Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Хроника одного полка. 1915 год - Евгений Михайлович Анташкевич на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Пленный на секунду задумался, ему было понятно, что имел в виду полковник, однако он проявил упорство.

– Могу я попросить у вас карту или хотя бы чистый лист бумаги?

Пленному не ответили.

– Я пошёл в армию добровольцем со второго курса естественного факультета Кёнигсбергского университета…

– Сейчас вам дадут чистый лист бумаги… – сказал подполковник, и пленный тут же его спросил:

– А который сейчас час?

После того как прозвучал этот вопрос, снова недовольным голосом заговорил полковник по-русски, и пленный понял только, что тот произнёс «генерал Шлиффен».

«Ага, значит, он думает, что я сумасшедший и выставляю себя в качестве начальника германского Генерального штаба Шлиффена, но он не прав, сейчас начальником – генерал Мольтке!» У пленного было время поразмышлять, потому что бумагу и перо с чернильницей принесли и положили перед ним только что.

– Господин полковник! – обратился пленный. – Вот это деревня, в которой квартирует ваш полк. – Пленный быстрым движением нарисовал на бумаге угловатую геометрическую фигуру. – Об этом донесла наша аэроразведка. В шести километрах отсюда поставили нашу мортирную батарею, примерно вот здесь, тут железная дорога. – Он ткнул пером в край листа. – Сегодня будет обстреляна деревня, эта, – он показал пальцем себе под ноги, – а завтра, если будет ясная погода, сюда прилетят аэропланы посмотреть на точность стрельбы. Стрельбу должны начать через три часа.

Офицеры не все понимали по-немецки, понимали полковник, подполковник, ротмистр фон Мекк и поручик Рейнгардт. Остальные переглядывались, когда германец говорил, и внимательно слушали, когда звучал перевод.

– Он лазутчик, господа! – раздражённо произнёс полковник Розен, когда пленный закончил. – Он послан, господа, чтобы заставить нас покинуть эту деревню и выйти в голое поле, господа! Вот там нас и накроют!

Пленный слушал раздражённую речь полковника, но при этом он слышал молчание офицеров. Первым заговорил подполковник:

– Вы с этой батареи?

– Никак нет, батарею перевели с Западного фронта, откуда-то из Бельгии…

– И вы – писарь уланского полка…

– Надоело сидеть в штабе… – не дал ему договорить пленный.

– Понятно. Захотелось повоевать… А откуда вам известно про бомбардировку?

– Я видел бумаги, а вчера над вами летал аэроплан, он производил разведку. – Пленный увидел, как стали переглядываться офицеры и, стараясь, чтобы не было заметно, кивали друг другу.

– Чем вы ручаетесь за ваши слова? – спросил подполковник.

– Всё очень просто, господин подполковник, – ответил пленный, – давайте останемся здесь все вместе…

Снова по-русски заговорил полковник:

– И если через три часа не начнут стрелять германские пушки, я отдам приказ его расстрелять. Согласны, господа?

Офицеры закивали, пленный не понял ничего, кроме слова «германские», но понял смысл сказанного и кивнул, выражая своё согласие.

– Он говорит, что согласен, он вас понял, господин полковник, – обратился Вяземский к Розену.

– Я же говорю – лазутчик, если ещё и по-русски понимает! Так что будем делать, господа? – обратился к офицерам полковник Розен.

– Во-первых, думаю, надо предупредить деревенского ксёндза, пусть уводит население, а во-вторых, и нам надо быть готовыми покинуть деревню, – ответил за всех Вяземский.

– И расстрелять этого сук-кина сына ровно через три часа, если обстрела не будет! – раздражённо пробормотал Розен.

– Разрешите? – спросил пленный.

– Слушаем вас, – ответил Вяземский.

– Вчера эта батарея уже вела пристрелку, и ваш эскадрон попал под её огонь, один залп, четыре выстрела, я там был…

Когда Вяземский переводил, офицеры хранили молчание.

– Я, – сказал пленный, – обычный немец, доброволец германской армии и готов умереть в бою от пули противника, врага, но не от своей. Это было бы глупо.

– А должен был бы радоваться, – прошептал поручик Рейнгардт командиру № 3-го эскадрона ротмистру Дроку, – что не выдал планов. Сам погиб, но при этом позволил уничтожить тыл противника и целый драгунский полк. Всё же его надо расстрелять, даже если он говорит правду.

Дрок посмотрел на Рейнгардта и усмехнулся.

– Сашка! – крикнул полковник. Вошёл Клешня. – Налей ему пунша, дай закуски и выведи отсюда, только недалеко.

– Вас сейчас накормят, – перевёл пленному Вяземский.

Клешня взял пленного за локоть и вывел в сени, там усадил в самом дальнем углу, налил стакан пунша и пододвинул тарелку с колбасой.

– Давай, немчура, подкрепись! – сказал он и с другими денщиками стал переносить в светёлку чугунки.

