Одержимость

Домой они не спешили — магазином занималась тетя Гарриет, — и Кори уже готова была согласиться, но взглянув на мать, увидела, как сказались на ней два часа прогулки. А Эдвина и слышать не хотела, чтобы сразу же ехать домой.

— Так приятно прогуляться по городу, отвлечься, — она огляделась по сторонам, — я так давно не видела сразу столько машин, многоэтажных домов и такую толпу народа. — Вдруг она вскрикнула и схватилась руками за голову — порывистый ветер едва не свалил ее с ног. — О Боже, мой парик! Его чуть не сдуло.

Кори со смехом поправила его, потом повязала Эдвине на голову шарф. Эдвина часто подшучивала над своим париком, но ни одна живая душа, кроме докторов и Кори, не видела ее без оного.

— Ну что за парочка, — засмеялась Кори, завязывая концы шарфа у матери под подбородком. — Просто потрясающе! — воскликнула она. — Ой! Ну вот все и разрешилось. — Мимо пронесся автобус и обдал их грязной водой из лужи. — Теперь уж без вопросов — прямо домой. Нельзя же позволить тебе разгуливать с мокрыми ногами — еще простудишься.

По дороге домой, уютно устроившись в автобусе, Кори без устали смешила Эдвину, оплакивая свою судьбу, которая, казалось, состояла сплошь из ошибок и неправильных поступков, а она так старалась быть взрослой и умной.

— Если я когда-нибудь возьмусь за автобиографию, — заявила Кори, выходя из автобуса на деревенской площади, — я назову ее «Признания вечно попадающей впросак».

Обе расхохотались, Кори нажала кнопку зонтика, и — еще одно подтверждение — он тотчас вывернулся наизнанку.

Через пять минут они стояли в слабо освещенной прихожей своего дома.

— Знаешь что, — начала вдруг Кори, снова одеваясь. — Почему бы мне не сбегать и не принести пару… — Слова ее вдруг застряли в горле, когда она повернулась к матери. — Мама! — закричала она. — Мама, что? Что случилось?

— Все в порядке, — слабым голосом отозвалась Эдвина, опершись о перила лестницы. — Все нормально, голова слегка закружилась. Вот и все.

Кори взглянула на часы:

— О Боже, ты должна была принять лекарство еще полчаса назад. Давай. Скорей садись. Я сейчас принесу.

Кори отвела Эдвину в гостиную, потом кинулась вверх по лестнице в ванную, сердце ее колотилось, сжимаясь от ужаса; она встала над раковиной, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, подождала немного. Страх прошел, и Кори так сильно на себя разозлилась, что ее затрясло. Ужасная болезнь! И все время рядом, притаилась, поджидая удобного случая, чтобы испортить даже те считанные минуты наслаждения, которые они могли себе позволить. Как какой-то чудовищный ребенок, болезнь постоянно требовала внимания. Кори посмотрела на пилюли в руке и едва сдержалась, чтобы не завопить. Ей хотелось швырнуть их в окно, разбить стекло, разбить все пузырьки. Наброситься и ударить… Ударить кого? Что? Ведь нет ничего такого, на чем она могла бы сорвать злость. И ничего, что можно было бы сделать. Вдруг, непонятно почему, она представила себе Дэйва с малышкой Бет на руках, да так отчетливо, что Кори крепко зажмурилась, не позволяя себе расслабиться при виде столь волнующей картины. А вообще-то сейчас ей хотелось увидеть совсем другое — своего отца. Без него она так одинока и так беспомощна! Он нужен Эдвине, единственный мужчина, которого мать так любила… Он нужен сейчас…

— Перестань! — велела она себе гневно и яростно. — Перестань же! — И, вырвавшись из объятий жалости, Кори понеслась вниз по лестнице с лекарством для матери.

Эдвина немного подремала, потом, проснувшись, вечером заглянула на кухню. Кори уже наведалась в магазин к тете Гарриет и сейчас стояла в темноте, уставившись на дождь за окном.

— Дорогая? — тихо окликнула мать. Кори повернулась.

Они молча смотрели друг на друга, и сердце Кори дрогнуло — мама! Такая мягкая, такая нежная, неземная. Эдвина протянула руки, Кори приблизилась, положила голову на плечо.

— Ну все, все, — успокаивала Эдвина, а слезы все текли и текли по щекам Кори. — Так-то лучше. Дай себе выплакаться.

