Я подумывал написать статью об индейских наскальных рисунках, письменах, что-нибудь в этом роде.
Об этом уже писали, ответил Колин с раздражением в голосе.
Могли и упустить кое-что.
Колин всколыхнул в бокале бренди и бросил на меня взгляд, полный злого веселья.
Если хотите увидеть наскальные изображения и можете держаться в седле, я покажу вам один из лучших таких рисунков. Можете съездить туда завтра утром, он улыбнулся. Мы вам, собственно, даже можем показать наскальные надписи.
С удовольствием. Что касается того, чтобы удержаться в седле, то я постараюсь, я поднялся из-за стола. А теперь извините, у меня был трудный день. После того как Райли поднял меня в такую рань, у меня не было возможности отоспаться.
Это точно, горожанин, сказал Джимбо с насмешкой. Тебе надо как следует отоспаться.
Дорис повернула голову и уставилась на меня.
Вы сказали, что Райли вас разбудил прошлой ночью? Что это за Райли?
Сержант Райли. Он расследует дело об убийстве, я постарался придать лицу невозмутимое выражение, а голосу беспечность. В переулке, рядом с мотелем, где я остановился, был убит человек по имени Мануэль Альварес.
Теперь они все смотрели на меня. Усмешка сползла с физиономии Джимбо. Он смотрел на меня с вызовом, но во взгляде его читался испуг.
А чего ради им было допрашивать вас? спросила Дорис.
Они нашли у него в кармане вырезку из газеты с сообщением о моем приезде в город. Он хотел договориться со мной о встрече. Собственно, мы и условились, но его убили прежде, чем он успел со мной переговорить.
Значит, вы с ним так и не поболтали?
Нет, и я не знаю, чего он хотел. Внезапно у меня возникло желание немного подстраховаться, хотя шансы были уничтожены. Не убежден, что Райли поверил мне.
Он просил меня держать с ним связь, так что прежде, чем отправиться сюда, я оставил ему записку, где он сможет меня найти. Я подавил зевоту. Спокойной ночи всем. Спасибо за чудесный ужин.
Выйдя на террасу, я глубоко вдохнул ночной воздух. Небо было усыпано звездами. Неподалеку в загоне всхрапнула и ударила копытом лошадь.
Белл вышла и остановилась рядом со мной.
Вы будете дураком, Дэн Шеридан, если поедете завтра в горы. Колин собирается вас убить.
Не говорите глупостей.
Один неловкий шаг на узкой тропе, и вы можете сорваться с двухсотметровой высоты. Дело закроют без дополнительного расследования.
Вы шутите?
Вы забываете, что Колин крупная шишка в нашем штате. Он вносит пожертвования в фонд обеих партий во время выборов и пользуется уважением в высших кругах. Кроме того, он помощник шерифа с правом расследования подобных несчастных случаев.
Несчастных случаев?
А чего же еще? Все будет представлено так, как будто новичок не справился в горах с лошадью. Скажут, что кролик или гремучка вспугнула лошадь и все. В конце концов, добавила она, ведь вы же гость. Мотив преступления отсутствует. Кто станет расследовать дело о несчастном случае?
И правда, кто?
Райли... У Райли это может вызвать подозрения, сказал я.
Том Райли, а я его хорошо знаю, городской полицейский, расследующий преступления в городе. Начальник следственного отдела приятель Колина, частенько играет с ним в покер, и Колин ему нарочно сливает. Он сам гостил на ранчо и спал в той же комнате, что и вы. Поверьте мне, Тому Райли потребуется представить весьма веские доказательства, прежде чем ему разрешат завести дело на Колина. Кроме того, продолжала она, вы сейчас не только вне городской юрисдикции, но и в другом округе.
Но был здесь один факт, который все они упускали из виду. Такой человек, как Мануэль Альварес, мог пройти по жизни незамеченным, но стоило ему умереть насильственной смертью, и он оказался в центре всеобщего внимания: газеты, официальные органы каждое колесико этой громоздкой машины, которой поручено заниматься официальным расследованием, вдруг пришло в движение.
Газеты уже отметили смерть двух братьев, а один из них погиб как раз на этом ранчо. Я глубоко сомневался, что еще одну смерть на том же самом ранчо удастся так уж легко замять. Однако я был далек от желания умереть, чтобы попытаться доказать правоту своих рассуждений.
