Маша Трауб
Плюс один стул
© Трауб М., 2014
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014
–
– Я хочу, чтобы у нас было венчание, – сказала Ксюша.
– Хорошо, – ответил Петя, снимая носки, джинсы и подбираясь к Ксюше справа. Она так решила – он спит слева, она справа. Ему было не очень удобно, поскольку баба Роза еще в детстве напугала его, что спать на левом боку вредно и можно умереть от разрыва сердца. И теперь, чтобы подобраться к Ксюше, которая считала, что засыпать надо непременно обнявшись, он должен был лежать на левом боку. Спал он плохо, поскольку видел во сне бабу Розу, которая грозила ему пальцем и требовала, чтобы он высунул руки из-под одеяла и держал их ровно вдоль тела на пододеяльнике. Но Ксюша прижималась к нему со своего «справа», и он покорно обнимал ее со своего «слева», мучаясь ночными кошмарами.
– Ты меня любишь?
– Угу.
– Я хочу, чтобы все было красиво, понимаешь?
– …
– Ты спишь, что ли?
Они с Ксюшей собирались пожениться. Вроде как считалось, что Петя сделал предложение, а Ксюша согласилась. Когда именно произошло это судьбоносное событие, Петя не помнил. Но в принципе был не против. Какая разница? И так живут вместе. Ксюша хотела свадьбу. И ее мама, Елена Ивановна, хотела свадьбу. И тетя Люба, родная сестра Елены Ивановны, тоже хотела свадьбу. И они решили, что Петя сделал предложение и Ксюша, конечно, сказала «да».
Петя точно помнил, что жить вместе предложила Ксюша, и он ответил «да». Помнил, как Ксюша с торжественным видом открыла входную дверь и его встретили две взволнованные женщины – Елена Ивановна и тетя Люба, – стоявшие по стойке «смирно» в коридоре. Елена Ивановна неловко повернулась и уронила тарелку, после чего заохала и побежала за веником. Тетя Люба молчала.
– И что это значит? – спросила наконец она. – Что это за трансфээр такой?
Петя улыбнулся. Тетя Люба очень смешно тянула гласные – получалось «трааансфэээр».
– Теть Люб, не начинай, ладно? – решительно заявила Ксюша и потащила Петю в «свою» комнату.
– Ксюха, это бесовщина! – крикнула вслед тетя Люба.
– Не обращай на нее внимания, – прошептала Ксюша Пете. – Она скоро уедет. Наверное. Она не все время здесь живет.
– Ленка, и ты потерпишь бесовщину в доме? – прокричала тетя Люба на всю квартиру.
Елена Ивановна зашелестела, успокаивая Любу и предлагая «оставить девочку в покое».
– Да на этой девочке пробу ставить негде! – Тетя Люба, видимо, стояла под дверью комнаты, не оставляя ни одного шанса на то, что ее не услышат. – Ни стыда, ни совести! На голубом глазу мужика в дом привела! А ты, Ленка, потакаешь! И этот тоже хорош. Ему что ж, жить негде? Я спрашиваю – что, жить-то негде? И где ж Ксюха такое счастье подобрала беспризорное?
– Теть Люб, прекратите! – Ксюша подскочила, распахнула дверь, да так, что тетя Люба, опиравшаяся плечом, чуть не влетела внутрь «рыбкой», как в кино.
– А ты мне не указывай, прекращать мне или начинать! Ты кто? Ответственный квартиросъемщик? Нет! Мать твоя съемщица! А блуда я не потерплю!
– Петя – мой жених, между прочим! – проорала Ксюша и снова хлопнула дверью.
В коридоре стало сразу тихо. Только раздался звон посуды – Елена Ивановна, видимо, снова выронила тарелку.
– Кто я? – захохотал Петя.
– Не волнуйся, это я для тетки. Она у нас того, с придурью. В церковь ходит. Совсем с ума сошла, – улыбнулась Ксюша и села к Пете на колени.
– Слушай, может, я поеду? Как-то неудобно, – засомневался он.
– Как хочешь. Уезжай, я тебя не держу, – обиделась Ксюша. – Но ты ведь сам говорил, что хочешь со мной жить.
– Ну да. – Петя пытался вспомнить, когда он такое сказал.
