— Ну, возьми себѣ пятерку… Вотъ маленькій золотой кругляшекъ, — говорилъ дѣдъ и полѣзъ въ столъ за деньгами, посмотрѣлъ по сторонамъ и, видя, что въ кабинетѣ ужъ многимъ сѣсть нельзя, крикнулъ:- Ну, вы, мелкая шантропа, идите въ другія комнаты и гуляйте тамъ, а здѣсь взрослые останутся! Да закуску и гостинцы тамъ до поры до времени не ворошить, не трогать! Вѣдь все для васъ приготовлено. Потомъ съѣдите.
Двѣ матери начали тотчасъ-же выгонять маленькихъ ребятишекъ изъ кабинета.
IV
Раздался еще звонокъ.
— Ну, вотъ и Наташа. Послѣдняя дочка Тогда всѣ. Тогда можно и за завтракъ приниматься, — сказалъ старикъ Валовановъ. — Мужчинъ-то ужъ, поди, къ водкѣ тянетъ.
— Я водки не пью, папенька, — проговорилъ сынъ Андрей.
— Что такъ? За что-жъ ты на нее обозлился?
— Чувствую, что вредъ приноситъ, въ ноги ударяетъ. Опять-же и вереда пошли по тѣлу. Докторъ сказалъ, что лучше бросить. Мадерки рюмочку я иногда выпью, а водку бросилъ.
— Подхалимъ, — тихо произнесла Варвара Ивановна брату Алексѣю и кивнула на Андрея.
Тотъ улыбнулся и отвѣчалъ:
— Навѣрное, что-нибудь попросить хочетъ.
У дверей, однако, звонила не дочь Наташа. Въ кабинетъ вошелъ архитекторъ Егоръ Егорычъ Штрикъ, сухопарый нѣмецъ, съ маленькими сѣдыми бакенбардиками колбаской на скулахъ.
— Добрый день, Иванъ Анисимычъ, — сказалъ онъ, кланяясь старику Валованову и пожимая его руку. — Позвольте имѣть честь поздравить васъ съ именинами. А васъ всѣхъ, господа, съ именинникомъ.
Общія рукопожатія. Штрикъ ходилъ по всѣмъ угламъ и привѣтствовалъ сыновей и внуковъ Валованова. У дамъ онъ прикладывался къ ручкамъ. Тѣ чмокали его въ голое темя.
— Боже мой, какое потомство! Какое потомство огромное! — говорилъ онъ. — И, кажется, ни одного архитектора, чтобы смѣнить меня по управленію домами Ивана Анисимыча.
— Растетъ одинъ архитекторъ, Егоръ Егорычъ, — отвѣчалъ Андрей Валовановъ. — Пусть только окончитъ реальную гимназію — сейчасъ его въ институтъ гражданскихъ инженеровъ.
— А гдѣ онъ? Гдѣ? Покажите! — воскликнулъ Штрикъ.
— Въ гимназіи. Дѣдушка не любитъ, кто по буднямъ манкируетъ уроками, и потому сынишка мой придетъ его поздравить послѣ двухъ часовъ, когда покончитъ съ классами.
Варвара Ивановна опять шепнула брату Алексѣю:
— Слышишь? Такъ въ душу и залѣзаетъ. Навѣрное, что-нибудь просить будетъ.
— Да вѣдь этимъ старика не проймешь. Я пробовалъ, — сказалъ Алексѣй. — Къ нему не подластишься ничѣмъ. Тутъ важенъ часъ. Нажилъ что-нибудь старикъ хорошо — ну, проси, не откажетъ, а если потерялъ хоть грошъ — проси или не проси все равно ничего не будетъ.
— Да что-же онъ сегодня-то потерялъ? Сегодня-то ужъ ничего.
— А угощеніе, что намъ сегодня приготовилъ? Кулебяка, окорокъ ветчины, телятина. Онъ все считаетъ, у него все на счету. Да раздастъ сегодня рублей семьдесятъ пять. Онъ хоть и дѣлаетъ, а ужъ теперь все это въ умѣ высчитываетъ. Я знаю его! — подмигнулъ Алексѣй.