Офицеры ещё обсуждали слова пленного, но уже посматривали в сторону Клешни, как тот накрывает на стол. Это действие длилось не очень долго, всего лишь несколько минут, но они как заворожённые смотрели, как Клешня расставляет посуду, раскладывает холодные закуски, протирает и кладёт на стол приборы. Когда он выходил за следующим блюдом, офицеры переглядывались и строили восхищённые мины. Клешня поражал всех своими движениями, и никто не мог их разгадать: когда он что-то клал на стол, то впечатление было обратное, что он не кладёт, то есть поднимает, переносит и оставляет, а, наоборот, что он скрадывает, и казалось, что вилка, нож или салфетка должны исчезнуть в его шевелящихся пальцах, а они вместо этого оказывались на столе. Как это получалось, никто не понимал. Сашка тоже этого не понимал, он ничего специально не придумывал, но ему нравилось, как танцуют и завораживают его пальцы, осторожно и хитро. Старший приказчик у Тестова был очень расстроен и даже рассержен, когда узнал, что Сашка Павлинов подал прошение о вступлении в армию охотником-добровольцем.

– Ну что, господа, с праздником! – провозгласил полковник Розен, когда стол был накрыт. – Отец Илларион, начинайте.

Отец Илларион прочитал молитву, и офицеры приступили к обеду.

– Что вы думаете обо всём этом, Аркадий Иванович? – спросил Розен.

– Я думаю, что от каждого свинства надо бы научиться оторвать свой кусок ветчины. Это, Константин Фёдорович, такая восточная мудрость.

– Не темните, Аркадий Иванович.

– Да я и не темню, ваше сиятельство, – промолвил Вяземский. – Конечно, этот студент заслужил расстрела за такое предательство, однако война, ваше сиятельство, как мы уже поняли, далеко потеряла оттенок рыцарства, с которым мы начинали в августе под Гумбинненом. Это уже другая война. Вспомните, как пулемёты выкашивают кавалерию, как на сенокосе… сотнями.

Розен стал печально кивать.

– Разве Белый генерал мог такое предположить? – продолжал Вяземский.

– Да… Михал Дмитрич… хотя он был светлая голова, думаю, он быстро расставил бы всё на свои места.

– Согласен, поэтому генерала Скобелева так все и ценили, не за одну только храбрость… – Вяземский был вынужден прерваться, потому что открылась дверь, и в светёлку вошёл адъютант.

– Прошу! – обратился к нему Розен. – Мы уже обедаем. У вас новости?

– Мимо совершает променад рота пластунов, просятся рядом на ночлег, не будет ли каких распоряжений, господин полковник?

Вяземский вскинул глаза и произнёс:

– Это очень кстати, Константин Фёдорович!

Розен посмотрел на Вяземского.

– Это очень кстати, Константин Фёдорович! – повторил Вяземский.

– Да, да, конечно, пусть у нас переночуют, а заодно и покушают.

– Слушаю, господин полковник, разрешите выполнять? – спросил Щербаков.

– Выполняйте, голубчик. – Розен махнул рукой и посмотрел на подполковника, у того светилось лицо. – Однако вы что-то задумали, батенька, ну-ка поясните!

Деревенский ксёндз отказался выводить односельчан вместе с полком в голое поле.

– Не! Мы пуйджьéмы до лясу, – сказал он, обращаясь к Розену. – Там кажда роджина мáе стодоле и там ест мéйсце для быдла, пан полковник.

– Как знаете, господин ксёндз, землянки в лесу – это хорошо, тем более у каждой семьи, но тяжёлая артиллерия даёт большой разлёт, снаряды могут попасть в лес, это опасно, – сказал Вяземский.

Ксёндз подумал и ответил:

– Трафи, не трафи, то тылько бог вье, а ежели быдло змарзнье, то бенджье бардзо зле.

– Ну, как знаете! «Повезёт, не повезёт», – повторил он слова ксёндза. – Вам нужна помощь?

– Помоц потшебна. Гды ващи жолнеже зачнон алярмовачь, нех одразу будзон хлопув, а юж далей я сам с тым порадзэ. Война вшистких нас научила ще зберачь в крутким часе.

– Что в итоге? – спросил Розен.

– Надо, чтобы наши солдаты поднимали по тревоге сельских жителей, там, где стоят, – довёл смысл сказанного Вяземский и спросил: – Объявлять тревогу?

– Объявляйте! И пригласите отца Иллариона.

Отец Илларион отказался уходить с полком и настоял на том, что он останется в селе с незахороненными погибшими во вчерашнем бою. Ни на какие уговоры он не поддался и наотрез отказался от охраны.

– Кого охранять, ваше сиятельство?

Розен был ответом батюшки очень раздосадован, но и рисковать полком не мог.

* * *

Сашка Клешня приторачивал к седлу тяжеленное хозяйство – два огромных казачьих вьюка, шитые из воловьей кожи, в них помещался стол полковника. К другому седлу уже висели притороченные ещё два вьюка с гардеробом полковника. Был ещё третий торок с такими же вьюками, в них находился пищевой припас полковника и его винный запас. Первая и третья пара вьюков – самая ценная, и в случае утраты Сашка мог пострадать. Сыромятные торока толстые, грубые, пальцы у Сашки, несмотря на прозвище Клешня, тонкие, нежные, и он еле справлялся. Пальцам было холодно и невмоготу, не по силам, однако помощи ждать было не от кого, и он терпел. Команду собираться по тревоге полковник отдал ещё во время обеда – полку выдвинуться в ночь, и дано на это было полчаса. Через час полк должен был находиться в версте от деревни.

