Железный шериф

Шанаги не придал этому значения. Ну, нажил он себе врага, ну и что? У него были враги и до этого случая. Тем не менее тогда он мало знал о Эбене Чайлдерсе, поэтому и не беспокоился. Драгой больше, дракой меньше — какая разница? Он дрался пол-жизни и ничего, кроме этого как следует делать не умел.

— Запомни, что Эбен ненавидит всех. Он потерял много денег, но, хуже того, из него сделали посмешище, а он этого не любит, очень не любит.

Прошел слух, что Чайлдерс нанимает людей для беспощадной войны против Моррисси, у Чайлдерса было для этого достаточно влияния в городе. Неожиданно Моррисси обнаружил, что перед ним закрылись двери, которые до того были гостеприимно распахнуты, однако Шанаги почти ничего не знал, кроме обычных, услышанных в баре сплетен.

Но однажды, когда он возвращался из Бауэри, из подворотни выскочили несколько человек и бросились к нему. — Переломайте ему ноги! — закричал кто-то. — Переломайте ему ноги и пальцы!

И опять они не учли его близкое знакомство с городом. Том неожиданно побежал не от них, а на них, и его железный кулак повалил первого нападавшего. Перепрыгнув через упавшего, Шанаги метнулся к пожарной лестнице и, взбежав на один пролет, ухватился обеими руками за верхнюю ступеньку и каблуками разбил лицо ближайшему бандиту. Тот грохнулся вниз, увлекая за собой остальных. Шанаги снова ушел по крышам.

Когда Том с опаской спустился на тротуар невдалеке от своего дома, он тихо постоял в дверном проеме, оглядывая улицу в оба конца. Он устал. Шанаги хотелось лишь добраться до комнаты и упасть на кровать, но обстоятельства заставляли быть осторожным.

Том хотел уже выйти из укрытия, как заметил движение в ночной тени подъездной арки напротив входа в свой дом. Был ли это безобидный пьянчужка или поджидающие его люди Чайлдерса?

Рисковать он не решился и опять поднялся на крыши. Почти через квартал он спустился к кузнице Маккарти. Она была закрыта, поэтому он забрался в стоящий рядом фургон, натянул на себя запасной брезент и заснул.

Шанаги разбудил звон молота Маккарти. Он сел, потирая глаза. Высокие борта фургона закрывали двор и кузницу, Том не видел, что там делается. Том встал и одним прыжком перемахнул через борт. Как только его ноги коснулись тротуара, он услышал за спиной топот бегущих ног. Шанаги мгновенно прошмыгнул под фургоном и оказался на другой стороне.

Один из нападавших кинулся за ним под фургон, и Шанаги ударил его ногой по голове, повернулся и оказался лицом к лицу с двумя противниками, обежавшими фургон с обоих концов.

— Вот он! Хватай его! — заорал один.

В дверях кузницы вдруг возник Маккарти с молотом в руке.

— По одному! — крикнул он. — Иначе разобью кому-нибудь черепушку!

Первым бросился на Шанаги плечистый "бык" из команды Чайлдерса. Он был огромного роста, широкий, со светлыми волосами и цветущим лицом. В ту же секунду, как "бык" поднял две, смахивающие на окорока руки, Том понял, что тот возможно и хорош в уличной драке, но понятия не имеет о боксе. Парень кинулся, широко замахнувшись правой, целясь Шанаги в голову, однако Том легко нырнул под удар, сделал шаг вперед и нанес два удара снизу в живот.

Оба аперкота были выполнены безукоризненно. Правой в живот, левой в живот и правый перекрестный в подбородок, и "бык" упал. Он попытался было подняться, затем окончательно рухнул в грязь.

Резко повернувшись, Шанаги нанес удар другому прежде, чем он успел подготовиться к защите. Тот согнулся, и Том двинул его коленом в лицо.

Из-за фургона выполз первый с залитой кровью головой. Он поднял руки. — Нет! Не надо! Я сдаюсь!

— Тогда убирайся, — приказал Шанаги, — и больше не попадайся мне на глаза.

