– Стой! – крикнул Иван Матвеевич.
– Что? – отозвался пришелец.
– Отойди от телевизора? Гляну всё-таки…
– Пожалуйста, – гость из параллельного мира отодвинул себя в сторону.
Сидоров ступил к сиреневому ящику, неловко наклонился, ме-едленно всунул голову в экран.
– Вижу коридор синий, – донесся приглушенный голос. – В конце его дверь… такая… какая-то ужасная дверь, обитая дерматином и… ручка болтается на одном гвозде.
– Это дверь моей квартиры, – покривился пришелец. – Я живу довольно бедно, в отличие от тебя. На зарплату провинциального журналиста не разгуляешься. И ты знаешь… мне пришла одна идея!
Пришелец резко нагнулся, схватил Сидорова за ноги и опрокинул его тело в экран телевизора. Сам сиреневый ящик быстренько выключил. После достал из кармана «переместитель Подколёскина», бросил на пол и хорошо потоптался по нему ногами. От гениального изобретения остались только обломки. Следом была разорвана и сожжена Инструкция.
– Так-то лучше! – заметил пришелец.
В девять часов следующего утра – Иван Матвеевич Сидоров пришел к себе на работу.
– Ну что, Мариша? – спросил он у миловидной секретарши. – Ты всё по мне сохнешь, а я всё не обращаю на тебя внимания?
– А? – покраснела Марина.
– Ты хочешь за меня замуж, но я – чёрствый сухарь и убежденный холостяк, – продолжал Сидоров. – За месяц я узнал все тайны в этом коллективе, – добавил он вполголоса.
Мариша круглыми глазами смотрела на начальника.
– Скажу, что я не против жениться на тебе, – развивал Иван Матвеевич. – В моём прошлом мире ты всегда была моей Эротической Мечтой, которая не обращала внимания на скромного журналиста и желала главреда Пронькина. Но теперь… Эй, заноси!
Вбежал курьер Пронькин с большой корзиной роз. Он торжественно передал цветы Сидорову, подобострастно ему кивнул и выскочил вон.
– Держи! – Сидоров поставил корзину на секретарский стол. – Вечером приглашаю к себе на ужин, – главный редактор интимно подмигнул.
– Ах, Иван Матвеевич! – томно произнесла Мариша. – Это всё так неожиданно, но я… открыта для всех предложений… – девушка дразняще облизнула свежие губки.
– Обожаю такую ерунду! – усмехнулся Сидоров. – Нет, просто обожаю!
17 июня 1995 г.
2. Русская народная сказка
В сибирской глубинке, в обыкновенном городе, стояла двухэтажная избушка на козьей ножке. Четыре стены, покрытая ржавеющим железом крыша, почерневший, изъеденный червями, деревянный фасад. Окна выходили на обыкновенную улицу, – усаженную плющом и акациями, усеянную пустой стеклотарой, одуванчиками и окурками. Двери четырех квартир находились с задней стороны избушки, и вели на обширный участок земли. Часть земельной площади тут занимал общественный нужник, дверь коего громко скрипела при открытии/закрытии, тем самым уведомляя всю округу о приеме очередного посетителя. Напротив нужника громоздился сарай, разделенный жильцами на четыре помещения. Дорожка, вьющаяся между этими двумя строениями – вела к небольшому захламленному пустырю, который жильцы гордо именовали огородом. Зимой он покрывался пушистой шапкой снега, а летом буйно зарастал крапивой и коноплей. Иногда, в моменты необыкновенного подъема души, жильцы предпринимали попытки засадить пустырь овощными культурами. В течение полутора-двух дней в году – на огороде были видны согбенные спины. Однако спины закономерно исчезали, и клочок земли опять становился обителью мышей, бродячих собак и кошек.
В избушке жили четыре семьи. По две на каждый этаж.
Квартиру № 1 занимал юркий невзрачный человек с женой и дочкой. Чернявый, смуглокожий. Звали его Кащей Бессмертный, приехал он в Сибирь откуда-то с юга. Женой являлась худая, с плоской грудью, женщина, – с черными, стриженными под мальчика волосами и узкими монгольскими глазами. Василиса Прекрасная – очень чуткая и отзывчивая особа! Дочь – это семилетняя девчушка Цветик-Семицветик. С мамой её роднила короткая прическа, а с папой умение материться. Последним обстоятельством дочь очень гордилась, так как никто из её ровесниц на улице не умел этого делать. Также Семицветик часто пускала слюни и сопли.
