Помоги проекту - поделись книгой:
Большой пустырь за церковью был празднично разукрашен. Настолько празднично, насколько праздничным может быть пустырь.
В середине было огорожено футбольное поле. Трибуны, всякие принесенные лавочки и скамеечки, были заполнены народом. В основном родителями. За ними по большому травяному кругу носились окрестные дети на самокатах, на велосипедах и на своих двоих.
В отдалении продавались воздушные шары с Чебурашкой и старухой Шапокляк. Продавал их продавец, загримированный под почтальона Печкина.
Подальше в хилых замусоренных кустах прятался фотограф Стенькин с дальнобойной аппаратурой и со своим начинающим практикантом Петром Кукурузовым. После двух предыдущих неудач. Стенькину надо было срочно спасать свою подмоченную репутацию.
В середине поля на стульях сидели два пожилых баяниста средних лет и тихонько что-то мурлыкали на своих баянах. Ровно в двенадцать они вдруг громко заиграли футбольный марш:
Из ворот церковной ограды показалась цепочка ребят в белых майках. Они бежали трусцой. Это были религиозные. Впереди бежал отец Евлампий в рясе. Очевидно, для понта.
Тут же группа ребят, стоящих у края футбольного поля, скинула с себя куртки и брючата, и все они оказались в зеленых разнопёрчатых майках. Это были наши.
Среди футболистов была и девочка — Люба Кукарекова. Как же без нее?! На предварительных соревнованиях по бегу она заняла второе место. После раскованного Лени Коблица. Но тут уже ничего нельзя было поделать: Леня был лучшим бегуном школы и бегал уже по второму разряду.
Ребята гурьбой побежали к аккордеонистам и выстроились там полукругом.
Отец Евлампий и папа Устинов тоже вышли к центру. Они вытащили жребий у судьи и разыграли ворота.
Судил матч знаменитый в городе человек — судья городского суда Дмитрий Лягов. Тот самый, который спас старушку с цветами от длительного тюремного заключения, присудив ей три дня вместо трех лет за торговлю цветами. Помогал ему и с правого, и с левого края знаменитый в городе человек — звонарь Коля Верный.
Когда с воротами определились, Жабжабыч заковылял к своим — к двум разнокалиберным табуреткам. Он тоже был в зеленой майке, а на руках и на ногах у него были одеты перчатки.
К другим разнопарным табуреткам направился конкурирующий вратарь — отец Евлампий.
Судья дал свисток, и все поехало.
«Наши» были и шустрее, и находчивее, и даже выносливее, но зато «религиозные» играли грамотнее. Они прекрасно пасовали друг другу, видели поле и, вообще, брали сыгранностью.
Вот Влад Устинов получил мяч. Он буром пошел к воротам «религиозных», особенно не глядя по сторонам. Тут же на него налетел яростный Витя Верхотурцев, сбил Влада с ног и… сразу же потерял мяч в ногах у «религиозного» капитана.
Капитан откинул мяч назад, к своим воротам, и, не теряя времени, все «наши» гурьбой ринулись туда же.
«Религиозный» вратарь — отец Евлампий — подождал, пока волна плохо организованных «наших» подкатится поближе к нему, и рукой выкинул мяч в центр.
Двое центральных нападающих «религиозных» подхватили мяч и побежали, перепасовывая, к воротам Жабжабыча. Капитан сделал сильный удар…
Папа Устинов схватился за голову: «Сейчас будет гол!»
Но гола не было. Жабжабыч выстрелил вверх своим липким зеленым языком, и мяч был перехвачен и задержан.
Это оказалось главным сюрпризом и козырем «наших».
Как ни старалась после этого команда «религиозных» бить по воротам из разных положений, сколько ни прорывалась вперед, ни один мяч не влетел в ворота Жабжабыча.
С дугой стороны, сколько ни старались «наши», отнимая мяч друг у друга, сколько ни сбивали с ног помощника судьи Колю Верного, а то и самого судью Лягова, ничего у них не вышло.
Отец Евлампий тоже оказался очень гибким и подвижным вратарем. Он запросто вытаскивал из безнадежных положений просто смертельные мячи.
Два тайма закончились ноль-ноль. Все должны были решить пенальти, по десять в каждые ворота.
