Внутри что-то ворохнулось, предупреждая: не надо. Неприятное ощущение: за ним наблюдают. И взгляд этот – недобрый.
Санёк крутнулся на месте. Костюм практически не стеснял движений, только голову повернуть можно было градусов на десять, не больше…
Никого. Голая жухлая степь вокруг, унылый пейзаж, лишь в одном месте нарушенный скоплением каких-то промышленных построек.
Ну и хрен с ним! Это же тренажер. Спецкостюм, подвешенный на тросах. Всё остальное – иллюзия. Что здесь может случиться? Да ничего!
И Санёк присел, сосредоточился… И прыгнул.
О, блин! Это раньше Саньку казалось, что он летит, а по-настоящему он взлетел теперь.
Скаф с Саньком внутри ракетой взмыл вверх. Именно что ракетой. За спиной грозно ревело, Санёк посмотрел вниз и увидел не только стремительно удаляющуюся землю, но и красный хвост пламени…
Но продолжался полет не больше десяти секунд. Потом рев стих. Санёк еще пару мгновений двигался по инерции, а потом подъем перешел в падение. Причем почти такое же стремительное… Инстинктивно, по привычке, полученной после трех прыжков с парашютом, Санёк попытался выровняться… И получилось замечательно. Падение продолжалось, но теперь Санёк не падал, а парил, растопырившись в воздухе… Только очень недолго. Ощущение чужого взгляда внезапно усилилось настолько, что Саньку стало страшно, а потом между индустриальными конструкциями что-то сверкнуло с почти солнечной яркостью, весь обзор закрыла стена пламени, в шлем будто ударили чем-то увесистым, «картинка» погасла и Санёк ослеп. И понял, что падает. С десятиметровой высоты.
Оземь он приложился сочно. Скверно упал. Трудно приземляться, когда ты ни хрена не видишь. Что-то хрустнуло, треснуло, в позвоночнике вспыхнула боль… Но подготовка всё же помогла. И еще – замечательный скаф. Пара кувырков – и вот Санёк лежит, распластавшись, прислушиваясь к ощущениям в организме. Вроде нормально. Ничего не сломалось. Даже испугаться толком не успел. Хотя чего бояться? Это же тренажер. Но какой классный! Ощущения, натурально, как в реале. Даже горло дерет от дыма горелого пластика…
Внутренность скафа «отпустила» тело, очки, маска, наушники отошли, и Санёк снова обрел зрение и слух. Нормальное зрение и нормальный слух. Санёк с удовольствием вдохнул и выдохнул, освобождая легкие от гари. Надо же! Не поленились встроить этакую штуку в дыхательный аппарат.
– Вылезай, хобо! Чего разлегся! – услыхал Санёк резкий голос инструкторши-азиатки.
Санёк вылез, потянулся, прислушиваясь к ощущениям. Ощущения были классные. И никаких травм.
– Это всё? – не без надежды поинтересовался он у девушки.
– Плати – и развлекайся дальше, – проворчала азиатка. – А сейчас марш в душ! Твоя шкура нужна другому! – И уже вдогонку: – А ты ничего… Шустрый.
Покинул обучающий центр Санёк изрядно охреневшим. Пережитое на тренажере казалось абсолютно реальным. Включая и выстрел из загадочного оружия, который сшиб Санька во время полета. Очень яркие ощущения.
И всё-таки у Санька не было острого желания повторить. Круто, да. Бесспорно. Но был в этом какой-то подвох… Вспомнился анекдот о пейнтбольном поле рядом с парашютной вышкой. И объявление: «Стрельба по парашютистам карается штрафом в пятьсот рублей».
Вот оно. Ощущение себя мишенькой-парашютистом. Одни прыгают, другие бабахают…
Гучко ждал Санька на выходе.
– Где ты шлялся? – бросил он раздраженно, и у Санька сразу пропала охота рассказывать о том, что он узнал. – Двигай поршнями, время оплачено! Моим баблом!
