Вся беда от стыда

Леандров. Помню, помню; был в числе дворни вашего мужа, управлял вашим имением и порядочно обирал вас.

Виталина. Какой, Парфеныч не ворует!.. Наш оказал много заслуг мужу по тяжебным делам, за что и дана ему была отпускная. Он был некогда, по-тогдашнему, адвокат-самоучка — нынче счастливые времена для такого рода адвокатов прошли — записался в купцы и женился на бедной дворянке.

Леандров. Вот почему вспомнил я давеча фамилию Мухоморова. Так это с сынком его познакомить меня изволили?

Виталина. Так точно; молодой человек очень образованный.

Леандров. Говорят: отец юрист! юрист?.. сбил меня с толку. Думал, не сын ли какого юрисконсульта или по крайней мере прокурора.

Виталина. Рассуждали мы с Парфенычем, как помочь горю, и присудили. Написала я заемные письма на имя его во сто тысяч с тем, чтоб он после моей смерти взыскал деньги с имения моего и отдал Наташе в приданое. С этим вместе Наташа обязана была выйти за его сына.

Леандров. Хитро придумано! (В сторону.) С моим сыном на одной доске сын Парфеныча... Уф! скреплюсь и полезу для него хоть в удавку.

Виталина. Молодой Мухоморов непротивной наружности, не глуп, получил сначала воспитание у меня в доме, потом в университете, вступил на службу с прекрасными надеждами: чего ж было лучше для моей воспитанницы! По рождению он не мог гнушаться происхождением своей невесты; это еще более укрепило меня в моем намерении. Я выздоровела... и напоминая о заемных письмах Парфенычу, получила их назад. Вы, конечно, оцените этот благородный поступок.

Леандров. Честно, если он и тут не хитрил насчет благородства вашей души.

Виталина. Впоследствии отложили мы свадьбу до того времени, когда Павел Флегонтыч получит чин коллежского асессора. Это даст ему возможность укрепить за собой деревни, которые отдаю в приданое Наташе. Отец ждал с часу на час рокового чина, с утра до ночи жил в почтамте. Вы слышали, он уже едет с вестию, для него приятною... это доказывает значок, который он выставил над экипажем... Жених приехал из Петербурга и предъявил свои права... Скажите теперь, что вы сделали бы на моем месте?

Леандров. Слово честное — великое дело. Но я знаю, исполнение этого слова убьет моего сына, или он убьет своего противника. Таков я сам был в молодости. Нельзя ли, однако ж, найти средств, чтоб сами Мухоморовы отказались от своих прав?

Виталина. Не придумаю.

Леандров. Чувствует ли она склонность к молодому человеку?

Виталина. Павел Флегонтыч приезжал к нам каждый год в отпуск; я полагала, что он ей не противен, но...

Леандров. Но... доскажите, ради Бога...

Виталина. Признаюсь, с тех пор, как явился к нам ваш сын, я заметила в ней большую перемену, и это меня очень, очень огорчает. Не скажу вам ничего более, потому что ничего более не знаю.

Леандров (немного подумав). Знаете ли что? Парфенычу и его сыну нужны деньги: уговорим их взять деньги и отступиться от невесты.

Виталина. Согласится ли на это Павел Флегонтыч, который влюблен не менее вашего сына?

Леандров. Дайте только слово не мешать молодым людям разобраться самим, то есть позволить Наталье Ивановне сделать выбор, а за остальное я берусь.

Виталина. Препятствовать счастью ее? Боже меня сохрани! Для него пожертвовала бы я своим.

Перед концом разговора ставят стол на площадку и на него самовар и чайный прибор; Гориславская садится на стул, ближе к авансцене, и готовит чай; Медовицына, Сергей Петрович, Павел Флегонтыч и несколько девиц располагаются кто на садовых скамейках, кто на стульях. Слышны крики: «Коллежский асессор! ура, ура! коллежский асессор!»

Леандров. Проклятое известие! оно меня как варом обдало.

Виталина (в сторону). Не сулит ли оно всем нам несчастья?

Явление VIII

Ипполитов, Полетаев и другие молодые люди несут Мухоморова, у которого на голове венок, свитый из ветки цветущего кустарника; он махает шляпою.

Мухоморов. Делайте со мною теперь, что хотите! На мою голову, ребята! Приезжайте ко мне, я вам поставлю дюжину вдовушек клико.

Несколько голосов. Да здравствует новый коллежский асессор! новый дворянин. (Молодые люди качают Мухоморова и опускают его потом на землю; все подходят, один за другим, к Павлу Флегонтычу, кроме Сергея Петровича.)

Ипполитов. Поздравляем вас с коллежским асессором.

Полетаев. Поздравляем вам с дворянством. Ведь вы уж теперь наш брат-дворянин.