В квартире № 2, через стену от семейства Кащея – жили старик со старухой. Леший с Бабой Ягой. Они никогда не мылись, не стриглись и никуда не ходили.
На нижнем этаже находись квартиры № 3–4, и их делили следующие квартиросъемщики:
Две комнатки принадлежали маленькой согбенной старушке, с длинным висячим носом. Герцогиня Курляндская! Ходили слухи, что перед Октябрем 1917 года она бежала сюда из Златоглавого города, – совсем ещё молоденькой русалочкой![2] Болтали, что экс-русалочка привезла с собой большие ценности, которые где-то спрятала от большевиков. Впрочем, в глаза брильянтов никто никогда не видел. А старожилы, что и распустили данные слухи, – давно померли. И с их отходом в мир иной – слухи покрылись мхом.
Квартиру № 4 занимала семейная пара сожителей – Кикимора с мужем. Кикимора была нечесаной, пахла несвежим бельем и самогонкой. Носила кирзовые сапоги и единственное платье. Некогда платье имело зеленый цвет, но ныне его первоначальный окрас вызывал большие сомнения. Кикимора лучше всех на улице умела ругаться, и послушать её собирались толпы! Мужем был Водяной – спокойный грязный человек с полуинтеллигентным лицом.
Все жильцы дома пили часто и много русскую водку, красное вино по рупь-двадцать, но обыкновенно – одеколон и самогонку. Напившись, каждый вел себя согласно способностям и темпераменту:
– Кащей и Василиса любили друг друга на крыльце.
– Яга с Лешим жгли печку (даже летом) и колдовали.
– Герцогиня Курляндская неистово молилась Папе Римскому.
– Кикимора бегала по улице, горланя непотребное. Водяной блевал в окно.
Теплым апрельским вечером избушка полыхнула! Начался пожар! То ли дряхлая проводка, то ли Яга с Лешим доколдовались, то ли Божья воля, то ли-то ли… Пламя быстренько сожрало всю избушку, вместе с козьими ножками! Благодаря чуду – почти все алконавты спаслись. Кроме Герцогини. Вскоре подъехали три машинки.
Пожарники потушили головешки. Милиция наспех провела опрос сказочной пьяни. Скорая помощь погрузила труп Герцогини и отчалила. Ушлый Кащей умудрился умыкнуть у медиков бутылек спирта. Когда врачи уехали – спирт был честно поделен и распит между погорельцами. После все разошлись.
Василиса с Кащеем поселились у жениной матери. Несмеяна – это в прошлом мудрая королевишна, а ныне малообеспеченная пенсионерка.
Баба Яга и Леший были определены местной управой в дом престарелых.
Кикиморе с Водяным мэр подарил халупу на болоте.
После пожара немногие уцелевшие деревянные части избушки и козьи ножки – растащили соседи. Земля некоторое время была ничейной, а после её взял в долгосрочную аренду дядя Петя Куренчаков.[3] Предприимчивый самогонщик с соседней улицы!
– Тут будет питие! – сказал дядя Петя.
Понаехали рабочие, начали копать котлован для фундамента, под новое здание. Вскоре они наткнулись на увесистую шкатулку, окованную медью. Позвали дядю Петю, при нём шкатулку вскрыли. Внутри лежали брильянты Герцогини Курляндской. Дядя Петя с чистой совестью брильянты положил в свой карман, выдав – однако – солидную премию рабочим. Ну и мэру немного подарил, – так, на всякий случай.
Теперь на месте избушки – красивый пивной бар. Насколько пивной бар может быть красивым. Дядя Петя самолично торгует у стойки, а его пиво явственно отдает сивухой.
Бар собирает отличные выручки, благодаря истории с кладом Герцогини. Каждый, кто хоть чуть в теме, – стремится попасть в заведение дяди Пети, дабы от оного услышать шикарную историю о брильянтах. Из первых уст, так сказать. А дяде Пете и не жалко рассказать. Даже в удовольствие!
12.06, 1996.
Испр. и доп. 08.06.1999 г.
Последняя лит. обработка: август 2014 г.
3. Поездка в Америку
Известно, что в России не пьют только фонарные столбы. Валерий Клюев столбом не был, также, как его родители, недавно ушедшие в мир иной. Почему они ушли так рано, удивляться не приходилось. Они руководствовались в жизни девизом: «Пейте, как мы, пейте вместе с нами, пейте больше нас».
