Он позвал епарха Форвина и повелел ему: - Дай команду всем воинам и ополченцам сойти со стены вниз и быть возле неё. - Он отошёл с епархом подальше от Зои-августы и сына и тихо добавил: - Оставь на стене секреты. Русы коварны.
Вскоре император и его свита покинули крепостную стену. Следом сошли с неё воины, располагаясь внизу. Лев Мудрый тоже не собирался уходить от крепостной стены. И прошло немало времени в ожидании неведомо чего. Никто не знал, как поведут себя русы. Лишь Багрянородный, похоже, что-то прозревал. Он попросился с рук матери на землю и потянул её к сидящему неподалёку Фёдору. Подойдя, молвил:
- Ты, воин, сказал русам больше, чем тебе было ведено. Ты хотел разбудить в них милосердие?
- Так и было, малыш Багрянородный.
- Хвала тебе.
- Я тоже не хочу сечи.
Багрянородный потянулся к мечу Фёдора, взялся за рукоять.
- Покажи мне его.
Но Фёдор отвёл ручонку малыша и сказал пророческие слова:
- Твоя рука никогда больше не коснётся меча.
В это время все увидели бегущего человека. Он приблизился к императору. Это был Роман Лакапин. Он выдохнул:
- Русы побили морских воинов. Все полегли!
- Проклятие! Я накажу русов! - вспыхнул император. - Где великий доместик Анатолик? Почему он не пришёл флоту на помощь?
- Он у восточных ворот. Но русы разрушили мост через протоку, и Анатолик не может вести гвардейцев на вылазку.
- Где епарх Форвин? - крикнул император.
- Я здесь, Божественный, - отозвался епарх и возник перед императором. - Слушаю!
- Вели всем воинам подступить к воротам. Я сам поведу их на врага! Я докажу…
Но с лестницы в сей миг стремительно спустился служитель в секрете и подбежал к императору:
- Божественный, русы у ворот!
- Форвин, веди всех на стены! - вновь крикнул император.
Форвин не успел разобраться в этой сумятице, как Багрянородный попросился к Зое-августе на руки и потянул её к отцу. Мать поняла побуждения сына и поспешила к супругу.
- Божественный батюшка, это мир! Это мир? - воскликнул Багрянородный и протянул к отцу руки.
Лев Мудрый взял сына на руки и почувствовал желание прижать его к груди. Когда тело ребёнка приникло к императору, он ощутил исходящее от него тепло и посмотрел вокруг. То, что он увидел, поразило его. Ещё совсем недавно он не обращал внимания на горожан, на посадских, а сейчас он узрел перед собой людское море. Оно колыхалось - только волны да детский плач, как крики чаек перед бурей. И Лев Мудрый понял, что его подданные, как и сын, не хотят кровопролития, что они тянутся к миру и надеются на то, что он, Божественный, принесёт им этот мир.
- Ты говоришь о мире? - спросил отец у сына.
- Да. Идём на стену, божественный батюшка.
Форвин, стоящий рядом, задал вопрос:
- Государь, что делать? Вести воинов и ополченцев на стену?
- Подожди, епарх Форвин. Сам Господь вмешался в наши дела. Он глаголет устами младенца. Прислушаемся к нему. А теперь идём с нами на стену да захвати руса Фёдора. - Он глянул на Зою-августу, позвал её: - Идём с нами, славная. Вам в будущем жить в мире с русами.
Зоя-августа пошла следом за мужем, ступила на лестницу. Поднимаясь на стену, она думала о бренности жизни. Её насторожили последние слова супруга. Неужели он предчувствует край земного бытия? На глаза у неё навернулись слезы.