Большой шеф Красной капеллы: Впервые в мире беседы с Леопольдом Треппером

Когда дело «Фантомаса» оказалось в центре всеобщего внимания, то Свитц сообщил в Москву, что ему удалось выпутаться из этой истории и теперь он должен исчезнуть на какое-то время, что он и сделал. Свитц спрятался так хорошо, что его никогда уже больше не видели.

Французская полиция добилась своего: суд обвинил невиновного корреспондента Рикье в шпионаже, осудил Вира и Штрома.

Когда весной 1937 г. Леопольд Треппер вернулся в Москву, то сотрудники Разведупра скептически отнеслись к его сообщению о невиновности Рикье. Он снова выехал в Париж. На этот раз (за некоторую мзду) ему удалось убедить архивариуса Дворца правосудия предоставить нужные документы для снятия с них фотокопий. Архивариус согласился на это с большой охотой, так как через месяц-другой ему предстояло выйти на пенсию и он ничем не рисковал.

Полученные документы Леопольд Треппер передал сотруднику советского посольства, чтобы тот переправил их в Москву дипломатической почтой.

Леопольд Треппер вернулся в Москву в июне 1937 г.

Я.К. Берзин находился в Испании в качестве главного военного советника при республиканском правительстве. Один из сотрудников Разведупра, полковник Оскар Стигга внимательно выслушал сообщение Леопольда Треппера о выполнении задания и сказал, что теперь в деле «Фантомаса» никаких неясностей больше нет.

Много лет спустя Леопольд Треппер вспоминал:

«Стигга часто беседовал со мной. Этими контактами и определилось мое принципиальное согласие целиком и полностью перейти на работу в разведку. Вообще говоря, «шпионаж» не привлекал меня по моим личным наклонностям. Не было у меня к нему никакого призвания. Вдобавок я никогда не служил в армии. Моим единственным устремлением было бороться с фашизмом. Кроме того, Стигга убедил меня еще и таким аргументом: Красной Армии нужны люди, твердо убежденные в неизбежности войны, а не роботы или льстивые вельможи. Жребий был брошен...»

Генерал П.И. Ивашутин, возглавлявший Главное разведывательное управление Генерального штаба Вооруженных Сил СССР с 1963 по 1986 гг., в своих воспоминаниях о минувшей войне писал:

«Сталинские репрессии против руководящего состава Красной Армии во всех звеньях нанесли также тяжелый удар и по военной разведке. С 1938 по 1940 год были арестованы и уничтожены начальники разведывательного управления Я. К. Берзин, С. П. Урицкий, И. И. Проскуров, почти все заместители начальника управления, в том числе Гендин, Орлов, Давыдов, Никонов, а также многие начальники отделов и другие должностные лица центрального аппарата и разведорганов на периферии. В 1940 году начальник Разведуправления комдив IТроекуров докладывал Сталину, что в управлении было репрессировано больше половины личного состава. Решением Сталина при активном участи Ежова, а затем Берии была ликвидирована значительная часть зарубежной разведывательной сети, создававшейся годами...»{1}.

К сказанному выше необходимо добавить, что в годы Великой Отечественной войны во главе Разведывательного управления были: Ф.И. Голиков (7.1940 — 11.1941), А.П. Панфилов (11.1941 8.1942), И.И. Ильичев (8.1942 — 7.1945), далеко не все они были профессионалами в разведке, так же, как и многие другие сотрудники Центра, посылавшие зарубежным резидентурам свои указания и директивы.

«Канадский промышленник» Адам Миклер решил начать свою деловую жизнь в Брюсселе, столице Бельгии. Законы этой страны, строго придерживающейся нейтралитета, дают большие возможности для разведывательной деятельности (если она, конечно, не направлена против самой Бельгии). Ее географическое положение позволяет быстро переместиться в Германию, во Францию или Скандинавию. Т.е. здесь вполне осуществим план создания разведывательной организации, принятый Я.К. Берзиным.