Когда нападавшие исчезли, Шанаги зашел в кузницу и, накачав из колодца воды, разделся и вымылся до пояса, затем смочил волосы и причесался.

— Ну, — сухо сказал Маккарти, — похоже, драться ты умеешь, но они тебя все равно поймают.

— Да, они и вчера ждали меня у дома, еле ушел. — Том вытер руки. Кажется, надо платить им той же монетой.

— Будь осторожен, парень. Эбен Чайлдерс — подлый человек. Жестокий и бесчувственный. А его люди… Тебя ловят шестерки. У него есть другие, похуже.

Маккарти наблюдал, как Том надевает рубашку. — Почему бы тебе не уехать на запад? Там полно свободной земли, для любого есть возможность выйти в люди.

— Зачем мне земля? Я не фермер, Мак.

— Да, ты не фермер. Ну а кто ты? Шестерка Моррисси? Уличный бандит? Посмотри на себя, парень, хорошенько посмотри. Скажи мне точно, кто ты такой? Славный образчик человека, который ничего из себя не представляет… Ничего, ты слышишь? И если останешься здесь и не прекратишь ошиваться с бандитами, картежниками и всеми прочими, в один прекрасный день очутишься сточной канаве.

— Осторожней, старик, — гневно сказал Шанаги.

— Значит, старик? Я-то уже стал стариком, а ты им станешь? Ты закончишь с проломленным черепом в каком-нибудь вонючем переулке и тебя закопают в безымянную могилу. Что у тебя есть, чего нет у любого уличного бродяги? В Файв Пойнтс десять тысяч таких, как ты, они все сдохнут, и от них ничего не останется. Ты молод, земля широка. Зачем тебе нужен этот город, где ты почти наверняка не выживешь? Почему ты не хочешь уехать на запад? Ты сможешь учиться наукам, учиться всему, чему пожелаешь, ты сможешь сделать из себя человека.

— Я и так человек. — Том согнул руку в локте. — Вот, смотри. Объем бицепсов — восемнадцать дюймов. Кто скажет, что я не человек?

— Да, ты сильный, что еще? У тебя есть мозги, которые Господь дает каждому человеку? Или осталась лишь голова, пригодная только для бодания, как у козла? Если человек хочет что-то значить в этой жизни, хочет стать просто человеком, ему нужны не только мускулы. Он должен стараться получить честную работу, кусок земли, свой дом, будь он хоть из дерна. Здесь друзья хлопают тебя по плечу и разрешают угостить себя выпивкой, но когда ты станешь старым, толстым и неряшливым, они тебя бросят. Такие люди, как ты, рождаются, чтобы их использовали и отбросили в сторону… если ты позволишь сделать это с собой.

— Ты кто? Проповедник? Когда ты стал поучать других, Мак?

— Это просто небольшое предостережение, вот и все. Ты хороший парень, так зачем становиться тем, кем ты постепенно становишься? Мир больше и шире, чем любые трущобы, и люди остаются в них, потому что у них не хватает смелости выбраться. На свете есть другие люди, другие места, ты можешь приобрести там новых друзей, настоящих друзей.

Шанаги смотрел на Маккарти с отвращением. Он взял пиджак и перебросил его через плечо. — Спасибо за помощь, — сказал он и вышел на залитую восходящим солнцем улицу.

Шанаги направился в ближайший салун Моррисси "Джим". Он Шагал, разговаривая сам с собой, придумывая сердитые ответы Маккарти, которые он не успел или не сумел произнести. Однако звучали они беззубо и пусто.

Кто же он, в конце концов? Участвовал в нескольких скачках, но стал слишком много весить для жокея. Выиграл несколько боев на ринге, но не хотел становиться профессиональным боксером. Выполняет мелкие поручения Моррисси и Локлина, которые считались в округе большими людьми. Но он, Шанаги, кто же он сам?

Том раздраженно потряс головой. Сейчас у него не было желания размышлять об этом. А Маккарти… что он понимает? Что он из себя представляет, чтобы так с ним разговаривать?