В наследство от них Валерию достались дом, два поросенка и кошка с тремя котятами. Валерка, не мудрствуя лукаво, пропил одного поросенка.
В свои 27 с хвостиком он обладал звонким голосом, впалой грудью и грушеобразной головой, которая у него при ходьбе раскачивалась из стороны в сторону. Летом он ходил в спортивном костюме белого цвета, который за три года потерял свою первоначальную белизну, и в кроссовках, на которых жирной краской была выведена цифра 42,5. Зимой носил телогрейку мышиного цвета, шапку-ушанку цвета хаки.
Когда этот молодой человек был веселым, – а добрейшая тетя Даша заботилась о том, чтобы он никогда не грустил, – ему приходили разные мысли, они складывались в планы, а планы грозили осуществиться.
Тут надо оговориться, что, хотя Валеркины родители жили по красочному девизу, в их мозговых коробках никогда не было затейливых мыслей, а тем более планов, благодаря чему они сохранили приличный дом и даже кое-какую живность.
Однажды Валерка сидел и смотрел телевизор, и вдруг ему пришла такая глубокая мысль, что он даже подпрыгнул на стуле, отчего мысль съежилась и потерялась. Он силился вспомнить, что ему пришло в голову, но вспомнить не мог, и это было мучительно.
Тут начали показывать США, и молодой человек понемногу отвлекся и размечтался.
«Живут же люди! – подумал он, глядя на цветущие физиономии американцев. – Вот бы мне так! Говорят, там даже на одно пособие по безработице можно прожить»…
Постепенно в его грушеобразной голове стал созревать план, который, если бы его удалось осуществить, обеспечил бы ему безбедное существование в раю, именуемом Америкой. Правда, его немного беспокоила мысль, что нельзя взять с собой тетю Дашу с ее чудодейственным аппаратом, но он это препятствие надеялся преодолеть.
Надо заметить, что, какая бы шальная идея ни созрела у Валерки, на следующий день, едва раскрыв глаза, он брался за претворение ее в жизнь.
И на этот раз он не отступил от своего правила. Утром, похмелившись и закусив остатками поросенка, Клюев отправился к своему соседу дяде Ване Поперечному с интригующим предложением стать владельцем отличной хибары за несколько миллионов презренных российских дензнаков, которых, к слову сказать, у соседа было видимо-невидимо. Поперечный давно уже положил свое хитрое око на клюевскую избу, поэтому они сторговались довольно быстро.
Ударив по плечу и по кошельку дяди Вани, что, надо сказать, никак не отразилось на благосостоянии соседа, Валерка, окрыленный успехом, отправился к тете Даше, провернул с ней удачную бартерную сделку (я тебе поросенка – ты мне самогонный аппарат) и отправился на вокзал, неся сумку внушительных размеров.
Прибыв в Москву с опустевшей сумкой и с сильной головной болью, Клюев все же вымучил из себя дельную мысль. Торбу с половиной денег он оставил в камере хранения, а другую половину взял с собой. Он собрался идти в заведение. где под сенью искусственных пальм заботливые люди избавляют посетителей от чрезмерно толстых кошельков и излишних фантазий – другими словами, в ресторан. Мы говорим «собрался идти», потому что нос его против воли развернулся на 180 градусов и уперся в кучку оборванцев, что-то смачно тянувших из бутылки. Это «что-то» при ближайшем рассмотрении оказалось простой водкой. Ноги принесли Валерку к этой компании.
– Здорово, мужики! – приветствовал он незнакомцев. – Опохмелите?
– Здорово, коль не шутишь, – ответил один из оборванцев. – Но опохмелить тебя не можем, потому как нас, ты видишь, пятеро, а шнапса всего треть бутылки.
«Издеваются», – подумал Валерка и хотел уже идти, но наследственность взяла верх, и он протянул незнакомцам купюрку.
Очнулся Клюев в сточной канаве. С удивлением обнаружил пустые карманы и фингал под глазом. Сквозь боль в голове вспомнил некоторые события вчерашнего вечера. То, например, как он собирался ехать в Кремль бить морду президенту. Валерка потрогал огромную шишку. Нет, до президента, похоже, он не добрался. А может, он уже в Америке?