— О мама, как это ужасно, — всхлипывала Кори. — Так нечестно. Ты такая молодая, и я тебя так люблю.

— Я тоже тебя люблю.

Они долго стояли, обнявшись. Потом Кори выдохнула:

— Мама, я ничего не могу с собой поделать — все время думаю о Дэйве, как он держал ребенка. И представляю вас, как вы держали меня, когда я родилась.

— Ах, да, — вздохнула Эдвина, улыбаясь и гладя Кори по голове. — Я тоже подумала, может, ты сейчас представляешь своего отца.

— Может, расскажешь о нем? — шмыгнула носом Кори. — Конечно, ты уже много раз рассказывала, но…

— Ну что ты, дорогая, пойдем. Здесь прохладно, давай посидим у камина.

Кори кивнула, улыбнулась через силу, оторвала кусок бумажного полотенца и буркнула:

— Я веду себя, как большой ребенок, извини.

— Ты всегда будешь для меня ребенком, — ответила Эдвина, дотронувшись до ее щеки.

— Ух ты! — Кори засмеялась и опять прижалась к матери.

— Итак, — улыбнулась Эдвина, — начать с момента нашей встречи?

Кори кивнула.

— Прямо с тех совсем уж давних времен, да? О’кей. Ну что ж, мне было девятнадцать, я работала в магазине одежды, получше нашего, в Брайтоне. Снимала у хозяйки маленькую комнатку над магазином — она же служила и спальней, и гостиной. В выходные я каталась по городу на велосипеде. Конечно же, я надеялась кого-нибудь встретить, подружиться, но была такая робкая, что не смела даже зайти в кофейню. А в один прекрасный день дверь магазина открылась, и Филипп сам вошел в мою жизнь.

— Но ты пропустила про бабушку, — замотала головой Кори.

— Да, пропустила. Ну что ж, за неделю до этого она зашла в магазин, купила платье, но его надо было немного подправить. Эта ужасная женщина до смерти напугала меня. Миссис Браун, — произнесла Эдвина глубоким низким голосом, — миссис Корнелия Браун, — передразнила она ее. — Боже мой, властная, острая на язык, но, как потом оказалось, с добрейшим сердцем, самым добрейшим, какое только можно себе представить. Она должна была прийти за своим платьем, и она пришла вместе с внуком. — Эдвина пристально наблюдала за Кори и улыбалась, потому что следующую часть рассказа Кори в детстве любила больше всего. Эдвина вздохнула: — Над дверью зазвонил колокольчик, я подняла глаза, и появился он. Это была любовь с первого взгляда.

Кори тут же изобразила игру на скрипке.

— Конечно, никто из нас в тот миг этого не понял, — засмеялась Эдвина, — прошла неделя, прежде чем Филипп решился признаться. Потом и я сказала ему, что почувствовала в тот миг. Теперь все свободное время мы проводили вместе. Болтали, слушали музыку у меня в комнате. Больше всего любили песню «Тому, которого люблю», с самой первой пластинки, купленной мною. Мы пели ее с утра до вечера. — Эдвина улыбнулась своим воспоминаниям, потом продолжила: — Да, мы постоянно развлекались, хотя время было нелегкое. Ты знаешь, ему очень хотелось оказаться со мной в постели, и мне тоже, но я была девушкой, и он не мог себе позволить.

Кори взглянула на нее:

— А ты никогда не говорила мне об этом.

— А тебе никогда еще не было двадцати шести.

— Ну и как же в конце концов?

Эдвина покачала головой:

— Никак, пока не поженились. Но ты уже знаешь, мы поженились через три месяца после встречи. Сперва поехали к Корнелии, у меня же не было семьи, а у Филиппа только бабушка… Он очень любил эту старую леди и хотел получить ее благословение. Она пришла в ужас, еще бы! Девица из магазина — и вдруг жена ее драгоценного внука, мальчика с университетским дипломом! Немыслимо! Но когда она высказалась, в глазах у нее запрыгали насмешливые искорки. Через неделю мы поженились.