Старикъ ежился и смотрѣлъ на часы.
— Только одной Наташи и нѣтъ, — говорилъ онъ. — Что это на самомъ дѣлѣ? Конечно, ей далеконько ѣхать, но все-таки пора-бы.
— Поздно встаютъ. Теперь мужъ ея съ съ новымъ трактиромъ связался. Оркестръ тамъ у нихъ. Пѣвицы какія-то заведены, — сказалъ Анисимъ. — Мужъ до трехъ часовъ ночи въ трактирѣ, а она его ждетъ, спать не ложится. Спятъ до десяти часовъ утра, а то и дольше.
— Ну, для тезоименитства-то родителя могла-бы и пораньше встать, — отвѣчалъ старикъ. — Подождемъ еще минутъ десять, да и закусывать будемъ. Чего еще! Семеро одного не ждутъ. А тутъ ужъ человѣкъ двадцать пять собралось, если мелкихъ-то считать.
— Больше, дѣдушка… — откликнулась Варвара.
— Вы посчитайте-ка… Братъ Алексѣй самъ пять… насъ трое. Вотъ вамъ восемь… Братъ Андрей самъ шестой — четырнадцать…
— Брось… Что улья на пасѣкѣ считать, что родственниковъ — нехорошо, — перебилъ ее старикъ.
Дочь Наташа, однако, скоро явилась. Она была съ мужемъ, толстякомъ съ двойнымъ подбородкомъ и кавалерійскими усами, въ парикѣ, съ колыхающимся чревомъ Сзади ихъ шли дѣвочка подростокъ и сынъ лѣтъ восьми.
Дѣвочка и мальчикъ тотчасъ-же поднесли дѣдушкѣ корзинку съ фруктами.
Старикъ Валовановъ цѣловался со всѣми ими и говорилъ дочери Наташѣ полушутя, полусерьезно: — Поздно, поздно… Проштрафилась. Всѣ пріѣхали, а васъ нѣтъ. Нехорошо. Самая младшая и самая неисправная.
— Да вѣдь далеко, Иванъ Анисимычъ, — отвѣчалъ за нее мужъ. — Живемъ почти за городомъ. Ѣхали, ѣхали, ѣхали… Вотъ нужно было за-гостинцами для васъ завернуть. Тамъ знакомые приказчики задержали. Разспрашиваютъ, какъ въ новомъ заведеніи я торгую…
— Заѣхали-бы, когда-нибудь, папаша, въ наше новое-то заведеніе ушки покушать, — приглашала дочь Наташа, полная, еще не утратившая вконецъ своей красоты дама въ брилліантовомъ браслетѣ, брилліантовыхъ серьгахъ и брилліантовой брошкѣ, изображающей стрѣлу.
— Это чтобъ я-то въ загородное заведеніе заѣхалъ! — засмѣялся старикъ. — Нашла гостя! Да тамъ меня ваши арфянки съ панталыка собьютъ.
— У насъ нѣтъ, дѣдушка, арфянокъ. У насъ все на благородную ногу. У насъ женскій оркестръ изъ артистокъ, разныхъ заграничныхъ консерваторокъ. Потомъ у насъ хоръ оперныхъ пѣвицъ — Вагнера поютъ… Глинку. У насъ на благородной ногѣ…
Старикъ махнулъ рукой.
— Одинъ чортъ! Только развѣ, что въ карманы-то не лазаютъ, — сказалъ старикъ. — Куда мнѣ! Запутаюсь.
— Къ намъ генералы, папенька, ѣздятъ, — не унималась дочь.
— Ну, и пускай ихъ ѣздятъ! Однако, что-жъ я? Пора и завтракать. Тамъ въ столовой давно ужъ все приготовлено. Идите въ столовую. Проходите. Пейте водку. А я вслѣдъ за вами. Мнѣ нужно изъ бѣличьяго халата въ сюртукъ перерядиться. Трифонъ! Гдѣ Трифонъ? Пойдете туда, такъ пришлите ко мнѣ Трифона.
Толпа родственниковъ направилась вонъ изъ кабинета и тискалась въ дверяхъ. Сынъ Анисимъ выждалъ, пока всѣ выйдутъ, и остался наединѣ съ отцомъ.
