– Вот именно: в месте погребения. У тебя, Рори, замечательный словарный запас.
Норт впервые назвал меня по имени, и мне понравилось, как оно звучит в его устах. Норт как-то по-особому произносил букву «р». Не только в моем имени. Это была его манера говорить.
Снаружи послышалась какая-то возня. Каменная дверь снова опустилась, и в склеп ввалились трое промокших парней. Они смеялись, отчаянно ругая погоду.
– Рори, познакомься. Это Ник, Адам и Брент, – сказал Норт, указывая на каждого из троих. – Все вместе – группа «Кардамонс кауч». Ребята, это Рори. Наш «щелкунчик» на сегодня.
– Привет, – почти хором сказали парни, опуская на пол футляры с инструментами.
– Ну и гнусный дождь зарядил, – сказал Брент, стряхивая воду с волос.
Он выглядел помладше двух других. Возможно, даже младше меня. У него были такие же рыжие, слегка вьющиеся волосы, как у Ника.
– Я же вас предупреждал. Надо было выходить, как только начало греметь, – покачал головой Норт.
– Да, но вот этот гений все ждал, когда загремит по-настоящему, – ответил Ник, хлопая Адама по плечу.
– А мне не хотелось сюда тащиться попусту. Бывают и сухие грозы, – оправдался Адам.
Сняв промокшую куртку, он швырнул ее на надгробие. Куртка упала с громким, шлепающим звуком. Я невольно поежилась.
– Не боись, здесь никто не похоронен, – успокоил меня Адам.
– А ты откуда знаешь?
– Норт открывал надгробие.
– Что? Серьезно? – уставившись на Норта, спросила я.
– Простая логика, – равнодушно пожал он плечами. – Я подумал: если надгробие не запечатано, значит внутри никого нет. И крышка оказалась слишком уж легкой. – Взявшись обеими руками за крышку, Норт слегка ее приподнял. – Видела? Думаю, это не настоящий мрамор.
– Тогда зачем понадобилось сооружать пустое надгробие? – недоумевала я.
– Хороший вопрос, – улыбнулся Ник, неторопливо раскрывая футляр с мандолиной. – А вот вопрос получше: зачем на кладбище строить здание с такой потрясающей акустикой?
– Вот оно что! Потому вы и приходите сюда поиграть?
– Это место лучше, чем студия звукозаписи, – ответил Адам, открывая большой прямоугольный футляр. – И потом, здесь не надо платить.
– А почему нужно играть в дождь?
– Дождь заглушает звуки, – пояснил Норт. – Такая погода – единственное время, когда знаешь наверняка, что больше никто на кладбище не сунется. Это же частное владение, куда мы не имеем права входить. Но в грозу сюда никто не придет. Разве что какой-нибудь чокнутый, – улыбнулся он.
Я удивлялась самой себе. Ребята ребятами, но мне стоило проявить то самое благоразумие. А вдруг нас застукают здесь? За такое вполне могли арестовать, а это ставило под вопрос мою дальнейшую учебу в Тэдеме. Но я легкомысленно убеждала себя, что вероятность обнаружить нас ничтожно мала. А снаружи бушевала гроза. Дождь хлестал с такой силой, будто мы стояли под водопадом. Норт был прав: никто в здравом уме не рискнет пойти в такую погоду на кладбище. Что касается возможных последствий… О них я буду думать и волноваться потом, когда мы покинем склеп.
Ник бренчал на мандолине. Его инструменту было самое малое лет сто, но мандолина превосходно сохранилась. На деке из розового дерева не было ни царапинки. Пальцы Ника летали по струнам. Постепенно к нему присоединились и остальные участники «Кардамонс кауч». Адам играл на барабане бонго, Брент – на вертикальной бас-гитаре. Ребята еще ничего не исполняли, просто импровизировали на «разогрев». Но даже сейчас их музыка звучала завораживающе.
– Приготовились, – сказал Норт, ставя ноутбук и микрофон на пол, в центр нашего маленького круга. – Какую песню будем записывать первой? – спросил он у Ника.
– Ту, где ты гремишь цепью в банке, – ответил Ник. – Ритм щелчков – на счет «пять».
– Считай про себя, – сказал Норт, поворачиваясь ко мне. – Один, два, три, четыре, щелк.
Я кивнула и почему-то заволновалась, что могу сбиться с ритма и испортить им запись.
Парни снова забренчали на своих инструментах. Норт взял с надгробия ржавую цепь и банку, что поменьше, после чего расположился на полу, возле ноутбука.
– Играем «No Vacancy», – объявил Норт, и все закивали. – Один, два, три…
Они начали играть. Музыка так захватила меня, что я почти забыла щелкнуть. К счастью, Норт вовремя поймал мой взгляд и напомнил. Сам он занимался тем, что извлекал цепь из банки и тут же опускал снова. Для лучшей сосредоточенности я закрыла глаза и сразу растворилась в музыке. Я щелкала инстинктивно – мне даже не требовалось считать.