Появившийся в начале 1938 г. в Брюсселе под именем «канадского промышленника» Леопольд Треппер должен был создать с помощью своих товарищей «крышу», надежно прикрывавшую деятельность разведчиков.

Решающую помощь оказал ему старый знакомый — Лео Гроссфогель, которого он знал еще по Палестине.

Лео Гроссфогель родился в 1901 г. в Страсбурге. Затем, в результате возвращения Эльзаса и Лотарингии Франции стал французским гражданином. Дезертировав из армии, потерял гражданство и уехал в Палестину. В 1928 г. он переселился в Бельгию, присоединившись к двум членам своей семьи, ставших владельцами фирмы «Король каучука», и стал ее коммерческим директором. Почтенный фабрикант Лео Гроссфогель был хорошо известен всему промышленному и торговому Брюсселю.

Фирма «Король каучука» изготовляла непромокаемые плащи, и Лео предложил учредить экспортную компанию д ля сбыта ее продукции через многочисленные филиалы за рубежом. Так осенью 1938 г. возникла фирма «Отличный заграничный плащ», чьи дела под умелым руководством Лео Гроссфогеля быстро пошли в гору.

Пост директора занял Жюль Жаспар, выходец из семьи политических деятелей Бельгии, его брат был премьер-министром, а он сам — бельгийским консулом в различных странах, и его связи помогли создать филиалы фирмы в Швеции, Дании, Норвегии, там, где правовые нормы не ограничивали деятельность иностранных коммерческих предприятий.

При поддержке Лео Гроссфогеля, входившего в состав правления фирмы, «канадец Адам Миклер» вскоре стал одним из акционеров, предприятие быстро развивалось. К маю 1940 г. в скандинавских странах работали вполне преуспевающие филиалы, были установлены связи с Италией, Германией, Францией, Голландией и даже с Японией, где закупался искусственный шелк. Никто из коммерсантов не догадывался об истинном назначении головной фирмы «Отличный заграничный плащ», располагавшейся в Брюсселе.

В начале лета 1938 г. в Брюссель приехала жена Треппера Люба вместе с их полуторагодовалым сыном Эдгаром.

Семья «канадского промышленника» снимала скромную квартиру на авеню Ришар-Нейберт. Их соседи — Гроссфогели — проживали в доме 117 на авеню Прюдан-Боль. Они были связаны тесной дружбой с давних пор и охотно ходили друг к другу в гости.

В окружении семьи Леопольд Треппер (Адам Миклер) по всем статьям походил на благополучного, серьезного и внушающего полное доверие бизнесмена. Его жена — заботливая хозяйка и мать семейства. Но, выполнив свои домашние обязанности, она иногда встречается с представителем Центра — служащим советского торгового представительства в Брюсселе.

Как только коммерческая «крыша» была признана достаточно готовой, из Москвы стали прибывать новые люди.

Весной 1939 г. в Брюсселе появился «уругвайский гражданин» — Карлос Аламо — Михаил Варфоломеевич Макаров. О нем известно мало; родился в 1915 г. в городе Тетюш, в Татарстане. Отца потерял рано, мать и трое детей еле сводили концы с концами. Окончив семь классов, Михаил переехал в Москву, где ему удалось поступить учиться в институт новых языков на переводческое отделение, где он изучал французский и испанский языки. Товарищи, вспоминая о нем, говорят, что он был самым молодым из них. «Очень скромный, доброжелательный, молчаливый — таким запомнился нам Миша».

Пять выпускников института и среди них — М. В. Макаров стали добровольцами и выехали в Испанию, чтобы сражаться с фашизмом. Он прибыл в Картахену в октябре 1936 г. (уже через три месяца после начала франкистского мятежа) и был направлен в качестве переводчика в летную часть республиканцев, где вскоре овладел специальностью бортстрелка.