У Юрия Игоревича были причины для недовольства. Давно уже его так не унижали. Тут вообще всё было неправильно. Правильно же – это когда стоит Гучко нахмурить брови, и всякую шушеру враз на дрожь пробивает. Гучко всегда был крут. Крут и страшен. Люди чувствовали в нем зверя – и боялись. Мужики – сразу в слив. А бабы… Многие бабы от этого чуть ли не кончали. Словом, если взгляд Гучко падал на телку, это уже без вариантов. Особенно позже, когда к физической силе прибавилась сначала поддержка братвы, а потом – серьезное бабло. И если среди мужиков еще попадались такие, что не робели перед нахмуренным Юрием Игоревичем, – тот же Фёдрыч, к примеру, – то бабы все как одна мочили штанишки. В хорошем смысле этого слова.
А тут Юрия Игоревича за каких-то полдня уже дважды опустили. Сначала «сиськи» на базаре, потом блондинистая шлюха в здешнем кабаке. Запросто так, будто Гучко – не конкретный мужик при силе и бабках, а какое-то мелкое чмо. И что еще более обидно – в этом была какая-то дикая логика. Вот та же блонда… Чего ей бояться, если на крутом бедре у нее – ствол. Причем с первого взгляда – по обмотанной лентой рукояти, потертой кобуре – уже понятно, что не пугач, а конкретно рабочая плетка. И кто она по ту сторону скал – опять-таки непонятно. Может – жена какого-нить президентского кореша. Или сама, типа, кореш… А если так, то грозный вид и внушительные габариты Гучко – сразу пролетают мимо кассы. Чисто по уровню. Как сказал один из старших в те времена, когда Юра Гучко, молодой и резкий пацан, кошмарил коммерсов на «Юноне»: «В большого человека попасть проще».
Хотелось дать кому-нибудь в рыло. Вот хотя бы сопляку этому с восторженно выпученными глазищами. Но Гучко понимал: сопляк не при делах. За что его бить? Ничего! Гучко всегда поднимался. Поднимется и здесь. Потому что по жизни не только кулаки решают, кто круче, но и характер. А характер, особенно такой, как у Гучко, не спрячешь и не пропьешь. Он свое возьмет.
И еще: Гучко нюхалкой чуял: здесь заваривается нечто особенное. Типа не для всех, а только для самых крутых. Может, этот тур – не развлекуха очередная, а конкретный шанс. Вроде как в баньке с Сечиным оказаться. Там, в Питере, Гучко знал: он достиг своего жизненного потолка. А вдруг отсюда можно и повыше вскарабкаться? От таких мыслей Гучко сразу взбодрился и повеселел.
Глава шестая
Свободная территория. Осмотр достопримечательностей
Хохочущая компания человек из десяти: парней и девушек, одетых с тропической пестротой и тропической же легкостью – высыпала на улицу, закружилась хороводом… Кто-то чмокнул Санька в губы, обдав цветочным ароматом, кто-то накинул на Фёдрыча «косу» синих и белых цветов…
– С днем рождения, Маленькая Смерть! – дружно завопили все сразу, и девушка с черными распущенными волосами с визгом взлетела вверх на добрых полтора метра. И еще …
Остальные – хлопали в ладоши и считали:
– …два… три… четыре…
Санёк тоже захлопал.
– …Одиннадцать… Двадцать шесть! Ура!!!
Саньку сунули в руку бумажный стаканчик с вином, тоже цветочным, судя по запаху. Поднесшая его девушка обняла Санька, прошептала ему в ухо пьяно и жарко:
– Я – Любка Белая из Добрых Чистильщиков. Заглянешь к мертвякам – спроси. Меня на Зоне все знают…
– Классные телки, – причмокнул Гучко. – Ядреные, эх!
– Ты лучше на другое глянь, – проворчал майор. – На тех пацанов, к примеру.
– А что пацаны? Чё за намеки, Фёдрыч? Это типа я – кто по-твоему?