Я буду осторожен. Вот только увижу Затерянную Реку и уберусь отсюда. По крайней мере мне хотелось в это верить.
Глава 4
Выжженная солнцем земля дыбится в этих краях рваными клыками гор, и легких дорог здесь нет. Лучшие тропы проложили еще индейцы, причем не нынешние племена, а те, что исчезли с лица земли задолго до них.
Те древние племена, где сами протоптали дороги, а где расширили звериные тропы и оставили потомкам небольшие священные каменные груды. Кто знает, были ли эти каменные груды знаком поклонения богу дороги или просто символизировали облегчение тяжкой участи того, кто первым прошел и расчистил этот путь. Эти камни, казалось, кто-то сгреб в одну кучу, словно опавшие осенние листья, однако каждый из них был уложен рукой проходящего путника.
Есть какая-то завораживающая сила в этих пирамидках. Индейцы, унаследовавшие эти края, почувствовали это и продолжили традицию, а порой и белый, оказавшийся в этих местах, подносил свою дань богам гор.
Такие груды камней можно увидеть и на высоких перевалах Тибета, и в Монголии. Традиция эта стара как мир, но как же давно прошел этой тропой первый человек!
Порой кое-кто из новичков в надежде на спрятанное сокровище разбросает пирамидку, а клада-то нет... если не считать той призывной тайны, которая влечет человека в дорогу, подвигает его на странствие, и этот клад вечен в глубине души каждого.
Дикие лошади, когуары и горные козлы привыкли к этим пирамидам. Кондоры не знают дорог, но узнают эти маяки странников. С той высоты, где кружат стервятники, видны как на ладони все стежки-дорожки, и орлы хранят их в памяти.
Человек частый гость там, где пролегли дороги, а спутником человека нередко становится смерть, с которой стервятников связывает прочный нерасторжимый союз.
Одинокий кондор, плавно скользивший в небе в то утро, не особенно рассчитывал поживиться, но коли группа людей отправилась в путь кто знает, а вдруг? Стервятники живут надеждой. Этот безмолвно парил в небе, терпеливо выжидая.
Флойд Рис был с нами решил проехаться, по его словам, и проверить состояние скота. На поясе у него болтался револьвер, у седла винтовка. Была и корзинка со снедью, поскольку мы предполагали устроить пикник на открытом воздухе.
Рис ехал впереди, сразу за ним Колин Уэллз. Тупорылый жеребец, которого они мне подобрали, похоже, был с норовом. Я нарочито неловко вскарабкался в седло, чувствуя на себе их оценивающие взгляды. Джимбо Уэллз отвел глаза, презрительно хмыкнув, но, к моему удивлению, жеребец остался стоять, как вкопанный.
Белл ехала передо мной. Замыкал процессию Джимбо, ехавший за моей спиной.
Двигались молча. Было прозрачное прохладное утро, когда мы тронулись в путь. Солнце низко стояло над горными кряжами на востоке. Колин, подумалось мне, наверное, страдает с похмелья.
Дорога, которую мы выбрали, круто уходила в скалы. Поэтому я ехал осторожно, ожидая любого фокуса от своего коня. На каждом ранчо бывает, как минимум, один норовистый жеребец, а то и несколько, от которых чего хочешь можешь ожидать. Одна из излюбленных шуточек подставить новичку такую лошадку, а та, которая была подо мной, заранее не вызывала симпатий. Я сперва было решил, что мой жеребец начнет лягаться, но вел он себя довольно смирно. Тем не менее что-то в нем наверняка было, иначе бы мне его не подсунули.
Ясное дело, если уж они и вправду решили меня убить, то самый простой способ это сделать устроить так, чтобы за них постаралась лошадь. В таком случае доказать что-либо будет невозможно. Единственно, в чем можно будет их упрекнуть, это в неудачном подборе лошади для новичка. Жеребец шел относительно спокойно и только однажды на краю довольно высокого обрыва слегка шарахнулся в сторону. Это навело меня на размышления. А что, если он боится высоты и мы вдруг попадем в узкую горную тропу, идущую по краю пропасти? Дорога вела вверх, точно повторяя изменения рельефа, и упиралась в самый край горного плато. Пока мой жеребец не давал особого повода для беспокойства, но меня не покидало сомнение, постоянно беспокоила мысль о том, как он шарахнулся в сторону над обрывом. А там было не слишком высоко.