Прочие молодые люди. Честь имеем поздравить. Честь имеем поздравить. (Павел Флегонтович, бледный и смущенный, принимает поздравления сухо.)

Мухоморов (бежит к сыну). Где, где он? Пустите меня к нему!.. Дайте мне прижать к ретивому моего майора! Он мой... моя кровь (обнимает сына). Друг мой! наконец я дождался великого дня... ты дворянин!.. Мать твоя от радости долго лежала в обмороке... Позволь тобою налюбоваться в знатном твоем чине.

Павел Флегонтыч (с неудовольствием). Какое счастье!.. Есть из чего поднимать такую тревогу! (Срывая с отца венок, на ухо ему.) Вы, кажется, не помните себя; хоть бы перед чужими людьми не стыдили меня.

Мухоморов. Экой гордец! (Подходит к руке Гориславской.) Поздравьте меня и себя, любезная невестушка, Наталья Ивановна! Наконец мы дождались вожделенного конца наших фамильных ожиданий.

Гориславская (сухо). Наших?.. Поздравляю вас.

Мухоморов (отходя от молодых людей, про себя). Ге, ге! Видно, перевернулся лист, как говаривал покойный барин. Хорошо еще, что вовремя заметил.

Ипполитов (Сергею Петровичу тихо, отведя его в сторону). Вот знаменитый родитель нашего Абдель-Кадера! Несчастная, через какое чистилище должна пройти!

Сергей Петрович. Во что б ни стало, извлеку ее из этого омута.

Ипполитов. У меня в голове вертятся странные мысли... По моим расчетам что-то раненько роковой чин получить изволил герой нынешнего дня... Надо будет навесть справочки. У меня есть приятель, который служит в одном месте с этим господином. Напишу к нему завтра ж...

Мухоморов (подходя к руке Виталиной). Поздравьте меня, Софья Андреевна: Павлуша мой коллежский асессор. Кто бы ожидал лет двадцать пять тому назад... Видно, под счастливой планидой родился. Сударыня, благодетельница моя... вам, вам и вашему покойному сожителю всем обязан... Из ничего, так сказать, из нуля, взошел на такую высокую благодать.

Виталина. Полно, Флегонт Парфеныч, стыдно так унижать себя. Сын твой заслужил свое новое достоинство воспитанием и службой. Умерь-ка лучше свой восторг, да поклонись другу моего покойного мужа. Ты от радости не узнал его.

Мухоморов. Виноват, растерялся. Батюшка, отец и милостивец, Петр Сергеевич, вас ли я вижу? Как нарочно изволили прибыть ко дню моего благополучия. (Хочет подойти к Леандрову, чтобы поцеловать в плечо.)

Леандров. Писали из Петербурга, так я поспешил.

Павел Флегонтыч (следовавший за отцом, удерживает его за платье и отводит в сторону). Бросьте свои привычки; не то отступлюсь от вас, и сию минуту — в Петербург. Помните, я теперь такой же дворянин, как и они; поддержите меня, будьте с ними поровнее. Садитесь, да подберите цепочку от часов; болтается, как шлея. (Возвращается к молодым людям.)

Полетаев (из-за куста, из-за которого подслушивал разговор Мухоморова с сыном, Ипполитову). Ого, как дрессирует сынок отца!

Мухоморов (надев шляпу набекрень и положив руку в карман, садится на стул против Виталиной и Леандрова и с гордостью охорашивается). Гм, гм! (В сторону.) Не доразумеваю, с чего бы начать!.. (Вслух.) Вообразите, Софья Андреевна, моя супружница изволила заказать ландо, да приказала мне купить четверку серых в яблоках... такая мода, говорит, у знатных людей — серые в яблоках... Посажу на козлы кучера, чтоб было два аршина в плечах, с черною, как смоль, бородою, поставлю двух молодцов на запятки, в галунах, да прокатимся с невестушкой под вербами. Деликатес!

Леандров. Надо герб на ландо; какой же выберешь?

Мухоморов. Выберешь?.. Гм!.. Уж конечно, герб! А!.. подумаем, подумаем... что-нибудь позолотистей! Всего лучше, солнце!.. Лучи чтоб горели, инда глазам было б больно! (Леандров вынимает табакерку из кармана.) Позвольте вашего табачку?..

Леандров (подав ему табаку, высыпает его потом на пол из табакерки). Всего лучше веник! Предание старинных лет!

Мухоморов. Славный табачок-с. (Чихает.) Кажется, амур парфет! Верно из Петербурга от Вели-Белостока... будут нынче сюда... (Чашка выпадает из рук Гориславской.)

Сергей Петрович (отталкивая Мухоморова и бросаясь к Гориславской). Что с вами?.. не обожглись ли?