Герой Советского Союза генерал-майор авиации Г. М. Прокофьев рассказывая о нем: «Мишу Макарова знаю с самой лучшей стороны. Скромный, храбрый был молодой человек. Ему не было положено принимать участие в боевых вылетах на СБ (скоростной бомбардировщик), но он хорошо освоил специальность стрелка и добился разрешения. В боевых вылетах вел себя отлично».

«Мы вылетали звеньями на боевые задания, — вспоминает о нем другой его однополчанин, генерал-майор В.М. Рогов. — Я, так же, как и Миша, был стрелком. После выполнения задания возвращались без потерь. Мишу всегда хвалили за его храбрость и точное выполнение задания. Он был очень хорошим товарищем. Если выпадало время, охотно занимался с нами, учил испанскому языку. Самые светлые воспоминания сохранились у меня о нем».

За проявленное мужество и отвагу в боях за свободу испанского народа М.В. Макаров был награжден Советским правительством орденами Боевого Красного Знамени и Красной Звезды.

Вернувшись в Москву, он закончил специальную подготовку в разведшколе ГРУ и стал радистом в бельгийской группе Отто и одним из ближайших его помощников. Но, как вскоре обнаружилось, боевой испанский опыт абсолютно не годился для кропотливой, тщательной работы разведчика, где любой необдуманный шаг мог обернуться провалом не только для него самого, но и для его товарищей.

М.В. Макаров порывист, решителен и прямолинеен, он с трудом приспосабливается к законам конспирации. Но товарищи по группе любили его за доброту и дружескую взаимопомощь.

«Уругваец» Карлос Аламо уехал в город Остенде, на побережье Балтийского моря, где стал владельцем магазина, филиала фирмы «Король каучука». Там у него была запасная рация, которая до определенного времени молчала.

Немного раньше, также весной 1939 г., под именем Винсенте Сьерра стал обучаться в Свободном брюссельском университете в качестве вольнослушателя еще один «уругвайский гражданин» — А.М. Гуревич{2}. Там он изучал бухгалтерское дело и торговое право.

Жена Леопольда Треппера — Любовь Бройде, студентка литературного факультета университета, стала связной между мужем и «уругвайцем».

Конечно, подлинные имена и фамилии «уругвайских граждан» тогда им были неизвестны. Они были присланы московским Центром, чтобы помочь новичкам включиться в разведывательную работу организации, создававшейся Леопольдом Треппером.

А.М. Гуревич родился 7 ноября 1913 г. в Харькове. Затем, после переезда семьи в Ленинград, учился там в школе, был учеником разметчика на заводе «Знамя труда», участковым милиционером, студентом в институте «Интуриста», откуда со второго курса добровольцем уехал в Испанию.

В качестве военного пёреводчика находился на советской подводной лодке, которая после ремонта в Бордо прибыла в испанскую Картахену. После падения Республики он вернулся в Советский Союз.

В Москве, так же, как и М.В. Макаров, А.М. Гуревич стал курсантом специальной школы Главразведуправления РККА, где их учили радиоделу, шифровке и другим премудростям непростой разведывательной науки. Конечно, в течение пяти месяцев подготовить профессиональных разведчиков было невозможно. Слишком маленькие сроки всем отвела приближавшаяся война.

В брюссельской группе Леопольда Треппера агент Кент — А.М. Гуревич стал шифровальщиком.

Постепенно в состав нелегальной организации были привлечены и другие люди, казалось, самой своей судьбой подготовленные для борьбы против фашизма. Их подлинной школой была жизнь профессиональных революционеров.