– Вот и живи, – заявила Ксюша. – Все нормально будет.
В тот вечер, когда Петя в первый раз остался у Ксюши на правах жениха, ему приснилась баба Роза.
Откровенно говоря, он вообще не спал в ту ночь. За стеной тихонько вздыхала Елена Ивановна, а тетя Люба достаточно громко читала молитву. Или ему казалось, что прямо за стеной. В какой-то момент ему почудилось, что одна из женщин плачет, и Петя разбудил спокойно спящую Ксюшу.
– Кто-то плачет, – сказал он.
– Это кошка соседская, не обращай внимания, – ответила Ксюша.
К плачущей по ночам кошке Петя привык быстро, как и к женщинам за стенкой. Он вообще ко всему быстро привыкал.
Уже следующим утром он почувствовал, что отношение к нему изменилось – Елена Ивановна налила ему чай, а тетя Люба поставила тарелку с сырниками.
– Ну что, жених, ешь давай, – сказала она требовательно.
Петя проворно заглотнул сырники и выпил чай – слабый и сладкий. Он бы предпочел кофе, но постеснялся попросить.
– Мам, погладь, пожалуйста, Пете рубашку. – Ксюша вышла из ванной. – А то в сумке помялась.
– Да я и сам могу. – Пете стало неудобно.
– Сидите-сидите, – подскочила Елена Ивановна и кинулась гладить рубашку.
Наверное, тогда и решилось, что Петя – жених, а Ксюша – невеста. И свадьба – скоро.
– Ты готов? – спросила Ксюша, нахмурив свой хорошенький гладкий лобик.
– Готов! – Петя перевернулся на левый бок, чтобы немедленно доказать Ксюше свою готовность. Соседская кошка, которая не орала, а стонала, как человек, плакала, как ребенок, и скулила, как собака, его уже не смущала. Хотя, когда он оставался в квартире один, что случалось не очень часто, то выбирался на балкон и пытался разглядеть эту удивительную кошку, владеющую таким диапазоном эмоций. Она замолкала только на время еды – минут на десять – и снова принималась стонать, разговаривать, возмущаться, ругаться. Петя все никак не мог понять, откуда доносится звук и где кошка сидит. Он свешивался с балкона и звал «кис, кис». Подкладывал на подоконник кусок колбасы, выставлял блюдце с молоком. Но кошка не показывалась.
– А как кошку-то зовут? – спросил Петя у Ксюши.
– Откуда я знаю? – удивилась она вопросу.
– Из какой она квартиры? Сверху или снизу?
– Не знаю! Тебе что, больше думать не о чем? – возмутилась Ксюша.
Пете эта кошка не давала покоя. Как и баба Роза, которая теперь стала сниться ему почти каждую ночь. Да так явно, что Петя просыпался, лежал с открытыми глазами и слушал, как за стеной причитает, выводит страдальческие рулады кошка. Иногда ему казалось, что и кошки никакой нет. Бабы Розы-то нет – давно умерла. Она тоже, когда заболела, все время слышала плач ребенка.
– Петечка, – спрашивала она его, – у соседей что, кто-то родился?
– Нет, – отвечал Петя.
– Коляски в коридоре нет? Не видел?
– Не видел.
– А сверху у соседей? Или снизу? Ребенок так плачет. Надо успокоить. Может, одного оставили? Ты сходи, посмотри.
Петя тогда послушно поднялся этажом выше, спустился на два этажа вниз – нигде коляски не увидел, о чем и сообщил бабе Розе.
– Значит, коляску дома держат, чтобы колеса не пачкать. Или плохо спит ребенок, вот они его в коляске и укачивают. Может, на балкон выставляют погулять? Что ж он так плачет и плачет все время? Прямо как ты – маленький. Тоже плакал. То колики тебя мучили, то потничка, то диатез чесался. Жалко тебя было. А соску плевал. Не хотел брать. Слышишь? Опять заплакал. Где ж его мать? Неужели успокоить не может?
Петя прислушивался изо всех сил, но плач ребенка не слышал, как ни старался.
– Ты спроси у консьержки, она точно знает, у кого тут дети маленькие. Спроси. Надо бы помочь. Может, им врач нужен хороший?
Петя, стесняясь, краснея, но не смея ослушаться бабушку, передал вопрос консьержке.