Кроме всего прочего я не испытывал особой радости от присутствия Джимбо Уэллза за спиной. Интуитивно я чувствовал, что если дело дойдет до крайних мер, то Колин будет держаться в стороне. Все выпадет на долю Джимбо или Риса. Последний выполнит любой приказ без промедления и сделает это спокойно, со знанием дела. Джимбо же пойдет на это ради собственного удовольствия, ибо особой симпатии ко мне он не испытывал. Лошадь Белл пошла медленнее, и Белл поравнялась со мной. Тропа была довольно узкая, но два всадника все же могли разъехаться. Дорис, между прочим, тоже попридержала лошадь и теперь ехала рядом с Колином.
Будьте осторожны, тихо предупредила меня Белл. Будьте очень осторожны.
А вы?
Что вы хотите этим сказать?
Ну, если со мной что случится, вы ведь свидетель. А как вы говорили, вы, в общем-то, не являетесь членом их семейства.
Она была ошарашена, даже не знала, что ответить.
Не думаю, чтобы они со мной что-то сделали сказала она наконец, но в голосе ее не было уверенности.
А зачем им вообще ваше ранчо? спросил я.
Она пожала плечами.
Думаю, они хотели бы стать единовластными хозяевами всего этого района. Они неоднократно пытались несколько лет подряд выкупить его. Даже долю моей сестры хотели заполучить.
Так вы владели ранчо вместе?
Да.
А что случилось, когда она погибла? Я хочу сказать, к кому перешла ее доля?
Ко мне, согласно завещанию дедушки. Если бы у нее были дети, то доля перешла бы к ним. Но детей у нее не было.
Некоторое время мы ехали молча. Мне в голову пришла одна мысль, но я боялся ее высказать, и все же наконец решился. То есть я задал вопрос, но в нем содержался намек.
А они об этом знали? Я имею в виду, знало семейство Уэллзов об этом завещании?
Я сама не знала всего этого, пока дело не дошло до раздела имущества сестры. А уж она-то, я уверена, ничего не знала о решении деда.
На протяжении всего нашего пути какая-то ускользающая мысль не давала мне покоя, что-то никак не осознаваемое мешало мне сосредоточиться. Внезапно я понял. Свежие следы конских копыт на тропе. Кто-то проехал здесь прямо перед нами. Кое-где следы ехавших впереди перекрывали эти свежие отпечатки, но большей частью этот неизвестный наездник заставлял свою лошадь двигаться по самому краю дороги. Ехал он осторожно, несколько раз придерживая поводья, и оборачивался назад. Я видел, где его лошадь остановилась, оставляя следы, какие бывают, если конь нетерпеливо перебирает копытами на месте.
Этой дорогой часто пользуются? спросил я.
Да насколько я знаю, почти никогда. Если не считать тех, кто едет в Ринкон или к Новым Горам, большинство предпочитают проселочную дорогу, которая ведет к моему ранчо на Кугуаре.
Но я знал наверняка, что опередивший нас всадник проехал здесь рано утром. Я был уверен: он был здесь уже после того, как выпала роса.
Джимбо нагнал нас.
Гляжу, вы сдружились?
Он взглянул на меня.
Ничего у тебя не выйдет. Она мужиками не интересуется. Так что ничегошеньки у тебя не выйдет.
Я оставил его слова без внимания.
Вы перегоняете скот по этой дороге? спросил я.
Нет, если только какая корова отобьется от стада. В это время года мы в основном гоним наш скот на Шерт-Тейл. Там и трава лучше, и дорога идет вдоль реки.
Значит, вряд ли это был кто-то с ранчо, если только этот кто-то не хотел подготовиться заранее к нашему визиту. Меня не оставляла мысль о том, что рядом, где-то здесь, может оказаться Пио Альварес. Если я и был в чем-то уверен, так это в его нраве. По крайней мере, я знал, что он готов на все. А в хитрости он не уступал дикому зверю и был куда опаснее любого хищника. Оба его брата были убиты, и один-то уж точно работником ранчо Ягодное. Если я только что-нибудь понимаю, Пио в этот момент должен быть где-то на ранчо.
Бентон Сьюард рано утром вернулся к себе на ранчо Бар-Белл. По крайней мере, он сказал, что собирается. А где сейчас Марк Уилсон? Меня пробил холодный пот. Медленно, но верно во мне начало расти чувство страха. Случись что со мной и мне неоткуда ждать помощи. Я остался совершенно один и... влип.