– Ты больной, Юра? На рожи их посмотри. На руки. Вон у того – шрам от пулевого ранения. А у этого на шее – резаная рана. И зашита криво. Видать, прямо в поле и зашивали. А у девки, которая мне цветы подарила, на виске – конкретный шрам от ожога. Она его волосами прикрыла, но, когда головой мотнула – открылся.
– И на хрена ты мне всё это говоришь? – осведомился банкир.
– А чтоб ты клювом не щелкал и на чужих баб его не разевал! – отрезал майор.
– Да нах они мне нужны! – Гучко выдавил фальшивую улыбку. – Чё, у меня мало их? И тут – тоже будут. Дай срок, Фёдрыч, и я тут всех поимею!
Фёдрыч комментировать не стал.
– Вон Санёк наш идет, – сказал он. – И похоже, с прибавкой. А… уже нет.
Девушка, обнимавшая Санька, отпустила его и побежала к своим.
– Тут классно! – искренне заявил Санёк, присоединяясь к спутникам. – Спасибо, что взяли меня с собой! Юрий Игоревич, а может, тут и останемся?
– Это, молодой, не тебе решать! – отрезал банкир. – В стакане – что?
– Вино. Хотите?
– Компот не употребляю. Главное, чтоб без дури. А то у этих вид – чисто закинулись.
– Вы думаете?
Санёк поразмыслил и выплеснул остатки цветочного напитка в канавку у обочины.
– Куда теперь? – спросил он.
– Винтик откручивать.
– Э-э-э?..
– Анекдот такой, – пояснил Фёдрыч. – О мальчике, у которого вместо пупка был винтик, а он его открутил. Не знаешь, что ли? Совсем древний анекдот.
– Нет, не слыхал. И что дальше?
– А дальше попка у мальчика отвалилась, вот что. Пошли босса нашего догонять. Чует мое ретивое: Юра – в скверном настроении. А я его «безопасность», как-никак. Должен оберегать.
Два внушительных, по местным меркам, дома – аж по четыре этажа в каждом – стояли друг напротив друга.
На фронтоне одного строения было начертано загадочное:
На втором здании, куда более помпезном, сияла на солнце роскошная злато-мозаичная вывеска. «Дом невообразимых наслаждений», – гласила она.
Как раз когда Санёк ее читал, двери здания распахнулись, и наружу вывалился расхристанный всклокоченный мужик. Захохотал дико и прыгнул со ступенек вниз. Будто в бассейн с тумбочки нырнул. Очень ловко прыгнул (Санёк, профессионал, заценил), упал на четыре точки, спружинил… И тут же растянулся на земле, ухая и подергиваясь. Но вряд ли – от боли. Скорее, наоборот. Еще: в момент приземления поясная кобура мужика расстегнулась, и оттуда выскочил занятный пистолетик: хромированная такая игрушка, от рукояти которой в кобуру уходила гофрированная трубка с палец толщиной.
– Оба-на! – Юрий Игоревич остановился рядом с мужиком. Поглядел на него, отдельно – на неформатное оружие, потом – на вывеску.
А Санёк уже разглядывал окна.
Чтобы ни у кого не возникало сомнений, какие именно наслаждения имеются в виду, на окнах вместо стекол – витражи с картинками. Впечатление картинки эти производили жутковатое. По крайней мере половина участников была… как бы не совсем людьми.
– Бордель, – озвучил очевидное банкир.
Из дверей «Дома удовольствий» вышли двое: мужчина и женщина. Оба – в камуфляже, бритые наголо.
– О, как Павлика вштырило! – констатировал мужчина, глядя на сотрясаемого судорогами лохматого.
– Перезагруз нужен, – деловито произнесла женщина. – Я сделаю. Только не здесь.
– Уж да! – согласился мужик, наклонился, вернул загадочное оружие в кобуру, а его хозяина без особого напряга закинул на плечи. Как мешок. И зашагал по дороге. Груз его, что характерно, трястись не перестал.
– Чё, молодой, заправим местным шалавам? – бодро предложил Гучко, мотнув головой в сторону борделя.