– Бедный мальчик, – лифтерша стала утирать глаза платком, – иди, я тебя конфеткой угощу, – нету у нас детей. Откуда взяться-то? Ты вот уже подрос. А маленьких нет и не было. Дай бог, будут. А то не подъезд, а хоспис какой-то, прости господи.
– Бабуль, консьержка сказала, что детей у нас нет, а подъезд – хоспис. А что такое хоспис? – спросил Петя у бабы Розы.
– Это больница такая. Хорошая. Там наша соседка была, да и я, может, лягу. Если баба Дуся отпустит.
– Давай я попрошу, и она тебя обязательно отпустит, – предложил Петя.
– Давай. Вот, опять заплакал. Но я же слышу! Ребенок совсем маленький. Грудной еще, наверное. Как котенок мяукает. Может, зубки режутся. Так надо сказать, чтобы десны проверили и мизинчиком потерли – если успокоится, то точно зубки.
Про плачущего ребенка баба Роза рассказала бабе Дусе, второй Петиной бабушке, и та ее успокоила. Баба Роза сказала внуку, что ребенок больше почти не плачет. Только иногда, но быстро успокаивается. Значит, баба Дуся передала соседке совет про мизинчик.
– Подожди. – Ксюша отодвинулась на край кровати, когда Петя попытался к ней приблизиться. И даже пихнула его ногой. – Давай поговорим!
– Может, потом? – с надеждой спросил Петя. Он и так страдал. Ксюша после его переезда устроила перестановку. Вместо ее детской кушетки в комнате появились две односпальные, сдвинутые в одну, кровати. Теперь Петя был вынужден спать не только на левом боку, но и на деревяшке, в дырке между этими кроватями.
– Нет, сейчас. – Ксюша уселась, давая понять, что ему не отвертеться. – Ты понимаешь, что венчание – это не просто сходить поставить печать, а на всю жизнь? Ты понимаешь, что это очень серьезно?
– А разве развенчаться нельзя? – хохотнул Петя и начал пересказывать последнее письмо от отца, пришедшее по электронной почте. Отец поехал в командировку и во время прогулки по городу упал, запнувшись о цепь. Причем не какую-то простую цепь, а часть памятника Иоанну Павлу Второму. Этот факт произвел на Петиного отца столь сильное впечатление, что он зашел в католический собор и прослушал мессу и выступление детского хора. Отец писал, что никогда не верил в Бога, но всегда верил в знаки. Возможно, это тоже знак? Кстати, отец в письме даже интересовался, все ли у сына в порядке.
– И что смешного? – не поняла Ксюша.
– Смешно то, что отец – не католик. И запнуться он мог за что угодно. Но почувствовал, что у меня в жизни перемены. Я ведь ему не говорил, что к тебе переехал, – ответил Петя.
– Так ты против венчания? – Ксюша натянула на себя одеяло, как невинная девушка.
Петя не удержался и захохотал.
– Ты вообще не понимаешь, о чем речь? – Ксюша была настолько возмущена, что Пете пришлось признать – сегодня точно ему ничего не светит.
– Понимаю. Ты хочешь, чтобы мы венчались. Батюшка со здоровенным крестом на шее и таким же здоровенным животом, эти короны над головой и все такое…
– Это – не «все такое»! – воскликнула Ксюша. – Это венчание! Таинство! Это – на всю жизнь! Мы будем мужем и женой перед Богом! И скажи спасибо, что тебя тетя Люба не слышит!
– Ну да, я понял. Спасибо. Я же не отказываюсь, просто не думал об этом, – быстро согласился Петя, надеясь, что Ксюша успокоится и даст себя обнять. Он уже отлежал левую руку, и покойная бабуля маячила перед его глазами со скорбным лицом, грозя пальцем.
– Тогда мы должны подготовиться. Причаститься, все узнать, дату выбрать. – Ксюша переключилась на детали, что было хорошим знаком.
– Конечно, – ответил Петя и подполз к Ксюше. Та не отодвинулась.
– Если мы будем венчаться, то мне нужна другая фата и другое платье. Закрытое. Ведь нельзя в открытом платье в церковь, – задумчиво проговорила она, не отрывая от себя Петиных рук.
– Нельзя, как скажешь, – жарко шептал он.