Шлеп!
На столешницу перед змеем-искусителем в человечьем обличье звучно приземлилась стопка брошюрок, извлеченных из неприметного ящичка, все в той же самой конторке. А слева от стопочки аккуратно лег лист чистейшей белоснежной бумаги, и остро отточенный карандаш.
– Подробности вот в этих книжицах, читать вас научили. Я сейчас схожу до столовой, а через… Ну, скажем часа два, вернусь обратно. Кому НЕ интересно это предложение компании, может спокойно уйти. Остальные, если таковые будут – записывают свое имя с фамилией на вот этот листок и дожидаются, чтобы задать вопросы.
Легкий перекус, чаепитие, а затем и всякие мелкие дела задержали Валентина Ивановича Греве на целых три часа. Да и обратно он шел, очень даже не торопясь – в клубе же первым делом завернул в курительную комнату, а потом и в уборную.
– Ну-с, продолжим?
Двадцать восемь человек послушно расселись за парты.
– Вопросы есть? О!
Из всех присутствующих только один кандидат в переселенцы поднял руку.
– Прошу.
Сухощавый (вернее сказать – тощий как жердь) мужчина с реденькой и какой-то клочковатой бороденкой, солидно откашлялся. Огляделся по сторонам, тихонечко вздохнул и очень бережно листнул брошюрку:
– Вашество. А вот, положим, сколько же землицы на это дело определят?
– ВАШЕЙ артели определен участок в пятьсот десятин пахотной земли, плюс пастбища и сенокосы, плюс приусадебные участки каждому из работников. Гхм, неустановленного пока размера.
Гуу!..
Аудитория наполнилась тихим гулом шепотков. Подавшиеся «на вольные хлеба» в том числе и по причине полной недостаточности (для прокорма) общинного надела, вчерашние крестьяне с трудом переваривали прозвучавшие слова. Столько земли! Для тех, кто всю жизнь кормился и жил с трех-четырех (а то и меньше) десятин тощей донельзя пашни, такое количество непаханой плодородной землицы было чем-то очень сложно представимым.
– Кхм?
Греве кашлянул с отчетливым намеком. И тут же выяснилось, почему вопросы задавал один, а остальные молчали да слушали – мужичок набрал воздуха в узкую грудь, и на удивление звучно гаркнул, разом перекрывая все шепотки:
– Тихха!
Звуки как отрезало.
– А вот тут говорится, что через десять лет работы, без нареканий и взысканий, человек может получить собственный надел, аж в двадцать десятин. Это как, вашество?
Валентин Иванович кивнул, приветствуя правильные вопросы:
– Что-то я запамятовал, как вас звать-величать, уважаемый?..
Мужичок едва заметно расправил плечи и чуть громче, чем следовало, представился:
– Азарий Пантелеич! Гхм, Карасев.
Кашлянул, и зачем-то добавил:
– У нас на речке, что рядом с селом, знатные караси ловились…
– Так вот, Азарий Пателеевич, по поводу собственных наделов. Через десять лет работы на компанию – особо замечу, хорошей работы, вы сможете у нее взять кредит под минимальный процент. В виде того самого земельного надела, расположенного или в Сибири, или на Дальнем Востоке империи, или же в ее центральных губерниях. Выплаты за кредит – десятая часть урожая, мяса и молока. Можно и больше, тогда, соответственно, срок выплат сокращается. Если захотите продать еще какой излишек – компания приобретет и его, по хорошей цене.
Гуу!!!
– Тихо!
Будущий (а может и бывший) староста умело руководил переговорным процессом, вовремя затыкая самых говорливых – а Греве, с интересом его оглядев, сделал себе мысленную пометочку. Ценный кадр, однако!
– И еще. Сейчас вы мне, конечно, не поверите – но распробовав и привыкнув работать по-новому, так, как принято в нашей компании, многие из вас не захотят и думать о своем наделе. М-да. Еще вопросы?
Сельский активист впал в глубокую задумчивость, и вышел из нее только после незаметного тычка в спину.
– А?
Склонил голову, прислушиваясь к неразборчивому нашептыванию окружающих, кивнул, и тут же озвучил общественный интерес:
– Вашество, а ружьишки нам зачем? Для каких таких, извиняюсь, надобностей?
– Винтовки Бердана, переделанные в дробовые ружья, полагаются вам для целей самообороны. Граница рядом, а китайцы народец пакостливый, да и вороватый без меры. К тому же на ногу легкий, и Амур-река им в этом не помеха. Набегут, что-то там попортят, что-то стащат, скотину угонят, набезобразничают… Оно вам надо? А так, будут опаску иметь, да десятой стороной обходить. По тем же соображениям и расселять вас будем – скопом, в крепкие дома с высоким тыном. Если и набежит кто, так миром всегда отбиться легче. Но вы за это особо не переживайте, там будет кому о вашем спокойствии подумать. Так что если и будете стрелять, так только на охоте – места там дикие, зверя пока хватает. Кстати, пушнину компания тоже принимает, по очень даже недурственным ценам. Как и орехи, ягоды, грибы, кости, рога и прочие дары природы. Нам интересно все!