И отправились в свадебное путешествие в Испанию. Прежде я никогда не летала на самолете и ужасно волновалась. Мы остановились в дрянном отеле, вокруг что-то рыли, строили, но мы ничего не замечали. О-о, Филипп был такой нежный, и так хорош в обращении со мной… — Она засмеялась. — Можно было подумать, он опасается, что я сломаюсь. И надо тебе признаться, он был просто в шоке, когда я, невинная девушка, предалась полнейшему безрассудству. Я такое с ним проделывала — он, наверное, и понятия не имел и не ожидал. Но было так интересно изучать друг друга. Но как только он понял, что мне уже не больно… Да что там говорить — мы просто не вылезали из спальни.

Через неделю после возвращения из свадебного путешествия Корнелия умерла. Это потрясло нас обоих, естественно, Филиппа особенно. Не меньшим потрясением были и деньги, которые она нам оставила. Мы смогли купить квартирку в Лондоне, в стороне от Кингз-роуд. В конце шестидесятых было такое местечко, возможно, существует и сейчас. Через два месяца мы туда переехали, и обнаружилось, что я беременна. Я испугалась, Филипп плясал от восторга. К тому времени он уже работал в городском банке и неплохо зарабатывал. И мы могли себе позволить нормальную семью, он настаивал. А когда я увидела, как он счастлив, тоже обрадовалась. И через восемь месяцев — о, что это был за миг, как он гордился! — акушерка вручила ему новорожденную дочь.

Кори скорчила гримаску.

— Через десять дней Филипп забрал нас с тобой из больницы, но на нашей квартирке я увидела объявление: «Продается».

— Да, — сказал Филипп, — мы переезжаем. Надо купить дворец нашей принцессе.

Кори подалась вперед, взяла мать за руки, когда та, тяжело вздохнув, уставилась на скомканный в руках носовой платок.

— Ну хорошо, не надо больше вспоминать, — мягко произнесла Кори.

Эдвина покачала головой.

— Знаешь, — продолжила она, — мы так и не попали в этот дворец. Однажды вечером, когда он возвращался с работы домой, его убили. Тебе было три месяца.

Кори взглянула на мать, отчаянно жалея, что заставила ее вернуться в прошлое. До сих пор, через двадцать четыре года, Эдвина все еще испытывала страшную боль утраты.

— Адвокат Филиппа занялся мной, — хрипло сказала Эдвина. — Продал квартиру, — я не могла в ней жить, потому что воспоминания…

Да, Кори понимала. Все, что осталось от того времени, — свадебная фотография над кроватью матери, и, разглядывая старый снимок, Кори становилось ясно — она больше похожа на отца, чем на мать.

— Итак, мы с тобой переехали в Эмберсайд, — заключила Эдвина. — Хотя мне здесь жилось неплохо, я иногда думала, не лучше ли было ради тебя остаться в Лондоне.

— Мне тоже здесь было хорошо, — заверила ее Кори.

— Но сейчас — не слишком, моя дорогая, а я хочу видеть тебя счастливой. Такой же счастливой и влюбленной, какими когда-то были мы с твоим отцом.

Вечером, уложив Эдвину спать, Кори позвонила Кевину Форману, сыну местного мясника. Кевин был неравнодушен к ней еще со школы, и хотя при взгляде на него сердце ее не билось учащенно, он ей немного нравился. Она и раньше бегала к нему на свидания, иногда ей бывало хорошо в его компании, и если постараться, не возникнет ли что-то большее?

— Ты хочешь куда-нибудь пойти? — спросил Кевин, узнав ее голос.

Кори подумала минуту, пытаясь не раздражаться, — снова, как всегда, приходится решать ей. Ох, унесли бы ее в ночь, напоили, накормили, закружили в танце, смотрели бы на нее с обожанием, стискивали в страстных объятиях — как хочется испытать настоящее удовольствие!

— Как насчет кино? — предложила она, вспомнив о «Саут Бэн Шоу» голливудского кинорежиссера Кристоса Беннати. Они с Полой питались слухами, долетавшими до их поселка из мира шоу-бизнеса, и Кори не прочь повнимательнее присмотреться к женщине, с которой, судя по всему, у Беннати любовная связь. — Можно посмотреть фильм с Анжеликой Уорн.

— Ну, если он не слащаво-сентиментальный.

— Это фильм Беннати, — подобравшись, проговорила Кори.

— А, того парня, что сделал «Стрейнджер»? Хорошее кино. Ладно, пошли глянем. Я заскочу за тобой завтра вечером в шесть тридцать.