Гориславская (в величайшем смущении). Нет... ничего... маленькая неловкость... (Все, кроме Мухоморова и сына его, суетятся около нее.)

Мухоморов (сыну, тихо). Видишь, почуяла талисманец! Каков отец твой! отмстил разом за тебя, братец! (Скрывается в саду.)

Виталина (примечавшая за движениями Мухоморова, бежит к Гориславской). Что такое случилось?

Ипполитов (навстречу Виталиной). Мухоморов-старик шепнул что-то ей на ухо... верно, насчет будущей свадьбы своего сынка... Она выронила чашку из рук... Посмотрите, как сынок торжествует. Прогоните их, они убьют ее.

Виталина. Презренные!.. (Гориславской. ) Что с тобою, душа моя?

Гориславская (целуя ее руку, плачет). Ничего... право, ничего...

Виталина (Леандрову тихо). День этот полон таких великих неожиданностей... таких сильных ощущений... это расстроило ее... она и без того была нездорова.

Леандров (тихо). Может быть, вы желали бы остаться одни? Да и нам надо отдохнуть от разных разностей этого дня: в сердце и голове совершенная путаница... Видите последствия... спасите ее от явной гибели... (Громко.) Сережа, Наталья Ивановна не так здорова; наше общество может тяготить ее. Прощайся и марш до дому. (Гости прощаются и, один за другим, расходятся.)

Сергей Петрович (Виталиной тихо). От вас зависит прекратить наши общие страдания.

Виталина (дружески протягивая ему руку). Завтра переезжаем в Москву; вы для нас всегда самый приятнейший гость.

Леандров (взяв Гориславскую за руку). Господь да сохранит вас вперед от дурного глаза и речей не по сердцу! Надеемся скоро увидеть вас и здоровей, и веселей. Подай мне руку, Сережа; уж и мне силы стали изменять. (Одной рукой держит он руку Гориславской; под другую поддерживает его сын.) С такими милыми спутниками куда б как отрадно добрести до могилы! (Целует Гориславскую в лоб.) Прощай, мое прекрасное дитя. (Раскланивается с Виталиной и удаляется, поддерживаемый сыном.) Слова, да одни слова, толку не будет; надо дело делать. Мы покончим разом эти проделки; мы увезем ее, братец!

Явление IX

Виталина, Гориславская и Павел Флегонтыч.

Виталина (сухо). Что вам угодно?

Павел Флегонтыч. Позвольте... несколько слов.

Виталина. Теперь ни одного. Довольно и тех, что сказал отец ваш! Я заметила, они привели вас в восторг; очень жаль!

Павел Флегонтыч. Верьте Богу, я ничего не слыхал, ничего не знаю... как же могли...

Виталина. Я вам верю, но прошу оставить теперь нас с нею одних; я сама скоро позову вас с отцом вашим. (Павел Флегонтыч уходит.)

Явление X

Виталина и Гориславская. Садятся на скамейку возле беседки.

Гориславская (бросаясь к Виталиной на грудь). Друг мой, душно!.. очень душно!.. Позволь поплакать на груди твоей... мне будет легче...

Виталина. Что ж тебя, мой ангел, так встревожило? Какое зло, адское слово сказал тебе Парфеныч?

Гориcлавская. Он сказал мне самые обыкновенные, самые простые слова. Другую на моем месте эти слова порадовали бы; но, видно, у меня злое сердце, злая натура... гордая не по породе!.. Он напомнил мне о моем отце, о моих сестрах... сказал, что они нынче будут сюда... Дочь должна бы радоваться этому, а я... чуждаюсь того, кто дал мне жизнь, чуждаюсь кровных потому только, что судьба поставила их на низкой ступени общества, а меня, не знаю почему, назло моему рождению, так возвысила пред ними — хоть по наружности!.. Даже имя отца для меня страшно... Я боюсь, чтоб кто-нибудь не намекнул о нем, чтоб он сам не явился ко мне, не назвал бы меня прежним именем Эсфири, чтоб бедные сестры не приласкались ко мне... Еврей!.. дочери еврея!.. слова позорные!.. Но я разве не такая же?

Виталина. Конечно, уж не такая!.. Ты должна бы давно забыть свое рождение... Когда отец позволил тебе принять христианскую веру, он отступился от тебя, он обязался не признавать тебя своей дочерью. Все родственные связи твои были тогда ж разрушены; воспитание, общество, религия положили еще большую преграду между им и тобою.

Гориславская. Он отступился, но я должна ли была, могла ли это сделать?.. Когда вы приняли меня к себе в дом, мне было уже двенадцать лет, кровные связи уж глубоко пустили корни в моем сердце; я знала своего отца, испытала его ласки, его любовь, я сама привыкла любить его.