Судья Лягов назначил сначала первый удар ворота «религиозных». Стадион ревел. Все зрители высыпали поближе к штрафной площадке.
Влад Устинов разбежался и вдарил мимо ворот.
Следующий удар был в ворота «наших».
На место отца Евлампия приковылял Жабжабыч и удобно шлепнулся в середину между двумя табуретками.
«Религиозный» капитан долго устанавливал мяч, сверялся с ветром, разбегался! Удар! Сейчас будет гол. Но нет. Сверкнула зеленая лента, и мяч надежно приклеился к языку Жабжабыча.
Дело близилось к концу. Уже десять ударов пробили «наши» в ворота религиозных. Но похвастать было нечем. Единственный гол из десяти забила Люба Кукарекова. При разбеге она изо всех сил смотрела в правый угол ворот, а ударила мяч в левый. Вскинулся отец Евлампий во время полета, даже развернулся наполовину в воздухе, но не спас он ворота от поражения. Перехитрила его спортивная девочка Люба Кукарекова.
Но и «религиозным» хвастать было нечем. Девять ударов пробили они по воротам Жабжабыча, и все зря. Только зря старались. Ни одного мяча не пропустил молодой спортсмен.
Оставался последний удар. Последний гол решил забить сам отец Евлампий. Разбежался он чуть ли не от центра поля, саданул по мячу так, что искры посыпались, и… ничего не получилось. Мяч и половину расстояния до ворот не долетел. Навстречу ему пулей вылетел молниеносный язык Жабжабыча. Все, и мяч прилип.
Удар был настолько силен, что Жабжабыч еле-еле отодрал мяч от языка, потянув его всеми четырьмя перчатками.
— Ну, что, сделали рекламные фотографии для ваших избирателей? — спросил отец Евлампий папу Устинова.
— Ой, забыли! — горестно сказал папа. — Весь матч насмарку.
— А у нас фотографии имеются, — неожиданно сказал неизвестно откуда появившийся молодой человек повышенной курчавости, — могу уступить. За деньги.
— И почем? — спросил папа Устинов.
— Доллар штука.
Это был Петр Кукурузов — практикант фотографа Стенькина, начинающий папарацци. Он шел к самостоятельной работе большими шагами.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ. Свободная пресса
На другой день после футбольного матча папа Устинов собрал весь свой предвыборный штаб. За это время штаб значительно возрос. И летняя веранда Устиновых уже не вмещала всех активистов и всех доверенных лиц. Поэтому переместились во дворик.
В выездной сессии участвовали Влад Устинов и компания, то есть Верхотурцев, Коблиц, братья Поповы, Люба Кукарекова и другие. Маленький Магдатик, практически братья Свеклин и Огурцов, сын судьи Лягова Дима и новый участник — стратег-мыслитель Георгий Медведев.
К ребятам хотел прибиться младший Балаболкин:
— Что это вы тут делаете?
Но его отшили:
— Что надо, то и делаем. К самодеятельности готовимся. Будем «Отелло» ставить с Жабжабычем.
В залитом солнцем дворике поставили скамейки и стулья и начали разговор.
Жабжабыч с сигарой в лапе сидел на кресле перед будкой и делал вид, что все понимает. Он так и светился самодовольством. Дело в том, что сегодня он сделал одно очень хорошее хозяйственное дело — отчистил до блеска две черные сковородки. Он давно собирался это сделать, да все было недосуг. А сегодня он встал с утра и отодрал весь тефлон к чертовой матери, и сковородки заблестели. Он не знал, что это тефлон. Он думал, что это простая чернота. И ожидал, что мама Устинова в очередной раз восхитится им.
— Итак, мы имеем прекрасные фотографии, — сказал папа Устинов, — прошу ознакомиться. Есть автобиография Жабжабыча. И я подготовил неплохой текст. Могу зачитать.
Папа зачитал:
— «Жаб Жабыч Сковородкин был рожден в недрах Института генетики имени Владимира Ильича нашего города. Над его созданием и его сознанием бились лучшие ученые умы нашего города. В частности, доктор наук Круглый Д. У.».
— А вот этого не надо! — сказал Жабжабыч.