«Кардамонс кауч» сыграли три песни, и в двух я щелкала. Норт то гремел монетами в банках, то ударял цепью по мрамору, и эти нехитрые штучки становились музыкальными инструментами. Они вливались в общую музыку. Меня зацепила последняя песня. Там не было щелчков. Чуть прикрыв глаза, я наблюдала за Нортом. Эта музыка была лучше всех песен моего плейлиста. Даже странно, почему до сих пор ни один продюсер не заметил этих талантливых ребят.
– Ну, вот и все, – сообщил Норт, и мне стало грустно.
Не хотелось, чтобы музыка кончалась так быстро.
Ребята торопливо убрали инструменты, так же торопливо попрощались и исчезли. Мы с Нортом снова остались вдвоем.
– Значит, ты у них звукооператор? – спросила я, смотря, как Норт запихивает ноутбук в передний карман рюкзака.
– Можно сказать и так. Раньше они записывались в одной бостонской студии. Но за это с них брали денежки, а конечный результат был ничуть не лучше, чем здесь. Тогда я купил кое-какой софт для работы со звуком, несколько микрофонов и начал записывать их сам.
– А мне казалось, что ты… антитехнологический человек.
– Антитехнологический? – расхохотался он. – Едва ли. Я – антиунисмартный человек. Я не желаю менять свою независимость на прямоугольник размером два на четыре дюйма.
– Ты что, вообще не пользуешься унисмартом?
– Унисмартом? – переспросил Норт и тут же покачал головой. – Такой штучкой, как «Джемини», невозможно пользоваться, не влезая в интерфейс.
– Стало быть, ты настроен антиджеминистски, потому что…
– Потому что я знаю, как эта штучка работает, – ответил Норт и выключил фонарь.
Дождь прекратился, но солнце не показывалось. Мне вновь стало тревожно. Я вскочила на ноги, готовая бежать из этого склепа.
– Мне пора, – пробормотала я, устремляясь к выходу. – Не думала, что уже так поздно.
– Ты и сейчас не знаешь, который час. Часов у тебя нет, а твой поводырь остался в «Парадизо».
– Спасибо за напоминание, – раздраженно бросила я.
Мы выбрались наружу, и я почти побежала к забору. Трава была мокрой и скользкой. Если бы не Норт, я бы растянулась. Он успел поймать меня за локоть. Я это почувствовала всем телом.
– Осторожнее, не то нос расшибешь, – усмехнулся он.
До забора мы шли молча, стараясь двигаться бесшумно. Осторожность Норта лишь усилила мои страхи. «О чем ты думала, когда шла сюда?» – мысленно спрашивала я себя. Нас легко могли задержать. К тому же я еще не бралась за огромное домашнее задание. Я просто отключилась от всего. Улетела. И это в первый день занятий в Тэдеме! Мне вспомнились слова из приветственной речи декана Этуотера: «Одним усердием мудрости не обрести. Она не для робких и колеблющихся. Не все вы дойдете до выпуска. Не всем из вас программа Тэдема окажется по силам».
– Ты играешь? – вдруг спросил Норт.
– Что?
– Я спрашиваю, может, сходишь со мной за моим винчем? Магазин в двух шагах от «Парадизо». Клевое местечко. У них там залежи старых…
– Мне пора в кампус, – перебила я. – А до этого я должна зайти за своим рюкзаком.
– Понятно. Соловушка возвращается в свою клетку, – прокомментировал Норт.
– Тэдем совсем не клетка, – возразила я.
– Я говорю не о твоей прославленной Академии.
Норт скрючил указательный палец. Вместе с большим это создавало подобие прямоугольника. Пригнув голову, Норт заковылял вперед, словно повинуясь магниту или невидимой веревке.
Умел же он портить настроение. Как будто и не было тех минут, когда ребята играли в склепе, а я вдохновенно щелкала.
Я отказалась от его помощи и перелезла сама, зажав в зубах пустую чашку. Как назло, я лезла в том месте, где торчала проволока, и она царапнула меня по руке. Я даже не взглянула. Спрыгнув в траву, я поспешила к городу. Норт шел следом. Нужно было поскорее проверить унисмарт. Если за это время меня никто не искал, можно сказать, что все закончилось благополучно.
– Спасибо, что согласилась пойти со мной, – сказал Норт, когда мы дошли до двери «Парадизо». – Я бы проводил тебя до кампуса, но…
– Сама дойду, – буркнула я.
Какое-то время – думаю, не больше секунды – мы просто стояли и смотрели друг на друга. Норт, засунув большие пальцы в ременные петли, с рюкзаком за спиной. И я, обеими руками держа пустую чашку. Разум требовал моего немедленного возвращения в кампус, а ноги будто приросли к земле. Потом Норт улыбнулся. Он хотел что-то сказать, но я его опередила:
– У нас очень напряженная учебная программа, и мне нельзя отставать. Здесь слова «интенсивный курс» – не просто слова.
Мне нужно было это сказать. Не столько для Норта, сколько для себя. Однако стоило мне произнести это, как я показалась себе полнейшей дурой.