Кори явно поразила осведомленность Кевина, но очень скоро она почувствовала, что ошибается в нем, ибо имя Беннати так же на слуху, как имена Скорцезе и Коппола.

Кевин прикатил за ней на отцовском «вольво». Кори искоса посматривала на него. Он произвел на нее впечатление и даже удивил — постарался нарядиться ради нее. Никогда раньше она не видела элегантной кожаной куртки с искусно подбитыми плечами на этом худощавом парне; мешковатые брюки скрывали худые костлявые ноги. Ростом в шесть футов и три дюйма, он был выше Кори, и это ей особенно нравилось, поскольку при своих пяти футах и девяти дюймах она смотрела сверху вниз на всех мальчиков, с которыми встречалась в школе. К сожалению, Кевин не блистал красотой, хотя его длинное и всегда бледное лицо сегодня казалось чуть розовее, и он довольно щедро плеснул на свой подбородок с ямочкой одеколоном «Саваж», отправляясь на свидание. Улыбаясь про себя, Кори размышляла, долго ли он торчал перед зеркалом, причесывая болотно-рыжие волосы, которыми всегда так гордился, прежде чем сказать себе: «Ну что ж, готов сразить наповал».

Кори тоже слегка преобразилась — густые волосы, обычно распущенные по плечам, девушка заплела во французскую косу, карандашом подвела глаза, припудрила нос, скрывая веснушки, мазнула помадой по губам, но перед выходом стерла. Не любила она этого — никак не могла подобрать цвет. В голубых шортах до колен, обтянувших упругие бедра, она выглядела весьма сексуально. Единственное, о чем Кори потом пожалела, — она не надела свитер на полосатую красно-синюю майку.

— Чертовски холодно, — бросила она Кевину, выходя из машины.

— Да, отвратная погодка, — опуская в карман ключи от машины, откликнулся Кевин. Он двинулся рядом с Кори, она посмотрела на него и улыбнулась, ожидая услышать что-то пооригинальнее. Ну может, даже комплимент. Но Кевин молчал. Кори натянула шарф до самых ушей, и они направились к кинотеатру. Он понес что-то смешное про случай на скотобойне, Кори изображала восхищение, слушая вполуха. Конечно, разговоры о расположении свинячьих кишок мало соответствовали ее романтическому настроению, и, еще не решив окончательно, что будет между ними после кино, она тем не менее не хотела разрушать любовные надежды мясницкими беседами. И, неожиданно для самой себя затрепетав от предвкушения, сжала его руку.

— Поп-корн? — спросил Кевин, заплатив за билеты и поколебавшись, брать ли у Кори деньги.

Кори пожала плечами:

— Почему бы и нет?

Он купил ей большой пакет, себе шоколадное мороженое, и они прошли в зал.

Кори никак не могла сосредоточиться. Она пару раз уже видела Анжелику Уорн, и ей всегда казалось, что актрису чрезмерно расхваливают. Но сегодня, глядя на экран, Кори могла думать только о том, как, наверное, здорово иметь такого любовника, как Кристос Беннати, и жить в Бел-Эйр. Девушка почему-то не сомневалась, что актриса обитает именно там. И как же это замечательно — добиться такого успеха, обожания публики, обладать потрясающим мужчиной! Она все еще предавалась мечтам, когда Кевин протянул руку, обнял и уткнулся ей в ухо. Она откинула голову, воображая, что это Беннати, Де Ниро или Рэдфорд, и так расфантазировалась, что вздрогнула от грубой действительности, когда Кевин вдруг вынул носовой платок и высморкался.

Кори отвернулась, закатила глаза и улыбнулась собственной наивности. Кевин же, засунув в карман носовой платок, снова обнял ее и возобновил свои притязания. Кори тотчас выпрямилась и посоветовала ему смотреть на экран.

По дороге домой, несмотря на раздражение оттого, что ему отказали, Кевин начал вдруг осыпать Кори комплиментами. Разве она, Кори, не знает, что куда сексуальнее Анжелики Уорн?

— Да у нее не сиськи — прыщи, с ней самого себя надо возбуждать, — хмыкнул он. — Ты своей фигурой заткнешь ее за пояс. Хоть сама-то знаешь?

— Да, и так скучно постоянно отбиваться от мужиков, — пожаловалась Кори, проведя пальцем по бровям и надув губы. В душе она покатывалась со смеху, отлично понимая, к чему клонит Кевин. Вот так он пытается соблазнить ее.