— Такъ какъ-же, папенька, насчетъ лишней комнатки-то къ моей квартирѣ? — спросилъ онъ.
— Потомъ соображу. Ступай, — махнулъ рукой старикъ. — Скажи потомъ Трифону, чтобъ онъ мнѣ напомнилъ.
— Или можетъ быть прикажете намъ переѣхать въ пустую квартиру? Такъ еще пріятнѣе, потому она на двѣ комнаты больше.
— Трифону, Трифону.
— Ужасно мы стѣснены, папенька.
— По одежкѣ протягивай ножки. Ну, да я соображу. Ступай. Ахъ, да… На вотъ… Передай Наташинымъ-то дѣтямъ по два цѣлкача… Я и забылъ имъ дать за подарокъ. Дѣвочкѣ и мальчику. Какъ ихъ? Крестники, а забылъ, какъ зовутъ.
— Женичка и Миша.
Ну, вотъ передай Женичкѣ и Мишѣ. Вотъ еще рубль… Женичкѣ три дашь. «Отъ дѣдушки, молъ, на баловство». А я сейчасъ.
Старикъ сбросилъ съ себя бѣличій халатъ. Сынъ удалился. Вошелъ Трифонъ Савельичъ, маленькій старикъ съ подстриженной бородкой, напоминающій торговца.
— Переодѣваться задумали? Да зачѣмъ вамъ? Были-бы въ халатѣ,- сказалъ онъ.
— Не разсуждай. Сюртукъ… — оборвалъ его старикъ.
V
Старикъ Валовановъ вышелъ въ столовую. Всѣ родственники стояли около стола, но ни къ ѣдѣ, ни къ вину никто еще не прикасался.
— Что-жъ вы?.. — сказалъ старикъ, — Пришли да и чванитесь. Закусывайте.
— Васъ ждемъ, дѣдушка, — откликнулось нѣсколько голосовъ сразу. — Покажите примѣръ, а мы потомъ и выпьемъ за ваше здоровье.
— Да вѣдь я малость… Развѣ вотъ икорки и кулебяки кусочекъ. Да и то только начинки развѣ, а ужъ корки мнѣ не по зубамъ, — откликнулся старикъ. — Совсѣмъ зубовъ нѣтъ.
Старшій сынъ Алексѣй вертѣлся около него.
— Чего вамъ налить, папаша, для подкрѣпленія-то силъ? — спрашивалъ онъ.
— Бѣленькаго винограднаго налей рюмочку. Попробую, какого Трифонъ купилъ. По рублю съ четвертью на бутылку ему отпустилъ. И по старому за эти деньги можно было имѣть очень хорошенькій мозельвейнъ, а нынче вино дешевле.
— Ваше здоровье, дѣдушка! За ваше здоровье, папенька!
Къ Валованову старику лѣзли и дѣти и внуки съ рюмками водки, мадеры и другихъ винъ.
— Дѣти: ура! — крикнулъ сынъ Анисимъ.
Раздалось громогласное ура. Старикъ, прожевывая икру, улыбнулся.
Подошелъ къ старику Трифонъ Савельевъ съ рюмкой и сказалъ:
— Еще разъ съ ангеломъ… желаю вамъ добраго здоровья и въ дѣлахъ успѣха. Да сердиться поменьше. Изводите себя иногда сердцемъ, а это нехорошо. Вамъ беречь теперь себя надо. Годы не молодые.
— А ты вѣчно съ наставленіями, — откликнулся старикъ, чокаясь съ нимъ.
— Васъ-же любя. А то сердитесь, и себя и меня изводите.
Они выпили. Уста жевали. По тарелкамъ гремѣли ножи и вилки. Старикъ ѣлъ, смотрѣлъ по сторонамъ и улыбался. Ему нравилось, что вокругъ него такое потомство. Глаза его улыбались, углы рта расширялись,
Это тотчасъ-же замѣтилъ сынъ Алексѣй и опять подошелъ къ нему.