Санёк поморщился. Платная любовь не вызывала у него энтузиазма.
– Не смущай парня, – сказал Фёдрыч.
– А я серьезно! – заявил Гучко. – Пошли, Санёк, я угощаю!
И решительно двинулся к гостеприимно распахнутым дверям.
– Вот, итить его, вожжа под хвост! – выругался Фёдрыч, но двинулся за банкиром. Санёк же остался на месте. И тихонько озвучил, где он видел подобные «угощения».
Однако угоститься не получилось и у банкира.
Фёдрыч и пары шагов сделать не успел, как увидел широкую спину своего босса, показавшуюся из дверного проема. Следом за спиной появился и весь банкир целиком, а за банкиром – здоровенный белобрысый детина с заплетенными в косу волосами и бородой. Одет был детина классически а-ля рюс: рубаха с вышивкой, перехваченная шнурком, свободные портки, заправленные в сапоги… Однако в руках у него оказалась вполне современная резиновая дубинка, казавшаяся, впрочем, в подобных лапищах детской игрушкой. На плече у детины сидела мерзкая черная тварь, похожая на летучую мышь-переростка.
– Не, новичок, тебе сюда нельзя, – сообщил детина, ласково улыбаясь Юрию Игоревичу.
Улыбка у детинушки была добрая-предобрая…
Плохо вязавшаяся с мерным постукиванием дубинки о ладонь. Именно постукиванием. Такое ощущение, что не по живому телу, а по дереву.
– Ты не серчай, братишка. Это платное заведение. Вот поднимешь статус – тогда и приходи.
И тук-тук дубинкой.
Мышь, топтавшаяся на необъятном плече детины, встала на задние лапки, растопырила крылья и пронзительно запищала. Сразу стало видно, что крылатый зверек – мужского пола. Очень отчетливо видно.
– Ну и дрянь на тебе сидит, брателло, – проворчал Гучко, пытаясь хоть как-то сохранить лицо.
– Это не дрянь, братишка, – пробасил детина, – а мой эмоциональный сканер. Я ведь на работе, – пояснил он. – Эмоции мне не положены. А ему – можно! – и добродушно хохотнул. А рукокрылый уродец снова распахнул крылышки и продемонстрировал Гучко свою готовность к совокуплению.
– О как, – с нехорошей усмешечкой процедил банкир. – Тебе никто не говорил, брателло, что эмоции у тебя – хреновые? И размерчик у них, прямо скажем, мышиный.
– А вот я сейчас кэ-эк охреначу кого-то по верхней части за слова поносные…
– А с чего это вдруг эмоции? – прищурился Гучко. – Я ж про мышку твою летучую. Или на свой счет принял? Так это тебе, брателло, не ко мне. Я детские комплексы не лечу.
– Не понимаю тебя! – прорычал детинушка. Уродец на его плече еще больше растопырился и зашипел.
– А я тебе объясню, – охотно отозвался банкир. – Но сначала хотелось бы узнать: как у тебя, брателло, с сексуальной самоидентификацией?
Санёк, не сдержавшись, хихикнул. Детина растерялся. Крылатый зверек перестал шипеть и демонстрировать.
– Чего?
– Бывай, говорю, – насмешливо пробасил Гучко. – Мохнаткин сторож.
Последние слова, впрочем, он проговорил совсем тихо. Услышал его только навостривший здоровенные уши «эмоциональный сканер». Но до хозяина не донес. Видимо, не смог.
– Ну ты крут, Юра, – похвалил Фёдрыч. – Такие слова – и без запинки.
– Это ты про сексуальную самоидентификацию? – ухмыльнулся Гучко. Он заметно повеселел. – Тренировка, браток. А слова эти очень полезные. Знаешь, что они означают?
– Догадываюсь, – в свою очередь ухмыльнулся Фёдрыч. – Ладно, пошли нашу Игру искать. Хрен ли мы тут оплаченное время попусту тратим! Тобой, заметь, оплаченное.
И они пошли.