– О как.
Видя, что слушатели поголовно впали в тяжкие раздумья, а их предводитель вдобавок еще и нещадно терзает свою рыжеватую бороденку, Валентин Иванович решил потихоньку закруглять агитацию.
– Первый год поедете только вы, ну и старшие сыновья – из тех, кто уже в подходящем возрасте. Вначале железной дорогой до Одессы, потом на пароходе до Владивостока, оттуда до устья Амура. До поездки все вы пройдете особый курс обучения – на Дальнем Востоке хозяйствовать надо не так, как вы привыкли, там все по-другому.
Греве взял паузу, окинул всех взором, и, сделав значительное лицо, «добил» аудиторию:
– Справитесь, и компания организует еще несколько артелей. Так что – зубами там вцепляйтесь, руками и ногами! Сделайте все возможное, и компания вас не забудет!..
На этом личный порученец князя Агренева наконец-то закруглился, без особой спешки покинув аудиторию. А те, перед кем он так долго распинался, до самой темноты сидели и рядили, шумно обсуждая свою дальнейшую судьбу. Так ничего не решив, постановили собраться всем обществом еще раз, с утра – которое, как известно, куда как мудренее вечера.
– Смотри-тка, какие хоромины себе Грегорей отстроил!
– Да, разбогател…
– Чего встали, шагай вперед!
Петр, заметив, как прячет усмешку их провожатый, едва не поддал своим братьям коленом под зад. Ишь, рты пораззявили, слово деревенщины какие! Казаки и не такое видали, едали да пивали. Это утверждение старший из трех братьев старательно оправдывал и дальше, невозмутимо разглядывая внутреннюю обстановку двухэтажной «лачуги», и ожидая, когда же наконец появится ее хозяин.
– Ох и красавцы!
Незаметно подобравшийся к гостям Григорий замер на месте, еще раз окинул троицу взглядом, затем улыбнулся:
– Ну, поздорову что ли, браты.
Минут через пять, когда утихли все возгласы и прекратились похлопывания по плечу и даже (временами) суровые мужские объятья, родственники расселись вокруг овального стола и дружно (почти) уставились на молодую и весьма привлекательную девицу в платье горничной. Пока та освобождала поднос от четырех стопочек, графинчика с водкой и немудреного набора закусок, ее упругие стати оценили, одобрили и даже слегка позавидовали. Кое-кому, у кого губа явно не дура. Ой не дура!.. Проводив ее понимающими глазами, гости одобрительно заулыбались (кто как мог), а Василий тоном опытного сердцееда определил:
– Огонь-девка. Как, Грегорей, угадал?
– Не знаю.
– Шо, совсем?!
Хозяин вздохнул с непонятными интонациями, и сказал, как отрезал:
– С работницами компании не сплю.
Пока три брата недоуменно переглядывались, Григорий Долгин налил по первой, поднял стопку, пригубил, а затем требовательно ждал, пока остальные три не опустеют. Молча повторил, опять подождал…
– Где письмо-то?
Приняв послание, на пару мгновений о чем-то задумался, а потом отложил послание из родной станицы и с намеком поинтересовался:
– Ну что, как оно?
Вопрос поняли правильно. Петро кривовато усмехнулся половинкой лица (вторая половина заметно распухла и отсвечивала лиловым) и осторожно пошевелил правой рукой – отбитые ребра не позволяли излишне резких движений. Дмитрий зеркально повторил все его движения, только берег он не правый бок, а левый. А вот Василий отделался легче всех. Всего лишь еле заметной хромотой и самую малость заплывшим правым глазом.
– Да нормально. Ты мне вот что скажи, Грегорей – это всех так «тепло» принимают, или только мы удостоились?
– Хм. Всех, кто сходу требует самого главного.
– А что, рази ж мы что не так сказали?
Отставной унтер-офицер медленно и демонстративно окинул взглядом «украшения» своих родственников, вышедших в отставку рядовыми.
– Не то. Самый главный у нас один. Его сиятельство князь Агренев, Александр Яковлевич. Живых родственников у него двое, тетя да двоюродная сестра. А ты – письмецо от батюшки передать, братья приехали…
Долгую минуту все молчали.
– Да, неладно как-то все вышло. Ты уж извинись за нас, не со зла мы, по незнанию.
Хозяин опытной рукой разлил остатки водки по стопкам и проворчал:
– Уже извинился.
– И чего?
– И ничего. Он на вас и не сердился, наоборот, похвалил. Особенно тебя, Петро. Быстрый, говорит.
– Так он же нас и в глаза не видывал?
Вместо ответа зазвенел колокольчик, тихо и мирно лежащий до этого на краю стола.
Динь-динь-динь!
Казаки удивлено наблюдали за господскими замашками родича. Вначале. Потом чувство удивления резко прошло, оставив после себя одно только одобрение – как только появилась все та же дивчина, с подносом, причем раза в два больше первого. Не обращая никакого внимания на откровенно ласкающие взгляды гостей, расставила горшочки, переложила на стол тарелку с небольшими пшеничными лепешками, большой графин с ягодным морсом и четыре гладких и высоких бокала – после чего и вышла, унося с собой сожаление, а так же тайное вожделение трех мужчин. Да уж! Такая красота могла бы и помедленнее поднос разгружать, а то не все успели вдоволь налюбоваться.