Виталина. Я думала, что моя любовь заменила тебе всех, кого ты могла любить прежде, что я для тебя— и мать, и семейство твое, и весь твой мир, пока... пока не придет человек, для кого и сам Господь велит оставить отца и мать. Ты видела, что я для тебя не щадила ни забот, ни спокойствия, что для тебя расточила сердце свое...

Гориславская. Родная, бесценная моя!

Виталина. Говорю это не в упрек тебе; все это делала я не из расчетов, не из тщеславия, а так, просто, не знаю почему, может быть и потому, что имела потребность любить кого-либо, и — полюбила тебя, как дочь свою, как никого не любила в мире, кроме мужа. А теперь?.. Нет, нет, и теперь не верю, чтоб ты могла мне предпочесть его... твоего бывшего отца! Если бы ты это сказала...

Гориславская. Друг мой, моя вторая мать, если б я сказала, я солгала бы пред тобою и пред Богом. Не могу не любить отца — это выше меня самой, ты это знаешь, ты это сама позволила; но если б нужна была жертва кровная для одного из вас, на выбор между вами, уж, конечно, не ему принесла бы ее.

Виталина (обнимая ее). Я в этом была уверена. Что ж заставило тебя нынче бояться даже памяти о твоем рождении? Почему ты прежде никогда не говорила о своем отце с таким страхом? Разве ты не исполнила кровных обязанностей. Родные твои обеспечены от нас приличным содержанием; они счастливы счастьем, им сродным, которого выше не знают, и за него тебе обязаны. Почему ж только ныне, после семи лет разлуки, фантазия твоя начала так мрачно разыгрываться и летать в твое первобытное семейство? Что за странные вспышки? не понимаю. Тут кроется другое...

Гориславская (в смущении). Так! другое чувство: гордость, небывалая гордость вдруг овладела душой моей, она-то и губит меня!

Виталина. Я всегда любила в тебе это чувство, но не в такой ужасной степени, как теперь. Странно, этого прежде не бывало с тобой... Посмотри мне в глаза... Наташа! ты и теперь сказала мне неправду: есть другая важная причина; есть другое сильнейшее чувство, которое скрываешь от меня.

Гориславская. Виновата... прости мне... откроюсь тебе... я... люблю... я не могла не любить его... Правда, семь лет забывала, что я дочь еврея, и только теперь это вспомнила, когда в сердце мое невидимо, не знаю как, вкралось чувство, которого прежде не понимала. Я увидела ужасную пропасть, когда голова моя над нею закружилась, когда было поздно воротиться!.. Помоги, родная, друг мой, защити меня от меня самой!.. Он... ты знаешь кто... сделал мне предложение — я отказала... откажи и ты. Вооружись хоть ты за меня; я уж не могу. Мухоморов мой жених, я обручена с ним, слово твое дано, я за него иду.

Виталина. Теперь ясно, как день: ты будешь с ним несчастлива; ты не можешь, не должна за него идти. Ни он, ни семейство его не по тебе!.. Попробуем над ним силою убеждений, денег, равнодушия твоего к жениху... Все это, вместе с благодарностию ко мне, не поколеблет ли отца и сына? А если для счастья твоего нужно более... никогда я этого не делала, Бог свидетель!.. если нужно отступиться, решусь и на это. Разве лучше моими руками навязать тебе камень на шею и бросить в пучину?

Гориславская. Хоть бы и так, но... если он узнает, что я дочь... жида?

Виталина. Как это узнать ему? Ты крещена в дальнем городе; когда ты вступила ко мне в дом, из слуг, тогда со мною бывших при мне, никого нет теперь в живых; все это было делано мужем и мною так секретно... Один Парфеныч знает тайну твоего рождения. Ты слывешь дочерью канцелярского чиновника.

Гориславская. Но тайна известна старику Мухоморову; разве он, владея ею, не может из мщения передать ее другим и бросить меня на поругание света и, пуще всего, на позор перед ним?.. Опыт он уже сделал... Ну, если мой отец, в самом деле, приехал в Москву?..

Виталина. Негодяй хотел только посердить тебя, а, может, и попугать за равнодушие к сыну.

Гориславская. Но решиться мне обманывать, не одну минуту, не один день... обманывать всю жизнь того, кто доверчиво, с слепою любовию соединил со мной судьбу свою? О! тяжело!.. Я изною от этой мысли...

Виталина. Так лучше испытаем силу его любви к тебе! Он знает, что ты дочь мелкого канцелярского служителя, и это не пугает его. Любовь его выше всех предрассудков, говорил мне отец, когда просил у меня руки твоей... Что ж?.. спустим тебя одною ступенью ниже, откроемся ему...

Гориславская. Чтоб он узнал, что я дочь жида?.. Нет, никогда не соглашусь на этот опыт! Лучше расстаться с моим счастьем, лучше умереть.

Виталина. Так предоставь мне действовать самой.