Линия разлома

– Он и есть дома.

– Да…

– Нам надо продержаться двадцать лет, – референт повторил слова Львовского сбора, – пока не народится поколение, для которого Краина не мачеха, а мамка родная. Потом нам ничего не будет страшно.

Да… Вот только с той стороны границы, в лагерях и на съемных квартирах тоже рождается поколение. Для которого Ненька не мать, не мачеха – а смертельный враг. Которого надо любой ценой уничтожить. На той стороне назвать человека бандеровцем – все равно что плюнуть в лицо.

– Да.

Референт смял недокуренную сигарету в пальцах.

– Тебя ни в чем не обвинят. Работай.

В ворота больницы с ревом заруливали бронетранспортеры.

– Как работать? С этими?

– Я сказал, с этими разберемся, – жестко повторил референт, – у них хозяева есть. Надо будет, они к тебе на коленях приползут, понял?

Бойцы мангруппы рассредоточивались у подъезда больницы, со входа – пошли смурные чеченцы, своих убитых они закатали в ковры и несли с собой – по мусульманским традициям надо похоронить до заката. Один из них, увидев керивника, стоящего у машины, поймал его взгляд, провел пальцем по горлу. Керивник схватил автомат, но Дорош перехватил его руку, не дал…

– Но-но. Соображай…

Берзаеву было страшно. О, Аллах, как ему было страшно…

Ему не было так страшно, когда он сопливым еще пацаном попал под атаку русских, тогда он впервые увидел танки и понял, что танк из автомата не подбить. Ему не было так страшно, как тогда в Первомайском, когда по селу начал бить «Град» и они все поняли – русским плевать на заложников, они не допустят повторения того, что произошло в Буденновске, и им плевать, что за это придется отдать, даже если все заложники погибнут, даже если все село придется сровнять с землей «Градом». Ему не было так страшно, когда они пошли на прорыв позиций русского спецназа, – выскочить тогда удалось очень немногим. Ему не было так страшно, когда он повстречался в Вене с одним своим односельчанином, тоже беженцем, а наутро узнал, что его расстреляли неизвестные в подъезде… никто не сомневался, откуда пришли киллеры и что всем этим они хотели сказать всей чеченской общине, обитающей в Европе. Ему не было так страшно в Николаеве, когда вместо ополченцев на позиции оказались русские морские пехотинцы.

Но сейчас – ему было страшно.

Обдолбанный обезболивающим и анестезией, он не сразу понял, что произошло. Пришел в себя, только когда они ехали в какой-то микрашке с высоким потолком. Он попытался вспомнить, что произошло, но мысли были какими-то путаными.

Потом он увидел над собой рожу русского и тем самым, выработанным тремястами лет борьбы, чутьем понял, что перед ним – русский.

– М-м-м…

Голос доносился, как из соседней комнаты.

– Пришел в себя, с…а.

– Не трогай его.

– Да, есть. А правда, что он с Радуевым был, тащ капитан?

– Хрен его знает. Может, и был. Он в Европе много пасся. Старый волчара…

– Мить, дорогу кто сечь будет – Пушкин?

– Ага, понял…

– Да не «ага», а «так точно». Военный.

И чеченец почувствовал то, что он не чувствовал уже давно – страх.

Потом они тряслись по какой-то дороге, и тряска вызывала сильную боль, а потом заехали под какую-то здоровенную крышу, его вытащили и поставили носилки рядом с огромным и грязным колесом полноприводного грузовика.

Послышались шаги.

– Здравия желаю… – Голос был совсем не командный, не военный, скорее глумливый. – Это шо за фрукт тут?

– Чечен, с..а.

– О. А шо он тут забыл?

– Это ты в Киеве поспрошай, – другой голос, явно одного из русских

– Боб, завали. Резко.

– Есть… – недовольный голос.

– Значит, так, конвой пойдет под белорусами, с их команданте уговор есть. Веди себя, как обычно, – нагло, уверенно, ничего не бойся. На всякий случай – на КП во время прохождения конвоя будут шведские инспекторы, если что – поднимай шум, ори во всю глотку. С нашей стороны будет два лишних бэтээра, из охраны ооновцев, в них вованский спецназ[11]. Они тоже в курсе, если что – подсобят, чем могут.

– Ой, мне аж страшно.

– Не ссы, Капустин. Как пройдете границу, иди до самого Ростова, там к кому обратиться – знаешь. Так. Дима, мля, чо встали? Особое приглашение нужно? Носилки схватили – и в машину. Резко.