– Как же он не видел, когда лично с вами «побеседовал»?
Петр от такой новости аж приподнялся, разом позабыв свои недавние мысли:
– То-то я смотрю, парень этот все наши ухватки да подходцы знал, даже тайные! Еще попенять тебе хотел, что чужих учишь, казачьему спасу…
Григорий взял в руки вилку, аккуратно снял крышечку с горшочка – и по комнате поплыл до одури вкусный запах свинины, запеченной под сыром «пармезан».
– Чему-то я научил, чему-то меня научили.
Вслед за ним и остальные принялись угощаться, дружно проигнорировав вилки. В одной руке ложка, в другой кус хлеба – все, как и полагается за нормальным столом, без всяких там господских замашек. Примерно с десяток минут царило деловитое молчание, разбавленное перестукиванием столового серебра и легким позвякиванием стаканов. Затем вновь прозвенел колокольчик, и все те же ловкие руки горничной убрали опустевшую посуду со стола, и поставили новый графинчик с водкой, мисочку с копченостями и все те же четыре стопки. Наблюдая, как три пары глаз провожают фигуристую прислугу, хозяин покачал головой:
– Вы прямо как с голодного края прибыли.
– Хех! Не всем так везет, такую кралю под боком иметь!..
– Гм.
Господин главный инспектор машинально промокнул уголки губ накрахмаленной салфеткой, и начисто игнорируя очередные многозначительные переглядывания братьев, отстраненно заметил:
– Это вы еще в наш швейный цех не заглядывали. Вот уж где цветник-палисадник!
Все так же тихо и незаметно появившаяся горничная одним своим видом невольно оспорила последнее замечание. Все же кое-какие «цветы» растут и на «клумбе» сродственника!.. Хотя, конечно, они и к швеям заглянуть не откажутся. Хотя бы потому, что от такого отказываться, дураков нема. Меж тем, стол в третий раз обновился – рядом с графинчиком «беленькой» появился еще один, наполненный рубиновой жидкостью. Затем беззвучно легла на скатерть хрустальная пепельница, прибавилось тарелочек с закуской, а опустевшие горшочки перекочевали на поднос. Последним штрихом стала изящная резная шкатулка, поставленная по правую руку Григория.
По-прежнему игнорируя взгляды гостей (и безмерно их этим огорчая), молодая красавица ушла, прихватив свою ношу. А глава застолья откинул крышку шкатулки, открывая заинтересовавшимся взорам целые залежи разнообразных табачных богатств, не глядя, подхватил несуразно длинную папиросу и щелкнул зажигалкой. Золотой, между прочим! Придирчиво внюхиваясь в неприлично мягкий и вкусный дымок, братья слегка попривередничали в своем выборе, затем все же решили последовать примеру более удачливого родича. Пока они по очереди раскуривали свои сигариллы и крутили в руках приятную тяжесть «Бензы», хозяин налил себе полный бокал вина, тут же его ополовинил, довольно вздохнул и принялся читать весточку из родной станицы.
– Надо же!.. Когда служить поверстали, дядько Онуфрий даже на проводы не пришел, а теперь, гляди-ка ты – добрым словом поминает, поклон передает. Неужто забыл мне свою яблоню?
Казаки дружно фыркнули, вспоминая, как шлепнулся вместе с обломившимся прямо под ним суком (с полуторасаженной высоты, между прочим, навернулся!) одиннадцатилетний любитель наливных яблочек. Прямо в объятья вышеназванного дяди, который после такой помощи в сборе урожая изрядно рассвирепел, и обломал очень даже увесистую хворостину об зад «помощника». Да, славные были денечки…
– М-да.
Григорий аккуратно отложил письмецо в сторонку, и раздавил остаток сигариллы в пепельнице, одновременно не без усмешки поглядывая на Петра – с видом опытного ценителя тот «дегустировал» рейнское, изрядными такими «глоточками».
– Эх, слабовата водичка! Водочка, пожалуй, куда как лучше будет. А, браты?
В ответ на незамысловатую подковырку, отставной унтер-офицер пограничной стражи ответил просто и честно:
– Я привык.
И предупреждая все остальные вопросы, продолжил:
– Все то, что вас так удивляет, или просто непривычно, для меня уже давно стало обыденностью. Потому что я занимаю значимый пост в компании, и мне должно соответствовать своему месту. Поведением, речью, обликом – всем. Я специально этому учился, да и учусь, по сию пору.
– Эва как!..
Петр одним только взглядом заткнул Василия, продолжая внимательно слушать:
– Весь этот достаток, что занимает ваши мысли, горничные, дом – все это положено мне просто по должности. И та же зажигалка, на которую все никак не может наглядеться Дмитро, сущая мелочь по сравнению с… Ну, например, пепельницей в виде золотого лаптя, причем последний отлит в натуральную величину.