«Лео Гроссфогель был человеком, с которым я разрабатывал все планы, — рассказывал впоследствии Леопольд Треппер. — Когда я приехал в Бельгию, чтобы организовать группу, мы с ним начали искать подходящих людей. Первым был товарищ, которому мы дали кличку Боб, а настоящая фамилия его была Герман Избуцкий. Бельгиец, рабочий, человек очень инициативный, в 1938—1939 гг. он помогал нам создать сеть. Квартиры, связи были его делом. Нам нужен был человек, который мог бы свободно разъезжать по Бельгии. Мы предложили ему уйти с работы и сделали из него коммивояжера. На мотоцикле с товаром он ездил по стране, продавал разные домашние вещи. Под таким прикрытием он и работал. Он прекрасно знал людей. Когда встал вопрос о подготовке людей, прибывавших из Центра, все поиски квартир, легализацию и прочую, так называемую «черную работу» брал на себя Боб...»

Война совсем рядом, сапоги вермахта уже топают по родной земле Леопольда Треппера, оккупировав Польшу, германские солдаты остановились у западных границ Советского Союза.

После заключения советско-германского пакта о ненападении из Центра стали приходить распоряжения, явно показывающие, что «обновленное» руководство Разведупра не было заинтересовано в создании крупной разведсети в Европе, В нескольких телеграммах, каждое слово которых, видимо, было тщательно взвешено, Леопольда Треппера настоятельно просили вернуть в Москву М.В. Макарова и А.М. Гуревича, а Лео Гроссфогеля отправить в США. Ему предлагалось вернуться в Москву, где, как он понимал, его ждала судьба многих других соратников Я.К. Берзина.

Его ответ был ясен и четок: война между Германией и Советским Союзом неизбежна. Если Центр этого требует, то Михаил Макаров и Анатолий Гуревич вернутся в Москву, но не следует рассчитывать на то, что Леопольд Треппер и Лео Гроссфогель разрушат то, что с огромным трудом было создано ими тогда.

Время показало, что он оказался прав, и фактически спас тогда от разгрома бельгийскую резидентуру.

На рассвете 10 мая 1940 г. германский вермахт начал наступление на Западном фронте. В это утро самолеты нацистской Германии бомбили Брюссель. Леопольд Треппер пошел к А.М. Гуревичу, чтобы составить первое шифрованное донесение о начавшихся военных действиях.

Вернувшись домой, он узнал, что в его отсутствие приходили полицейские, которые получили приказ интернировать семью Адама Миклера, подозревавшуюся в немецком происхождении. Его жена убедила их, что они заблуждаются, так как город Самбор, откуда она и ее муж родом, находится на польской территории. Поколебавшись, полицейские ушли «за получением инструкций».

Леопольд Треппер и его жена решили не ждать следующего визита незваных гостей. Они поспешно упаковали свои вещи и покинули дом, в котором прожили почти два года.

Жена Люба и их трехлетний малыш Эдгар укрылись в советском торгпредстве. Они проехали сквозь полицейское ограждение в автомашине с номером дипломатического корпуса. Две недели прожили там, затем на нелегальной квартире. Спустя несколько месяцев обоих переправили в Советский Союз, в Москву, где они воссоединились со старшим мальчиком — Мишелем.

Леопольд Треппер навестил своего заместителя Лео Гроссфогеля и ушел от него с новыми документами на руках. Теперь Адам Миклер превратился в Жана Жильбера, промышленника, уроженца Антверпена.

Обстановка на фронте ухудшилась. 13 мая передовые части вермахта форсировали реку Маас. В брешь под Седаном хлынули танки Гудериана. Было совершенно очевидно, что в считаные дни Бельгия будет оккупирована немецкими солдатами и разведывательной организации необходимо готовиться к переходу для работы в новых условиях, переходить на связь с Центром с помощью рации.

Рация была спрятана в Кнокке, дачном поселке у побережья Северного моря. Перебросить ее в Брюссель, когда уже вовсю шли военные действия, было не очень просто. М.В. Макаров, которому вначале поручили это сделать, с заданием не справился и по своим личным делам застрял в Остенде.

Леопольду Трепперу и Лео Гроссфогелю пришлось выполнять эту задачу самим. Они обратились за помощью к своему знакомому, сотруднику болгарского посольства, у которого была автомашина. Болгария была союзником Германии, и потому этот дипломат мог свободно передвигаться по стране. Они объяснили ему, что хотят забрать свои ценные вещи, оставленные на вилле в Кнокке, и тот любезно согласился им помочь.