— Но он действительно стал доктором, — оправдывался папа.
— Я не про доктора, я про Д. У., — сказал Жабжабыч.
— Принято, — сказал папа. — Дальше приложим избирательную программу Жабжабыча. Но она еще не готова.
— Как не готова! — вмешался Георгий Медведев. — Еще как готова. Берем речь мэра города Бостона за прошлый год.
— Нас могут разоблачить, — сказал папа.
— Не могут. На встрече с избирателями ее приняли на ура. Помните?
Ребята согласились с ним:
— Умный поймет, дурак не догадается!
Ребята разобрали фотографии и стали рассматривать. На обратной стороне каждого фото было что-то написано: «Жабжабыч легкой походкой скачет к воротам», «Жабжабыч в прыжке ловит мяч языком», «Вратари отец Евлампий и отец Голицын обнимают друг друга перед матчем».
— Ну, как? — спросил папа. — Классно?
— Не совсем, — сказал Георгий. — Упор надо делать не на Жабжабыча. Он уже всем навяз в зубах. Упор надо делать на отца Евлампия. Пропорция должна быть такая: на одного Жабжабыча — два Евлампия, а в промежутке дети.
Георгий Медведев был прирожденный политик. Он умел не только соображать, но и убеждать.
— А это что? — он вертел в руках замусоленный листок.
— Автобиография, — сказал папа.
Мальчик прочитал:
— «Родился я в семье летчика в городе Коврове. Мать моя была учительница. Нас было трое братьев. Я, как только родился, сразу пошел в школу. По зеленой траве».
— А что, — сказал Жабжабыч, — красиво написано.
— Очень красиво, — согласился Георгий. — Особенно вот это: «Образование высчее. Окончил высчую школу служебного собаководства при военном гарнизоне». Эту заметку надо или вообще изъять, или просмотреть в ней каждое слово.
— Просмотрим, — сказал папа.
— Самое интересное, что никто этот материал не напечатает.
— Почему?
— Потому что у нас в городе всего две газеты. Одна принадлежит мэру — это «Восходы Н-ска», и вторая вице-мэру — это «Закаты Н-ска».
— Что же, нам туда и не соваться? — спросил папа.
— Обязательно соваться, — сказал Георгий. — Причем несколько раз и со скандалом.
— Почему со скандалом?
— Чтобы можно было обратиться в суд.
При слове «суд» все ребята огорчились.
— Не пугайтесь — сказал Медведев. — Судья Лягов вполне приличный человек. Помните, он матч судил. А мы выйдем на него. У меня есть ходы.
Георгий говорил все спокойно и убедительно. Спорить было не о чем.
Все стали прощаться. Тут на веранде появилась мама Устинова с двумя блестящими сковородками в руках.
— Какой-то дурак испортил две тефлоновые сковородки, — сердитым голосом сказала она. — Смотрите — все защитное покрытие сорвали. Мне надо только узнать, кто это сделал.
Все посмотрели на Жабжабыча. Мама направилась к нему.
Жабжабыч медленно улиткой стал втягиваться в свою будку. В последний миг он подхватил крышку от ведра и закрылся ей, как улитка в будке.
Как ни тянула мама ее на себя, как ни пыталась отковырнуть ее ручкой сковородки, крышка даже не шелохнулась.
Будка была как будто запечатана. Только окурок сигары аппетитно дымился на земле.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ. Приключения свободной прессы
Все произошло так, как предсказал внук знаменитого генерала. Никто заметку публиковать не собирался. Оба главных редактора прочитали ее, сказали: «Ой, как интересно», но публиковать категорически отказались.
— Но почему? — спрашивал расстроенный папа Устинов главного редактора «Восходов Н-ска» госпожу Каблукову Тамару.
— Потому. Мы уже напечатали два агитационных материала про кандидата Барсукова и один материал про кандидата Свеклина. Хватит, — сказала редактор «Восходов Н-ска».
— Но…
— Никаких но.
Приблизительно так же ответил и редактор «Закатов» господин Подметкин.
— Мы уже напечатали два агитационных материала про кандидата Барсукова и один про кандидата Огурцова. Достаточно. Читатели и так уже сердятся.
Поделиться книгой: