— Нью-Йорке?
—
Они спустились гуськом по узкой лестнице, ведущей на обзорную площадку. Она была во всех отношениях похожа на то, что Чарли видел в сознании Брюса Бартона.
Но открывающаяся панорама ничего общего с видом Нового Нью-Йорка не имела. Он видел гигантские сотовые сооружения с бесчисленными разноцветными ячейками, составленными самым причудливым образом… и город (Чарли заметил это, испытав кратковременное чувство паники) продолжал изменять свои формы. Поскольку там и сям какие-то элементы или группы элементов отделялись от материнской структуры, поднимались в воздух, чтобы перелететь и прикрепиться к другому сооружению. Чарли смутно сознавал, что эти перемещения подчиняются какому-то логическому порядку, но их было так много, что он не мог пока ухватить его смысл.
Рассеянная мысль матери проникла в его сознание:
Она заметила его замешательство.
—
Нью-Йорк? Однако, присмотревшись внимательнее, он смог узнать очертания острова, выделенного двумя реками. И там, вдали за Ист-Ривер — Бруклин. А на другом берегу Гудзона — Нью-Джерси.
Чарли ощутил знакомое присутствие. Линда. Она подбежала к нему, и он подхватил ее на руки. Они обнялись так, словно не виделись целые годы.
Ее мысли ворвались в его сознание, обгоняя одна другую, и он с трудом разбирал их. Она догадалась о причине его растерянности.
Стоял 3652-ой год.
Для Чарли поездка за город оказалась сродни путешествию на Альтаир. Грегорс вел его по полю цветущих легочных деревьев, пока не заметил, что сын испытывает недомогание. Окраска некоторых альтаирских растений вызывала у отдельных людей идиосинкразию. Это происходило из-за того, что силовое поле, накрывающее владения Форрестелов, не пропускало свет самой длинноволновой части видимого спектра.
Семья в полном составе, Грегорс, Бернис и Чарли, добралась до цветника с альтаирским любовным мхом, источавшим слегка эйфоризирующие запахи, и расстелила скатерть для пикника. После завтрака Бернис принялась мысленно мурлыкать одну из своих любимых мелодий, но неискушенному уху Чарли эта песенка напоминала потрескивание радиопомех.
Несмотря на расслабляющее воздействие любовного мха, Чарли чувствовал нарастающее раздражение. Все увиденное в Нью-Йорке и в этом месте, Поконосе, приводило к мысли, что он променял свое право первородства на чечевичную похлебку, причем никто не спрашивал его мнения. Вместо того чтобы жить в этом мирном будущем среди изобилия и всеобщего братства, он появился на свет в XXI-ом веке, отмеченном беспокойством и тревогой, и познал жизнь сироты, лишенного компании себе подобных.
— Но все это уже закончилось, — успокаивающе протянула Бернис.
—
Образ небоскреба вырос в сознании его родителей, пробуждая их уважение. В XXXVII-ом веке, как и в XXI-ом, Эмпайр Стейт Билдинг был наиболее древним сооружением человеческих рук на острове Манхэттен… и, за исключением кафедрального собора в Шартре и пирамид, во всем мире. Но собор в Шартре и пирамиды пережили века благодаря своим собственным качествам… без помощи заботливых путешественников во времени, поддерживающих их в нормальном состоянии.
Путешествия во времени начались в 3649-ом году, после четырех веков опытов и ошибок. За эти столетия удалось достичь значительного прогресса в области математического анализа истории. Так, например, стало известно, что непрерывная последовательность человеческого развития нарушалась только однажды… в промежутке с 1996-го по 2065-ый год. Когда первую машину подготовили к установке на последнем этаже Эмпайр Стейт Билдинг (учитывая долговечность здания, оно было единственно подходящим местом для их проекта), методы историко-математического моделирования уже позволяли разработать достаточно эффективную программу.
Не хватало лишь людей, которые претворят упомянутую программу.