И тем не менее, даже думая над этим, Том отдавал себе отчет, что Маккарти никто не будет поджидать у дверей дома, когда он возвращается с работы, и спит Мак крепким, беззаботным сном. И что никому не кланяется за деньги, которые получает. Маккарти делал свою работу, делал ее хорошо, получал честно заработанные деньги и шел домой.

Шанаги очень хорошо запомнил разговор с Маккарти. В тот день он в раздумье остановился на углу. Да, он не был фермером, однако на Западе тоже есть города, и если он туда отправиться, то со своими знаниями и умением может стать важной птицей, такой же важной, как Моррисси, а может и еще важнее.

Он покрутил эту идею в голове и решил, что она ему нравится.

Что это за город, про который он недавно слышал? Сан Франциско? Говорят, там нашли золото.

Может быть… Он подумает.

Через два дня Шанаги подошел к Моррисси. — Мистер Моррисси, у вас есть для меня какая-нибудь работа? Я имею в виду постоянную работу.

Моррисси перекатил во рту сигару и сплюнул. — Есть. — Он помолчал. Ты стрелял когда-нибудь?

— Из ружья? — Шанаги покачал головой. — Нет, не стрелял.

— Можешь научиться. У меня есть тир. Человек, который там работал, спился. Научишься стрелять — будешь получать одну пятую с выручки. Моррисси снова замолчал. — Попытаешься воровать — я с тебя шкуру спущу.

— Я никогда ни у кого не воровал, — запротестовал Шанаги.

— Это я знаю, мой мальчик. Это я знаю. Я давно к тебе присматриваюсь. Честные люди в наше время — редкость. Таких среди моих немного.

Моррисси вынул из кармана листок бумаги. — На, возьми. Пойдешь по этому адресу. Я пошлю в тир человека, который научит тебя стрелять. Тренируйся, сколько угодно, а когда научишься, будешь выигрывать деньги у клиентов.

Тир находился в Бауэри среди дюжин других подобных заведений, лавок ростовщиков, низкосортных гостиниц, танцевальных залов, салунов и дешевых магазинчиков. Недалеко от Принс-стрит стоял "Оперный дом" Тони Пастора, а ниже по улице — "Старый театр Бауэри". Между ними толпились всевозможные надуваловки и обдуваловки, целая армия шулеров, попрошаек и карманных воришек, готовых обобрать любого зазевавшегося прохожего.

Одни выстрел стоил пять центов. Тому, кто попадет в десятку три раза подряд, полагался приз: двадцать долларов. Мишенью служил жестяной трубач, если ему в сердце попадала пуля, трубач выдавал из своей трубы ужасающее сипение.

Шанаги нравились шум и суета. Он познакомился со многими жуликами, а с некоторыми даже здоровался. То же самое относилось и к девушкам, которые прохаживались по улице.

На третий день утром в тир вошел старик. Он был худым и жилистым, с седыми волосами и холодными серыми глазами. — Сколько стоит выстрел?

— Пять центов. Приз двадцать долларов, если попадете в десятку три раза подряд.

Старик усмехнулся. — Сколько раз я могу выиграть двадцатку?

Шанаги хотел было ответить: "Столько, сколько попадете", но веселый взгляд старика насторожил его. — Один раз, — сказал он, — если попадете три раза.

— В соседнем тире мне позволили выиграть три раза, — сказал старик.

— Девять раз подряд? — Недоверчиво хмыкнул Шанаги. — Вы шутите.

Старик взял револьвер и выложил на стойку три пятицентовые монеты.

— Я готов, молодой человек. — Он выложил еще пятнадцать центов. Револьвер заряжен шестью патронами? — спросил мягко, и прежде чем Том успел ответить, нажал на спуск. Первая пуля попала в трубача, который издал пронзительный звук. Несколько человек обернулись в их сторону. Старик немедленно выстрелил снова — еще один сигнал трубы.

— Теперь, — сказал он, — я выиграю деньги себе на завтрак.