— Папаша, завелъ я себѣ лошадку. Ужъ простите, что не посовѣтовался съ вами, а завелъ, началъ онъ. — При экономіи вѣдь не дороже извозчиковъ будетъ.
— Ври больше. Отчего-же я-то не завожу? — зашамкалъ губами старикъ. — Ну, да ладно. А только смотри: прибавки къ своему содержанію не жди. Изворачивайся съ тѣмъ, что есть.
— Да мнѣ хватитъ. А я только хотѣлъ насчетъ сѣнца попросить… Насчетъ сѣна… Пусть Трифонъ Савельевичъ дастъ записочку, чтобъ воза на дватри сѣна съ дачи отпустили. Тамъ оно все равно зря пропадаетъ.
— Какъ зря? Тамъ двѣ коровки. Оттуда мнѣ нѣтъ-нѣтъ да масла пришлютъ, молока, творожку, сметанки…
— Я знаю-съ. Но вѣдь тамъ много. Гдѣ-же двумъ коровамъ съѣсть столько!
— Надо узнать… Надо узнать… Тогда отчего-же не продаютъ? Это доходъ. Дача у меня и такъ въ большой убытокъ. Я спрошу Егора Егорыча. Какъ-же это такъ?
— Такъ можно, папаша, для моей лошадки-то?
— Постой… А кто тебѣ конюшню для лошади разрѣшилъ? Тебѣ квартира была дана безъ конюшни.
— У меня, папаша, былъ при квартирѣ сарай. Даже два… Вотъ я и смѣнялъ.
— Врешь, врешь. Съ дворниками стачался? Такъ нельзя. Я поговорю съ Штрикомъ.
— Бросьте, папаша. Конюшня все равно стояла пустая.
— Можно было сдать. Доходъ… Это порядокъ… — заволновался старикъ.
— Ну, я потомъ, папаша… Я потомъ…
Сынъ Алексѣй не радъ былъ, что и сѣна попросилъ. «Не въ часъ попалъ», — думалъ онъ, отходя отъ отца.
— Просилъ чего-нибудь? — задала ему вопросъ сестра Варвара Ивановна.
— Сѣна попросилъ съ дачи. Да что! Не радъ, что и попросилъ. Не въ часъ…
Алексѣй махнулъ рукой. Онъ ужъ видѣлъ, что старикъ подозвалъ своего управляющаго Штрика и распекаетъ его.
А около Трифона Савельича увивался сынъ Анисимъ и говорилъ о расширеніи своей квартиры.
— Я у него просилъ, а онъ сказалъ мнѣ, что переговоритъ съ вами, такъ ужъ, пожалуйста, поддержите мою сторону. У насъ тѣсна квартира. Вѣдь съ тѣхъ поръ, какъ она дана, семейство увеличилось.
Трифонъ Савельевъ покачалъ головой.
— Напрасно… Напрасно вы къ нему обращались, — произнесъ онъ, — Вамъ-бы къ Егору Егорычу обратиться, и тотъ сдѣлалъ-бы все за милую душу. А Ивана Анисимыча только раздражили. Онъ теперь совершенно противъ всякаго увеличенія расходовъ. Но Боже мой… Вы не выдайте меня только… — прибавилъ Трифонъ Матвѣевъ, наклонился къ уху и прошепталъ:- Богадѣльню, пріютъ дѣтскій и школу своего имени послѣ смерти задумали. Духовное завѣщаніе переписали.
Анисимъ Валовановъ даже въ ужасъ пришелъ.
— Да что ты! — прошепталъ онъ. — Ну, а намъ-то? Дѣтямъ, внукамъ?
— Вамъ само собой, но главное отдѣляетъ на богадѣльню, пріютъ и школу. Только вы пожалуйста меня не выдавайте.
— Закуска… — чесалъ затылокъ Анисимъ. — Пожалуй, половину состоянія на это дѣло?
— Куда больше! Ужъ архитекторъ ходитъ, проектъ составляетъ. На сто стариковъ и старухъ. На сто мальчиковъ и дѣвочекъ… Столовая для раздачи бѣднымъ пищи… Школа… Читальня…
— Господи!
Анисимъ схватился даже за голову.
— Бога ради только не выдавайте.