Городок оказался совершенно безлюдным, а его дома разграблены. Не пощадили и их виллу. Чудом уцелел, из-за огромных размеров, лишь громоздкий шкаф, в двойной крышке которого была спрятана рация. Все вещи, находившиеся в шкафу, были похищены, но чемодан уцелел.

На обратном пути им встречались только немецкие автомашины. Солдаты вермахта, дежурившие у контрольно-пропускных пунктов, лихо открывали шлагбаумы и замирали по стойке «смирно», увидев номера болгарского посольства.

На полдороге от Брюсселя мотор заглох. Пришлось выйти и «голосовать» на шоссе. Невероятный случай, но факт налицо: два советских разведчика, чей багаж состоит из одного чемодана с рацией, вкупе с болгарским дипломатом машут проходящим мимо немецким автомашинам, окликают их водителей. Наконец перед ними останавливается роскошный лимузин, в нем два старших офицера СС. Выслушав болгарина, они предлагают довезти их всех до города. Шофер бережно укладывает чемодан с рацией в багажник.

В Брюсселе, в ближайшем кафе, дорожное знакомство отмечается обильными возлияниями... На такси Л. Треппер и Л. Гроссфогель добираются до дома, в котором им предстоит прятаться.

Но, увы, когда Хемниц (М.В. Макаров) наконец делает попытку выйти в эфир, оказывается, что ни приемник, ни радиопередатчик не работают. Присланный Центром аппарат оказался неисправным.

Чтобы передать донесение о военной обстановке, складывающейся в оккупированной Бельгии, пришлось прибегнуть к помощи представителя ГРУ И.А. Большакова.

Для Леопольда Треппера и его товарищей настала горячая пора.

«17 мая мы выехали из Брюсселя, снабженные пропуском, который открывал перед нами все дороги и города, — рассказывал он впоследствии. — Поездка длилась десять суток. То были дни прорыва вермахта под Седаном, и мы могли наблюдать бои вокруг Абвиля, штурм Дюнкерка. Вернувшись в бельгийскую столицу, я составил донесение в восемьдесят страниц, в котором резюмировал все, что увидел и услышал в ходе этого «блицкрига» — глубокие танковые прорывы в тылы противника, бомбардировки с воздуха важных стратегических пунктов, обеспечение коммуникаций между фронтом и тылом и т.д. Эти десять суток, проведенных в частых общениях с тевтонскими воинами, показали мне, что с ними очень легко входить в контакт. И солдаты, и офицеры охотно и много пили, быстро хмелели и становились болтливыми. Чувствуя себя победителями, они хвастались почем зря, надеясь, что к концу года война против Франции и Великобритании окончится, после чего можно будет свести счеты с Советским Союзом. В общем, это была целая программа действий».

Обстановка для деятельности разведчиков в оккупированной гитлеровцами Бельгии резко ухудшилась.

Фирма «Король каучука», в соответствии с германскими антисемитскими законами, была взята под контроль немцами и как прикрытие для разведчиков фактически перестала существовать...

Полиция разыскивала коммерческого директора фирмы Лео Гроссфогеля и коммерсанта Адама Миклера, но те, сменив свои паспорта, укрылись в надежных местах.

Герман Избуцкий, арестованный бельгийской полицией, попал в тюрьму. Другие члены брюссельской группы «Отто» смогли избежать ареста.

«Уругваец» Карлос Аламо (М.В. Макаров) вернулся из Остенде в Брюссель, Винсенте Сьерра (А.М. Гуревич) — шифровальщик разведгруппы оставался на своем месте. Студенту брюссельского университета ничто не предвещало никаких опасностей и угроз.

В августе 1940 г., на одной из нелегальных брюссельских квартир представитель ГРУ И.А. Большаков встретился с резидентом Отто и его помощником Кентом.

Встреча была трудной — все понимали, что предстоят нелегкие решения, которые должны изменить их судьбу.

Леопольд Треппер должен был выехать в Париж, где ему предстояло создать другую фирму-прикрытие, используя уцелевшие от ареста средства. Несмотря на введенный оккупантами мораторий и запрещения любых банковских операций, ему удалось снять со счетов брюссельской фирмы 300 ООО франков и перевести их в Париж.

Агент Кент (Винсенте Сьерра) назначался резидентом брюссельской группы, члены которой уже доказали свое умение на деле.

Вопреки всем доводам, прозвучавшим на той встрече, А.М. Гуревич пытался уклониться от такого назначения, ссылаясь на то, что разведгруппа распалась и ее фактически не существует. О том, что можно найти и пополнить ряды агентов, он даже думать не хотел. Та работа, которую Кент выполнял, вполне устраивала его — шифровальщик незаметен для чужих глаз и опасность ничем не угрожает ему.

Судя по всему, он явно был в ужасе от этого назначения, и действительные причины для отказа были не только в страхе за свою жизнь, но и в другом.

Буквально за считаные дни до оккупации Бельгии Винсенте Сьерра познакомился с молодой вдовой Маргарет Барча, укрывшейся, как и он, в подвале дома во время воздушной тревоги. «Это была любовь с первого взгляда», — вспоминала она потом. Дочь чехословацкого миллионера даже отказалась бежать вместе с родителями во Францию из-за своего «уругвайца». Они поселились в великолепной квартире на авеню Слежер.

В беседе с писателем Юрием Корольковым, состоявшейся 13 января 1969 г. в Варшаве, Леопольд Треппер сказал:

«Кент увлекался красивой жизнью. Раз зашли к нему... Он распахнул шкаф, в шкафу 15 костюмов, и стал хвалиться. Для актера, предположим, это было понятно. Я сказал: «Знаете что: сфотографируйте все это, будете вспоминать, что пришлось вам бросить в один прекрасный момент...»

Потом был еще один штрих, которого я очень боялся: он страшно влюбился в Барчу, это было в какой-то степени до потери сознания. Я чувствовал, что их отношения будут мешать этому человеку...»

Агент Кент, себялюбивый советский шпион-недоучка, избегал опасной работы, которая ничего хорошего принести ему не могла. И все-таки, несмотря на сопротивление, был назначен резидентом брюссельской группы.

«Мы оказались в безвыходном положении. Треппер (Отто) должен был переехать в Париж, где его связи были особенно прочными. А в Брюсселе оставить Кента, который к тому времени не только органично вошел в круги коммерческо-промышленной буржуазии города, но и через нее заимел связи с руководством гитлеровских войск, особенно с командованием тыла, которому успел оказать некоторые посреднические услуги, — вспоминал позже И.А. Большаков. — Решение назначить Кента нашим резидентом в Бельгии принял я и никогда не жалел об этом».

Отношения Кента с членами своей разведывательной группы складывались непросто, они были для него «чужими людьми», которых он не знал, да и навряд ли смог бы понять...

Даже со своим однокашником, М.В. Макаровым, радистом своей группы, учинил грязную разборку.

В беседе с писателем Юрием Корольковым, состоявшейся в Варшаве 13 января 1969 г., Леопольд Треппер рассказывал:

«Когда они познакомились с Кентом (имеется в виду М.В. Макаров и А.М. Гуревич. — Прим. В. Т.), началось то, чего у меня в работе не было, — я всегда вращался в кругу старых коммунистов. Среди этих парней началось нездоровое соперничество. Макаров допустил две-три грубые ошибки, Кент сам написал об этом в Центр. Оттуда получаю распоряжение: Макарова убрать. Макаров — ко мне.

Первый раз увидел у него слезы, говорит: «Вы же меня погубите. Вы — душевный человек, но не знаете, что происходит у нас (видимо, имелись в виду массовые сталинские репрессии — чистки, проводившиеся так же и в РККА. — Прим. В.Т.). Для такого офицера, как я, отозванного с работы, все будет кончено. Для меня это конец всему».

Я сообщил (в Центр), что нечего преувеличивать его ошибки, главное — отношение Макарова к существу дела.

Центр согласился: пусть остается.

Когда началась война, я знал одно: Кент мог быть прекраснейшим разведчиком для невоенного времени, а Макаров вообще не мог быть разведчиком, но в нем можно было быть уверенным: когда смерть глянет ему в глаза, он эту смерть примет».

«Мы прибыли во французскую столицу через несколько дней после вступления в нее немцев, — вспоминал Леопольд Треппер. — Душераздирающее зрелище: над городом реяло нацистское знамя со свастикой, на улицах — одна лишь гитлеровская военщина в серо-зеленой форме. А парижане? Казалось, они покинули город, чтобы не присутствовать при вторжении в него вражеских орд».

В течение всего лета Леопольд Треппер работал над созданием парижской разведывательной организации, коммерческих предприятий, которые станут ее крышей.

В январе 1941 г. в Париже, на Елисейских Полях, открывается коммерческое предприятие «Симэкс». Его основными акционерами были Лео Гроссфогель, Альфред Корбен и Робер Брейер. В Марселе открыт филиал, который возглавил Жюль Жаспар.

ВОЙНА

22 июня 1941 года — роковой день в судьбе советского народа. За считаные часы до начала Великой Отечественной войны советский военный атташе, генерал-майор И.А. Суслопаров, находившийся в неоккупированной зоне Франции, в городе Виши, в радиограмме, посланной в Москву, сообщал:

«21 июня 1941 г.

Как утверждает наш резидент Жильбер, которому я, разумеется, нисколько не поверил, командование вермахта закончило переброску своих войск на советскую границу и завтра, 22 июня 1941 года, они внезапно нападут на Советский Союз».

На этом донесении рукой И.В. Сталина красными чернилами была начертана резолюция: «Эта информация является английской провокацией. Разузнайте, кто автор этой провокации, и накажите его».

Личность резидента советской военной разведки во Франции Жильбера (Леопольда Треппера) была установлена, но наказать его удалось лишь после окончания войны.

В тот памятный день — 21 июня Леопольд Треппер вместе с Лео Гроссфогелем приехал в Виши, где тогда находилось советское посольство. Нарушив все правила конспирации — экстремальная ситуация диктовала свои решения и поступки, — они вошли в дом, где проживал советский военный атташе.

Генерал И.А. Суслопаров, видимо, недавно проснулся и был еще в домашнем халате. Сонно протирая глаза, он весьма удивился их раннему и неожиданному визиту. Все понимали, что вишийская полиция зорко следит за теми, кто осмеливается посещать советские учреждения, в особенности такое, как это. Он стал грубо выговаривать Леопольду Трепперу, но тот, извинившись, прервал его.

— По моим совершенно достоверным данным, — сказал Треппер, — завтра, 22 июня, на рассвете, гитлеровцы нападут на Советский Союз.

Но, как всегда недоверчивый, И.А. Суслопаров попытался переубедить незваных гостей.

— Вы заблуждаетесь, — объяснил он. — Я встречался с японским военным атташе, только что прибывшим из Берлина. Он меня заверил, что Германия не готовится к войне против СССР. На него можно положиться.

Леопольд Треппер не согласился с благодушными рассуждениями генерала и продолжал настаивать на немедленной отправке шифровки в Москву, ссылаясь на абсолютную достоверность своих сведений, пока тот не распорядился отправить срочное сообщение в Центр.

Никогда не забудут советские люди те тревожные минуты воскресного утра 22 июня 1941 г., когда московское радио прервало свои передачи и все услышали правительственное сообщение: среди ночи без объявления войны фашистские орды внезапно вторглись в пределы нашей страны.