Казалось, не глядя на мишень, он всадил три пули прямо в десятку. Вот. Я забираю твою двадцатку.

Шанаги расплатился, а вокруг них уже собиралась толпа.

— У вас слишком большие мишени, мальчик. Сегодня я заработал самую легкую двадцатку в жизни! — Он обратился к собравшимся зевакам: — Не понимаю, как ему удается получать прибыль с этого заведения. Это самая легкая двадцатка, которую я заработал! — Человек повернулся и подмигнул Шанаги. — Когда мне опять понадобятся деньги, я вернусь, сынок.

Люди сгрудились вокруг стойки, желая заработать. Больше часа он был занят тем, что перезаряжал ружья и раздавал их клиентам. Лишь однажды зазвучал горнист, и уличный мальчишка выиграл призовой нож. Работа кипела, но Шанаги в мыслях возвращался к старику… Он ни разу не видел, чтобы кто-нибудь так стрелял — вроде бы даже не целясь. Старик просто взглянул на мишень и выстрелил… Это было неправдоподобно.

На третий день тот же старик вернулся в тир и подошел к стойке, когда вокруг никого не было.

— Привет, сынок. У меня кончились наличные.

Шанаги, который вдруг обнаружил, что старик начинает ему нравиться, сказал: — Я ждал вас раньше.

— Да? Так вот, сынок, нельзя убивать гуся, который несет золотые яйца. Все, что мне нужно, — это деньги на пропитание, а вы, ребята, можете мне их дать. Чтобы жить так, как меня устраивает, мне надо двадцать-тридцать долларов в неделю, а я могу заработать их за один раз. В Бауэри четырнадцать тиров, я захожу в каждый тир один раз в две недели. Но на сей раз мне срочно нужны наличные. — Он помолчал. — В соседнем тире мне не пришлось даже вытаскивать револьвер. Там знают, что я смогу это сделать, поэтому мне просто заплатили.

— Но я так не сделаю, — усмехнулся ему Шанаги. — Мне нравится смотреть, как вы стреляете. Никогда в жизни не видел, чтобы так стреляли.

— Там, откуда я уехал, лучше уметь стрелять как следует.

— Как вы оказались здесь? Там, откуда вы уехали стало слишком шумно?

Взгляд старика похолодел. — Мне нигде не шумно, сынок. У меня здесь сестра. Я приехал ее навестить, но делать ничего не умею, кроме как стрелять. У себя дома я ковбой, а одно время был техасским рейнджером. Надо же как-то зарабатывать на жизнь. А здесь я обнаружил эти вот тиры. Не хочу отнимать у вас сразу много денег, поэтому иногда захожу в то один, то в другой.

— Приходите сюда, когда хотите, — сказал Том. — Вы способствуете бизнесу, а мне нравится смотреть, как вы стреляете. Я бы все отдал, чтобы тоже научиться так стрелять.

— Надо просто немного поучиться у других, а потом самому тренироваться до седьмого пота.

Старик положил обе руки на стойку. — Для меня это легкая жизнь. Мой отец выдавал мне четыре-пять патрона и на каждый я должен был принести добычу, иначе он сдирал с меня семь шкур за пустую трату пороха. Когда учишься таким вот образом, все получается как-то само собой. Ты не стреляешь, пока ясно не видишь цель и уверен, что не промахнешься. Так учились стрелять многие мальчишки на границе обжитых территорий. Их отцы обычно были заняты работой на ферме, поэтому они ели только мясо, которое приносили с охоты их сыновья, а иногда и дочки. У нас была соседская девчонка, которая из винтовки стреляла лучше меня, но револьвер для нее был слишком тяжел.

— И вы никогда не промахивались?

— Бывало, конечно… Одно время отец часто спускал с меня шкуру.

— Здесь вы ни разу не промахнулись.

