Р. П. Г.

Или луноход был уже в интернате? Насчет этого не уверен, а вот комната снилась постоянно. Комната оттуда — из моей настоящей жизни.

Был еще один обрывок, но его вспоминать не любил. Крики, грохот, непонятный кислый запах и плач. Мой собственный плач. День, когда меня забрали в систему.

Его я помнил четче всего.

— А точно у нас в городе Библиотека есть? — задумчиво прошептал Андрей.

— Точно. Сам ее видел.

— Это когда в прошлый раз сбежал? — уточнил Степан.

— Не, в прошлый раз мне уже чип вшили, поэтому минут через сорок свинтили, — поправил я его. — Два года назад дело было. Дурак, на метро решил прокатиться, меня на выходе со станции и приняли. До Библиотеки метров пятьдесят оставалось! Я ее как вас видел!

— Может, это и не она вовсе была, — засомневался Андрей.

— Она, — убежденно заявил я. — Описание один в один сошлось. Мне точно про нее рассказывали.

— Допуска к архиву в любом случае нет, — разумно отметил Степан и зевнул. — Ладно, пацаны, давайте спать. Завтра футбол.

— Спать так спать, — вздохнул я, продолжая бездумно смотреть в потолок.

Допуска и в самом деле не было.

Да и чип…

Первую половину дня пришлось провести в кабинете психологической реабилитации. Вышел оттуда выжатый как апельсин, но только добрел до комнаты, по плечу пробежал неприятный зуд. Щелчок, — и в голове зазвучал транслируемый напрямую через височную кость голос:

— Роман-четырнадцать-ноль-восемь! Пройдите в приемную директора. Роман…

Пес бы побрал этот чип! Никуда от него не скрыться!

И я отправился к директору. По дороге повстречал пару пацанов, на бритых головах которых намеренно был оставлен длинный клок волос, и оживился.

— Здоров, хохлы! Чё за кипиш?

— Смотрины, — сообщили те.

— Уже?

— Через час начнутся.

Я поблагодарил их и в некоторой оторопи поспешил дальше.

Это что получается — кластер подобрали? Но почему вызывают заранее? Что за дела?

В приемной меня долго мариновать не стали и сразу велели проходить в кабинет. Заглянул туда, а там помимо директора обнаружился высоченный мужик со смуглой кожей и вьющимися черными волосами.

— Что это? — недоуменно нахмурился он при моем появлении.

— Ваш новый подопечный, — невозмутимо объявил директор.

Курчавый раздраженно вытащил из кармана пиджака свернутый в трубочку планшет, развернул гибкий экран и сунул его в лицо главе образовательного центра.

— Вы вообще читали нашу заявку?! — возмутился он. — Мы…

Директор спокойно отодвинул руку в сторону и безапелляционно заявил:

— Окончательное согласование заявок оставлено на мое усмотрение.

— Но…

— Двух девочек я вам выделю, третьим возьмете его.

— Это возмутительно! — нахмурился курчавый, встретил спокойный взгляд собеседника и резко сбавил обороты. — Могу я хотя бы ознакомиться с его личным делом?

— Ну разумеется!

Директор уселся за компьютер; потенциальный попечитель прошелся вокруг меня, внимательно разглядывая, и вдруг ахнул, приметив тусклую наколку на левой кисти.

— Татуировка?! — У курчавого от изумления глаза на лоб полезли. — И что прикажете с ней делать? Косметические операции не входят в стандартную медицинскую страховку! — Задрав мой подбородок, он заставил посмотреть себе в лицо и потребовал объяснений: — Что это за мерзость? Что это значит?

— Русский православный гетеросексуалист! — с нескрываемым злорадством, выдал я расшифровку трех кириллических буквиц.

Попечителя чуть удар не хватил. Пару мгновений он ошарашенно разевал рот, потом развернулся к столу и выдохнул:

— Вы слышали это? Вы это слышали?!

Но директора так просто было не пронять.

— Что именно? — невозмутимо уточнил он.

— Религиозный фанатик и националист! Взять такого в кластер? Никогда! — объявил мой несостоявшийся попечитель, ослабил узел галстука и всплеснул руками: — Гетеросексуал? Кто вообще дал вам право согласовывать его сексуальную идентификацию?

— Пустое, — отмахнулся глава центра. — Просто мальчишеская дурь.

— Наш кластер придерживается свободных взглядов, для нас это неприемлемо!

— Согласуйте с психологом курс сексуального просвещения и поступайте в рамках него, как сочтете нужным.

— Это возмутительно! Я буду жаловаться!

Директор досадливо поморщился.

— Разве вас не предупреждали о специфике нашего центра?

— Да, но…

— И поскольку ваш кластер зарегистрирован только два месяца назад, стандартные учебные заведения вряд ли согласуют вашу заявку, так?

Тут планшет курчавого мелодично звякнул, он глянул на экран, и смуглое лицо налилось дурной кровью.

— Ему уже пятнадцать!

— А на вид больше двенадцати не дашь.

— Вздор! Я беру двух девочек, а с этим мучайтесь сами. Вы не имеете права нам его навязывать!

— Не имею, — признал директор. — Но кластеры, где на пятерых взрослых приходится менее трех несовершеннолетних, не участвуют в программе социальной поддержки. И значит, никаких налоговых вычетов и пособий вам не полагается.

Курчавый немедленно полез в сеть, отыскал нужный закон и скис.

— Никак иначе этот вопрос не решить?