– Тащ командир. Надо ему промедола ширнуть.

– Обойдется. Ширни его ксилазином, и пусть едет.

– Загнется.

– Ничего. Крепкий, гад.

Ксилазин в отличие от промедола не обезболивал, а только обездвиживал.

Чеченцу сделали укол. Потом носилки подняли и засунули в машину…

Кубинец уходил другим путем.

Конечно же, он не рванул к границе, ищи дурака. Наоборот, он рванул в глубь Украины. Вряд ли кто-то мог об этом подумать – и он спокойно ушел из города, даже захватив с собой винтовку.

У одного из бывших колхозов, ныне заброшенного, он загнал машину в сарай и спрятался. Винтовка была с ним, он взял ее с собой, хоть и не должен был. Никто не упрекнет его за это – кто жив, тот и прав. Теперь, винтовка позволит ему отстреляться и уйти, даже если он приволок за собой хвост.

Навигатором – он взял координаты местности по GPS и сделал несколько снимков встроенной в телефон камерой. Все это он сбросил в сеть по гражданскому протоколу. После чего он оборудовал позицию на чердаке заброшенного дома, притащил остатки слежавшегося старого серого сена и залег с винтовкой, контролируя дорогу.

Время еще было.

Думать не хотелось ни о чем. Совсем ни о чем. Но мысли лезли в душу как крысы, прогрызающие себе путь в зерновом ларе.

Они никогда не думали, что будет именно так. До последнего надеялись, что кто-то там, на той стороне – одумается и скажет: люди, что мы творим?! Мы же все украинцы! Какая разница – какой язык, какая вера? Что мешает нам жить вместе?

Оказалось, что кое для кого язык оказался важнее.

Смешно, но он поддерживал майданы. И первый, и второй. Многим тогда казалось, что зло – во власти, в ее своекорыстных и злонамеренных действиях, и стоит только сменить власть, как все будет нормально. Как же они верили тогда! Только оказавшись в лагере беженцев под Ростовом, он с ужасом понял, что зло было не во власти. Зло было в них самих. И значит, все, что с ними произошло, они заслужили…

И то, что с ним, лично с ним рано или поздно произойдет, он тоже заслужил.

Село было пустым, тихим, ветерок колыхал большие, уже отросшие лопухи. На дорогу выскочила кошка, одичавшая, она понюхала воздух и юркнула назад…

От нечего делать он стал вспоминать своих друзей. Первым на память пришел Сашка Стешко. Программист, владелец небольшой фирмы, работающей на Европу, – он тоже думал, что будет все нормально. Ушел он в Луганске, ушел, как мужик, – с гранатометом в руках.

Они никогда не говорили «погиб». Только – ушел.

Во имя всего святого, что надо сделать для того, чтобы мирный мужик взял в руки граник и встал на пути танка?

Теперь они, конечно, были умнее. Граники сменили мины и фугасы, автоматы и ружья – снайперские винтовки. Пацаны в лагерях – закончат дело. Как сказал Дед – лучше совсем не жить, чем жить под фашистами.

Смеркалось…

Ночью над деревней едва слышно загудели моторы. Два – а может быть, и больше – мотодельтаплана, засечь и перехватить которые не могли даже новейшие, висящие на дирижаблях радары, – закружили над деревней, ища посадки. Он вышел в поле, когда-то плодородное, а ныне заросшее травой, включил фонарик, закрутил им над головой, потом положил, обозначая направление посадки, и отбежал в сторону.

Мотодельтаплан, рабочая партизанская лошадка, пошел на снижение, запрыгал по невидимым в траве кочкам. Второй, бурча мотором, кружил в ночном небе, скорее всего – там стрелок. Нельзя недооценивать эту штуку – стрелок, с разворотистым, легким, скорострельным автоматом или ручным пулеметом, наделает дел. Они так на волков охотились, чтобы отработать навыки. Еще в Казахстан ездили, тоже стреляли в степи волков и браконьерили сайгу…

Стрелок неуклюже побежал за дельтапланом, на подходе его осветил тусклый свет фонарика, поставленный на минимальную яркость.

– Кто?

– Кубинец.

– К кому?

– Мудрому викингу поклон.

«Водитель кобылы» опустил автомат. Он был экипирован по последнему слову – ночной монокуляр и лазерный прицел на автомате с видимым и невидимым лучами – для стрельбы с воздуха просто отличная штука. Впрочем, военные летчики молодой Новороссии считались элитой, снабжение было – соответствующее.