Они возвращались молча: Кори, взглянув на парня, увидела мрачное лицо и почувствовала раскаяние. Он догадался, что ее никак не тронули его комплименты, смутился, обиделся, решив, что она издевается. Ей стало жаль Кевина, захотелось исправить положение. Больше всего она желала бы влюбиться, понять вдруг: он — тот мужчина в ее жизни, которого она хочет.

Через несколько минут остановилась машина в укромном местечке, где после кино Кевин обычно начинал свой ритуал поцелуев и объятий.

Несмотря на холод, вечер стоял ясный. В упор посмотрев на Кевина, Кори подумала: хорошо бы лунный свет обходился с ней не так жестоко, как с бедным Кевином. Он выглядел бледным, как призрак, а его фраза, такая же предсказуемая, как все в нем, свидетельствовала — ее лицо совсем не то, что сейчас интересовало Кевина.

— У тебя самые фантастические титьки, Кори, ты знаешь? — Он вынул ее левую грудь из чашечки бюстгальтера. Конечно, не кружевного, но и не из дерьмовых.

Кори позволила ему немного повозиться с грудью, лениво размышляя, не пора ли легкое нижнее белье сменить на более подходящее для холодов. И неожиданно удивилась самой себе, застонав от невероятного наслаждения, когда Кевин дотронулся губами до ее соска. Она тут же упрекнула себя, но ощущения, которые пробудил Кевин, оказались такими приятными, что она сама освободила вторую грудь, и, когда Кевин дотронулся до нее, безошибочно распознала охватившую ее волну похоти.

— Ох, Кори, — срывающимся голосом простонал он, зарывшись лицом между грудей, отчего звуки доносились сдавленно и глухо. — Кори, они такие потрясающие, такие большие и мягкие… Черт! Нет, я только смотрю на них и уже возбуждаюсь. Дай я выну его, а? Он просится… — И Кевин прижал ее руку к вздувшимся брюкам. — Ну хоть на минутку, а?

Кори почувствовала рукой его эрекцию.

Кевин задохнулся и хихикнул.

— Ну возьми, дай я выну его, ну пожалуйста. — Он вцепился в «молнию». — Ох, Кори, ну твои титьки, ну твои большие титьки, мужик может… О, — он с трудом выдохнул, приспуская брюки, потом схватил Кори за руку. Она обхватила его плоть, и Кевин, казалось, сейчас сойдет с ума. — О да, — стонал он, сдвигая своей рукой ее руку. — Да, сожми его, Кори, сожми как следует, ну заставь меня, о да… — Он отпустил ее руку, сжал груди и проник своим языком ей глубоко в рот. — Ну хоть немножко, хоть на минутку.

Каждый раз он просил разрешения, и каждый раз Кори отказывала. Но сегодня, недолго думая, спросила:

— А у тебя есть презерватив?

Кевин приподнялся и уставился на нее в полном изумлении.

— Ты хочешь сказать… — он едва не задохнулся. — Ты говоришь?.. — Он задрожал. — О черт, Кори, не могу поверить, да, у меня полно этих игрушек, они здесь, при мне. — Он приподнял задницу, порылся в кармане, грубо выругался, пытаясь натянуть резинку.

Кори втянула щеки, чтобы он не заметил, как ей смешно, она все еще сомневалась, а хочет ли этого на самом деле, но… А, черт, да что такого? У нее давно ничего подобного не было, и может, секс как-то свяжет ее с Кевином! В конце концов ведь это главное событие сегодняшнего вечера, разве нет?

— Может, пересядем назад? — Он все еще возился с оберткой от презерватива.

— Да, пожалуй, там лучше.

Они вышли из машины в колючий ночной воздух, влажный туман прикрыл землю, в близлежащем лесу негромко завывал ветер.

— Ух, черт, дьявольский холод. — Кевин вздрогнул, спуская брюки до колен. Он открыл заднюю дверь, плюхнулся голой задницей на сиденье и, стуча зубами, продолжал бороться с резинкой.

Скорчив гримасу, Кори скользнула на заднее сиденье и молча наблюдала за Кевином. Тот наконец втянул ноги в машину и захлопнул дверцу.

— Ну, давай снимай свои штанцы, — скомандовал он.

Минуту-другую Кори не сводила с него взгляда, потом, пожав плечами, стала расстегивать шорты.