— На таком расстоянии? Как можно! Человек должен знать свое оружие. Все револьверы чем-то отличаются. Один посылает пулю вправо вверх, другой влево вниз. Ты должен все вычислить и дать поправку. Но человек, который научился чувствовать оружие, стремится достать себе получше, пока не получает то, что ему нужно. На свете больше винтовок, которые хорошо стреляют, чем людей, которые хорошо стреляют, хотя некоторые из тех джентльменов на западе действительно умеют это делать. Многие переделывают оружие по руке — либо меняют ствол, чтобы оно стреляло точнее, либо убирают свободный ход спуска. Хотя, надо сказать, выражение "нажать на спуск" неправильное. Никто из тех, кто умеет стрелять, никогда не "нажимает на спуск". Его надо легко потянуть на себя, как ты потянул бы к себе руку девушки. Иначе промахнешься. Больше всего промахов. когда "нажимают на спуск".

— Я слышал, что краснокожие совсем не умеют стрелять.

— Ерунда. Некоторые стреляют так же хорошо, как любой белый. И они ужасно хитрые. Индейцы не видят смысла подставлять себя под пулю, поэтому стреляют из-за скал или деревьев.

В то лето Шанаги научился стрелять.

Глава 2

Шанаги проснулся в холодные часы рассвета. Какой-то момент он лежал, не шевелясь, стараясь вспомнить, где он и как сюда попал. Он вспомнил, как его выкинули из грузового вагона, затем в мыслях снова вернулся в Нью Йорк.

Джон Моррисси уехал из города по каким-то своим политическим делам, и Шанаги, теперь занимавший должность одного из помощников Моррисси, зашел в салун, проверить финансовые дела. Здесь он встретился с Локлином, и едва они уселись за стол, как бармен Коган просунул в дверь голову.

— Мистер Шанаги, сэр. Пришли люди, которые могут принести нам неприятности.

Оставив Локлина за столом, Шанаги выглянул в зал и быстро оглядел его. Четверо парней стояли у бара, еще несколько рассеялись по залу. Все они спокойно пили пиво, но было в них что-то…

Бар был переполнен, но каким-то образом люди, о которых предупредил Коган, выделялись из толпы, а один из них… Шанаги резко повернулся.

— Локлин! Берегись! Это парни Чайлдерса!

Он быстро закрыл дверь и вышел в зал. Том начал обходить бар, когда один из вновь прибывших нарочно опрокинул стакан пива на одного из каменщиков, стоявшего у стойки. Рабочий повернулся, чтобы к парню, и тот ударил его. Затем люди Чайлдерса начали разносить салун на мелкие кусочки.

Шанаги нырнул под чей-то кулак, ударил в солнечное сплетение ближайшего хулигана, двинул по коленной чашечке другого. Вдруг распахнулась входная дверь и в салун ворвались несколько человек, вооруженных дубинками. Их было слишком много!

— Коган! Мэрфи! Бегите!

Шанаги опрокинул стол на пути наступающих, и когда несколько человек упали, он ударил их сверху стулом. Том нырнул под стойку и, вооружившись бутылками, стал швырять их с безошибочной точностью.

Еще один нападавший с криком упал. В дюйме от Шанаги разбилась бутылка, и он бросился в заднюю комнату в поисках Локлина. Тот уже убежал. Том смахнул со стола деньги, которые должен был пересчитать и выскочил через черный ход.

Коган, присоединившийся к нему, подпер дверь палкой, и они кинулись по коридору к переулку. Противников было слишком много, их не одолеть.

Они почти добежали до задней двери, когда раздался выстрел и в коридор ввалился шатающийся и окровавленный Локлин.

— Быстро наверх, — сказал им Шанаги. — Будем уходить по крышам!

Он остановился и, подняв одной рукой Локлина и зажав в другой мешок с деньгами, побежал вверх по ступенькам, благословляя годы, проведенные у кузнечной наковальни. Они выбежали на крышу и забаррикадировали за собой дверь.

Небо было покрыто облаками, начинался дождь.

Рядом с ними вдруг оказался Мэрфи, еще один помощник Моррисси.

— На Кенделл-стрит ждет упряжка, — задыхаясь, сказал он.