– Прости, – пробормотала я. – Надеюсь, ты понял…
– Не помню, чтобы я просил тебя пойти туда еще раз, – сказал он, и на губах появилась уже знакомая мне усмешка. Я мгновенно покраснела. – Но спасибо, что заранее предупредила.
Норт повернулся и, насвистывая, зашагал по тротуару.
Херши ждала меня, сидя на моем письменном столе.
– Где это ты была? – требовательным тоном спросила она.
– В библиотеке, – соврала я.
Библиотека была наиболее подходящим выбором для моего алиби, поскольку я знала: Херши туда не сунется. На обратном пути в кампус я решила, что так ей и скажу, если она пристанет с расспросами. У нее есть секреты, так почему бы и мне не обзавестись своими? Я бросила рюкзак на пол, рядом со столом, и только сейчас заметила торчащую из кармашка мятую бумажную салфетку с логотипом кафе «Парадизо». Я быстро запихнула рюкзак под стол.
– А в чем дело? – с наигранным равнодушием спросила я. – Ты меня искала?
– В течение последних двух часов, – ответила Херши, по-прежнему щурясь на меня, – ты не появлялась на Форуме.
– Я перевела унисмарт в приватный режим, – сказала я, небрежно пожав плечами.
Это было чистой правдой: прежде чем убрать мой рюкзак в шкаф, Норт позаботился переключить «Джемини» на «приват».
– Могла хотя бы послать мне эсэмэску. – Судя по тону, допрос окончился. – Я за тебя волновалась.
Я вошла в гардеробную, и Херши не видела, какую рожу я ей скорчила. Вряд ли моей соседке и «лучшей подруге» было дело до моей безопасности. Херши волновалась совсем по другой причине: вдруг она пропустила что-то интересное? Я сняла заляпанные грязью кроссовки и надела другую пару. Мокрый кардиган заменила курткой.
– Ты уж прости, – сказала я, вылезая из гардеробной. – В следующий раз обязательно тебе сообщу.
Выполнить это обещание будет совсем несложно, поскольку в следующий раз мое нахождение в библиотеке не окажется враньем. Я должна всерьез взяться за учебу, если не хочу, чтобы меня деликатно выгнали из Тэдема, как мою маму. Никаких расхолаживающих «еще успею». Из-за этой экскурсии на кладбище я и так потеряла кучу времени.
– Пойдешь на обед? – спросила я Херши.
Обед начинался в шесть, а сейчас уже было десять минут седьмого.
– Мне бы твою самодисциплину, – вздохнула Херши, когда мы вышли в коридор. – Ты умеешь сразу браться за дело.
Я едва удержалась, чтобы вновь не скорчить рожу. Похоже, Херши так и подмывало заговорить о том, что я оказалась Гептой. Все, о чем она сейчас сказала, было своеобразной прелюдией. Она стремилась принизить мои умственные способности, отнеся все успехи за счет усердия. Однако Херши повела разговор совсем в другом направлении.
– А ты испытываешь стресс? – вдруг спросила она. – Все это напряжение, ожидание результатов. Держу пари: у таких, как ты, риск нервного срыва вдвое выше.
Я мгновенно вспомнила внутренний голос, который уже дважды слышала сегодня.
– Что значит «у таких, как я»?
– Будто сама не знаешь! – усмехнулась Херши. – У нацеленных на сверхдостижения. Такой тип людей наиболее подвержен стрессам.
– Могу тебя разочаровать: я не на грани нервного срыва. – Я старалась говорить ровно. – Ну что, не оправдала твоих ожиданий?
– Рори, да ты что?! – Смех Херши был с каким-то странным, металлическим оттенком. – Просто хотела узнать, бывали ли у тебя такие моменты.
– До сих пор не было.
Вопросы Херши начинали меня бесить.
Мы дошли до лестницы. Я стала спускаться. Коридор первого этажа был более людным, чем наш. Девчонки-старшеклассницы длинной вереницей шли на обед. Я влилась в их поток, стараясь держаться подальше от Херши.
Передо мной брела стайка девчонок, на ходу просматривая клип. Я не видела дисплей их унисмарта, зато слышала голос, раздававшийся из миниатюрных динамиков. Я сразу узнала голос Гриффина Пейна – генерального директора корпорации «Гнозис». Его голос, как и лицо, знали практически все.
– На следующей неделе счастливчики из числа наших бета-тестеров получат новую модель унисмарта – «Джемини голд», – говорил Пейн. – Официально новый унисмарт поступит в продажу через полтора месяца.
Впервые об этой модели заговорили больше года назад, однако время появления «Джемини голд» в продаже не называлось. Корпорация «Гнозис» вообще не тратилась на рекламу и не покупала рекламное время на телеканалах. Когда им требовалось что-то сообщить, они выпускали короткие видеоролики, и те мгновенно разлетались по свету, рассказывая о новейших разработках «Гнозиса».
– А если вы еще не позеленели от зависти, то сейчас позеленеете. – Гриффин сделал выразительную паузу. – Смотрите: перед вами «Джемини голд».
Старшеклассницы восторженно заверещали.
– Я его обожаю! – выдохнула одна из них.