Сашка вязал узлы, терпел боль, но успевал и оглянуться, и каждый раз, когда оглядывался, видел, что по главной длинной улице Могилевицы движутся в противоположные стороны два потока: один поток верхом – драгуны, и они двигались на северо-восток; а другой пешком на северо-запад, ведя на верёвках «быдло». «Быдло» вели «хло́пи» с «роджи́нами»: на подворьях польских крестьян было много крупного и мелкого скота. Только что вывез своё хозяйство соседствовавший с избой полковника Розена крепкий крестьянин Петша. Он одного за другим вывел трёх коней, двух волов, бычка, шесть бурёнок и около десятка овец. Птицу Петша оставил. Петше помогала его «жо́на» Мары́ся и старшая «цу́рка» Ба́рбара – Варварушка, как на русский манер переименовал её Сашка. Они несколько раз уже успели переглянуться через невысокий тын, один раз Сашка даже подмигнул, а Варварушка не отвернулась. Осталось угоститься на двоих семечками и завести разговор.

«Эх, твою мать, – с досадой думал Сашка, – только-только переглядки начались, и вот тебе – тревога, и до семечек не дошло!»

* * *

Ветер согнал на сторону тучи, и над широким заснеженным полем повисла яркая луна.

«Будто электричество на Невском!» – подумал Вяземский.

«Аки факел на стенке!» – поглядывал на луну Четвертаков.

– Не заблудишься, Четвертаков? – спросил Вяземский.

– Как же, ваше высокоблагородие, скажете тоже. Коли я заблужусь, так мне в тайгу, домой-то, и вертаться будет заказано, хозяин уважать не станет.

– А то, что днём там были, ничего?

– А мне всё едино, што день, што ночь, вона как луна вся вызверилась на небе!

Ровно под луной чернела деревня, а с северо-запада острым углом в деревню упирался непроглядный лес.

– Галопом ма-арш! – скомандовал Вяземский, тронул поводья, и его чистокровная пошла махать по наезженной санями дороге между полей.

«Экий он всё-таки! – глядя в спину Вяземскому, думал Четвертаков. – Десятиаршинный, недаром из кавалеров!» – Слово кавалергард ему не давалось. Кешка видел таких на цирковых афишах в Иркутске и в Москве, только сам в цирк не попал, однако после увиденного и не надо было, а то вдруг там хуже?

Вяземский первым выехал на большую, залитую лунным светом поляну, куда вчера стреляла германская артиллерия, и подозвал командира роты пластунов. Четвертаков не отставал.

В лунном свете ротный и его конь представлялись как нечто запанибратское: конь шёл вперёд, но голову повернул вбок, а ротный хотя и сидел в седле, а смотрелось так, как будто бы он балансирует на подлокотнике кресла; и было совсем непонятно, как кубанка ротного могла держаться на его правом ухе, потому что над левым ухом ротного бушевал вихревой чуб.

– Ты погляди, а немчура своих так и не подобрала, – оглядывая поляну, промолвил Кешка Четвертаков. Ротный глянул на него и удивился, что унтер начинает разговор «поперёд» своего командира. Вяземский тоже посмотрел на Четвертакова, как тот понял, с укоризной. Он прикусил язык. Вяземский достал часы.

– Через пять минут, – сказал Вяземский.

После обеда и совещания у Розена, получив разрешение выполнить свой план, подполковник Вяземский набрал отряд добровольцев из состава полка и пригласил пластунов. Отдельно у ротмистра фон Мекка он испросил Четвертакова, как опытного следопыта и участника вчерашнего боя с прусскими уланами. Всего в отряде Вяземского получилось шестьдесят сабель, в числе которых было двадцать пластунов.

– Четыре минуты! – глядя на хронометр, вымолвил Вяземский.

Но только через семь минут вздрогнули кони, они первыми почувствовали, как под их ногами шевельнулась земля. Ещё через минуту отряд услышал звук артиллерийского залпа.

Вяземский подумал: «Опаздывают!» – и посмотрел на Четвертакова.

– Тама! – махнул рукой Четвертаков на северо-запад и дал коню шпоры. Теперь он скакал впереди отряда.

По наезженным польским зимним дорогам отряд Вяземского скакал по три всадника в ряд. Луна светила ярко, снег отражал в полную силу, свет впитывался только в чёрные рощи и перелески.

Первые три всадника шли один за другим.

Четвертаков завидовал своей лошади, у неё были большие уши, он сейчас тоже хотел иметь такие большие уши, чтобы не ошибиться и не сбиться с направления.

Ротный пластунов тоже слушал, ему было важно определить расстояние до батареи и вовремя остановиться.



Поделиться книгой:

На главную
Назад