Это ранчо и земля на много миль вокруг принадлежали Колину и Джимбо Уэллзам. Это был их мир. Люди, работавшие на ранчо, их люди. А я был чужаком, и отношение ко мне соответствующее.
Чего они, конечно, не знали, подумал я, так это, что моя смерть может навлечь на них кучу неприятностей. У меня было слишком много влиятельных знакомых, и многие их них знали, что я буквально вырос в седле. Поэтому рассказ о моей гибели в результате несчастного случая несомненно вызвал бы подозрения и требования начать немедленное расследование. Я чувствовал, что Колин не понимал всего этого, уж слишком он был самоуверен, его переполняло ощущение собственной неуязвимости.
Но мне-то что от всего этого? Стараясь ехать как можно осторожнее, я начал искать глазами путь для возможного отступления. Мне нужно было сбежать от них, во что бы то ни стало. При этом следовало соблюдать максимум осторожности. Поэтому я не фиксировал ноги в стременах и весь сжался, напряженно ожидая какого-нибудь «сюрприза».
Мы спустились с плато по отлогому спуску в небольшую долину примерно в милю длиной и полмили шириной. Я вспомнил по аэрофотоснимкам, что на северо-западе долины проходила дорога в сторону Медного Ручья.
В моей душе в этот момент осторожность боролась с желанием пришпорить коня и рвануть туда. Это был реальный путь к спасению. Раньше мне никогда бы и в голову не пришла мысль спасаться бегством, но на этот раз меня могли припереть к стенке, а мне это улыбалось меньше всего.
А Белл? Осмелятся ли они, зная, что я на свободе и у меня развязан язык, сделать с ней что-либо?
И тут я почувствовал себя полным идиотом. С чего я так завелся? Предположим, что скрытых микрофонов в моей комнате не было и Колин зашел, пусть и в самый неподходящий момент, но все же случайно? Они, конечно, типы не из приятных, ну и что с того, ничего же пока не случилось? Верно, два человека предупредили меня о грозящей опасности. Да, но на каком основании?
Если я сейчас сбегу и сообщу шерифу обо всем? В суде никто подобную чушь слушать не станет, да и в полиции вряд ли кто отнесется к моим словам серьезно. И все же мои рассуждения невольно упирались в труп человека, там, в переулке рядом с мотелем, человека, который зачем-то искал встречи со мной.
Почему его убили? Чтобы не допустить моего разговора с ним? Но почему? Что он хотел мне передать?
Интересная мысль пришла мне в голову: а что, если Пит Альварес узнал такое, что могло угрожать благополучию семьи Уэллза, и начал донимать их угрозами, давая понять при этом, что эта информация стала известна еще кому-то? Предположим также, что Мануэль, располагая теми же сведениями, решил отомстить за смерть брата, рассказав обо всем мне. А обо мне он мог слышать от своего брата Пио.
Или все это из-за того, что я упомянул имя братьев Туми в этом чертовом телеинтервью?
Флойд Рис внезапно остановил коня.
Там кто-то есть. Я заметил движение.
Он говорил это Колину, но слышали все. Наша маленькая колонна растянулась на тропе и застыла в ожидании.
Наверное, койот или кролик, сказал Колин.
Это был человек.
Они о чем-то приглушенно спорили, и я уловил только обрывок фразы: «... не может быть».
Мой конь нетерпеливо перебирал ногами. Он нервно дернулся, но я изобразил лишь видимость попытки сдержать его, на случай внезапного бегства, чтобы тогда у окружающих создалось впечатление, будто я просто не смог его удержать. В этом случае я мог бы получить немалую фору, прежде чем мои компаньоны сообразили бы, что я задумал.
И вновь нашу процессию возглавил Флойд Рис, но теперь он расчехлил винтовку.
Тропа сузилась. Я сидел в седле вполоборота, стараясь одновременно удерживать в поле зрения и Риса, и Джимбо. Последний заметил это, но принял мой маневр за проявление страха.
Испугался, горожанин? Боишься упасть? Погоди, то ли еще будет!
Мне он уже порядком осточертел, и я решил отбрить его.
Да эти ваши чертовы холмы, заметил я, просто прыщики по сравнению с хребтами Сан-Хуан в Колорадо или с Бигхорном в Вайоминге.
Он начал что-то говорить, но я уже завелся и резко оборвал его.