Клюев вылез из канавы, огляделся. Он стоял посреди лужи в глухом переулке, Какая-то старушка шарахнулась от него, суетливо крестясь. Прошедший мимо солидный мужчина обозвал его по материнской линии.
«Нет, это не Америка», – уныло подумал Валерка.
Окончательно убедил его в этом приближающийся милиционер. Наш герой не стал испытывать судьбу и дал тягу.
Добравшись без приключений до вокзала, Валерка первым делом сходил в туалет, умылся, очистился, что сразу придало бодрости. Тут напомнил о себе пустой желудок. Пораскинув мозгами, Клюев отправился в камеру хранения, вынул свой капитал. Пересчитав деньги, отправился в ближайшую закусочную, которая но имела названия, так как была частью респектабельного ресторана.
Наполнив свой желудок до отказа, Валерка уже собирался покинуть гостеприимное заведение, как вдруг в самом дальнем углу заметил усатого молодого человека, чем-то ему знакомого. Клюев добросовестно вспоминал, где он видел эту усатую личность. Его усилия оказались не напрасными. Ну, конечно, именно этого человека Валерка видел несколько дней назад на экране телевизора в передаче про американский образ жизни.
Клюев со скромностью, отличающей хорошо воспитанных людей, подошел к американцу и попросил разрешения присесть рядом. Американец посмотрел на него с удивлением, но ничего не сказал. Валерка тоже молчал.
Иностранец глубоко вздохнул и чихнул. Клюев снова промолчал.
Американец, начиная терять терпение, громко кашлянул. Валерка и на этот раз ничего не сказал. Так они просидели минут десять. Подданный США молча ел суп, а гражданин России молча на него поглядывал. Время от времени они обменивались быстрыми, как молния, взглядами.
Наконец, наш герой обратил внимание на то, как одет иностранец. Внешне он ничем не отличался от обыкновенного российского мужчины. На нем были темный свитер, плисовые брюки, огромные стоптанные ботинки серо-коричневого цвета. На голове красовалась залатанная кепка. Валерку это не смутило. Наконец, набравшись смелости, он спросил:
– Ду ю спик инглиш?
Это была единственная фраза, усвоенная им на школьной скамье за семь лет обучения английскому языку.
Американец, удивленно на него посмотрев, ничего не ответил. Валерка, решив, что американцы тоже люди и ничто человеческое им не чуждо, решительным шагом подошел к стойке и купил бутылку коньяка. Вернувшись к столику, увидел, что американцев уже двое. Ничуть не смущаясь, они громко матерились по-русски, поглядывая на него.
«Ишь ты, – подумал Валерка, – насобачились!».
Но вслух он ничего не сказал и, поставив бутылку на стол, сел рядом. Американцы пили совсем по-русски, высоко прокидывая стаканы и смачно закусывая. Валерий сделал еще одну попытку заговорить – на тот раз удачную. После пяти минут разговора второй иностранец, высокий худой брюнет в кирзовых сапогах, поведал Клюеву, что они коммерсанты, скупающие излишки советского ширпотреба для каких-то своих целей. Каких, Валерка не понял и не пытался понять. После третьей бутылки первый интурист пообещал нашему герою взять его с собой в США не позднее, чем завтра утром, с условием, что Валерка пойдет ночевать к заграничному джентльмену. Первым рейсом он сможет вылететь навстречу богатству и почету. Второй американец ничего не обещал, но многозначительно кивал головой в подтверждение слов первого.
Что было дальше, Клюев помнил смутно. Очнувшись, обнаружил, что лежит на чем-то никак не соответствующем по удобству заграничному ложу. Подняв голову, он чуть не расшиб себе лоб об какую-то крышку. Подняв ее, увидел мокрый асфальт и стоящие неподалеку дома.
Так как от удара головой о крышку канализационного люка Валерий получил небольшое сотрясение, он довольно быстро стал припоминать вчерашний вечер. Например, он вспомнил, что хотел ехать в Голливуд научить Рэмбо стрелять из автомата. Когда он посмотрел на свои ноги, то увидел вместо штиблет, купленных перед отъездом в Москву, – кирзовые сапоги второго американца. Сунул руки в карманы. В них гулял ветер, нашлась только одна сторублевка.
Клюев застонал, вылез на поверхность и пошел без определенного направления. На углу увидел кучку оборванцев. Подошел к ним и спросил:
– Мужики, может, опохмелите?
22-26 июня 1995 г.