— Нет, — отрезал директор. — И настоятельно советую согласовать программу его сексуального воспитания у психолога. Прямо сейчас!

Попечитель выскочил из кабинета; я глянул ему вслед и возмутился:

— Вы не можете отдать меня в этот кластер!

— Почему нет? — вроде как даже удивился директор.

— А как же анализ совместимости? Компьютерные тесты? Наклонности?

— Наш центр предназначен для обучения детей не старше четырнадцати лет, тебе здесь не место. И раз для нормального развития и стабилизации психологического состояния необходимо срочно сменить обстановку, некоторыми формальностями можно пренебречь. Пойми, это для твоего же блага…

— Что за бред? — стиснув кулаки, шагнул я к столу, и директор немедленно положил ладонь на селектор.

— Вызвать воспитателя? — спросил он и предупредил: — Сбежишь из кластера, вернешься уже не сюда, а в колонию для несовершеннолетних. И я лично обещаю подобрать такое исправительное заведение, где нет никого из вашей братии.

— Да пошел ты! — выругался я, покинул кабинет и с грохотом захлопнул за собой дверь.

Мускулистый воспитатель, карауливший меня в приемной, поднялся на ноги и пробасил:

— У тебя есть час, чтобы собрать вещи.

Час — это немного, но мне на сборы хватило пятнадцати минут. А потом мы просто сидели на кроватях и молчали.

— Вань! Может, все не так плохо? — произнес наконец Андрей. — В кластере у тебя всяко больше свободы будет.

— Ты не видел попечителя, — поморщился я.

— Тогда сбежишь, — утешил меня Степа.

— С чипом?

— Засада… — Пацан помялся, потом вдруг забрался на стол и снял решетку вентиляционного отверстия, где мы прятали бумажные книги. Он привстал на цыпочки, засунул руку чуть ли не по плечо и вытащил оттуда металлический пруток в мизинец толщиной. Один конец того был расплющен и кое-как заточен, другой загнут в петлю, образуя некое подобие кастета.

— Вот это да! — присвистнул Андрей.

— Окопный нож! — с гордостью объявил Степан. — Наши такие на войне с арийцами клепали. — Он вздохнул и протянул его мне. — Для себя хранил, но тебе нужнее.

— Обалдеть! — восхищенно протянул я и с трудом просунул пальцы в узкую металлическую петлю. — Тебе мал стал, что ли?

— Типа того, — смутился Степа и потер ладонь со все теми же кириллическими буквицами «Р. П. Г.».

— Спасибо! — Я спрятал нож в свои немудреные пожитки и, обняв приятеля, похлопал его по спине. — Не пропадайте тут…

— Да уж справимся как-нибудь, — успокоил меня парень, и тут распахнулась дверь.

— Роман-четырнадцать-ноль-восемь, — объявил воспитатель, — на выход.

Я подхватил рюкзак и молча вышел в коридор.

Центр покинули на новеньком пассажирском фургоне. Курчавый попечитель сидел за рулем, две смуглых, восточного вида девчонки прижались друг к другу на заднем сиденье. В систему они попали не так давно, поэтому от зажатости их не смогло избавить даже обучение в коррекционном центре. На общих прогулках они себя всегда ровно так же вели. Вечно слова не вытянешь.

Ох, чую, в кластере весело будет…

Я беззвучно выругался и с интересом уставился в окно.

Пока жил в обычных интернатах, нас нередко вывозили в город на экскурсии и спортивные мероприятия, но в центре коррекционного обучения правила были куда как строже. За последние годы территорию комплекса довелось покидать лишь трижды, а поскольку всякий раз при этом срывался в бега, возможности поглазеть по сторонам считай что и не было. И теперь я смотрел, смотрел, смотрел на проносившиеся мимо дома, памятники, мосты.

А заодно запоминал дорогу. Так, на всякий случай.

Ехали недолго. Минут через пять вывернули из пробок к виадуку, с него на широченное шоссе и вскоре очутились в застроенном коттеджами пригороде. Там курчавый немного поплутал по чистеньким улочкам, подъехал к двухэтажному особняку и с дистанционного пульта открыл раздвижные ворота. Загнал фургон во двор и ушел в дом, оставив двери салона заблокированными.

Я обернулся к девчонкам, но те на меня даже не взглянули. Разговорить их не успел — вернулся курчавый. Вместе с ним во двор вышли двое моложавых мужчин, по виду братьев, и две женщины. Некрасивая тетка с коротко стриженными обесцвеченными волосами и худым лицом сушеной рыбы и высокая фигуристая дамочка с пышной грудью и кадыком.

Попечитель разблокировал дверь и велел проходить в дом. Остальные не произнесли ни слова, только пялились, будто на зверей в зоопарке.

— За ужином познакомимся, — объявил курчавый, вслед за нами поднявшись на второй этаж. После он указал мне на крайнюю дверь и объявил: — Тебе сюда. Ужинать будешь в комнате; пока не сведем татуировку, за стол я тебя не пущу. — И потребовал: — Планшет.

Я молча передал ему читалку, а только шагнул через порог, за спиной щелкнул замок.

Вот сволочь!

Усевшись на кровать, я пригляделся к обстановке, но та от интернатовской особо ничем не отличалась. Все тот же минимализм: стол, стул, этажерки, шкафчик для одежды. Кровать, вот, еще. И окно.

Вот окно — это интересно.

Я подступил к нему и попытался поднять раму, но та оказалась заблокирована. Достал из рюкзака окопный нож, примерился, но так и не решился ничего предпринять.