В период с 1996-го по 3649-ый год человеческая раса эволюционировала до такой степени (большей частью благодаря искусственным методам), что стало невозможным взрослым людям будущего отправляться в прошлое на сколь-нибудь значимое время, даже для выполнения такого простого дела, как покупка Эмпайр Стейт Билдинг. На взгляд людей этого далекого прошлого, взрослые будущего больше походили на детей. Но самым важным было то, что сверхчувствительная психика человека будущего не выдерживала долее нескольких минут губительной ментальной атмосферы XXI-го века. Поэтому для осуществления начальных этапов операции предназначался м-р Максимаст с группой помощников.
Первое задание Максимаста заключалось в приобретении этого здания и в окружении его защитным полем, чтобы предохранить от бомбардировок наступающего года. С 1997-го по 2050-ый он следил за состоянием здания и поддерживал существование Фонда Мортемейна в ожидании, когда созреет историческая ситуация.
Именно по поводу следующего этапа проекта высказывал свои упреки Чарли, того этапа, что так тяжело отразился на его судьбе: введение в действие операции «Поиск новых талантов». Прежде чем собрать таланты, их нужно сначала посеять. И снова это было поручено Максимасту.
Оплодотворенные яйцеклетки доставили из 3650-го года и имплантировали ста двум несчастным женщинам, в телах которых они развивались столь стремительно, что все без исключения «носительницы» (матери, в данном случае, слово неточное) скончались во время родов.
Метод, примененный для их рождения, был жесток, но по-другому поступить было невозможно. Поскольку ребенок не смог бы пережить разлучения со своей матерью-телепаткой после рождения: психическая связь между матерью и ребенком наиболее прочная. Равным образом не имело смысла оставить их расти в XXXVII-ом веке, в этом случае сделалось бы бесполезным их использование в прошлом. Требовалось, чтобы те, кто будет выполнять Операцию, являлись подлинными детьми своей эпохи.
И значит…
— Но я не хочу туда возвращаться!
Чарли почти канючил.
Чарли отказывался образумиться.
— Я не хочу этого делать… никогда!
Сознание отца вмешалось в беседу.
И он добавил с тенью улыбки:
— Иначе как же ты покоришь мир?
Чарли не смог устоять перед совместным действием добродушного юмора отца, нежности матери и эйфоризирующего эффекта любовного мха. Его сознание успокоилось, и родители принялись терпеливо переливать в него всю накопленную за годы мудрость и опыт.
— Привет, 743. Где вас носило?
— Я был с остальными… на обзорной площадке.
Хотя он и репетировал многократно свой ответ, темпоральные расхождения приводили его в замешательство. С тех пор как он видел Гриста в последний раз, Чарли повзрослел на год, в то время как для унтер-офицера прошло всего несколько часов.
Гостиничный номер был погружен в темноту. Чарли с трудом различал силуэт сержанта, растянувшегося на кровати. Сейчас, когда чувствительность его сознания возросла, Чарли страдал от пребывания в атмосфере, столь сильно насыщенной злобой. Теперь он понимал, почему его родители, или любые другие люди, выросшие в будущем, не могли отправляться в прошлое: речной форели легче перенести чудовищное давление на дне Марианской впадины.
Неожиданно Грист включил свет.
— Нам нужно поговорить как мужчине с мужчиной.
— Слушаюсь, сержант.
Сознание Чарли потянулось к соседней комнате, но Линды еще не было. И он с грустью вспомнил, что, возможно, она вернется не ранее чем через несколько часов. Высадившись на 102-ом этаже здания, Чарли и Линда встретили по дороге тетушку Викторию, и та взяла племянницу с собой в вегетарианский ресторан и затем на лекцию о непротивлении злу насилием.
— Партию в покер?
— Да, сержант.
— А вы не трус. Но, возможно, сегодня вам удастся отыграть те четыреста тридцать долларов, что вы мне должны.
Улыбка Гриста мерцала, как лампа дневного света.
Посреди комнаты уже находился столик. На поверхности, словно выставленные для осмотра, располагались: бутылка бурбона, ведерко со льдом, два стакана и еще новенькая упаковка карт.
— Вам распечатывать, — повелел Грист.
Чарли повиновался, перетасовал колоду и раздал. Он выиграл… с парой дам.