Они руками переставили мотодельтаплан, повернув в обратную сторону, – на взлет. Летчик, занимая место, поинтересовался:

– Вес сколько?

– Около сотки.

– Давай назад, пристегнешься – хлопни. Винтарь выбрось.

– Сам-то понял, чо сказал?

Кубинец знал, что максимальная нагрузка мотодельтаплана – сто двадцать. Хотя ни один «водитель кобылы» на максимуме взлететь не согласится, будет мозги морозить.

– Давай, пошел. Не тормози.

Мотодельтаплан неспешно пошел разгоняться по полю, прыгая намного меньше – потом грузно, как раскормленный гусь, оторвался от земли и начал неторопливо набирать невеликую свою высоту – над Ненькой выше сотки не ходили. Под пятой точкой проскочила дорога, по которой он приехал в село, одиноким жуком по ней ползла фура, высвечивая себе путь дальним светом. В воздухе – световым мечом джедая метнулся луч – стрелок второго дельтаплана лазером указал направление, и «водитель кобылы» согласно мигнул фонариком. Кубинец подумал – не стоит ли в качестве алаверды расстрелять наблюдательный аэростат над границей, там на нем оборудования на пол-ляма – но по здравом размышлении решил этого не делать.

Смелых и старых партизан не бывает. Бывают или смелые, или старые. И со спецназом, кстати, та же самая ерунда.

В общем – домой…

В этот момент – что-то просверкнуло перед глазами, и Кубинец почувствовал, как аппарат разваливается на части…

Информация к размышлению

Документ подлинный

/перевод автора книги/

>> Как коренной украинец могу уверенно заявить, что украинизация Крыма, Донбасса, Харькова, Одессы, Николаева, Херсона, Кривого Рога, Днепропетровска, Запорожья, Кременчуга и иных русскоязычных мест возможна лишь при помощи тоталитарной военной диктатуры, репрессивными методами. Только если защитникам двуязычия выбивать зубы прикладами автоматов, если за такие действия: http://slovoor.info/SO41/St41Nah.htm будут расстреливать украинофобов на месте, без суда и следствия.

На востоке доминирует советско-российское космополитичное население неизвестного этнического происхождения. В Харькове, Одессе, Николаеве, иных местах процесс ассимиляции через межнациональные, российско-украинские браки насчитывает как минимум 150 лет. Поэтому определять здесь, кто москаль, а кто украинец – это все равно, что приготовить омлет, а потом пытаться отделить от него желток. Здесь уже сформировался новый народ – русскоязычные креолы без национальной самоидентификации, дети советского народа. Украинская православная церковь Московского патриархата имеет наибольшую конфессию на востоке Украины. А численность сторонников Партии совковых регионов и Компартии Украины на Востоке все равно в десятки раз больше сторонников «Свободы» и нацдемов, вместе взятых. Чтобы сотворить действительно Украинскую Украину в городах Востока и Юга, одной лишь люстрации будет мало, необходимо отменить парламентаризм, запретить все политические партии, национализировать всю промышленность, все СМИ, запретить ввоз на Украину любой литературы на русском, запретить издавать любые книги на русском языке, даже буквари, полностью заменить руководящий состав госслужбы, образования, военнослужащих, физически ликвидировать всю пророссийскую интеллигенцию и всех украинофобов (списки на ликвидацию может составлять любой член ПО Свобода), убить всех членов антиукраинских партий и организаций, не только пророссийских, но и прорумынских, проугорских, протатарских. Это негуманно и не по-христиански, но очень эффективно. Сталин сам такими методами создал красную империю и жесткую вертикаль власти всего за двенадцать лет. Целесообразно устроить что-то вроде китайской культурной революции, применить по отношению к русскоязычным методы Пол Пота, отправить их на поля работать под принуждением. Или организовать в русскоязычных регионах новый голодомор, чтобы уменьшить численность населения. Только перед этим вывезти всех украинцев из этих регионов, окружить местность войсками и организовать блокаду, лучше зимой. Отключить газ, свет, воду, перекрыть канализацию, отключить сотовую связь. Кто еще надеется на постепенную, эволюцонную украинизацию, пусть посмотрит последние избиения депутатов в Верховной раде и так же избиение свободовцев в Одессе. Но возникает вопрос нехватки украиноязычных человеческих ресурсов, ведь для этого 3/4 Галичины и Волыни предстоит на восток переселить. Потому что русскоязычных креолов очень много. Андрухович прав. Он еще слишком лояльно относился к Донбассу и недооценил донбасских имбицилов. Уже в гуцульских ресторанах в Карпатах гуцульские музыканты поют «Мурку» под цымбалу на заказ для донецких дегенератов. Гуцулы скоро научатся играть и петь «Владимирский централ». Как бы не пришлось не Донецк с Крымом отделять, а самой Западной Украине отделяться, чтобы украинскую нацию в своей державе сберечь от исчезновения.

http://www.forum.vosvoboda.info/posting.php?mode=quote&p=179762

Секретно

Куба Вячеслав Владимирович, 1976 г. р., уроженец г. Северодонецка.