— Я приготовлю выпивку, — объявил Грист. — Может, вам воды?
Чарли не ответил, и Грист вышел из комнаты с двумя пустыми стаканами в руках. Когда он вернулся, в одном из них была вода.
Грист взял бутылку бурбона.
— Желаете попробовать?
Улыбка расплылась на его лице.
Завороженный кристальной злобой этого человека, Чарли кивнул головой.
— Вам сдавать, — сказал он.
Чарли опять выиграл… на этот раз с помощью блефа. Грист снова налил бурбона в стаканы.
— Расскажите мне, что вы делали, — потребовал Грист, со стаканом в руке наклоняясь вперед. — Что вы думаете об остальных детишках? Они слегка странные, вы не находите? А что за тип, этот Максимаст? И фамилия Максимаст, она что, иностранная?
— Обычная малышня, — ответил Чарли, делая очередной глоток.
В последний год, прожитый в будущем, он приучился выпивать немного вина за обедом в доме Форрестелов, но ему следовало бы помнить, что в бурбоне содержание алкоголя значительно выше.
— Вам сдавать, — сказал Грист.
Он заметил, что движения мальчика становятся более затрудненными. Хватило одного звонка в Службу Безопасности Армии, чтобы получить необходимое. Скополамин ему доставили в течение получаса.
— Говорите, Чарли, — повторил он. — Расскажите мне обо всем, что происходило.
Он чувствовал, что новое дело ему понравится.
На душе было пусто, все выгорело дотла. Линда шевелила в нем золу в поисках оставшихся углей. Занимаясь этим, она была вынуждена прятать слезы от тетушки Виктории, расчесывающей свои длинные седые волосы перед зеркалом и одновременно комментирующей выступление доктора Верстла на конференции, с которой они только что вернулись.
Чарли перевернулся на другой бок в своей кровати. Булавочные уколы Линды породили в нем кошмар. Она пробуждала его сознание самым настойчивым образом.
Ответ всплыл из глубин сознания Чарли до того, как он сумел полностью прийти в себя. Он не противился ее расспросам. Он не лгал. Скополамин продолжал оказывать свое действие.
Он услышал, как в ванной пришла в движение задвижка на двери между номерами. Линда вошла в комнату, зажгла лампу в изголовье и вытерла ему пот со лба изнанкой простыни.
Она попыталась смягчить его чувство вины, которое было сильнее ее ошеломления, сильнее ее страха, сильнее даже ее сострадания.
Однако не сильнее их любви.
Она обняла его. Руки Чарли притянули ее ближе, и их сознания слились воедино.
— Линда!
Это был голос тетушки Виктории.
— Что ты делаешь?
Линда повернулась к тете, стоявшей на пороге ванной комнаты в ночной рубашке с заплетенными на ночь волосами.
— Мне показалось, что Чарли болен, и я зашла его проведать.
— Это правда, Чарли?
Неспособный поступить по-другому, он ответил:
— Нет, мадам.
— В таком случае, что вы делаете?
— Я обнимаю Линду.
«По крайней мере, — подумала тетушка Виктория, — я должна занести в актив этому мальчику его поразительную честность».
— Я займусь тобой позже, — сказала она Линде. — Возвращайся в наш номер, молодой барышне нечего здесь делать.
— Равно как и старой барышне, — раздался заплетающийся голос Гриста.
Он стоял на пороге входной двери, ухватившись рукою за косяк. В процессе допроса Чарли он прикончил бутылку бурбона. За его спиной маячили два человека из Службы Безопасности Армии.
— Вы пойдете с нами, мой маленький Чарли, — приказал он со всем авторитетом сержант-инструктора, который ему удалось собрать в нынешнем состоянии. — Вам предстоит поведать высокопоставленным особам длинную и запутанную историю.
Чарли поднялся с кровати, но тетушка Виктория удержала его за руку.
— Этот мальчик не выйдет отсюда, пока не предъявит удовлетворительного объяснения той сцене, свидетельницей которой я была.
Сбитый с толку Грист сдержанно икнул.
— Я застала его в данной комнате… в постели… обнимающим мою племянницу.