Кацапский террорист, особо опасен. Известные клички: Куба, Кубинец, Рубен, Кубик, Комод. В период 1994–1995 годов проходил службу в составе Первой аэромобильной дивизии ВС Украины, ВУС – разведчик – снайпер. Уволен в запас в звании «сержант». 1995–2001 годы – водитель грузовика, с 2001 по 2014 год – ФОП[12]. С 2014 года – в составе террористической организации «Русский выбор»…

Россия, Астрахань

Russian War of terror

01 июня 2020 года

Мне есть чем платить, но я не хочуПобеды любой ценой.Я никому не хочу ставить ногу на грудь.Я хотел бы остаться с тобой,Просто остаться с тобой,Но высокая в небе звезда зовет меня в путь.Группа крови на рукаве,Мой порядковый номер на рукаве,Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:Не остаться в этой траве,Не остаться в этой траве.Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!

Немудреная музыка, простые слова – но цепляет. Затягивает, можно сказать. Позволяет немного отвлечься и не думать.

В общем, здравствуйте.

Поскольку вы наверняка читали мое обращение, поставленное в самом начале рукописи, повторяться с представлением не буду, смысла нет. Получилось, конечно, несколько напыщенно, но в то же время духоподъемно, в общем, как надо. Думаю, Шурка из контрпропаганды одобрила бы, хотя она еще та язва. Вполне может быть, что и надругалась бы цинично над моими души прекрасными порывами.

Опять перехожу на патетику. Ладно…

В общем, имя мое вы уже знаете, расскажу теперь, чем занимаюсь. Занимаюсь я тем же самым, чем занимался большую часть жизни, только теперь на частных началах. После этого гребаного Хельсинкского раунда (кстати, кто-то знает, что словом «раунд» по-английски обозначается патрон?) – открыто работать стало невозможно, беженцев просто сдали под сильнейшим нажимом. Но хорошие герои всегда идут в обход – на следующий день после подписания Россией этих договоренностей я, как и двести моих коллег, подали рапорта, уволились со службы и организовали ЧОП. Называли его «Риск групп», но среди беженцев мы больше известны как «Группа крови». Просто среди нас оказалось слишком много тех, кто не забыл Виктора Цоя. Едва ли не самым большим поклонником творчества певца оказался я, у меня даже старая кассета была, с альбомом «Группа крови», первая, которую я купил, – оригинал, восемьдесят девятый год. Помните, кстати, что такое кассеты? Э… господа, как же давно это было-то. Благословенный белый прямоугольник в коробочке с разноцветной этикеткой, две дырки, коричневая лента, можно переставлять другой стороной и слушать. Их продавали на рынке в моем городе, с картонных коробок со срезанным верхом – за новую кассету мы, тогдашние пацаны, душу готовы были прозаложить, вместе копили, откладывали с тех копеек, что давали нам на обед, бежали на базар, покупали. У меня был двухкассетник, «Иж-306», можно было самим переписать музыку с одной кассеты на другую, чем мы и занимались. Потом слушали. Не было тогда ни Интернета, ни дисков, новые фильмы бегали смотреть в видеосалон. Там билет – пятерка, а родаки сто тридцать зарабатывают. Еще помню, первый игровой салон открылся, в холле библиотеки, там игра была – кунг-фу, что ли. Один играет, два десятка смотрят.

Давно все это было. Давно.

Возвращаемся к нашим баранам, короче.

Поход на Крым обернулся для Украины полным обломом, но в то же время – стал прологом к новым, куда более зловещим событиям. В Таллине подписали урегулирование, Украина отказалось от Крыма, но сохраняла за собой юго-восток, при условиях пересмотра конституции, широкой автономии регионов и прочего евротолерантного бреда. Бреда – потому что любому вменяемому человеку было понятно: мы нажили себе врага. Русские – по обе стороны границы – нажили себе врага. Который рано или поздно – захочет все переиграть назад. Русские флаги и яйца в лицо приехавшим агитировать «свидомым» – не забудут.